17
В ночи не горел костер.
По идее он должен был гореть, тем более что ночь была хоть и летняя, но ближе к утру прохладная, только огонек привлекает не одних мотыльков.
Обычно Антошка был не прочь совершить очередной подвиг или, говоря проще, геройски подраться, только последние приключения слишком утомили его, и хотелось хоть немного посидеть в покое без мордобития. Да если бы и не хотелось, драться было все равно нечем. Антошкин меч потерялся вместе с Джоаном, а трофейный был сломан и брошен во время бегства из рушащегося замка. Хорошо хоть, свой кошелек удалось прихватить, но когда и как, не вспоминалось, хоть убей.
Нет, убивать не надо. Чудом избегнув гибели, второй раз подвергаться настоящей опасности Антошка не хотел.
Что же касается Ольгерда, то даже при свете звезд можно было разобрать, что поэта трясет. Лишь непонятно: от холода или от запоздалого страха?
— Да не трясись ты! — наконец не выдержал Антон. — Если холодно, то лучше побегай, а бояться надо было раньше.
— Это из меня хмель выходит, — признался Ольгерд.
— Ну ты даешь! — рыцарь не выдержал и рассмеялся. — Надо было перед тем, как поджигать спиртягу, себе маленько нацедить.
— Я нацедил во флягу. Правда, вина, да что толку? Я на эту гадость смотреть не могу!
— А чего на нее смотреть? Пей, да и все!
Вместо ответа поэт молча протянул спутнику флягу вместимостью с литр.
Антошка жадно отхлебнул баронского напитка.
— Твое здоровье! — запоздало произнес после этого Иванов и вернул посуду владельцу.
Ольгерд повертел флягу в руках, зачем-то понюхал и отставил в сторону.
— Все равно не могу.
— Ох, беда с вами, местными! — с досадой прокомментировал Антон. — Во всех отношениях — отличные мужики, а не понимаете порою самых элементарных вещей, которые у меня на родине знает последний нищий.
— Я не местный, — отверг претензии Ольгерд.
— Знаю, но я говорю в широком смысле, — отмахнулся Антошка.
— И я в широком. — Ольгерд решительным жестом поднес флягу к губам и отхлебнул из нее так, словно внутри находился мгновенно действующий яд.
Некоторое время поэт явно боролся, чтобы удержать в себе выпитое, но затем вино подействовало, и лицо барда размякло.
— Я понимаю, что это звучит неправдоподобно, но родом я совсем из другого мира, — просто сказал Ольгерд.
— Как? — невольно удивился его собеседник.
— Видишь ли, на самом деле миров много. Я не знаю, как точно обстоит дело, но кажется, что все они отделены друг от друга своего рода оградой. Я даже название для вашего придумал: Огранда. Звучит?
— Да уж. — Антошка вздрогнул.
Они опять по очереди приложились к фляге, и Ольгерд продолжил свою историю:
— Мой мир очень устойчивый и скучный. Работа, семья — словом, никакой романтики. Она осталась только в книгах и фильмах. Я, может быть, примирился бы с этим, но ходить каждый день на производство или в контору мне всегда было скучно, а делать деньги я не умею. Мне всегда хотелось быть поэтом, однако журналы возвращали мои стихи, сообщая, что это никому не нужно. И все-таки мне повезло. Мне удалось вырваться за ограду, и я оказался здесь. Первой мыслью было стать героем и отвоевать свой кусочек счастья, однако в первом же поединке меня чуть не убили и я спасся только тем, что бегал гораздо быстрее своего противника. Но я даже благодарен судьбе, что получилось именно так. Уже позднее в одном городе я попал в осаду и был мобилизован со всеми горожанами. Короче, в одной из схваток мне довелось убить человека, и потом долгими ночами я просыпался в кошмарах. Нет, рубить кого-то явно не по мне. Зато я стал бродячим поэтом. Всевозможные рыцари кормят меня за баллады и любовные стихи, даже если на самом деле они не мои. Порою я просто беру написанное в моем мире, но подходящее к случаю и выдаю за свое. Все равно никто не узнает.
