Глава восемнадцатая
ПОДВИГ ОДИННАДЦАТЫЙ: ЦЕРБЕР

Громовержец тяжело вздохнул:

— Введите его сюда!

Присутствовавшие в тронном зале Олимпа боги с интересом уставились на бесшумно ушедшую вверх дверь. Послышалось радостное ржание, но нахмурившийся Зевс быстро пресек вспышки веселья.

В сопровождении на редкость озабоченного Асклепия в тронный зал вошел красный как рак Гелиос, крепко сжимавший в зубах небольшую восковую дощечку.

— Что, приятель, — сочувственно покивал Тучегонитель, — неудобно, наверное, так расхаживать?

— Ыу-ыу-ы-ы-ы… — согласно промычал бог солнца.

— Воск, полагаю, застыл намертво?

— Ы-гу…

— Это Геракл с тобой такое сделал?

— Ы-гу, ы-гу!

— М-да, весьма находчиво, весьма.

— М-мр, Гер-р-р-р… скот-т-т-т-ин-н-на… — яростно затряс головой Гелиос.

Громовержец повернулся к скорбно поджавшему губы Асклепию:

— Ну что, ты его уже осмотрел?

— Осмотрел.

— Твои выводы?

— Застыло намертво.

— Но что же делать?

— Ы-ы-ы-ы… грм… — запрыгал на месте Гелиос, жутко тараща слезящиеся глаза.

— Это не ко мне, это к Гефесту, — отрезал Асклепий.

— Гефест! — позвал Зевс.

— Я здесь, отец. — Из толпы олимпийцев выступил улыбающийся кузнец.

— Что скажешь?

Гефест придирчиво осмотрел Гелиоса, зачем-то проверил у бога солнца пульс, заглянул в уши, потянул за нос, подергал торчавшую изо рта дощечку.

— Я бы воспользовался молотом! — задумчиво пощипывая бороду, предложил кузнец.

— Ы-ы-ы… — громко взвыл Гелиос и бросился бежать.

— Стой, куда?! — подскочил на троне Громовержец.

Но выскочить из главного зала Олимпа Гелиосу не удалось. Слегка ухмыляющийся Арес очень ловко поставил богу солнца подножку. Гелиос нелепо взмахнул руками и с грохотом распластался на мраморном полу.

Восковая дощечка отлетела к ногам тихонько хихикающего Гермеса.

— Ну вот, — облегченно вздохнул Зевс, — проблема решилась сама собой.

Богу солнца помогли подняться. Ощупав свой слегка расквашенный нос, Гелиос сокрушенно прошепелявил:

— Два зюба, целых два зюба выбил! Я этого так не оштавлю, я буду шаловаться!

— Это, интересно, кому? — хохотнул на троне Громовержец. — Может быть, томящемуся в Тартаре Крону?

Гелиос не ответил.

— А с зубами, — добавил Тучегонитель, — это у нас к Асклепию, он живо тебе новые вставит, лучше чем были, так ведь?

— Ну конечно же, — радостно подхватил врачеватель и, бережно взяв бога солнца под локоть, вывел из тронного зала.

— Вот, Зевс, — Гермес протянул Эгидодержавному роковую дощечку, —думаю, тебе будет любопытно взглянуть.

Помимо мощных месяцеобразных отпечатков, оставленных челюстями Гелиоса, на застывшем воске присутствовал и некий текст. Задумчиво нахмурив брови, Зевс с интересом изучил дощечку.

Похоже, это был фрагмент какого-то колоссального эпического труда.

— Что там написано? — полюбопытствовал Эрот. — Что-нибудь стоящее?

— Юмористическая фантастика! — отозвался Зевс и, прочтя про трех поросят, оглушительно рассмеялся.

Дочерей царя Гериона гнали небольшим табуном.

Ловко орудуя длинным хлыстом, Геракл не позволял пышнотелым феминам отбиваться от общей недовольно ругающейся компании.

