Вопреки протесту пьяного графа сумку я взял с собой. Объяснять ему, что в моем саквояже посох, без которого нам не справится с призраками и другими неприятностями, проявляющимися ночами возле могил, было как-то бессмысленно. И не понял бы он, каким образом у кенесийской писательницы оказалось магическое орудие. Опять бы затараторил попугаем: «Элсирика, вы меня удивляете! Вы меня интригуете!»

Спустившись по лестнице, мы вышли во двор. Стояли несколько минут, глядя на среднюю башню и звездное небо, любовались голубым блеском Леды и беззвучным порханием летучих мышей. Удивительно, но возле ажурных конструкций для запуска фейерверков и волшебных огней еще возились люди, и между повозками и складом наблюдалось какое-то оживление, хотя время приближалось к полуночи.

– Как же хорошо! – произнес Пико, выдыхая воздух, пахнущий сыростью и травами. – Чудесная ночь, любовь моя! – перехватив трость, он взял меня под руку.

– Ночь хороша, – согласился я. – Обалденная ночь. Только не будем терять драгоценные минуты. Нужно спуститься в подземелье до полуночи. В полночь, говорят, призраки становятся негостеприимны и раздражительны, а удирать от них у нас ноги больные.

– Да, снова вы правы, Элсирика – бегать я не могу. После того, как ваш приятель ударил меня палицей по ступне, всякое перемещение дается с трудом, – ответил Конфуз, лаская мою ладошку.

– Будет вам известно, та знатная палица принадлежала Суру Поризу, – заметил я и, поняв, что болтнул лишнее, потянул илийца к башне: – Идемте, господин Пико! Полночь приближается, а мы еще половинку ключа не… то есть… до гроба герцога… В общем, вперед, – я почувствовал себя тоже не особо трезвым.

Мы направились через двор, освещенный бликами факелов, беспокойными и необычно яркими. Возле клумбы под персиковым деревом лежали большие, лохматые псы. Едва мы приблизились на десяток шагов, они подняли головы и зарычали: то ли им не понравился запах моего дезодоранта, то ли вид моих сапог, явно мужских, с бронзовыми кантами.

– Луз, Дика! Ах вы мои маленькие детки! – с умилением заголосил илиец, освобождая мою руку и пускаясь навстречу собакам.

Зубатые сторожа почему-то игнорировали его персону и проявили нездоровый интерес именно ко мне. Та псина, что имела темную отметину над левым глазом, (отметина делала ее похожей на пирата Флинта) встала, ворча и загораживая проход. А вторая двинулась ко мне, опустив хвост и зыркая на меня большими черными глазами столь проницательно, что хмель мигом покинул мои мозги. Если бы сейчас посох был в моих руках, то, клянусь, в сердце осталось бы куда больше храбрости, и я бы рискнул преподнести лохматым зверюгам правила хорошего тона. Однако посох покоился в сумке, я был безоружен, напуган и стоял, задержав дыхание, опасаясь пошевелиться. У меня возникло нехорошее подозрение, что псины, каким-то хитрым собачьим чутьем определили, что я – не совсем Элсирика, и желают поделиться своей догадкой с графом.

– Кыш! – грозно сказал я ближней собаченции и для убедительности притопнул ногой.

– Моя дорогая, не пугайтесь! Наши собачки – исключительно добродушные создания. Мухи не обидят, – сообщил Пико.

– Не знаю как насчет мух, но мне их отношение не нравится. Кыш! Поди отсюда! – я мотнул сумкой, чтобы отогнать пса, остановившегося передо мной.

Пес, вместо того чтобы отскочить с прохода, оскалился, зарычал. И, вопреки всем нормам гостеприимства, вцепился в край моей юбки.

– Дика! – вскрикнул илиец и метнулся к обнаглевшей собаке, замахиваясь тростью. – Да как ты смеешь, так встречать госпожу Элсирику!

Жалобно тявкнув, Дика отпрыгнула в сторону. Но при этом она забыла разжать челюсти, и моя юбка издала жалобный треск. Я взвизгнул в истинно женском испуге. В ту же минуту другой пес в два прыжка подлетел ко мне и схватился за другую сторону юбки. Собачьи зубы раздирали платье Рябининой на части. Мне ничего не оставалось, как заорать и сунуть острием сапога в пиратскую морду пса с черной отметиной.

– Луз! Дика! Пошли! Пошли отсюда! – потрясая тростью, закричал Конфуз. – Элсирика, ради всех богов не бойтесь! Ничего тут страшного! Собаки мирные! Блюмс, на помощь! Эй, кто-нибудь! Караул! – завопил Пико, видя, что моя одежда трещит по швам и сам он не в силах справиться с одуревшими псами.

