Проклятие горного монастыря
Из цикла «Приключения детектива Дэя»
…Невероятный дар к языкам мастера Дэя уступал лишь искусству совершенной маскировки и перевоплощений, ну и конечно его способностям детектива. Ходили слухи, что в возрасте неполных сорока лет Дэй, случайно попав на Матанский турнир, выиграл его, продемонстрировав при этом свободное владение 1808 языками и диалектами…
…Точная дата и место рождения мастера Дэя доподлинно не выяснены. Известно лишь, что и по сей день Дэй отчаянно пытается вернуться в свою собственную эпоху, но это ему никак не удаётся, поскольку машина времени, с помощью которой он путешествует, повреждена…
www. greatdetectives. org
Первыми в сознание ворвались звуки: ритмичное поскрипывание, приглушённый топот копыт и тонкий мальчишеский голосок:
— Папа, а это верно, что монастырь Таренцо скоро уйдёт под землю?
Раздалась затрещина, сопровождаемая недовольным мужским рычанием:
— Говорил я тебе: не повторяй бабских сплетен! Если идущий следом за нами инквизитор услышит тебя, то достанется нам обоим!
— А кого он собирается уничтожать в монастыре? Монахов?
Снова недовольное рычание:
— Говорят, в монастырской библиотеке много еретических книг.
— А разве можно уничтожать книги?
Новая затрещина! Видимо, это ответ…
— Ай, папа! За что?
— Молчи, надоел уже! Если я буду отвечать на все твои вопросы, то они никогда не закончатся!
Звуки быстро удалялись.
— Не бе-эй меня, не бе-эй меня! — пропел где-то в отдалении неугомонный мальчишеский голос, затем всё стихло.
Пьемонтский, автоматически определил Дэй, говорят на пьемонтском, а поскольку они упомянули инквизитора, значит, я попал в Средневековье.
В висках проснулась пульсирующая боль, и мастер стиснул зубы, пытаясь сдержать стон. Если его заметят, инквизитору точно уже не будет дела до какого-то там болтливого подростка.
Дэй с осторожностью огляделся: прозрачные стенки машины времени были заслонены искривлёнными ветвями горной апеннинской сосны. Справа пересекались две сельские дороги, одна из которых переваливала за холм, а другая карабкалась по заснеженной горе. По первой медленно удалялась упряжка волов, тянущих гружённую сеном телегу. Небо было серым и неприветливым, ранняя весна или даже только конец зимы…
Дэй растер виски и поднялся — терять время было никак нельзя. Сначала нужно выйти, осмотреться и хорошенько замаскировать машину. Он нащупал ручку и приоткрыл дверь, которую тут же едва не вырвало порывом ветра. В воздух поднялось облако снежной пыли, когда Дэй спрыгнул на землю. Он отошёл на несколько шагов…
Осмотр со стороны дороги вполне успокоил его. Там, где находилась машина, виднелась только густая сеть ветвей с растопыренными зелёными иголочками — мимикрирующие панели отлично сделали своё дело.
Однако повод для беспокойства оставался. При такой плотной облачности придётся ждать по меньшей мере пару дней, пока зарядятся фотоэлементы аккумулятора. На это время нужно будет найти приют и компанию, чтобы не умереть со скуки. Да и суррогатная еда успевает быстро поднадоесть, а раз здесь неподалёку монастырь, то свежий хлеб и вино у них есть точно…
Дэй вернулся в машину, открыл дверцу гардероба, вынул ранец и задумался над тем, какой из восьми универсальных костюмов надеть.
Двое монахов натянули поводья, и их мулы застыли перед стоящим на перекрёстке человеком, одетым в костюм странника с капюшоном.
— Мир вам, братья! — произнёс Дэй, склонив голову. — Сделайте милость, укажите мне путь к монастырю Таренцо.
— Мир и тебе, брат, — ответил тот, что постарше, русоволосый мужчина лет пятидесяти с орлиным носом и квадратной бородкой. — Это вверх, в горы, но лучше иди с нами, мы держим путь туда же. С божьей помощью доберёмся за четыре-пять часов. — Ударив мула пятками по бокам, он продолжил: — Как тебя зовут? Откуда путь держишь?
Дэй широко зашагал рядом с ним.
— Я брат Дэй из Лалибельского монастыря в Эфиопии. Наш аббат послал меня с миссией в библиотеку Таренцо.
— А я брат Уильям из бенедиктинского ордена. Мой спутник Адсон. Он послушник и мой помощник.
Его голос звучал любезно и мягко, но когда Дэй поднял глаза, он встретил пронизывающий, подозрительный взгляд опытного инквизитора.
Заснеженные плоские вершины пиний образовывали настоящий свод, так что дорога под ними утопала в сумраке. Однако в начале крутого склона деревья расступились, и трое путников вышли на обширную поляну, которая озарялась солнцем. Брат Уильям близоруко прищурился при виде тысяч разноцветных танцующих точек, напоминающих светлячков, и начал рассеянно рыться за пазухой. В конце концов монах вытащил оттуда две линзы в металлической рамке и поднёс их к носу.