Идти в Тиринф пришлось пешком, но недалеко, благо огненная повозка бога Гелиоса опускалась на землю невдалеке от Микен, где находилась старая аварийная, давно не использовавшаяся тормозная платформа. После остановки бога солнца развязали, а пышнотелых девиц погнали в близкий Тиринф.

Могучий сын Зевса произвел на дочерей царя Гериона должное впечатление, и многие из них специально подставляли свои аппетитные телеса под беспощадный хлыст героя, сладострастно при этом стеная. То-то порадовался бы при виде этой идиллической картины знаменитый Зигмундис Фрейдиус, узрев на практике осуществление своей сексуально-сумасбродной теории Великого Либидо со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Пыль на дороге стояла столбом.

Фемины нещадно потели и несколько плотоядно поглядывали на бесстрастно погоняющего их атлета. Геракл же был невозмутим, как каменная статуя Ареса в священной роще Колхиды.

— Скажи-ка мне одну вещь, — бурчал Софоклюс, едва поспевая за размашисто шагающим героем. — Какой был смысл в этом моем отвлекающем маневре?

— Каком таком маневре? — переспросил сын Зевса, ловко охаживая хлыстом слегка отставшую от своих сестер рыжую девицу.

Девида похотливо взвизгнула и многозначительно зыркнула на хмурого Геракла.

— Ну, когда ты попросил меня отвлечь того кастрированного великана! — обиженно пояснил историк. — Ума не приложу, зачем ты послал меня внутрь здания… когда тут же истошно прокричал «Пожар!» и тем самым выманил сумасшедшего врага наружу.

— Так вот ты о чем! — догадался могучий герой. — Гм… знаешь что… борись-ка ты со своей патологической трусостью, Софоклюс, пока не стало поздно.

— И именно из-за этого ты послал меня на верную гибель? — возмущенно заголосил хронист.

— Именно! — торжественно подтвердил сын Зевса. — Я решил помочь тебе побороть свои жалкие страхи… Эй, куда, коровища, прешь?..

Хлыст с шипением рассек воздух, оставив на розовой попке одной из девиц длинный алеющий след. Фемина была в восторге.

— Сатир побери эти подвиги! — с чувством выругался Геракл. — А моя колесница-то осталась на западе Греции!

И, сокрушенно качая героической головушкой, могучий герой позвонил божественному Гефесту.

— О боги, и что же я с ними со всеми буду делать? — с искренним ужасом воскликнул Копрей, опасливо глядя на сбившихся в кучу пышнотелых девиц.

— Доставишь их в Микены к Эврисфею, — безразлично бросил Геракл.

Тут у героя зазвонил сотиус.

Сын Зевса поспешно приложил трубку к уху.

— Стань чуть левее, — раздался в трубке хрипловатый голос Гефеста.

Могучий герой послушно отошел к обочине дороги, и тут же на том месте, где он только что стоял, возникла золотая колесница.

Перепуганные лошади безумно водили глазами по сторонам и нервно стригли ушами.

— Ну как? — поинтересовался в сотиусе Гефест.

— Порядок! — подтвердил Геракл. — Вот только Софоклюсу, по-моему, хана.

— Найди себе другого хрониста! — посоветовал Гефест, и связь прервалась.

Наклонившись, сын Зевса осторожно заглянул под колесницу:

— Софоклюс, ты там?

Из-под повозки на четвереньках медленно выбрался испачканный в пыли историк.

— Неужели так трудно было сказать, чтобы и я отошел? —склочно осведомился он, отряхивая порванный в нескольких местах хитон.

— Знаешь, — удивленно проговорил Геракл, — я в тот момент об этом как-то не подумал.

— Что, хочешь от меня избавиться?

— Да Зевс тебя упаси, как ты мог обо мне такое подумать? — полный праведного гнева возмутился герой.

— Лучше еще раз попасть под колесницу, чем спорить с тобой, — недовольно пробурчал хронист.

— Эй вы! — продолжал возмущаться Копрей. — На чем же я их повезу?

Геракл поглядел на столпившихся у перекрестка фемин.

М-да, проблема.

— На, держи! — Сын Зевса вложил в руку посланца крепкий пастуший хлыст. — Когда-то с его помощью я пас на живописных холмах Киферона овец.

