Немцы, когда победили СССР, все-таки начали, по дрянной своей привычке, кое-что уничтожать. Кремль, слава Богу, дотумкали оставить, несмотря на прежние обещания Адольфа. Вообще, здания в Москве особо не трогали, хотя поначалу да с радости заорали многие здорово — следуя дурному примеру Бонапарта. Памятники, правда, поскидывали. Минину и Пожарскому. Гранитный исторический член в память революционеров всех времен и народов — в Александровском саду. Мухинских «чучел» — у ВСХВ. И так далее, всего списка Ильин не помнил, да и не знал многого из того списка. Но назначенный Гитлером временный военный комендант Москвы, при котором вся эта вакханалия раскрутилась, поначалу ее не останавливал — ну надо же победителям покуражиться, погулять! — но и не поощрял особо. К слову, он довольно быстро, за месяц всего, навел в Москве относительный порядок, своих соотечественников приструнил, да и Берлин уже не приказывал топить первопрестольную в новообразованном море: немцы всегда хозяевами были. Так вот этот комендант, фон Грок его фамилия, скинутые с постаментов памятники свозил… куда бы вы думали?.. в Донской монастырь, где и складировал их рядом с грустным Гоголем, фрагментами Триумфальной арки и храма Христа Спасителя… И опять-таки к слову: не зря складировал. Минин с Пожарским вернулись на Красную площадь в пятьдесят пятом, там и стоят, где стояли. Триумфальная арка нашла законное место у Смоленского вокзала, бывшего Белорусского, а грустный Гоголь сел в истоке бульвара своего имени. «Чучелы» и революционный член на места не возвратились, так и остались в Донском, не мешая ни похоронам, ни церковной службе. Ужились.

Но что немцы каленым железом выжигали — книги.

Горький, Шолохов, Фадеев, Серафимович, Островский, Гладков, Катаев… Даже партийного графа Толстого не пожалели. Первые дни оккупации были освещены кострами из книг, как в приснопамятные дни в самой Германии. Книги жгли на Лубянке и в фонтане перед Большим театром. Жгли по спискам и без списка — что под руку попадется. Но начали, конечно же, с Ленина.

Но вот странность! Жгли основоположников сладострастно, грели зимнюю Москву истово. Гражданам под страхом всяческих кар надлежало волочь из домашних библиотек в огонь все книги по утвержденным спискам. И ведь волокли, кидали в костры, а потом хвастались друг перед другом — кто сколько. Были и те, кто прятал любимые книги. Их, прячущих, выдавали соседи, а то и родственники: стукачество, насажденное гебе, легко прижилось и в дни оккупации. Но многие все же сохранили кое-что. Потом, когда пожарный синдром несколько поутих, и позже, когда Россия стала самостоятельной, это «кое-что» всплыло и в домах, и в букинистических лавках, и Ильин встречал в своих книжных странствиях по Москве то «Тихий Дон», то «Хождение по мукам», то «Белеет парус одинокий». Что-то из этого, сожженного, но, как оказалось, не сгоревшего, даже переиздаваться начало — уже в шестидесятых, в начале. Кое-что, большинство, так и сгинуло. А вот Булгакова не жгли — за неимением оного в типографском виде. Он и возродился легко: «Мастер и Маргарита» пришли к русскому читателю в пятьдесят седьмом, Ильин купил себе это самое первое издание в книжной лавке на Арбате.

Что же до основоположников, то даже имена их оккупанты постарались стереть не только из истории, но и из памяти.