От склада, возле которого на костре грели ужин рабочие, к нам торопливым шагом двинулось несколько человек. И из двери соседней пристройки выскочило два мужика. В одну минуту весь двор замка пришел в движение.

Дика, отхватив длинный лоскут от моей юбки отскочила к клумбе и с ворчанием трепала его, помогая лапой. Пират Луз, опасаясь снова получить сапогом по морде, тоже отпрянул в сторону, но прихватить с собой кусок юбки ему не удалось: ткань разорвалась в его зубищах цветными полосками. При этом отлетели застежки модного одеяния госпожи Элсирики, и я опасался, что оно вот-вот свалится, обнажая изящный торс кенесийской писательницы и мои волосатые, мускулистые ноги. Мне ничего не оставалось, как быстро раскрыть сумку и достать посох. Я сделал это раньше, чем Дика насытилась обрывком юбки и снова метнулась ко мне. Набалдашник волшебного орудия мелькнул перед ее носом. Тут же из полированной бронзы вырвалось простенькое и эффективное заклинание – фиолетовые искры обожгли собачью морду, ужасом отразились в черных глазах. Отчаянно взвизгнув, псина отлетела далеко за клумбу и обиженно скулила там, катаясь по траве. Пират Луз оказался более разумным или трусливым: едва я повернулся к нему и изготовился отпустить очередное заклятие, как он попятился к повозкам. В этот миг рядом с оцепеневшим графом возник Блюмс и двое слуг. Прибежали какие-то люди, вооруженные палками, садовым инвентарем. На минуту воцарилась тишина: все, включая бледного и онемевшего Конфуза смотрели на меня, на мое основательно разорванное платье, едва державшееся на одном плечике, на посох, навершие которого играло фиолетовыми искорками магии.

Первым все-таки обрел дар речи граф Пико:

– Госпожа Элсирика! О-о! – простонал он. – Прошу прощения! Не представляю, что случилось с собаками! Может быть, в темноте померещилось что-нибудь или съели что-то несвежее. Клянусь, прежде они никогда не кидались на моих друзей!

– Никогда! – подтвердил Блюмс, опустив факел и неотрывно следя за ворчащим Лузом. – Друзей не трогали. И недругов как-то прежде не замечали. Дика и Луз – милейшие животины, ласковые, как телята.

– Моя дорогая, пойдемте скорее в дом. Вы так пострадали! Вам нужно успокоиться, прийти в чувство, – Конфуз протянул руку, пытаясь отвести меня в дом.

Видимо вопросы о магическом посохе и других странностях, он решил отложить на потом.

– Не стоит беспокоиться, господин Конфуз, я ни чуть не пострадала. Экие мелочи. Просто забавное приключение. Ха-ха-ха! – для убедительности я рассмеялся, придерживая на груди разорванное платье, только смех получился хриплым и совершенно не искренним. – Козе в трещину ваших дурных собак. Идемте в подземелье.

– Госпожа Элсирика!… – граф на миг обомлел. – Как же мы можем теперь туда спуститься?! После всего произошедшего? На вас одежда разорвана! Мы все так напуганы! И что за необходимость после всего случившегося идти в подземелье?!

– Платье? Ерунда какая, – я отряхнул лохмотья юбки, едва прикрывавшие мои ноги, и забеспокоился, что затея с проникновением в гробницу Пориза терпит крах из-за вмешательства полоумных собак. А как все до этого хорошо складывалось! Теперь же требовалось что-то предпринять, требовалось проявить настойчивость, и естественное женское коварство. – У меня этих платьев, граф, полная сумка, – сказал я, не соврав. – Хоть сейчас могу новое нацепить. Хотите? Впрочем, здесь оголяться я стесняюсь. Лучше там, возле могилок Поризов, переоденусь, – я переложил посох в другую руку, поднял сумку и шагнул к башне.

– Но, моя дорогая!… Как же мы туда теперь?! – простонал Конфуз. – Я не могу допустить, что бы вы… в таком виде…

– Что вас не устраивает в моем виде?! – сердито спросил я, придерживая локтем разорванное декольте, из которого так и норовила выпрыгнуть непослушная грудь. – Держите посох. Понесете его. Нет, лучше сумку держите, – я протянул ему свой саквояж, и прежде чем Конфуз и опаской и недоумением взял его, в разговор вмешался Блюмс.

– А чего это вам туда приспичило? – поинтересовался он, хмуро поглядывая на мои колени, выглядывавшие из-под коричнево-синей бахромы. – Жутко там ночью. За одну минуту можно с ума сойти. Вот позавчера днем одного из садовых работников туда занесло, так…

– Заткнитесь, Блюмс, – попросил его я. – Там у нас с графом одно интимное дело. Желаем пережить на ночь порцию острых ощущений. Пошли, – я взял Конфуза за рукав и потянул за собой.