Антошка отхлебнул и в свою очередь в нескольких словах признался, что он тоже пришел в Огранду. Довольно быстро выяснилось, что на общей родине и герой, и поэт читали одни и те же книги, смотрели одни и те же фильмы и даже в юности мечтали об одних и тех же подвигах. Только Антошкины мечты сбылись, а Ольгерд в своих разочаровался.
— Это ты зря, — когда фляга почти опустела, заметил Антон. — Что может быть лучше, чем от души рубануть какого-нибудь представителя Зла? Так сказать, совершить разумное, доброе, вечное. Кто поможет Добру победить, если не мы?
Ольгерд ничего не сказал в ответ, словно стал крепко сомневаться в этих воспетых многочисленными авторами конкретных категориях, но спорить с земляком о предназначении не хотел.
Так, в неспешной беседе, и прошел остаток ночи. Утром же пришлось поневоле задуматься, что делать дальше. Антошка уже напрочь забыл об опрометчивых, к тому же данных самому себе обещаниях не совершать больше подвигов. Напротив, спасение из рук заведомого негодяя лишь подтвердило, что он — тот избранник Судьбы, которому на роду написано искоренять малейшие проявления Зла. А раз так, то поход на Чизбурека должен быть продолжен.
— Пошли со мной, Олег, — Антошка уже знал, что именно так и звали поэта по-настоящему. Ольгердом же он назвался для большего благозвучия. — Одолеем в очередной раз мировое зло. Вот только коней достанем и какое-нибудь нормальное оружие. Не идти же на битву с голыми руками пешкодралом!
Тут Антошка вспомнил кое-что и спросил:
— Слушай, а куда ты коня дел?
— Разбойники по дороге отобрали, — виновато вздохнул Ольгерд. — И коня, и деньги, и все припасы. Оставили только меч, одежду и гитару. Да и те лишь после того, как я им целый концерт пропел. Всю блатную романтику, какую смог вспомнить. От фольклора до всевозможных Розенбаумов.
Антошка, как представитель сил Добра, был чужд колебаний. Особенно, когда речь шла о его собственном добре.
— Тогда что мы сидим? Надо пойти и все вернуть назад!
Он вскочил, словно и не было всех треволнений и бессонной ночи.
— Куда? Ты думаешь, я знаю, где они скрываются? — спросил Ольгерд, но тоже поднялся. Только сделал это не стремительно, а как уставший человек.
— Найдем! — убежденно ответил Антошка. — Не этих, так других. Все они тут одним миром мазаны.
И они пошли наугад в том направлении, идти в котором показалось легче, чем в остальные.
Человеку вообще многое кажется в жизни, и первоначальная легкость пути не более чем частность более общего правила. На этот раз частность завела путников в болото, да такое, что вошли в него они действительно легко, а вот выйти не могли довольно долго. Даже обратно.
То тут, то там квакали лягушки, изредка лопались пузыри вонючего болотного газа, твердь земная колебалась под ногами, норовя затянуть в свои объятия, кочки коварно скрывались под водой, стоило на них наступить, и нигде ни указателя, ни старожила. Видно, старые люди в болоте не жили, а молодые — не заживались.
И все же не зря говорится, что двум категориям людей везет. Влюбленных, правда, среди путников не было, а вот... короче, отважный герой — был. Поэтому они выбрались, покусанные комарами, перемазанные с головы до ног, голодные, уставшие, злые, но еще до вечера и живые. Были бы мертвые, там бы и остались навеки.
Невдалеке обнаружился высокий холм, своего рода недоразвитая гора, и путники дружно принялись карабкаться на пологие кручи, чтобы с вершины оглядеться получше.