— И что мне с ним делать?

— Погонишь девок в Микены пешком! Не захотят идти, тогда ты их по ляжкам, по ляжкам…

— Какое изуверство! — вспыхнул Копрей и, перейдя на шепот, тихо добавил: — Да они меня живо придушат или растопчут, когда вы уйдете. Глядите, какие они все здоровые, кровь с молоком.

— Да мужик ты, в конце концов, или не мужик? — гневно спросил сын Зевса. — Женщина всегда должна знать свое место! Вот я своей жене Мегере после свадьбы так и сказал: выбирай, мол, хочешь быть женой великого героя или его вдовой?

— И что же она выбрала?

— Дала мне пифосом в ухо! — продолжал нагло врать Геракл.

— Какого сатира? — подпрыгнул на месте Копрей. — К чему ты мне тут завиваешь баки?

— Что завиваю?

— Бакенбарды! Ну, в смысле, чушь несешь. Я не желаю сам вести этих сексуально озабоченных бабенок в Микены.

— А придется. — Могучий герой порылся в золотой колеснице и выдал Софоклюсу новый хитон.

— О боги, ну зачем я во всё это ввязался? — застонал Копрей, разматывая тяжелый бычий хлыст.

Дочери царя Гериона глядели на коротышку весьма враждебно. И в том, что они попытаются при первой же возможности на него напасть, а затем сбежать, не было ни малейших сомнений.

Впрочем, это всё проблемы Копрея, а не Геракла. Пусть сам потом с любвеобильным Эврисфеем объясняется.

— Да, чуть не забыл… предпоследнее задание! — спохватился посланец. — Значит, так… Знаешь, Геракл, за наше короткое, но весьма бурное знакомство я таки проникся к тебе некоторой симпатией.

— Ну спасибо, — изумленно поблагодарил сын Зевса.

— Так вот, — продолжил Копрей, — подлец Эврисфей таки измыслил тебя погубить!

— Ну, в этом никто особо и не сомневался…

— Тем не менее выслушай меня. Не все твои задания санкционированы Олимпом. Некоторые придумывает сам Эврисфей. И вот твой одиннадцатый подвиг, по его коварному замыслу, должен стать для тебя, Геракл, последним.

— Это еще почему?

— Потому что недоношенный придурок желает, чтобы ты спустился в мрачное, полное ужасов царство Аида и принес оттуда снятый с шеи стража подземного мира Цербера золотой ошейник!

— Вот он, тот самый опасный подвиг! — предостерегающе воскликнул Софоклюс. — Роковое задание мерзавца Эврисфея.

— А по мне так полная фигня! — пожал плечами Геракл.

— Единственное возможное осложнение — моя недавняя ссора с Танатом, — сухо заметил сын Зевса, когда они с Софоклюсом уже мчались в быстрой колеснице прочь от Тиринфа.

— Что, думаешь, он злопамятен?

— Еще как!

— И что же нам делать?

— Да хрясну его еще разок как следует, — вздохнул Геракл. — Кстати, Софоклюс, я не вправе заставлять тебя спускаться в подземное царство мертвых вместе со мной. Так что ты волен выбирать.

Историк недолго колебался.

— Нет! — решительно ответил он. — Я буду с тобой до конца.

— До конца? — переспросил герой.

— Ну да, до победного конца!

— А вот это правильно, — рассмеялся сын Зевса. — Вот это по-нашему, по-олимпийски!

Колесница стремительно разрезала прохладный вечерний воздух на ровные куски.

— Значит, прямо сейчас едем в Лаконию, — объявил Геракл, натягивая крепкие поводья. — Там у южной оконечности Пелопоннеса есть мыс, точнее, небольшая пропасть. Мыс называется Тэнар, но в подземное царство мы полезем как раз через пропасть.

— Скажи мне, Геракл, — зябко поежился Софоклюс, — а правда, что у ужасного Цербера три головы, на шее у него извиваются змеи, а хвост оканчивается головой дракона с громадной огнедышащей пастью?