До башни нас провожали двое слуг и толпа наемных работников, проявивших ненормальный интерес к полуночной затее. Дика и Луз тоже примкнули к шествию, только держались на почтенном отдалении, поджав хвосты. Сам Пико шел молчаливый, мрачный, словно его вели к гильотине, зато многие из сопровождавших то и дело сыпали глупейшими вопросами (у меня даже возникло ощущение, что нас сопровождает группа неугомонных журналистов).

– Господин граф, завидую вашей отваге! – восторгался чей-то нахальный голос. – Я бы туда даже вдрызг пьяный не рискнул. Тем более ночью. Неужели думаете выбраться живым из этого сучьего места? Вы хоть представляете, что…

– Заткнись, – отвечал я за графа, не обворачиваясь. – Наши сердца полны отваги. Мы быстренько посмотрим на кости Сура Пориза и выйдем наружу.

– Граф, извините, конечно, но что вас побудило в этот час да в такую яму? – полюбопытствовал чей-то насмешливый фальцет. – Небось, ваша гостья надоумила и ни одна бутылка вина?

– Нас туда ведет любовь. Я ясно выражаюсь? – обернувшись, светлыми глазками Элсирики я оглядел толпу, приумолкшую и мигом присмиревшую.

– Господин Пико, а если вы все же не выйдите оттуда, то… – чей-то грубый басок в нерешительности дрогнул, -… кто нам заплатит за ремонт лестницы и нижнего этажа? Ведь поймите, мы вашей светлостью никак не хотим рисковать.

– Господин Пико выйдет! – бросая похолодевшую руку Конфуза, огрызнулся я. – Выйдет и расплатится с вами сполна! А сейчас ступайте отсюда! Дайте же возможность нам с графом уединиться!

Я сердито толкнул дверь, ведущую в башню. Дубовая створка не шелохнулась. Блюмс зазвенел тяжелой связкой ключей и похоронным голосом спросил:

– Господин Пико, открывать или вы уже передумали?

– Открывать! – поторопил я слугу, опасаясь, что Конфуз действительно сейчас передумает.

Похоже, бедняга-граф был на грани истерики, и даже женское обаяние Элсирики – то есть меня распрекрасного – уже не могли его вдохновить на маленький подвиг – спуститься в подземелье.

– Так открывать или нет? – переспросил Блюмс, глядя из-под кустистых бровей на хозяина.

Я понял, что мое мнение в расчет здесь не берется и, приблизившись к Конфузу, поцеловал его в щеку и нежно прощебетал:

– Конечно же, открывать. Правда, мой Конфуз?

– М-да, это… открывать… – согласился илиец, косясь правым глазом в мое разорванное декольте. – Немедленно открывать!

– Так-то! – я поправил спадавшее плечико платья и торжествующе ухмыльнулся.

Блюмс кое-как справился с ржавым замком, и дверь отворилась, заскрипев так, что мне подумалось: «именно такой звук издают кости старухи Смерти». Мы с графом осторожно вошли. Слуги и многие работники замка последовали за нами, освещая факелами грубые стены, лестницы, ведущие ко второму ярусу и вниз, в черную дыру, служившую входом в подземелье.

– Факел дайте! – попросил я, обращаясь к Блюмсу.

Скоро кто-то из толпы передал нам факел, и я вручил его Конфузу. Под похоронный шепот собравшихся мы начали медленно спускаться по кривым каменным ступеням.

– Господин Пико, очень прошу, не задерживайтесь! – подал голос озабоченный оплатой работник. – Мы вас ждем здесь! Никуда не уйдем до вашего возвращения! Если дела плохи будут – кричите!

Меня не слишком радовало, что орава мастеров и всяких прислужников Пико собиралась дожидаться нас у входа в башню: ведь мало ли как сложатся особенности путешествия к саркофагу герцога, и мало ли как выйдет с половинкой ключа. Все могло повернуться так, что мой добрый друг Конфуз поймет, что на самом деле меня влекла сюда древняя реликвия, и тогда без всяких сомнений весь замок восстанет против меня. Наверное, тогда мне не поможет ни облик распрекрасной Элсирики (порядком подпорченный), ни фальшивое женское очарование, ни даже боевая магия. Если это случится, то я, вряд ли смогу выбраться из замка. Но пока все складывалось удачно, и я старательно изгонял дурные мысли из головы.

Лестница вниз была длинной и узкой. Мы будто спускались в глубокий колодец, на дне которого мерещилась вода, черная и мертвая. Сверху уже не слышалось ни ворчания мастеровых, обеспокоенных судьбой графа, ни завывания Дики и Луза, предано ожидавших у дверей башни. Воздух казался тяжелым, липким, его густо наполнял запах гнили и сырости. За поворотом лестница кончилась двумя раскрошившимися до основания ступенями. Мы остановились в коридоре или очень длинном зале, концы которого исчезали в темноте. Свет факела был слишком слаб, чтобы как следует осветить даже близкое пространство, и я решился использовать заготовленную магию. Подняв посох, зачитал коротенькое заклятие – бронзовый набалдашник тихо зазвенел и разродился голубой сферой. Она воспарила над головой Конфуза, давая света больше, чем десяток смоляных факелов. Полезная особенность этого волшебства заключалось в том, что осветительная сфера всегда следовала за хозяином, и не было необходимости занимать руки факелами или тяжелыми лампами.

– Тушите факел, господин Конфуз, – с усмешкой сказал я. – Он нам уже не нужен.

– Но госпожа Элсирика… – илиец не сводил глаз с осветительной сферы, покачивавшейся в полуметре от его носа. – Как вы это сделали? Неужели вы владеете магией?!

– Так – несколько дешевых трюков, – отозвался я, потирая горячее навершие посоха.

– Уму непостижимо! Вы в совершенстве владеете пером, пишите эпохальные романы, вдобавок еще и умело пользуетесь магией!

«Ага, комсомолка, спортсменка и просто красавица», – пришло мне на ум. Кончено, господин Пико известный фильм не наблюдал, и я, сделав глубокомысленное лицо, так растолковал ему свои способности:

– Писательство, мой Конфуз, в сущности та же магия. У одного и другого возвышенная, непостижимая природа, и тот и другой дар проистекают из одного источника и часто смешиваются в одном сосуде. Так что не парьтесь – нет ничего особенного в моих скромных талантах.

– И волшебный посох принадлежит вам? – тихо спросил граф.

Мне показалось, что в его глазах шевельнулось сомнение, тяжелое и мрачное, как туча.

– Нет, это посох Блатомира. Я же говорила, что сняла с него сапоги и… – я подтянул спадавшее с груди платье и нехотя продолжил объясняться с графом, все больше погружавшимся в пучину неприятной подозрительности: -…и посох прихватила. Точнее, я сумку его прихватила, а посох был в сумке, как вы видели.

– Посох в сумке? – с еще более заметным сомнением переспросил илиец.

– Ага. Я же его оттуда достала, когда ваши бобики начали меня за юбку трепать.

– Да… Только как он поместился там? – Конфуз наморщил свой лоб, полный дум, и слегка потряс моим саквояжем.

– А это складной такой посох, – соврал я, не желая посвящать графа в хитрости добавочных измерений, делавших мою сумочку вместительнее просторной кладовки. – Обычный складной посох. Мильдийцы еще три века назад изобрели. Такие сейчас в моде у магов.

– Пожалуйста, простите меня, госпожа Элсирика, но меня все это очень настораживает. Не могу я все это понять умом – уж слишком необычные вещи вы говорите, и слишком необычные события сегодня свалились на меня, – признался Пико, приглаживая оттопырившиеся усики.

– Да чего там! Ерунда, прощаю, – отозвался я.

– И еще один маленький вопрос… – неуверенно произнес илиец. – Скажите, госпожа Элсирика, какие отношения… – он замялся, опустив взгляд и робко продолжил: – Какие отношения вас связывают с вездесущим Блатомиром?

Этот «маленький вопрос», честно говоря, застал меня врасплох. Я так сразу и не мог сообразить, какие отношения связывают меня с самим собой. Наверное, очень личные отношения, крайне интимные и до охренения дружеские. Прежде чем ответить, я достал пачку «Честерфилд», философски хмыкнул и закурил.

– Деловые отношения, – наконец ответил я, покусывая фильтр. – Конечно, маг Блатомир, большой мерзавец, и не надо бы мне с ним водиться, только некоторые причины заставляют. Да… есть веские причины… Понимаете, я затеяла новый роман, в котором будет не только любовь, но и магия. Много магии и всяких волшебных страстей. Хочу я все это сполна пережить, и уже собственный опыт положить на бумагу.

– Дорогая моя Элсирика, вы не представляете, как рискуете. У меня такое ощущение, что общение с Блатомиром сильно изменило вас. В Фолене вы были совсем другой.

– Знаю, мой дорогой, – отозвался я, пуская в его сторону струйку табачного дыма. – Искусство требует жертв. Литература, кстати, тоже.

– Но разве можно приносить в жертву свою жизнь? Пусть даже часть жизни?

– Вся моя жизнь и есть сплошное самопожертвование, – с пафосом произнес я, отбрасывая окурок. – Идемте, господин Конфуз. В какой стороне гробница Сура Пориза?

– Там, – граф кивнул в темноту.

Мне показалось, что впереди колыхнулась чья-то тень. Опустив посох, я направился к арке, тускло освещенной магической сферой.