Глава 27

В разлуке сердце бьется сильнее. Майлз боялся, что верно и обратное. Верба снова накрыла голову подушкой. Он продолжал вышагивать по комнате. И говорить. Он не представлял, как ему остановиться. За время, прошедшее после утаенного им каскада воспоминаний, он разработал множество планов побега, но в каждом из них был какой-то роковой изъян. Не в состоянии привести в действие ни один, он упорядочивал и оттачивал их вслух. Снова и снова. Верба перестала критиковать его планы… вчера? По правде говоря, она вообще перестала с ним разговаривать. Она отказалась от попыток приласкать и успокоить его, а вместо этого старалась держаться на дальней стороне комнаты или надолго уединяться в ванной. Майлз не мог ее винить. Вернувшаяся к нему нервная энергия, кажется, начала перерастать в нечто вроде буйного помешательства.

Вынужденное заключение подвергло самым сильным испытаниям ее теплые чувства. И, он сам, приходилось признать, не сумел скрыть от нее легкой неуверенности. Его прикосновения сделались прохладнее, он все больше сопротивлялся ее врачебному авторитету. Вопросов нет: он ее любит, он ею восхищается, он был бы счастлив передать ей в руки любой принадлежащий ему лазарет. Под его командованием. Но чувство вины плюс ощущение, что они не одни, подорвали его интерес к интимной жизни. В тот момент у него была иная страсть. И она поглощала его целиком.

Скоро должен быть ужин. Считая три приема пищи за один долгий джексонианский день, они пробыли здесь четверо суток. Барон с ними больше не разговаривал. Что за планы разрабатывает Васа Луиджи там, у себя? Начал ли он уже аукцион? А что, если следующим, кто войдет в эту дверь, окажется покупатель? Что если вообще никто не примет участия в торгах, если его оставят тут навсегда?

Обычно еду приносил на подносе слуга под бдительным взором пары вооруженных парализаторами охранников. Майлз испробовал все, что только мог придумать, — чуть ли не выдал свою тайну, — в попытках их подкупить за краткие минуты разговора. Их это лишь рассмешило. Он сомневался в своей способности обогнать луч парализатора, но при следующей возможности решил попробовать и это. Воспользоваться другим рычагом он не мог. И был готов пойти на глупость. Неожиданность иногда срабатывает…

Щелкнул замок. Он подскочил, готовый метнуться вперед. — Верба, вставай! — прошипел он. — Я собираюсь попробовать.

— Ох, проклятье, — простонала она, вылезая из постели. Неверящая, запуганная, она встала и устало подошла к его кровати. — От парализатора бывает больно. А потом тошнит. А у тебя, наверное, начнутся конвульсии.

— Да. Знаю.

— Но это хоть заставит тебя ненадолго заткнуться, — пробормотала она себе под нос.

Он приподнялся на цыпочки. И снова опустился на всю ступню, когда увидел, кто пришел.

О, боже. Что такое? В игре внезапно объявился новый участник, и мозг Майлза переключился на полные обороты. Верба, не сводившая с него глаз в ожидании обещанного броска, тоже подняла взгляд и широко распахнула глаза.

Это была девочка-клон, Лилия — Лилия-младшая, как он решил мысленно называть ее, — в своем коричневом с розовым наряде служанки: длинной запашной юбке и украшенном блестками пиджаке. Выпрямив спину, она внесла поднос с едой и поставила его на столик в другом конце комнаты. Непонятно почему, но охранник кивнул ей и вышел, закрыв за собой дверь.

Она, как и положено прислуге, принялась сервировать стол; Верба подошла ближе, приоткрыв рот.

Майлз мгновенно увидел десяток возможностей; в том числе и ту, что такого шанса может больше не представиться. В его нынешнем ослабленном состоянии самому ему с девочкой не справиться. А как насчет успокоительного, которым ему грозила Верба? Cможет ли она ее свалить? Верба плоховато понимает окольные намеки, а что насчет исполнения непонятных ей приказов — просто ужас. Ей захочется объяснений. Ей захочется споров. Он может лишь попытаться.

— Бог мой, до чего же вы двое похожи! — радостно прощебетал он, пожирая глазами Вербу. Та одарила его раздраженным и непонимающим взглядом, превратившимся в улыбку, как только девочка повернулась к ним. — Как это мы удостоились, э-э, столь высокородной прислуги, миледи?

Гладкая рука Лилии коснулась груди. — Я не леди, — отрезала она тоном, по которому было ясно, она считает его полным идиотом. И не без причины. — Но ты… — Она изучающе оглядела Вербу. — Я тебя не понимаю.

— Тебя прислала баронесса? — спросил Майлз.

— Нет. Но я сказала охранникам, что в вашей еде наркотик, и баронесса прислала меня побыть здесь и убедиться, что вы ее съели, — неожиданно добавила она.

— А это, гм, правда? — спросил он.

— Нет. — Она вскинула голову, отчего ее длинные волосы взметнулись, и окончательно оставила его без внимания, жадно сосредоточившись на Вербе. — Кто ты?

— Она сестра баронессы, — немедленно вставил Майлз. — Дочь матери твоей госпожи. Ты знаешь, что тебя назвали в честь твоей, э-э, бабушки?

— … Бабушки?

— Расскажи ей о Группе Дюрона, Верба, — настойчиво попросил он.

— Тогда почему бы тебе не дать мне возможность вставить слово? — сквозь зубы процедила Верба, улыбаясь.

— Она знает, кто она такая? Спроси ее, знает ли она, — попросил он, тут же засунул костяшки пальцев в рот и прикусил их. Девочка пришла не к нему. А к Вербе. Он должен позволить Вербе воспользоваться шансом.

— Ладно. — Верба глянула на закрытую дверь и снова перевела взгляд на девочку. — Дюроны — это группа из тридцати шести клонированных братьев и сестер. Мы живем под защитой Дома Фелл. Нашу мать — первую Дюрону — тоже зовут Лилия. Она очень расстроилась тем, что Лотос — баронесса — ушла от нас. Лотос мне… старшая сестра, понимаешь? Значит, ты тоже должна быть моей сестрой. Лотос говорила тебе, зачем она тебя завела? Ты станешь ее дочерью? Ее наследницей?

— Я воссоединюсь с моей госпожой, — сказала девочка. В ее голосе звучал легкий вызов, но было видно, насколько она зачарована Вербой. — Я подумала… не затем ли ты здесь, чтобы занять мое место. — Ревность? Безумие.

Глаза Вербы потемнели от молчаливого ужаса. — Ты понимаешь, что это значит? Что такое пересадка мозга в клона? Она заберет твое тело, Лилия, и тебя не станет.

— Да. Я знаю. Это моя судьба. — Она снова вскинула голову, откинув волосы с лица. В ее голосе звучала убежденность. Но ее глаза… не было ли там едва заметного вопроса?

— Вы двое так похожи, — пробормотал Майлз, ходя вокруг них и стараясь подавить беспокойство. И улыбаясь. — Я был готов поспорить, что если вы обменяетесь одеждой, никто не заметит разницы. — Быстрый взгляд Вербы дал ему понять: да, она уловила намек, но считает, что он слишком уж сильно давит. — Не-а, — добавил он, наморщив губы и склонив голову. — Думаю, нет. Девочка слишком толстая. Как тебе, не кажется, что она слишком толстая, а, Верба?

— Не толстая я! — вознегодовала Лилия-младшая.

— Одежда Вербы на тебя не налезет.

— Ты не прав, — сказала Верба, сдаваясь и позволяя втянуть себя в события, разворачивающиеся ускоренным темпом. — Он идиот. Давай докажем это, Лилия. — Она принялась стаскивать с себя жакет, блузку, брюки.