«Ага! — отметил про себя Дэй. — Вот и предки современных очков!»
Послушник Адсон указал за один из кустарников на другом конце поляны.
— Вот она, дорога!
Теперь и Дэй заметил припорошённые снегом очертания разбитой колеи и чьи-то следы, ведущие вверх и в сторону по склону. Пропустив спутников вперёд, мастер пошёл за ними. Оба мула сразу же провалились по брюхо в снег, но Дэю, несмотря на проторённый всадниками путь, тоже пришлось нелегко, он устал и проголодался.
Монахи терпеливо дожидались его у кустарника. Брат Уильям напряжённо всматривался в следы конских копыт, которые поворачивали здесь под прямым углом влево. Затем он протянул руку и что-то снял с одной из веток. Это было несколько длинных чёрных волос.
Длиннохвостый вороной конь с маленькими копытами и правильным аллюром, заключил Дэй. Если судить вон по той сломанной ветви, его высота в холке по крайней мере метра полтора. Всадника на нём не было, потому что чуть выше конь только что прошёл под большой кривой ветвью. Да и кому придёт в голову навещать верхом навозную свалку? А судя по запаху, там именно свалка — откуда ещё может исходить такая вонь в столь холодное время?!
Дэю было интересно узнать, что именно из увиденного сумел разгадать инквизитор, но решил, что разумнее будет промолчать. Через сотню пройденных метров его благоразумие было вознаграждено. Навстречу им вприпрыжку спускался монах, толстый и улыбчивый. На шаг от него отставал до удивления безобразный человек, вероятно послушник монастыря. Брат Уильям натянул поводья и подождал, пока эти двое приблизятся.
— Добрый день, — первым поклонился монах. — Я ключник Ремиджо. А вы, наверное, брат Уильям?
Бенедиктинец утвердительно кивнул.
— Сальваторе! — обернулся Ремиджо к послушнику. — Беги и предупреди его преосвященство господина аббата.
Раз уж монастырский ключник разыскивает коня, то конь наверняка принадлежит самому аббату, логично прикинул Дэй.
— Ценю вашу любезность, — отозвался инквизитор, — если ради нас вы приостанавливаете поиски коня, господин ключник. Не тревожьтесь, конь ушёл по тропинке к навозным удобрениям и там будет вынужден остановиться, так как дальше пути нет.
Сальваторе обернулся, бросил на брата Уильяма подозрительный взгляд и побежал наверх, прихрамывая на левую ногу, а толстяк раскрыл рот от удивления:
— Когда вы видели коня?
— Мы вообще его не видели, — ответил брат Уильям. — Но если вы ищете Брунелло, то он не может быть в другом месте.
Глаза ключника окончательно округлились:
— Брунелло?! Да, но… Откуда вы знаете его кличку?
Инквизитор снисходительно улыбнулся:
— Мы говорим о любимом коне господина аббата, не так ли? Высотой в семь ступней, с чёрным длинным хвостом, правильным аллюром, маленькими копытами и головой, с острыми ушами и большими глазами.
Дэю пришлось приложить немало усилий, чтобы не выглядеть подобно ключнику.
«Однако сильно! Я бы даже сказал, вполне профессионально. Ладно, согласен, хороший конь, очевидно, должен иметь острые уши и большие глаза, но как он узнал его имя — ума не приложу».
Когда ошарашенный Ремиджо удалился в сторону свалки, любопытство Дэя разыгралось не на шутку, и он не сдержался:
— Как вы узнали о кличке и острых ушах, брат Уильям?
Бенедектинец склонился к нему и доверительно сказал:
— Не знал, что они острые, но был уверен, что монахи в этом убеждены. Они преклоняются перед авторитетами, а сам Исидор Севильский сказал, что красивого коня отличают маленькая голова и острые уши. То же и с кличкой. Брунелло! Нынче красивый конь просто не может зваться иначе.
Про себя же инквизитор ровно отметил: а он не так прост, этот эфиопский монах. Раз спрашивает только о кличке и ушах, значит, обо всем остальном сам догадался. Надо будет подробнее расспросить брата Дэя о Лалибеле.
Немногим позже на тропинке появился ключник, ведя в поводу красивого вороного коня. Приблизившись, он поклонился высокому гостю и, не сводя с него удивлённых глаз, широким шагом пошёл к монастырю. Бенедиктинец, однако, не торопился следовать за ним.
Правильно, одобрил Дэй. Чем больше чудесных подробностей он успеет рассказать о проницательности брата Уильяма, тем лучше нас встретят.
А вслух спросил:
— Брат Уильям, что привело вас в Таренцо?