— Всё это выдумки пьяных служителей культа Аида! — весело отозвался сын Зевса.

— Я так и думал, — облегченно вздохнул историк.

Виновато шмыгнув носом, Копрей упрямо сверлил взглядом покрытый медвежьей шкурой пол спальни Эврисфея.

— Что такое, ты снова повздорил с Гераклом? — озадаченно спросил Эврисфей, с подозрением оглядывая своего посланца.

Вид Копрей имел такой, словно его атаковала небольшая стая голодных тигров, от которой ему каким-то чудом удалось отбиться. Одежда посланца была разорвана, лицо исцарапано, правая рука висела на перекинутой через плечо полоске ткани.

— Нет, это не Геракл меня так.

— Тогда кто? — Копрей промолчал.

— А где дочери царя Гериона? Наверное, отдыхают с дороги?

Копрей молчал.

— Где мой гарем, придурок?! — истошно завопил Эврисфей.

— Нет гарема!

— Как так нет? Геракл не справился с моим десятым заданием?

— Почему не справился? Очень даже ловко всё исполнил!

— Тогда где же девицы?

— Сбежали!

— ЧТО?!

Эврисфей побледнел, затем покраснел, снова побледнел и нервно схватился за горло.

— Копрей, скорее… там, на полочке… темно-синий пузырек…

— Что-что? — Посланец прочистил пальцем правое ухо. — Я плохо вас слышу, господин.

— Скорее! — просипел Эврисфей. — Там, на полке… синий пузырек… я задыхаюсь… астма-а-а-а…

— Ничего не разберу! — пожал плечами Копрей. — Господин, говорите яснее, я не понимаю, что вы там бормочете.

— Своло-о-о-очь… — в отчаянии прохрипел Эврисфей и рухнул лицом на разбросанные по полу мягкие подушки.

Копрей зловеще улыбнулся и, подойдя к полкам с лекарствами, нашел там темно-синий пузырек. «Для увеличения мужской потенции», — было красиво выведено лаком на мутной бутылочке.

— Сатир его знает, что пьет этот ненормальный, — задумчиво пробормотал посланец, ставя пузырек на место. — Совсем не удивительно, что он не может выздороветь.

Копрей, конечно, не знал, что надписи на лечебных баночках регулярно меняет «верный» горбатый слуга Эврисфея, люто ненавидевший своего хозяина за постоянные издевательства.

Копрей подошел к валявшемуся на полу Эврисфею, неприязненно пнул гада ногой и поспешно отошел от недоноска, дабы ненароком не подхватить какую-нибудь заразу. Затем посланец отыскал свежую дощечку с двенадцатым заданием Гераклу и приготовился удариться в бега.

В спальню, слегка ковыляя, вошел запыхавшийся горбун:

— Я слышал крик?

— Да-да, у Эврисфея случился очередной приступ бронхиальной астмы, — совершенно безразлично пояснил Копрей.

— Ай-яй-яй, какая беда! — всплеснул руками слуга, пробуя у хозяина пульс.

— Что, готов? — с замиранием сердца выдохнул посланец.

— К сожалению, нет, — горбун скорбно вздохнул, — через пару часов, думаю, очухается.

— К тому времени я постараюсь быть как можно дальше отсюда, — высокомерно бросил Копрей и решительным шагом покинул ненавистные покои.

В подземное царство Аида Геракл с Софоклюсом спускались на странном устройстве, носившем не менее странное название ипогиос асансэр, что по-старогречески означало «подземный лифт».

Колесница, к сожалению, в тесную деревянную кабинку не поместилась. В ней едва хватило места отважным эллинам.

Немного поразмыслив, сын Зевса нажал круглую выпуклость на одной из стен кабинки со стрелкой вниз, и устройство стало медленно спускаться, сопровождая свое движение жуткими стонами и скрипами.

Тянувшийся откуда-то сверху просмоленный трос был на вид вполне надежен, но Софоклюс всё равно нервничал, мертвой хваткой вцепившись в львиную накидку могучего героя.

— Хорошо едем! — улыбнулся Геракл. — И главное, никто об этом тайном проходе ничего не знает. Мне Гермес о нем рассказал. Сказал, дескать, если когда-нибудь захочешь неожиданно нагрянуть в подземное царство Аида, ищи подвесную кабинку в пропасти у Тэнара.

Где-то через полчасика (клепсидра на правой руке историка булькнула всего лишь один раз) жуткая конструкция наконец остановилась, и греки оказались прямехонько в долине асфодела.

— Красотища! — восхитился сын Зевса, оглядывая бескрайние подземные поля бледных, слегка светившихся в сумерках тюльпанов.

Геракл наклонился, решив понюхать ближайший цветок, тюльпан зазвенел и неожиданно выстрелил в нос герою маленькой зеленой молнией.

Сын Зевса чихнул.

— Пойдем по тропинке вдоль поля, — с ходу предложил он, и они с Софоклюсом потопали прочь от опустившей их вниз подвесной кабины.

Вскоре россыпи асфодела закончились, и эллины очутились в огромных черных пещерах, освещаемых гигантскими фосфоресцирующими улитками, которые в изобилии ползали по округлым влажным сводам.

Подземные моллюски светились по-разному: кто синим, кто розовым, кто желтым.

— Красота! — снова прицокнул языком Геракл, задирая героическую голову.

Внезапно повеяло холодом. Софоклюс благоразумно остановился. Холодом веяло из-за очередного, таившего в себе жуткую неизвестность подземного поворота.

— Не боись! — Сын Зевса легонько подтолкнул историка вперед. — Не очкуй, приятель, ведь ты вместе с великим Гераклом!

— Для меня это слабое утешение, — нервно пробормотал, вечно перепуганный хронист.

За поворотом стены каменного туннеля были покрыты мерцающим инеем. Под ногами захрустел девственно чистый снег, кое-где валялись впавшие в спячку тускло светившиеся улитки.

— Что это? — Присев на корточки, Софоклюс осторожно коснулся обжигающей пальцы белизны.

— Олимпийцы называют это химеринос хиони! — знающе пояснил Геракл.

— А на нормальном языке?

— Снег! Обыкновенная холодная крупа, смерзшаяся под воздействием низкой температуры вода.

— И откуда ты только всё это…

— Тихо! — Сын Зевса предостерегающе поднял руку.

Софоклюс замер, и тут до его слуха донеслось чье-то грустное неразборчивое (пьяное?) пение.

— За мной! — прошептал могучий герой, и они с историком на цыпочках двинулись в недра заледенелого коридора.

Прошло совсем немного времени, и эллины увидели грустного подземного певца, сидевшего на большом плоском, покрытом инеем камне.

Певец был очень богато одет, а на его лохматой голове красовалась золотая царская корона(!).

— Черный дя-а-а-ател… — опустив голову, грустно выводил непонятный незнакомец. — Что ж ты, сволочь, вьешься над моею голов-о-о-ой…

Рядом с незадачливым певцом, лицом к холодной каменной стене, лежал еще один мужик — огромный мускулистый атлет в боевых доспехах.

— Эй, мужик, ты кто? — тихо, дабы не напугать певца, спросил Геракл.

Незнакомец дернулся, попытался вскочить с места, но лишь застонал и, сильно зажмурившись, тихо выругался.

«У него что, геморрой?» — мелькнуло в голове у могучего героя.

— Я царь Фессалии Пирифой, повелитель народа лапифов.

— Царь Перепой? — изумленно переспросил Геракл. — То-то от тебя вином за версту несет!

— Не Перепой, а Пирифой! — немного обиделся царь. — Хотя, если желаешь, можешь называть меня как угодно, мне уже всё равно.

— Вот так встреча! — Сын Зевса озадаченно почесал бороду. — Ну а это что за бугай там лежит?

Геракл указал на спящего атлета.

— Это Тесей, — небрежно бросил царь, — могучий герой Афин.

— НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! — хором выдохнули Геракл с Софоклюсом.

— Может-может, — вздохнул царь, — еще как может…

Сын Зевса подошел к атлету поближе, наклонился и заглянул тому в лицо.