Медленно, с огромным любопытством, девочка сняла пиджачок и юбку и взяла костюм Вербы. Верба пока не прикоснулась к шелковой одежде Лилии, аккуратно сложенной на кровати.

— О-о, смотрится ничего, — заявила Верба и кивнула в сторону ванной. — Тебе стоит самой взглянуть.

— Я был не прав, — благородно признался Майлз, подталкивая девочку в сторону ванной комнаты. Нет времени составлять заговор, нет способа отдать приказ. Придется всецело довериться… инициативе Вербы. — А правда, одежда Вербы на тебе неплохо смотрится. Вообрази, что ты хирург-Дюрона. Они там все врачи, знаешь? Ты тоже могла бы стать врачом… — Уголком глаза он заметил, как Верба свободно распустила волосы, вытащив ленту, а затем схватила шелковые тряпки. Закрыв дверь за собой и Лилией, Майлз развернул девочку к зеркалу и включил воду, чтобы замаскировать звуки: вот Верба стучит во входную дверь, охранник ей открывает, она выходит, прикрыв распущенными волосами лицо…

Лилия уставилась в высокое зеркало. Поглядела на отражение Майлза рядом со своим — он сделал жест, словно представляя ей ее саму, — а потом перевела взгляд на его макушку на уровне собственного плеча. Он схватил стакан и отпил воды, чтобы прочистить горло, прежде чем начать действовать. Сколько он сможет удерживать тут растерянную девочку? Вряд ли удастся успешно оглушить ее ударом чего-нибудь тяжелого, а что насчет стоявшего на столе медицинского чемоданчика Вербы — он точно не знал, что именно там является пресловутым снотворным.

К его удивлению, она заговорила первой. — Это ты приходил за мной, верно? За всеми нами, клонами.

— Э-э… — Тот самый гибельный налет на владения Бхарапутры? Она была одной из спасенных? Тогда что она здесь делает? — Извини. Я последнее время был мертв, и моя голова не совсем в порядке. Криоамнезия. Может, было, как ты говоришь, а может — ты повстречалась с моим клоном-близнецом.

— У тебя тоже есть братья и сестры клоны?

— Как минимум один. Мой… брат.

— А ты был правда мертв? — Вид у нее был слегка недоверчивый.

Он задрал серую трикотажную футболку и показал свои шрамы.

— Ого, — впечатлилась она. — Да, правда.

— Верба меня собрала из кусочков. Она очень умелая. — Нет, не привлекай ее внимания к Вербе, которой тут нет. — Ты могла бы стать такой же, держу пари, если бы постаралась. Если бы научилась.

— А на что это похоже? Быть мертвым. — Она вдруг настойчиво вгляделась в его лицо.

Он одернул футболку. — Уныло. Действительно скучно. Пустота. Я ничего не помню. Не помню, как я умер… — Тут у него перехватило дыхание. Дуло гранатомета, осветившееся вспышкой, — и его грудь взрывается, жуткая боль… Он втянул воздух и оперся на подзеркальник, почувствовав внезапную слабость в ногах. — Одиноко. Тебе бы не понравилось. Гарантирую. — Он взял ее теплую руку. — Быть живым куда лучше. Быть живым — это… это… — Ему нужно на что-то встать. Он забрался на подзеркальник, и, склонившись, наконец-то взглянул ей прямо в глаза. Намотал на палец прядь ее волос, склонил голову и поцеловал девочку — просто на секунду прижался губами. — Ты можешь сказать про себя, что жив, когда кто-то касается тебя в ответ.

Она отпрянула, потрясенная и заинтересованная. — А ты целуешь не так, как барон.

У него мозги чуть не заклинило. — Барон тебя целовал?!

— Да…

Заранее пробовал новое тело жены? Как скоро запланирована пересадка мозга? — А ты всегда жила с… э-э… со своей госпожой?

— Нет. Меня привезли сюда после того, как разгромили ясли клонов. Ремонт почти закончен, я скоро поеду обратно.

— Но… ненадолго.

— Нет.

Барон должен испытывать… любопытное искушение. В конце концов, скоро ее мозг будет уничтожен, и обвинять она не сможет. Васа Луиджи может делать все, что угодно, лишь бы не трогать ее девственности. И как это повлияло на ее явное психопрограммирование, на ее преданность своей судьбе? Очевидно, как-то повлияло, иначе бы ее здесь не было.

Она поглядела на закрытую дверь, и открыла рот во внезапно нахлынувшем подозрении. Вырвав у него ладонь, она бросилась обратно, в опустевшую спальню. — Ой, нет!

— Ш-ш! — Он побежал за ней, снова схватил ее за руку, прыгнул на кровать и встал, развернув ее лицом к себе и восстанавливая контакт глаза-в-глаза. — Не кричи! — прошипел он. — Если ты выбежишь отсюда и позовешь охрану, у тебя будут жуткие неприятности, а если просто подождешь, пока она вернется, то никто и не узнает. — Он чувствовал себя подлецом, играя на ее явной панике, но он должен был это сделать. — Веди себя тихо, и никто никогда не узнает.

Коли на то пошло, он понятия не имел, собирается ли Верба вернуться. Дела обстояли так, что она может захотеть просто от него сбежать. И ни один из разработанных им ранее планов не предусматривал вот такого мига удачи.

Лилия-младшая легко могла бы одолеть его физически, хотя он не был уверен, понимает ли она это. Один-единственный хороший удар кулаком в грудь свалит его на пол. Ей даже не придется бить его слишком сильно.

— Садись, — сказал Майлз. — Сюда, рядом со мной. Не бойся. Честно говоря, я даже представить себе не могу, чтобы ты чего-то боялась: ведь ты приняла свою судьбу глазом не моргнув. Должно быть, ты храбрая девочка. Женщина. Сядь… — Он потянул ее на кровать; она весьма неуверенно перевела взгляд на дверь, но позволила себя ненадолго усадить. Ее мышцы были напряжены, точно струны. — Расскажи мне… расскажи мне о себе. Расскажи о том, как ты живешь. Ты ведь очень интересный человек, знаешь?

— Я?

— Я про себя самого сейчас мало что помню, вот почему и спрашиваю. Для меня это настоящий ужас — быть не в состоянии вспомнить. Это меня просто убивает. А какое твое самое раннее воспоминание?

— Зачем… ну, думаю… то место, где я жила до яслей. Там обо мне заботилась одна женщина. Я — глупо, да? — я помню, что там у нее были какие-то лиловые цветы, с меня ростом, они росли в маленьком таком садике — не больше квадратного метра — и пахли виноградом.

— Да? Расскажи мне еще про эти цветы…

Он опасался, что времени им хватит на долгую беседу. А что потом? То, что Вербу еще не приволокли обратно, — это очень хороший знак. А то, что она может так и не вернуться, — поставит в неприятную ситуацию Лилию-младшую. «А что ей могут сделать барон с баронессой? Убить?» — родилась в его мозгу беспощадная насмешка.

Они разговорились про ее жизнь в яслях. Ему удалось вытянуть из нее описание налета дендарийцев — как она его видела. Как ей удалось присоединиться к барону. Очень сообразительное дитя. Да уж, с Марком вышла неприятность. Паузы в разговоре делались все длиннее. Он, чтобы поддержать беседу, уже собрался заговорить о себе, а это было очень опасно. Девочка отвлеклась от разговора, все чаще и чаще поглядывает на дверь…

— Верба не вернется, — произнесла Лилия-младшая наконец. — Да?

— Думаю, не вернется, — откровенно признался он. — Я считаю, ей удалось беспрепятственно бежать.

— А ты откуда знаешь?

— Если бы ее поймали, то пришли бы за тобой, даже бы если ее саму и не привели обратно. Но они думают, что Верба все еще здесь. А вот ты пропала.

— Ты ведь не думаешь, что они могут перепутать ее со мною, да? — задыхаясь от тревоги, выговорила она. — И взять ее, чтобы она воссоединилась с моей госпожой? — Майлз не мог точно сказать, тревожится ли она за Вербу или из-за того, что Верба обманом займет ее место. Что за омерзительная, жуткая у него новоприобретенная паранойя!

— А когда… — начал было он, но тут же поспешил успокоить ее. И себя. — Нет. Если просто глянуть, проходя мимо, вы покажетесь ужасно похожими, но тут-то будет необходимо разглядеть ее вблизи. Она на много лет старше тебя. Это просто невозможно.

— Что мне делать? — Она попыталась подняться на ноги; он поймал ее за руку и потянул обратно на кровать.

— Ничего, — посоветовал он. — Все нормально. Скажешь им… скажешь, что это я заставил тебя тут остаться.

Она смерила вопросительным взглядом его невысокую фигуру. — И как?

— Хитростью. Угрозами. Психологическим принуждением, — честно ответил он. — Можешь винить во всем меня.

Она засомневалась сильнее.

Сколько ей лет? Он провел последние два часа, выуживая из нее историю ее жизни, и, похоже, та была не особо длинной. Ее речь отражала странную смесь проницательности и наивности. Величайшим приключением в ее жизни стало недолгое похищение дендарийскими наемниками.

Верба. Ей все удалось. Что теперь? Вернется ли она за ним? Как? Это же Единение Джексона. Доверять нельзя никому. Здесь люди — это просто мясо. Как сидящая перед ним девочка. Ему внезапно представилось кошмарное видение: Лилия-младшая с пустым черепом и бессмысленным взглядом.

— Прости, — прошептал он. — Ты так прекрасна… внутренне. Ты заслуживаешь того, чтобы жить. А не быть сожранной старухой.

— Моя госпожа — великая женщина, — упрямо сказала она. — Она заслужила еще одну жизнь.

Какого рода извращенная этика руководила Лотос Дюроной, когда она превратила эту девочку в якобы добровольную жертву? Кого обманывает Лотос? Очевидно, лишь себя саму.

— А кроме того, — заметила Лилия-младшая, — по-моему тебе же понравилась та толстая блондинка. Ты вокруг нее так и извивался.

— Кто?

— Ой, правда. Наверное, это был твой близнец-клон.

— Мой брат, — машинально поправил он. А это что за дела, Марк?

Теперь она потихоньку расслабилась, смирившись со своим странным пленом. Заскучала. И с любопытством на него посмотрела. — Хочешь еще поцеловать меня? — спросила она.

Это все его рост. Будит в женщинах зверя. Не чувствуя угрозы, они делаются храбрыми. В обычных условиях он считал этот эффект приятным, но эта девочка его смущала. Она ему… не ровня. Но нужно убить время, задержать ее здесь и занять чем-нибудь как можно дольше. — Ладно… хорошо…

Где-то минут через двадцать неопасных и пристойных ласк она отстранилась и заметила: — А барон делает это не так.

— А что ты делаешь для Васы Луиджи?

Она распустила пояс на его тренировочных штанах и принялась показывать. Не прошло и минуты, как он выдавил: — Хватит!

— Тебе не понравилось? Барону нравится.

— Еще бы! — Чудовищно возбужденный, он бежал в кресло за маленьким обеденным столиком и забился туда. — Это, э-э, очень мило, Лилия, но слишком серьезно для нас тобой.

— Не понимаю.

— В этом и дело. — Она же ребенок, несмотря на свое развитое тело; он все больше в этом уверялся. — Когда станешь старше… ты сама определишь для себя границы. И сможешь разрешать их переступать тому, кого сама выберешь. А прямо сейчас ты едва понимаешь, где кончаешься ты и начинается мир. Желание должно приходить изнутри, а не навязываться извне. — Он попытался придушить собственное желание чистым усилием воли, и преуспел лишь наполовину. Васа Луиджи, ах ты подонок!