— Долгие годы я был инквизитором, совмещая с этим обязанности церковного следователя, — вежливо ответил монах. — Без излишней скромности могу заметить, следователь из меня вышел весьма неплохой. Две недели назад аббат монастыря прислал главе нашего ордена письмо с просьбой о помощи, и тот, вспомнив о моих способностях, дал мне это важное задание. В Таренцо начинает исполняться страшное предсказание, и аббат крайне обеспокоен этим. Думаю, скоро мы разберёмся в том, какова истинная причина его беспокойства…
Видимо, рассказ ключника вознёс авторитет приезжего инквизитора до невиданных высот. Перед широко распахнутыми окованными железом массивными воротами путников ожидал сам аббат. Кроме бросавшегося в глаза доброжелательного лица из-под кожаного плаща виднелись пухленькие руки, обнимавшие большую книгу — Библию ин-кварто. Похоже, аббат стоял там уже некоторое время, поскольку, несмотря на меховой плащ, притопывал, чтобы согреться.
— Добро пожаловать, брат Уильям! Мы все нуждаемся в твоей помощи, ибо появились дурные предзнаменования. Добро пожаловать и вам, — продолжил настоятель, улыбнувшись спутникам бенедиктинца.
Брат Уильям и Адсон ловко спрыгнули с мулов и склонили головы перед аббатом. Дэй с поспешностью последовал их примеру.
— Всё, что в моих скромных силах, будет сделано, ваше преосвященство, — ответил, выпрямляясь, инквизитор.
— Нет-нет, — поторопился возразить отец настоятель. — Мы с вами братья во Христе — какое там преосвященство? Аббат — вполне достаточное обращение.
Брат Уильям слегка поклонился и с нарочитой улыбкой добавил:
— Надеюсь, брат Дэй мне поможет, господин аббат.
— Для меня это будет наивысшей честью, — постарался попасть в тон мастер Дэй. — Не знаю, достоин ли я такого доверия?
Аббат выжидающе посмотрел на бенедиктинца. Тот пояснил:
— Несмотря на то что брат Дэй прибыл к нам из туманной и жаркой страны, его взгляд ясен, а ум холоден, как у немногих.
«Как он пришёл к этому заключению?» — удивился Дэй, а затем неожиданно понял, от чего проникся вдвое большим уважением к церковному следователю. Не иначе как в результате вопроса о кличке и ушах! Действительно силён!
— Тогда я буду рассчитывать на вас обоих, — заявил аббат и, направляясь к воротам, добавил через плечо: — Следуйте за мной, братья…
Один из монахов отдёрнул большие занавеси, и зал для аудиенций заблестел в золоте полуденного солнца. Зал был внушительным, но неухоженным и очень пыльным. В углу горел камин, который, однако, разожгли незадолго до их прихода, поскольку в помещении всё ещё было холодно. Перед камином стояли круглый столик и три глубоких кресла. Аббат остановился перед одним из них и передёрнул плечами. Подбежавший монах снял с него плащ. Затем святой отец аккуратно положил Библию на столик и сел в ближайшее к камину кресло, после чего жестом пригласил брата Уильяма и Дэя присесть напротив.
— Эта Библия принадлежала достопочтенному Варнусу, основавшему монастырь Таренцо шесть веков назад. Согласно легенде, он слышал о проклятии из уст некоего известного прорицателя и собственноручно записал его здесь, — сказал аббат, похлопав ладонью по объемистому тому. — К несчастью, это проклятие должно сбыться уже очень скоро. Сын мой, — обратился он к Адсону, который почтительно ожидал стоя, — подай святую книгу брату Уильяму.
Бенедиктинец, приняв Библию, осторожно открыл её. Дэй пододвинул своё кресло поближе к креслу следователя и вытянул шею.
На титульном листе были выведены четыре строки, написанные выцветшими красными чернилами.
В ненастный день, когда расстроится бег
солнечных часов,
А ты не догадаешься о смысле сих стихов,
Разверзнется земля, и с грохотом обитель вниз
сорвётся
На радость бесам злым — всё смертью обернётся!
Губы брата Уильяма растянулись в едва уловимой улыбке.
— Да, непохоже на легенду, скорее всего, это действительно написано им самим, — заявил инквизитор.
— Почему ты так уверен, брат Уильям? — спросил аббат.
— Потому что сразу же заметил акростих. Адсон, будь добр, прочти вслух сверху вниз первые буквы строчек.
— В-А-Р-Н… — На лице послушника появилось недоумение, но буквально в следующий миг оно сменилось радостным пониманием: — Варнус!
— А о каких солнечных часах идёт речь? — полюбопытствовал Дэй.
— Именно о тех, из-за которых я тревожусь. Пойдёмте, я покажу их вам. — Аббат бросил взгляд в сторону дежурного монаха, и тот поспешил набросить ему на плечи меховой плащ.
Гости торопливо встали.
Семеня по коридорам и лестницам, святой отец объяснял, что часы находятся в южном дворе монастыря.
— Эти часы — творение достопочтенного Варнуса. Однако вот уже месяц, как они отстают, причём всё больше и больше. — Аббат обернулся в надежде увидеть на лицах своих спутников тень ужаса, но обнаружил скорее удивление и даже недоверие.