Сталин и его Политбюро скрылись из Москвы накануне сдачи города, немцы их искали с остервенением, но так и не нашли. Более того — и это казалось Ильину фантастичным, необъяснимым! — скрывшись из Москвы, они больше нигде не возникли вновь, ни намеком даже. И из ЮАР о них ни слова не пришло. Были версии. Первая: во время бегства всех их накрыли бомбой или снарядом — в поезде ли, в автомобилях ли, на чем они там драпали. Накрыли и не узнали, кого накрыли. Вторая: им удалось переправиться в Китай к гоминьдановцам, а оттуда они все-таки ушли в ЮАР, а там — пластические операции, то да се — ну, как фашисты в Южной Америке в прежней жизни Ильина. Сравнение ему и принадлежало. Обе версии были вполне допустимы, но ни одна не нашла фактического подтверждения. Оставался факт: были люди — нет людей. Но вот над именами их и над трудами немцы поизгалялись вволю, все подчистую спалили, а за упоминание Сталина даже в частных разговорах людей волокли сначала в гестапо, а позже в гебе. И по сей день имя Сталина в России — черно. В энциклопедии, смотрел Ильин, несколько строк: тиран-параноик эпохи тоталитарного социализма, родился тогда-то, умер — прочерк. А вот Ленин нет-нет да и возникает нынче.

Ильин вместе, конечно, с автором погорячились, утвердив, будто новая маска Ильину никому, кроме неореволюционеров, в Москве не известна. Подробности — высказывания, цитаты, полные тексты книг и статей — да, неизвестны: кто нынче в здравом уме станет заглядывать в мертвые прописи минувших дней? Кроме, естественно, специалистов — историков или политологов. Но все же сожженный Ленин, аки феникс-птица, из праха возник для памятливого русского народа. Фамилия на слуху. Кого ни спроси — скажут пару слов о бывшем вожде. В гимназиях, в лицеях его не проходят, но поминают к месту, к случаю. А то и старую фотку покажут, чтоб ученички знали, от кого их избавила доблестная немецкая армия. В той же энциклопедии, вышедшей в недавние годы, в восьмидесятые уже, о Ленине — целая статья, удостоился. И хоть поливают Лукича, но вежливо, отдавая, так сказать, посмертные почести Личности с большой буквы.

Демократия! А что? В истории самой Германии тоже полно было всяких персонажей, а ведь никого не забыли. Чем мы-то хуже?..

И не случайно — сначала среди стариков, а потом и молодежь увлеклась! — в России начали возникать тайные общества ленинистов. Вот ведь и кое-какие труды сохранились, хотя и жгли их вроде бы подчистую. Вот ведь и фотографии старые выплывали то там, то тут. Смотришь — на ветровом стекле автобуса или мощного трака «вольво» улыбается Лукич хитренько: мол, жив курилка. А когда Россия стала Россией, когда промышленность поднялась, когда границы открылись и пошли торговля — раз, туризм — два, культурные всякие взаимообмены, тут и поплыли в Россию книжечки не только Ленина, но и Троцкого, и Бухарина, и Зиновьева. Там-то, за бугром, их никто не жег — в Англии, например, или в Штатах.

Другое дело, что имя Ленина было в России вроде как не очень приличным, что ли. И если упоминалось в каких-либо официозах, то непременно в негативном смысле. В последние годы, когда южноафриканский социализм начал прорываться за скудные пределы пустыни Калахари, имя бывшего вождя мирового пролетариата вновь оказалось на слуху у этого пролетариата. И не только у него. Уже не только тайно, но кое-где и явно. Однако официозная Россия открещивалась от вождя, как и после войны. Оно и понятно: откуда у нас свои пророки!..

Но пророки на то и пророки, чтоб существовать вопреки любым идеологиям. Помните поговорку про запретный плод? То-то и оно. Да и слишком яркой — пусть для большинства черной, но все ж яркой, как сие цветовое утверждение ни парадоксально! — личностью в мировой истории был Ленин, чтобы вычеркнуть его из оной. Вон в прежней жизни Ильина московские постперестроечные издатели даже «Майн кампф» Гитлера перевели и издали, Ильин ее до катастрофы успел купить, но не успел прочитать. Так и в нынешней его жизни махонькие коммерческие издательства, то возникающие, то умирающие от безденежья, начали потихоньку издавать Лукича. Как там говорилось: Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить…