Глава 14
Если женщина наконец замолчала, то, скорее всего, она заснула.
Народная мудрость
Дарья
– Джано!
– Тсс. Не пугай его.
– Кого? О…
Черный ужас сидел на столе, на какой-то тряпке, и, мрачно сверкая глазами, судорожно сучил лапками, вплетая в ткань свои паучьи нити… в подозрительно знакомую ткань, кстати…
– Это та самая ловушка для моли?
– Что? Ах да. Он ее починит. Такие существа видят плетения и восстанавливают их на интуитивном уровне. А если вещь магическая, то и чары можно восстановить – плетения будут совершенно однородны, никаких обрывов и искажающих узлов.
Я покивала, с сочувствием разглядывая еще одного свидетеля паучьих подвигов: белую мышь в стеклянном аквариуме. Бедная пушистая мышильда явно не знала, что паук – птицежор, а не мышеед. И, похоже, считала себя будущим обедом черной громадины.
– Ты посмотри, какая умница… – ворковал вампир. – Не хочет есть, пока работу не закончит.
– Ну…
– Ты только сама его не корми.
Та-ак. Это что, наезд?
– Хочешь сказать, я плохо готовлю?
– Э-э… нет. Просто рискованно. Непредсказуемо. На сторожков хоть бы глянуть. А паук ценный. – И хозяин снова уставился на свою восьминогую радость жизни.
Странно это все-таки. В смысле… разве он не должен сейчас думать об аргентумах, волноваться о том, что Даиз отомстит, и так далее?
– Джано… А ты что такой спокойный?
Показалось или ладонь чуть дрогнула?
– Ты о чем?
– Хочешь сказать, аргентумы тебя не вызовут?
Не показалось. Лицо (наконец-то я научилась различать мимику под всей этой краской!) чуть напряглось.
– Вызовут.
– Попадет же? Эти кровососы должны быть в ярости.
– Да…
– И?
– Что – и?
– Делать что думаешь?
Вампир помолчал.
– Пойду на вызов.
– Вот прямо так и пойдешь? Мало вчерашнего было?
– А что я должен делать, Дарья? – В голосе Джано послышалась тоска. – Они правящие. Я вампир. Я обязан подчиняться.
– Даже если тебя убивают?
– Они имеют право.
– Ни хрена!
Брови вампира дернулись.
– При чем тут корнеплоды?
– Твою швабру, Джано! Ну какие корнеплоды? Я про тебя и это твое… черт, не знаю, как назвать! Подчиняться, повиноваться, слушаться… сколько можно, а? Ты умный… ты столько знаешь, ты сильный, ты… нельзя так! Ты бороться должен! На что бы они там ни имели права, все равно!
– Бороться с аргентумами? – тихо повторил вампир. – Но я не могу…
– Почему? – Я рычала уже по инерции: с вампиром творилось что-то неладное. Он побелел так, что даже под краской заметно стало, мучительно свел брови, а в глазах дрожал, разгораясь, знакомый серебряный блеск…
– Я… мне…
– Джано, ты что?
– Мне запрещено… – прошептали белые губы.
– Что? Эй… держись, что ты, а? Держись.
Но он меня уже не слышал. Узкая ладонь слепо шарила в воздухе, нащупывая опору.
– …запрещено… думать… об этом… – выдохнул вампир. И стал оседать на пол…
Да что ж такое?..
Он пришел в себя буквально через тридцать – сорок секунд. Я только и успела, что испугаться. Ну и еще аквариум сшибить, когда на помощь бросилась. Тот, с мышильдой…
Открыл глаза:
– Дарья? – А взгляд не туманный, как обычно после такого вот полуобморока, а острый, прицельный. – Повтори.
– Что повторить? Ты как вообще?
– Повтори, что ты сказала перед этим, перед моим… повтори.
– Ты должен боро… эй, а тебе снова плохо не станет?
– Пов-то-ри.
Голос у него был… ладно, повторю, трудно, что ли.
– Ты должен бороться. – В третий раз прозвучало, конечно, не так выразительно, как в первый, но Джано не обратил на это внимания – он прикрыл глаза, словно к чему-то прислушиваясь. Я на всякий случай прислушалась тоже, но, кроме шороха на полу (мышь, внезапно обретшая свободу, уносила лапки куда подальше), ничего не было слышно. Наконец вампир кивнул, словно ответил себе на какой-то мысленный вопрос, и поднял на меня глаза:
– Очень… интересный эффект. Повезло мне с Даром все-таки. Значит, мне нельзя сопротивляться… По крайней мере, аргентумам. И задумываться об этом тоже нельзя. Любопытно… а что еще мне запрещено? Самостоятельный поиск тоже блокирован… ну-ну. Дарья?
– Че?
– Ну-ка сядь. Ну вот хоть сюда, на постель.
– Что надо-то? – Сидеть поблизости от птицежора было неуютно. Я не то чтобы особо боюсь пауков, но пауков такого размера… Я понимаю, что он – птицежор, а не дарьеед и даже дарьекус, но все-таки – неуютно.
– Хочешь задать мне вопросы?
– Вопросы? Какие?
Джано старательно растянул уголки губ, пытаясь улыбнуться:
– Любые.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать семь.
– Сколько?!
«Дарья, он же сказал!»
– Джано, твои предположения насчет родителей?
– Мм…
– Ясно. Не отвечай. Почему ты тогда снял с Даиза эффект хвоста и рогов?
– Какой эффект?
– Не помнишь… Так. Твой уровень силы?
– Мм…
– Понятно.
А чего теперь и спрашивать? Вроде уже выспросили что могли? Лично у меня фантазии хватило ненадолго, на двадцатом вопросе она объявила забастовку – переоценил вампир мою непредсказуемость! – И я позвала Шера. Парнишка местные нравы знал лучше, ему проще было разобрать, что тут не так. Он просек ситуацию в момент, как-то нехорошо подобрался и принялся за Джано всерьез.
Первый вопрос был, что называется, не в бровь, а в глаз:
– Джано, твое настоящее имя?
Я оторопела. Это с какой стати? Разве можно не знать собственного имени? А вампир опять начал задыхаться, за горло схватился. Я поспешно сбила его другим вопросом, совершенно идиотским, кажется, что-то про его отношение к моему приготовлению пищи. Но помогло. Джано перестал ловить воздух посиневшими губами и всерьез призадумался над тем, удаются ли мне блинчики. Нам сразу расхотелось задавать вопросы: ведь не откачаем, если что!
Но оказалось, что спорить с Джано-сегодняшним не проще, чем с автобусом или бульдозером. И постепенно мы выработали что-то вроде страховки. Мы спрашиваем, и если очередной ответ оказывается одним из «запретных» и губы Джано опять начинает заливать синева, то следующий вопрос нужно задать очень быстро, и он должен быть абсолютно не связан ни с личностью вампира, ни с его со-родичами, ни с порядками в вампирской общине. Лучше всего для этого подходили мои, не всегда толковые, но отвлекающие по полной программе вопросы.
Чего только стоил вопрос об Анисе – ну той, которая на самом деле должна была стать его Даром. И крупной подставой. Вот если подумать, какое мне должно было быть до этого дело? Не должно ведь…
А картинка вырисовывалась страшноватая.
Джано не знал своего настоящего имени, не имел близких людей (ладно, вампиров) и друзей и не имел права их заводить, не смел сопротивляться воле аргентумов ни в какой мере, не должен был всерьез отбиваться от Даиза, не должен был наращивать уровень своей энергии сверх отпущенного предела, а если такое случалось, обязан был извещать аргентумов и ложиться на изъятие…
Черт, да кто здесь раб, в конце концов?
Если так посмотреть, то прав у Джано было меньше, чем у Алишера или у меня.
Нам, по крайней мере, не запрещалось думать… И память у нас не отбирали.
Что же это такое?
– Не думаю, что такие ограничения наложены на всех Старших вампиров.
– Нет… – Джано слепо смотрел куда-то мимо паука-птицежора, который, закончив с противомольной занавеской, спустился на пол и взялся за какие-то белые нитки… – Нет. Только на меня.
– Почему?
– Я узнаю.
– Так уже было, – проговорил Алишер. – Когда я… ну жил здесь раньше, я замечал кое-что такое, необычное. То ты забывал, что случилось, то говорил странное. То с Даизом… я спросил почему, и ты тоже ответил: я узнаю.
– А потом?
– А потом сам знаешь. Я проснулся у Даиза, и он сказал, что ты мной откупился. – Мальчишку пробила дрожь, и Левчик, как раз размышлявший, кого утешить, принял решение и потопал к нему под бочок.
– Понятно…
Ага. Очень даже понятно. Кажется, мы только что выяснили, почему парнишку выкрали. Много видел? Задавал лишние вопросы? Наверняка.
– И что ты теперь будешь делать? – Алишер прижал к груди острые коленки (кормить, кормить и еще раз кормить!) и не отрывал взгляда от пола.
Джано вдруг встал. Отобрал у паука-птицежора притихшую, но жутко довольную мышильду (тот непонятным образом умудрился укоротить и завить ее шерсть) и запихнул обратно в аквариум. Обнял Алишера за плечи.
– Что делать? Пришла пора совершенствовать свой Дар. Готовься, Дарья.