«Солнечные часы отстают? — мысленно хмыкнул Дэй. — Как бы не так!»
Рядом с южной стороной монастырской церкви располагался прямоугольный двор, выстланный большими каменными плитами. Его ограждал невысокий забор, за ним земля как бы заканчивалась. Дэй приблизился к нему и с опаской заглянул по другую его сторону. Скалистый массив, на котором был сооружён монастырь, опускался вниз почти отвесно и метров через пятьдесят переходил в осыпающийся крутой склон. Оттуда бил пенящийся поток, ему не хватало самой малости, чтобы смело именоваться водопадом.
Кто-то нетерпеливо кашлянул за его спиной, и Дэй обернулся. Аббат, брат Уильям и послушник Адсон стояли полукругом перед возвышающейся плитой с высеченным на камне циферблатом, в середине которого торчал потемневший от времени бронзовый гномон. Его тень падала в точности на получасовое деление между XI и XII.
— Сейчас вы сами убедитесь, что отстают, — указал аббат на циферблат. — Куранты на колокольне вот-вот забьют.
Дэю хотелось спросить, почему они думают, что ошибаются солнечные, а не механические часы, но по мере приближения к остальным обратил внимание на то, что церковный следователь пристально разглядывает землю под ногами. На плите, находившейся перед ним, виднелись очертания десятка близко расположенных друг к другу тонких линий, пересекаемых тенью от воткнутой в щель длинной прямой палки. Кто-то, вероятно сам аббат, попытался установить таким образом момент, когда тень палки становится наиболее длинной и в этот момент совпадает с показаниями курантов на колокольне.
Бам-м-м! Бам-м-м! Бам-м-м! — разнеслись мелодичные звуки.
— Когда вы заметили отставание солнечных часов? — спросил инквизитор.
— Каждый день пополудни я прихожу сюда и молюсь, чтобы злое проклятие обошло нас стороной. Три недели назад заметил, что звон колокола опережает тень гномона, и немедля вбил эту палку. На следующий день я уверился, что тень от этой палки наиболее длинна в тот момент, когда бьёт колокол курантов. Я не позволил бы себе тревожить его святейшество, если бы не был уверен, что мы нуждаемся в вашей помощи, — заявил настоятель и смиренно добавил: — Пусть Господь продлит его жизнь за то, что он немедленно послал нам самый светлый ум церкви!
Дэй сделал шаг вперёд и протянул руку к плите солнечных часов. В тот же миг рядом с его ладонью на плиту легла другая. Он поднял глаза и встретился взглядом с братом Уильямом, который кивнул ему. Они одновременно напрягли мышцы, но плита даже не пошевелилась.
— Я проверял, — сказал аббат. — В архивах монастыря есть запись о том, что плита забита на три пяди в землю.
Дэй выпрямился и невольно скользнул ладонью по обратной стороне плиты. Ему понадобилось две-три секунды, чтобы осознать, что там нащупываются какие-то шероховатости.
— Здесь имеется надпись, — сообщил он.
— А, эта? — рассеянно откликнулся святой отец. — Это вариант предсказания из Библии Варнуса, доказывающий, что речь идёт именно о солнечных часах. Строки несколько отличаются от тех, что в книге, но эта разница несущественна и смысл остаётся тем же.
Дэй и брат Уильям снова встретились взглядами и молча прошли за плиту.
Солнце слепило глаза так, что задняя сторона плиты выглядела почти чёрной, однако на пару мгновений светило закрыла свинцовая стена тучи, и надпись прояснилась. Время сгладило высеченные в камне буквы, но пятистишие всё ещё читалось.
Когда ты в солнечных часах найдёшь ошибку,
но не воспримешь предсказание серьёзно,
Разверзнется земля, и с грохотом сорвётся
Обитель в бездну тьмы, и вдоволь посмеётся
Тот, кто послал вам смерть так грозно и жестоко.
— Извините, ваше пре… господин аббат, но думается, что разница между двумя вариантами стихов весьма существенна. Здесь пять строк, а не четыре, они короче и не зарифмованы, — сказал Дэй.
— Возможно, — откликнулся аббат, — это понадобилось ему, чтобы всё поместилось на плите.
— На плите вполне хватает места, — возразил инквизитор. — Причина здесь в другом.
Дэй закончил повторный пересчёт, и его предположение оправдалось.
— Варнус нарочно изменил стихи. Хотел показать, что истинное предсказание то, которое здесь, — определился он.
— Почему именно это? Разве они не одинаковы? — несколько уныло вопросил аббат.
— Потому что здесь отсутствует внутренний ритм, присущий первому стихотворению, — вмешался брат Уильям.
— А последняя строка, как мне кажется, нарочито ошибочна, — добавил Дэй. — Если переставить последнее слово немного вперед, то получится «Тот, кто послал вам смерть, жестоко так и грозно», что чудесно рифмуется со второй строкой — «Но не воспримешь предсказание серьёзно». Значит, ошибка нарочита…
— К тому же в каждой строке по тринадцать слогов, — мрачновато напомнил бенедиктинец.
Лицо настоятеля преисполнилось неподдельного ужаса, он лихорадочно перекрестился:
— Боже упаси! Дьявольское число! Говорили мне, что замечали его следы здесь, но мне не хотелось верить. И ведь часы отстают точно так же, как указано в предсказании. За что ты меня наказываешь, Господи? Почему это испытание ниспослано тобой именно сейчас?!
— Не беспокойтесь, — сказал брат Уильям. Его голос был таким спокойным, что в глазах аббата блеснула надежда. — Раз мы знаем, почему часы начали отставать, наверняка сможем устранить и причину этого. Не так ли, брат Дэй?
Дэй испытал давно забытое чувство, что ответ находится совсем рядом, но пока ускользает. Улыбка в глазах инквизитора сменилась недоумением.
— Ты о причине? — долетел до него голос аббата. — Неужели она уже известна тебе, брат Уильям?
— Я удивлён, брат Дэй, что такой проницательный человек, как ты, во второй раз не замечает акростих, который находится у тебя перед глазами, — чеканя слова, произнёс брат Уильям, и Дэй почувствовал, как внутри у него всё похолодело. — Адсон, прочитай первые буквы стихов, пропустив строку, смещённую вправо.
— К-Р-О-Т, — произнёс Адсон. — Крот?
— Что за крот? — спросил аббат. — Сейчас зима, какие могут быть кроты? Да и какой крот сможет подкопать эти плиты?
Внезапный ледяной порыв почти заглушил его слова и вынудил всех повернуться спиной к ветру.
— Крот, конечно, нет, но некий человек злонамеренно может сделать это, — почти выкрикнул брат Уильям, стараясь перекрыть вой ветра. — Не на правильном ли я пути, брат Дэй?
Дэй мысленно улыбнулся. У него была идея получше.
— Я не убеждён, брат Уильям, — ответил он. — Но если в монастыре найдётся достаточно длинная и крепкая верёвка, то, возможно, я скоро смогу предложить тебе другой ответ.
— Верёвка найдётся, — отозвался аббат, стуча зубами от холода, — но давайте сперва пройдём в трапезную, подошло время обеда. Всё утро вы провели в дороге и наверняка проголодались. Кроме того, продолжить расследование можно будет не ранее завтрашнего утра — надвигается настоящий снежный буран.
Дэй поднял глаза и с удивлением заметил, что оттуда, где несколькими минутами ранее виднелся противоположный склон, протягивает мохнатые щупальца зловещая чёрная туча.
Метель разыгралась не на шутку, но в трапезной было тепло и уютно, так что обед незаметно перешёл в лёгкий полдник, а затем и в ужин. Аббат и брат Уильям рассказывали бесконечные истории, которые отличались странным свойством разжигать аппетит, и Дэй начал опасаться, как бы не лопнуть от переедания, поэтому он даже обрадовался, когда двое рассказчиков утомились и наступила его очередь говорить. Однако радость его была недолгой, поскольку предыдущие рассказчики оказались слишком хорошими слушателями.
По истечении получасовых импровизаций Дэй забеспокоился, как бы не проронить чего-либо не к месту и не быть раскрытым. Тот факт, что вот уже пятнадцать лет как брат Уильям сменил поприще и превратился из инквизитора в церковного следователя, всё равно не успокаивал. Проницательность бенедиктинца делала его опасным собеседником. Видимо, инквизитор — это навсегда. В конце концов, пытаясь нащупать тему, не очень знакомую присутствующим, Дэй упомянул Лалибельский монастырь.
— Расскажи нам о Лалибеле, брат Дэй, — тут же попросил брат Уильям. — Несколько лет назад один монах рассказывал такие интересные истории о ваших краях, что я сгораю от нетерпения услышать что-либо ещё об этом монастыре и знаменитом аббате Хайле.
Дэю очень захотелось прикусить свой язык. К счастью, и отец настоятель также был наслышан кое о чём на эту тему.
— Не в Эфиопии ли находится Лалибела? — спросил он. — Это же родина кофе… А я всё думал, чего же нам не хватает для достойного завершения ужина, — хорошего кофе с молоком!
Тут же разгорелся спор о том, какой из рецептов приготовления кофе с молоком самый лучший.
Спорили, естественно, брат Уильям и аббат. Дэй отчаянно пытался остаться незамеченным.
Спор затих, только когда один из монахов водрузил наконец на стол дымящийся кофейник. Некоторое время царило молчание, нарушаемое только тихим причмокиванием или громкими похвалами в адрес повара. Кофе был великолепен!
Неожиданно в трапезную с порывом ветра влетел Ремиджо. Ключник что-то кричал во всё горло, но понадобилось прикрыть дверь, чтобы его услышать: вой ветра заглушал его слова.
— Нечестивый в монастыре!
Аббат побелел как полотно и резко выпрямился.