Она задумчиво нахмурилась. — Я не стану старше.

Он обхватил руками подтянутые к животу колени и содрогнулся. Ох, черт.

Внезапно он вспомнил, как познакомился с сержантом Таурой. Как они в тот отчаянный час стали любовниками. Снова его загоняют в ловушку провалы в памяти. Можно провести некие очевидные параллели с нынешней ситуацией — вот почему, наверное, подсознание попыталось предложить ему некогда сработавшее решение. Но у Тауры была биоинженерная мутация: короткая жизнь. Дендарийские медики выкроили для нее еще столько-то времени, подстроив обмен веществ. Но не так уж много. Каждый день был для нее подарком, каждый год — чудом. Всю свою жизнь она проживала по принципу «хватай, что плохо лежит», и он от всей души ее ободряет. А Лилия-младшая могла бы прожить сто лет, если бы ее не… сожрали. Ее нужно соблазнять жизнью, а не сексом.

Как и честность, любовь к жизни — это не то, чему можно научиться, но ее можно подхватить, точно заразу. Подхватить от кого-то, у кого она есть.

— Разве ты не хочешь жить? — спросил он.

— Я… не знаю.

— А я знаю. Я хочу жить. И, поверь мне, альтернативу я обдумал… глубоко.

— Ты… забавный, уродливый человечек. Что может тебе дать жизнь?

— Все. И я собираюсь получить еще больше. — «Хочу, хочу. Богатства, власти, любви. Побед — прекрасных, ослепительных побед, сияющих в глазах твоих соратников. Когда-нибудь — жену и детей. Кучу детей, высоких и здоровых, чтобы осадить и поразить до глубины души всех тех, кто шипит «Мутант!». И еще — брата.»

Марка. Ага. Угрюмого паренька, которого сейчас, и это весьма вероятно, барон Риоваль расчленяет кусочек за кусочком. Вместо Майлза. Нервы у него натянулись так, что он был готов орать, а облегчения не наступало. «Я должен выиграть время».

Наконец он уговорил Лилию-младшую поспать, завернувшись в одеяло на той стороне кровати, где обычно лежала Верба. Он великодушно удовольствовался креслом. Прошла пара часов, и он больше не мог терпеть боль. Он потрогал пол. Холодный. Грудь болела. Мысль проснуться утром с кашлем его ужаснула. Наконец он заполз в кровать поверх одеял и свернулся калачиком спиной к девочке. Он отчетливо ощущал ее тело рядом. И столь же явно понимал, что его она не чувствует.

Его беспокойство лишь усилилось оттого, что оно было неопределенным. Он не управлял ничем. Ближе к утру он согрелся достаточно, чтобы задремать.

— Верба, любовь моя, — неразборчиво пробормотал он, уткнувшись носом в душистые волосы и обвившись вокруг ее теплого высокого тела. — Миледи. — Баррярский оборот; теперь наконец-то он знает, откуда взялось это «миледи». Она вздрогнула; он отпрянул. К нему вернулось сознание. — Уй! Извини.

Лилия-младшая села, избавившись от хватки уродливого человечка. Хотя скорее всего он ее просто ее нащупал. — Я не моя госпожа!

— Извини, это просто неверный перевод. Я мысленно называю Вербу «миледи». Она моя леди, а я ее… — придворный шут? — рыцарь. Понимаешь, я же вправду солдат. Хоть и коротышка.

При следующем стуке в дверь он осознал, что же его разбудило. — Завтрак. Быстро! Давай в ванную. Пошуми там. Готов поклясться, мы сумеем сохранить статус-кво до следующего раза.

На этот раз он не пытался вовлечь охранников в беседу и подвести их к мысли о подкупе. Когда за слугой закрылась дверь, Лилия-младшая вернулась. Она ела медленно, словно сомневалась в своем праве на пищу. Он наблюдал за ней, не сводя глаз. — Вот. Возьми эту булочку. Знаешь, и ты можешь ее посыпать сахаром.

— Мне нельзя есть сахар.

— Тебе нужно есть сахар. — Он помолчал. — Тебе все нужно. Тебе нужны друзья. Нужны… сестры. Тебе нужно получить образование, чтобы напрягать до предела ум, и нужна работа, чтобы твоя душа трудилась со всей отдачей. Работа делает тебя больше. Реальнее. Ты поглощаешь ее и растешь. Тебе нужна любовь. Твой собственный рыцарь. Выше тебя ростом. Тебе нужно… мороженое.

— Мне нельзя толстеть. Моя судьба — это моя госпожа.

— Судьба! Что ты знаешь про судьбу? — Он встал и принялся зигзагом расхаживать вокруг стола и кровати. — Я, так и разэтак, специалист по судьбе! Твоя госпожа — это фальшивая судьба. Как ты думаешь, откуда я это знаю? Она забирает все, но ничего не отдает назад. А настоящая судьба заберет все — до последней капли крови, да еще выжмет тебе вены, чтобы уж наверняка, — но вернет вдвое. Вчетверо. В тысячу раз больше! Но ты не можешь отдать половину. Тебе приходится отдавать все. Я-то знаю. Клянусь. Я вернулся из мертвых, чтобы сказать тебе правду. Настоящая судьба дает тебе целую гору жизни и водружает тебя на ее вершину.

Его убежденность сделалась просто маниакальной. Он обожал подобные минуты.

— Ты сумасшедший, — сказала она, настороженно на него уставившись.

— А ты откуда знаешь? Ты за всю свою жизнь не встречала нормальных людей. А? Подумай над этим.

Ее растущий интерес вдруг увял. — Все бесполезно. Я здесь пленница. Куда я пойду?

— Тебя могла бы взять к тебе Лилия Дюрона, — тут же предложил он. — Ты же знаешь, что Группа Дюрона под защитой Дома Фелл. Если ты сможешь добраться до своей бабушки, там ты будешь в безопасности.

Ее брови поползли к переносице — точно так же, как у Вербы, когда та выискивала изъяны в его планах побега. — Но как?

— Нас не оставят тут вместе навсегда. Предположим… — он подошел к ней, собрал волосы и закрепил их в беспорядке у нее на затылке. — У меня не создалось впечатления, что Васа Луиджи намерен удерживать Вербу дольше, чем того потребует секретность. Когда уйду я, уйдет и она. Если они примут тебя за Вербу, то, держу пари, ты сможешь просто выйти отсюда.

— А… что мне говорить?

— Как можно меньше. «Здравствуйте, доктор Дюрона, вот ваш транспорт.» Берешь сумку и идешь.

— Я не смогу.

— Ты можешь попытаться. Если не получится, ты ничего не потеряешь. А если удастся, то получишь все. И — если ты сбежишь — то сможешь рассказать, куда меня увезли. Кто забрал меня и когда. От тебя потребуется собраться с духом на какие-то пару минут, а мужество — оно бесплатное. Мы получаем его у себя самих. Никто не может украсть у тебя мужество, как крадут кошелек. Черт, да что я тебе это говорю? Ты же сама улизнула от дендарийских наемников благодаря одной лишь сообразительности и мужеству.

Она была совершенно поражена. — Я сделала это для своей госпожи. Я никогда и ничего не делала для… для себя.

Он ощутил, что готов разрыдаться, напряженный до точки абсолютного нервного срыва. Такого рода самоотдачу и патетическое красноречие он обычно приберегал для того, чтобы убедить людей рискнуть своей жизнью, а не спасти ее. Он склонился к ней и точно демон-искуситель, прошептал на ухо: — Сделай это для себя. Вокруг тебя окажется целая вселенная, и из нее ты выберешь собственный жребий.

После завтрака он попытался помочь ей уложить волосы на манер Вербы. С волосами он обращался просто ужасно. Поскольку Верба тоже, то окончательный результат, как он понадеялся, вышел довольно убедительный. Потом принесли и унесли обед.

Он понял, что это не ужин, когда в дверь вошли без стука.

Три охранника и мужчина в ливрее Дома. Двое охранников, ни слова не говоря, взяли его и надели наручники. Не за спиной. Он был благодарен за эту небольшую любезность. После первых получаса руки, скованные за спиной, начинали доставлять мучительную боль. Его вытолкали в коридор. Никаких признаков присутствия ни Васы, ни Лотос. Он понадеялся, что они ищут сейчас потерянного клона. Майлз Оглянулся через плечо.

— Доктор Дюрона, — склонил голову слуга, обратившись к Лилии-младшей. — Я ваш шофер. Куда вас отвезти?

Она отвела с глаз выбившуюся прядку волос, подхватила сумку Вербы, шагнула вперед и произнесла: — Домой.

— Верба, — позвал Майлз. Она обернулась.

— Бери все, потому что придет время, и все у тебя отберут. Вот истинная правда. — Он облизнул сухие губы. — Поцелуешь меня на прощание?

Она склонила голову, повернулась, наклонилась. На мгновение прижалась своими губами к его. И пошла вслед за водителем.

Что ж, достаточно, чтобы произвести впечатление на охрану. — Как тебе это удалось? — дружелюбно подшучивая, спросил один из охранников, пока Майлза вели в противоположном направлении.

— Ко мне надо приобрести вкус, — самодовольно сообщил Майлз.

— Разговорчики! — выдохнул старший.

По дороге к машине он дважды пробовал бежать; после второго раза самый рослый охранник просто перекинул его через плечо головой вниз и пригрозил уронить, если тот будет дергаться. Чтобы схватить Майлза во второй раз, им пришлось приложить немало сил, так что тот вряд ли шутил. Его запихнули его в заднее отделение машины между двумя охранниками.

— Куда вы меня везете?

— К месту передачи, — ответил один.

— Что за место передачи?

— Больше тебе знать не надо.

Всю дорогу из него непрерывным потоком изливались язвительные замечания, обещания денег, угрозы, оскорбления и, наконец, брань, но никто больше на эту удочку не попался. Интересно, нет ли среди них того самого человека, что убил его. Нет. Никто, бывший в той в заварушке в медкомплексе, не держался бы столь спокойно. В тот день эти парни были далеко. Он сорвал голос. Поездка была долгой; вряд ли наземными машинами часто пользуются вне города, раз дороги так отвратительны. А они были далеко от любого города. Были уже поздние сумерки, когда они добрались до одинокого перекрестка.

Там терпеливо, точно домашний скот, их ожидали двое мужчин — лица невыразительные, чувства юмора нет и в помине. Майлза передали им в руки. Красная с черным ливрея Дома. Цвета Риоваля. Они связали ему руки за спиной и лодыжки, а затем зашвырнули на заднее сиденье флаера. Флаер бесшумно взмыл в темное небо.

Верба, если она преуспела, должна была отправить кого-то искать его у Бхарапутры. Где Майлза не окажется. Он, правда, был почти уверен, что Васа Луиджи с радостью проложит этому «кому-то» курс прямо к Риовалю.

Но если разыскать местожительство Риоваля было бы легко, это уже сделали бы.

«Бога ради. Я могу стать первым попавшим туда агентом СБ!». Раньше он убедился бы в этом и отметил этот факт в своем рапорте к Иллиану. Он уже предвкушал, как будет составлять Иллиану свой посмертный рапорт. Теперь же он спрашивал себя, проживет ли для этого достаточно долго.