— Ба! Это действительно Тесей и, судя по запаху… снова пьяный. Так вы вместе нажрались? Но… что это с его языком?

Язык спящего афинянина был высунут почти во всю длину, розовый кончик касался покрытой инеем каменной стены.

— Тесей лизнул стену, — сокрушенно махнул рукой Пирифой. — Я говорил ему, не надо, но если афинянин упрется…

— Да знаю-знаю, — кивнул Геракл, — хуже Минотавра, особенно когда пьяный.

— Я, кстати, тоже к камню прирос мягким местом, — разоткровенничался царь. — Сел передохнуть и бац… намертво прихватило.

— Как же вас так угораздило? — усмехнулся Софоклюс.

— Нас наказал великий Аид!

— За что?

— Ну… мы… это… немного с Тесеем выпили в честь Олимпийских игр и спустились сюда… м… м… м…

— Искать Минотавра? — с готовностью подсказал замявшемуся царю сын Зевса.

— Не совсем… — Пирифой был слегка смущен. — Мы спустились сюда, дабы… похитить у Аида его жену, красавицу Персефону.

«О Зевс, какие идиоты!» — подумал Геракл, а вслух сказал:

— Но зачем она вам понадобилась? Вам что, греческих женщин мало?

В ответ царь неопределенно пожал плечами:

— Это была идея Тесея, у него и спрашивайте!

— Спрашивать что-либо у Тесея бесполезно! — усмехнулся сын Зевса. — Пьяная скотина плохо соображает, где вообще находится.

— М-м-м… му-у-у-у… — замычал проснувшийся афинянин. — Г-гера-а-а-а-кл эт-то-о-о ты-ы-ы?..

— Конечно, я, а кто же еще? — склочно отозвался могучий герой.

— Вы-ы-ручи-и-и-и…

— Был бы у меня ледоруб! — мечтательно произнес Геракл. — Ладно, обойдемся и без инструмента. Софоклюс, давай кремень…

В качестве сырья для костра царь Пирифой пожертвовал частью своих роскошных одеяний, на костер пошла также отрезанная ножом борода Тесея.

— Всё, теперь ждите! — торжественно объявил сын Зевса, глядя на пляшущее посреди пешеры веселое пламя. — Минут через десять всё растает. А что касается Персефоны… Женщина, конечно, красивая, но… по правде говоря, ее возбуждают исключительно покойники.

Таким вот макаром великий герой в очередной раз выручил Тесея, ну, и заодно царя Фессалии Пирифоя.

Пробродив некоторое время по подземным катакомбам, Геракл в конце концов плюнул на всё это дело и решил спросить прямо у первой же встречной души, как пройти в тронный зал мрачного Аида. И такая тень умершего вскоре весьма удачно им подвернулась. Полупрозрачная душа высокого статного мужика в боевых доспехах пришлась сыну Зевса весьма по душе.

— Привет, — весело бросил могучий герой мутному колеблющемуся изображению. — Как жизнь? То есть, извини, конечно, это я так не слишком удачно пошутил.

Тень нисколько не обиделась.

— В общем, — улыбнулся Геракл, — нам бы в тронный зал Аида пройти, ты случайно не знаешь дорогу?

— Знаю! — ответила тень. — Но просто так не скажу.

— Хорошо, — легко согласился сын Зевса, — и что ты хочешь взамен?

— Я герой Мелеагр, — представилась душа. — О, непобедимый Геракл, молю тебя, сжалься над осиротевшей сестрой моей, прекрасной Деянирой. Одна-одинешенька осталась она после моей смерти. Возьми ее в жены, великий герой! Будь ее защитником!

— Да я бы с радостью, — воскликнул сын Зевса, — но есть небольшая загвоздка.

— Какая же?

— Я… э… э… э… женат.

— В таком случае, — решительно заявила тень Мелеагра, — я вам ни хрена не скажу. Сами ищите своего Аида, хоть до посинения.