— Снова те следы? — спросил он, непрерывно крестясь.
Вся компания без промедления вскочила на ноги.
— Какие следы? — спросили в один голос Дэй и брат Уильям.
— Да-да, те самые! Пойдёмте! Посмотрим на них! — Для большей убедительности Ремиджо выпучил глаза и указал на дверь, но сам не двинулся с места.
— Что же ты? Веди нас! — приказал бывший инквизитор, вытаскивая факел из металлической подставки в стене.
Дэй последовал его примеру. Мало ли, всё-таки оружие…
Ключник с явным нежеланием повернулся к двери, открыл её и боязливо высунул нос наружу. Ему явно не хотелось покидать тёплое помещение.
— Ступай же! — прикрикнул на него аббат.
В результате отправились решительно все, трапезная опустела.
До места они добрались быстро, почти бегом. Уже совсем стемнело, все старые следы замело снегом, но от главных ворот монастыря тянулась странная асимметричная цепочка свежих следов, достигающих каменной настилки около церкви, после чего они терялись.
Дэй и брат Уильям, подняв факелы, склонились над следами. Правый след был человеческим, хотя и несколько размазанньш, а вот левый…
Адсон ахнул, аббат и Ремиджо перекрестились. В снегу виднелись ясные отпечатки большого раздвоенного копыта.
Брат Уильям медленно повернул голову от ворот к церкви, провожая взглядом направление следов. Затем посмотрел в сторону Дэя, кивнувшего ему в знак согласия.
— Мы войдём внутрь, — сообщил бенедиктинец монахам и зашагал к церкви.
Дэй последовал за ним.
— Тебе не страшно, брат Уильям? — спросил он, когда они остановились на пороге.
— Не более чем тебе, брат Дэй, — бросил тот через плечо. — Это следы человека, а не дьявола. Нечестивый не посмел бы войти в церковь.
После обжигающего ветра казалось, что внутри храма очень тепло. Несколько влажных пятен — каждое меньше предыдущего — уходили влево по краю стены и через несколько метров от входа исчезали. Инквизитор, не колеблясь, продолжал идти вперёд, пока не остановился перед маленьким алтарем. На полу справа виднелась целая лужица.
— Он не мог испариться, — отметил брат Уильям. — Здесь должна быть какая-то потайная дверь.
Они начали осматривать каменный плетень из человеческих костей и черепов, прикрывавший стену. Наконец Дэй кое-что заметил.
— Здесь всё в пыли, кроме глазниц вот этого черепа. Он просунул в них пальцы и нажал.
Камень подался, что-то щёлкнуло, и часть стены отодвинулась внутрь. Брат Уильям протянул руку над плечом Дэя и начал подталкивать стену. Перед ними появился узкий проход.
— Браво, брат Дэй! — В голосе церковного следователя звучало искреннее восхищение. — У тебя зоркий взгляд.
К облицованному грубо отёсанными камнями коридору, который наклонно уходил вниз, вели ступени. Отовсюду со стен струилась вода, сливавшаяся несколькими шагами ниже в настоящий ручей. Он быстро расширялся и заполнял туннель почти во всю его ширину. Следопыты двинулись по коридору один за другим, раскачивающейся утиной походкой, поскольку при каждом следующем шаге им приходилось всё шире расставлять ноги.
Неожиданно брат Уильям резко остановился, и Дэй едва не налетел на него. Продолжение коридора представляло собой сплошную бурлящую массу воды.
— Надо идти вправо, — проговорил бенедиктинец.
Дэй удивился:
— Моё почтение, брат Уильям. Неужели ты видишь следы под водой?
— Я их не вижу, просто справа отдаёт застоявшимся воздухом.
Чуть позже они достигли маленькой подземной камеры, в которой находились грубо сколоченные нары с наспех брошенной на них чёрной одеждой. Уильям, наклонившись, что-то поднял с земли. Это был грубый левый башмак, к подмётке которого было прикреплено коровье копыто.
— Кроту удалось ускользнуть из церкви до нашего прихода, — сказал бывший инквизитор. — Только вот забыл свою обувь — и это дорого ему обойдётся!
В его вкрадчивом голосе прозвучала такая недвусмысленная угроза, что Дэй испугался.
Келья, отведённая Дэю для ночлега, оказалась без ванной комнаты и туалета, однако ему было не привыкать к средневековым условиям. Он разделся и обтёрся влажным полотенцем, которое затем засунул вместе с сегодняшним бельём в мешок для грязной одежды. В этот миг в дверь постучали.
— Сейчас! — Дэй быстро напялил на себя пижаму и распахнул дверь, но тут же, спохватившись, осознал, что допустил оплошность, — ждущий на пороге молодой монах удивлённо уставился на его одеяние.
— От… от его преосвященства, — запинаясь, выговорил монах, протягивая поднос с кувшином и стеклянным бокалом. — Велел передать, что это особое вино для приятных сновидений. Монастырская амброзия — так и сказал.