Первое, что бросилось в глаза, — болото было не столь велико, как казалось снизу. С вершины оно легко просматривалось целиком, и еще можно было неплохо рассмотреть все границы.
Конечно, вздыхать по поводу размеров не стали. Даже дружненько промолчали. Вдруг другой не заметит? А вот лесные чащобы, подступавшие со всех сторон, помянули крепко и по матушке, и по батюшке, и по всей прочей родне.
— Ни хрена не видать! — подытожил Антошка свои наблюдения. — Чего будем делать, Олег?
Ольгерд ответил очень экспрессивно.
— Я тоже думаю, что надо идти, — согласился с ним Иванов. — Не подыхать же тут с голоду!
И они пошли. А что им еще оставалось?
Путь их казался бесконечным, словно шли на край света, да и сам свет потихоньку стал тускнеть по причине подступавшего вечера. Зато едва заметный огонек среди деревьев обнаружили сразу и устремились туда с тем самым упоением, которое, по словам классика, приходит в бою.
Антошка первым выскочил на довольно большую поляну, огляделся, увидел двух стреноженных коней, костер, над которым почему-то не было ничего подвешено, и одинокую человеческую фигурку рядом с этим символом уюта.
Разбираться не было ни времени, ни желания. Антошка быстро бросился вперед, занося подобранную по дороге дубину. Под ногой предательски хрустнула ветка, и сидящий успел обернуться.
Даже вскрикнуть сидящий успел, и Антошка в ответ вскричал:
— ... твою мать!
И едва смог изменить направление удара.
— Милорд! Откуда?! — Джоан был так изумлен появлением в этих безлюдных местах своего сюзерена, что не обратил внимания на врезавшийся рядом в землю сук.
— А ты что... — начал было Антон, но договорить ему не дали.
Оруженосец с коротким взвизгиванием подпрыгнул и бросился обнимать господина.
— Милорд... — На этот раз привычное обращение сопровождалось всхлипыванием.
— Успокойся. — Обниматься с юношами Антошка не привык и привыкать не хотел. Другое дело, если бы на месте Джоана была смазливенькая барышня...
Он кое-как отстранился, а затем бросился к радостно заржавшему Вороному.
Вот его обнять было действительно и приятно, и нестыдно.
— Ладно, рассказывай, — покончив с нежностями и подвесив к поясу меч, сказал Антон.
— Что, милорд? — Джоан выглядел одновременно счастливым и крайне обиженным.
— Как здесь оказался?
Джоан покраснел, как девица, и признался:
— Я заблудился.
— Стыдно, а еще оруженосец, — с укоризной произнес Антошка. — Подумай, как рыцарствовать потом станешь? Так и будешь блуждать, вместо того чтобы идти к цели прямым путем?
Пристыженный Джоан только вздохнул.
— Ладно, что с тобой поделаешь? Молодо-зелено... Лучше скажи, что на обед приготовил? Со вчерашнего вечера во рту ни крошки не было. Парочка залетных комаров, да и те несытные.
— Я так спешил за подмогой милорд... — Джоан не знал, куда девать глаза.
— Блин! — Почему-то из всей еды Антошка вспомнил именно этот старый символ солнца.
Но и блинов напечь было не из чего. Ложиться же спать с такой голодухи — бессмыслица. Злость заснуть не даст.
— Идем, — твердо вымолвил Антошка.
— Куда?
— На поиски обеда. — Рыцарь погладил рукоятку обретенного меча.
— Но уже темнеет, милорд...
— Хорошо хоть не светает. Не люблю, когда обед подают к следующему завтраку.
Антошка распутал коня, взял его под уздцы и первым двинулся туда, где между деревьев едва просматривалось подобие тропинки.
— Но как вы спаслись, милорд?
— Ольгерда благодари, — пробурчал Антошка. Только неясно, почему благодарить должен был Джоан? Уж его-то никто не спасал и не собирался!