— М… м… м… — Геракл впал в глубокое раздумье. — Ну… в принципе… если воспользоваться ядом из толченых зубов Эринний…

— Я знал, что на тебя можно положиться, друг! — обрадовалась тень мертвого героя. — Идите всё время вперед, затем сверните налево, потом направо, снова налево, затем прямо, потом направо. Слегка вернитесь назад, пройдете анфиладу бледных статуй, поверните налево. Дойдете до небольшого тупичка, обернетесь кругом, дойдете до перекрестка, повернете направо…

— А короче можно? — простонал окончательно запутавшийся Софоклюс.

— Можно, — кивнул Мелеагр, — идите до конца этого коридора, там и будет тронный зал Аида.

Поблагодарив, греки поспешили на встречу с владыкой подземного царства.

— Племянничек! — радостно закричал лысый тощий дядька, вставая с черного, стоявшего на груде бутафорских черепов трона. — Какими судьбами? Решил-таки навестить своего одинокого подземного родственника?

Геракл с Аидом обнялись.

— Да вот, грязный мерзавец Эврисфей возжелал заиметь в своей домашней коллекции золотой ошейник Цербера, — грустно вздохнул сын Зевса.

— Что может быть проще? — улыбнулся Аид и, вставив в рот два пальца, пронзительно свистнул.

Темнота за троном владыки царства мертвых зашевелилась, и оттуда, тихо жужжа механическими суставами, чинно вышел небольшой железный пес-мутант с тремя головами.

— Новая модель! — похвастался Аид, с любовью глядя на виляюшего пружинкой-хвостом Цербера. — Откликается на кличку Долли! Старый кибер где-то на Олимпе потерялся. По слухам, охотится на Геру. Я всё думаю, кто же из олимпийцев его перепрограммировал, не ты ли, часом, Геракл?

— Что ты, дядя! — рассмеялся могучий герой. — Я в вашей технике пока ни сатира не смыслю, куда уж мне.

— Ну, если не ты, то, значит, Зевс, — задумчиво изрек властитель душ умерших, — больше некому. Вот, держи…

Ловко сняв с железной шеи Цербера золотой ошейник, Аид небрежно передал его (ошейник) герою.

— Танат вот на тебя жаловался, — покачал лысой головой бог подземного царства. — Говорит, ты испинал его ногами в городе Феры.

— Мало тогда ему дал! — грозно прорычал сын Зевса. — Я, понимаешь, с девушкой уединился, а эта рожа лезет… ну, я и врезал ему по лбу!

— М-да, нехорошо вышло, — констатировал Аид. — Я наложу на неосмотрительного юношу дисциплинарное взыскание за подглядывание.

— Вот-вот! — удовлетворенно хмыкнул Геракл, передавая золотой ошейник робко помалкивающему Софоклюсу. — И еще одно… Я тут недавно гулял у тебя по пещерам и встретил Тесея с одним фессалийским царем…

— А, те два пьяных урода! — гневно нахмурил брови подземный владыка. — Я здорово проучил их, дабы охладить им любовный пыл…

— Отпустил бы ты убогих, Аидушка. Что с дураков взять-то, кроме знаменитых на всю Грецию имен? Не ведают же, что вытворяют.

— Хорошо, — кивнул Аид, — отпускаю их, но только благодаря твоей просьбе. Гонялись за Персефоной, мерзавцы, целых два часа! Ну да ладно, я не злопамятный…

«Однако наш Геракл может иногда быть вполне порядочным греком!» — с удивлением отметил Софоклюс и сделал на своей восковой дощечке очередную историческую запись, добавив к длинному списку черт характера великого героя новый пункт — «порядочность».

Еще там значились: хвастливость, зазнайство, лень, амикошонство, хамство, грубость, наглость, нарциссизм и еще множество всяческих приятных, характерных для непобедимого сына Зевса черт.

Итак, Геракл благополучно завершил свой одиннадцатый подвиг, который вопреки ожиданиям коварного завистливого Эврисфея оказался не опасней пешей прогулки по праздничному острову Криту (но ни в коем случае не по спортивным площадкам!), где уже несколько недель шли знаменитые общегреческие Олимпийские игры.