Дэй с усилием подавил улыбку. Неужели аббату недостаточно чистой совести для обеспечения гостю приятных снов?
Однако когда Дэй попробовал вина, то решил, что его насмешка была незаслуженной. Ничего удивительного в том, что такое вино называли амброзией: его благоухание было божественным.
Сны Дэя, впрочем, были не столь приятными, а пробуждение — и того хуже.
Что-то болезненно упиралось в его спину, а нечто другое мешало повернуться, чтобы поудобнее устроиться. «Сколько же сучков на этих монастырских нарах!» — мелькнуло в его сознании спросонья. Но вместе с тем, надо признать, вчерашний кофе был прекрасен.
— Окати его! — надтреснуто прозвучал чей-то знакомый голос.
В следующее мгновение действительность вылилась на Дэя вместе с ведром ледяной воды. Он инстинктивно дёрнулся, пытаясь прикрыть лицо руками, однако его кисти лишь натянули шероховатую пеньковую верёвку. Верёвка ободрала привязанные к балке над головой руки. Дэй с опаской открыл глаза.
Над ним нависло ухмыляющееся до ушей лицо хромого Сальваторе. Вопреки улыбке его пугающий взгляд подсказывал, что ведро с водой вовсе не было дурацкой шуткой.
— Очнулся, — прокаркал Сальваторе, поворачивая голову в сторону.
Дэй, насколько это было возможно, проследил за его взглядом и справа от себя увидел свои вещи, разбросанные на грубом столе внушительных размеров. За столом стоял аббат, сосредоточенно закрывая и открывая кошачий язычок одного из потайных карманов костюма. Из-за окна за его спиной доносилось тревожное блеянье и мычание монастырских животных.
— А не растянуть ли ему кости? — произнёс Сальваторе, и верёвка болезненно впилась в кисти Дэя, сильно вытянув его руки кверху.
— Только посмей — и поменяешься с ним местами! — ледяным тоном промолвил настоятель. — Ты, кажется, забыл, что когда-то тоже лежал здесь.
Сальваторе сник, его голова медленно втянулась в плечи. Аббат отодвинул в сторону костюм и, многозначительно посмотрев на Дэя, добавил:
— Вначале попытаемся разговорить его по-хорошему.
Дэй осознал, что если он сейчас и молчит, то только потому, что онемел от ужаса. К тому же, несмотря на пробегавшие по каменным стенам красноватые отблески огня, в помещении было очень холодно, и зубы уже стучали от холода.
Но самое плохое заключалось в том, что он не мог двигаться. С трудом приподняв голову, Дэй взглянул на свои вытянутые ноги. Как и ожидалось, они тоже были привязаны верёвкой, другой конец которой был намотан на большой деревянный барабан с двумя крестовидными держателями, закреплёнными по сторонам. «Дыба, — подумал Дэй, и от этой мысли его прошиб пот. — Меня будут пытать».
В надежде на спасение он снова повернул голову направо. С благостного и добродушного лица аббата на него смотрели глаза безжалостного убийцы.
— Что это такое? — резко спросил аббат, подняв пустой ранец.
— Ранец, — несколько удивлённо ответил Дэй.
— А из чего он сделан? Лёгок как перышко, а крепок как… как… — И аббат изо всех сил задёргал ранец в разные стороны, пытаясь его разорвать.
— К-к-к… — Дэю удалось остановиться, перед тем как произнести «кевлар». — Кожа бегемота. Лалибельские женщины мнут, дубят и строгают кожу, пока она не станет тонкой, как пергамент.
Настоятель недоверчиво кивнул и, отбросив ранец на пол, поднял использованное накануне Дэем влажное полотенце.
— А это что?
— Вчера мне сообщили, что в монастыре нет тёплой воды для купания, а день был тяжёлым. Вот я и использовал полотенце, чтобы обтереться.
От этого простого объяснения аббат неожиданно разъярился не на шутку:
— Благочестивый христианин не купается каждый день!
Полотенце полетело вслед за ранцем, а святой отец поднёс к носу дезодорант. Лицо его искривила такая гримаса, что вопреки своему жалкому положению Дэй едва не прыснул со смеху.
— Скажешь, что это мыло?
— Не мыло, а аромат, который прикрывает телесные запахи, — спокойно объяснил Дэй. — Я прибыл из жаркой страны, где человек постоянно потеет.
— А может ли он прикрыть запах серы?
Дэй внутренне сжался, услышав обвинение, которое могло стоить ему жизни. Но пока он лихорадочно обдумывал подходящий ответ, внезапно появилось неожиданное подкрепление.
— Думаю, что, несмотря на свои необыкновенные гигиенические навыки, брат Дэй всё-таки не дьявол, — произнёс кто-то из дальнего конца помещения.
Все повернули головы на этот голос. В дверь вошёл бывший инквизитор.
— Только вот прибыл он из более отдаленного места, чем говорит. Ты ведь едешь не из Лалибелы, не так ли? — продолжал брат Уильям, приблизившись и наклоняясь над распятым пленником. На его губах играла странная улыбка.
Дэй утвердительно кивнул. Тёмные зрачки профессионального инквизитора впились в его лицо, и каждая попытка солгать могла привести к ужасным последствиям.
— Думаю, что нам следует его отпустить, — обернулся бенедиктинец к аббату.
Похоже, находясь перед насмешливым взглядом инквизитора, настоятель тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Он хрипло распорядился:
— Отпусти его!
В руках Сальваторе блеснул нож, и Дэй сел на дыбе, растирая ободранные кисти.
— Перекрестись! — приказал аббат. Дэй торопливо выполнил приказание.
— Ну вот, — сказал брат Уильям, — если бы он был дьяволом, то лопнул бы без промедления.
Аббат облегчённо вздохнул.
— Кроме того, вчера он сказал, что если получит длинную верёвку, то повяжет нашего крота до того, как тот попадётся в капкан, — продолжал церковный следователь небрежно деловитым тоном, который смутил не только аббата, но и Дэя, всё ещё не верившего в своё чудесное спасение.
Пока бывший пленник собирал свои вещи, Сальваторе принёс моток толстой верёвки.
— Тебе нужна помощь, брат Дэй? — спросил брат Уильям.
— Если послушник Адсон пойдет со мной и последит за верёвкой, чтобы не развязалась, я буду ему весьма благодарен, — ответил Дэй, с трудом преодолевая дрожь в голосе. Он терялся в догадках: не ведёт ли бывший инквизитор игру в кошки-мышки и не является ли залогом игры «кто первым поймает крота?» его собственная жизнь?!
Время от времени из-под ног от скалы отламывались и летели вниз крупные камни, и в эти мгновения Дэй покрепче впивался руками в верёвку. Он завязал узлы по всей её длине, но и они не могли компенсировать нехватку скалолазных карабинов, так что пальцы быстро начали деревенеть. Дэй уже спустился метров на тридцать под уровень каменного фундамента солнечных часов, но всё ещё не нашёл и следа того, что ожидал увидеть.
Сильный порыв ветра бросил в лицо горсть водяных брызг. Подождав, пока стихнет ветер, Дэй повернул голову. В нескольких метрах слева от него из кажущейся плотной скалы вырывался вниз ледяной поток, в сторону от которого начиналась горизонтальная, толщиной в целую пядь глиняная борозда, опоясывающая, по-видимому, весь холм и указывающая на наличие размокшего пласта земли.
Дэй закричал во всё горло, но похоже, что ветер уносил его слова в сторону и Адсон его не слышал. Пришлось карабкаться самому. Он добирался до каменного забора, огораживающего двор монастыря, казалось, несколько часов.
Инквизитор и аббат стояли у солнечных часов, громко разговаривая. Монастырские животные в загоне неподалёку подняли такой шум, что Дэй, находившийся в нескольких шагах, не слышал ни слова. Брат Уильям заметил его первым и бросился помогать. Адсон, извиняясь, побежал за ним. Пытаясь унять дрожь, Дэй кое-как перевалился через забор.
— Очень жаль, но ты зря так спешил. Скоро мы его поймаем, — уверенно сообщил брат Уильям.
Дэй устало улыбнулся:
— Не Сальваторе ли?
— Когда ты понял, что это он, брат Дэй? — спросил бывший инквизитор.
— Недавно, пока висел распятым. Когда господин аббат прикрикнул на Сальваторе, тот весь сжался. Тогда-то я и подумал, что он слишком напуган. Потом, когда он освобождал меня от верёвок на дыбе, мне пришло в голову, что его правая нога может быть искалеченной не от рождения, а вследствие какого-либо истязания, а также я заметил, с какой ненавистью он смотрит на господина аббата. Я подумал, что след, увиденный нами вчера вечером, был в точности похож на тот, который встретился нам на пути, всё увязалось одно к другому. Скорее всего, Сальваторе истязали по приказанию господина аббата, и его ненависть к последнему так сильна, что он желает гибели всему монастырю. Именно поэтому он и морочил всем голову вымышленным дьяволом, чтобы никто не догадался об истинном смысле предсказания!
Настоятель покраснел, скорее от гнева, чем от стыда:
— Не смотри на меня так! Я думал, что, поранив тело, я спасу его душу. Только вот душа еретика как побитое яблоко — всё равно сгниёт в конце концов. И почему ты не сказал нам этого сразу?
— Потому что хотел убедиться в том, что если монастырь рухнет, то вины Сальваторе в этом быть не может. Проклятие и акростих кроме буквального имеют ещё один возможный смысл.
— Что ты несёшь?! — прорычал аббат.
— Какой смысл? — выпалил почти одновременно с ним брат Уильям.
— Монастырь провалится при первом же землетрясении. А оно может начаться в любой момент, так как нет другой причины для столь бурного беспокойства животных.
— Это слова сатаны! — выкрикнул аббат и перекрестился. Затем, указывая пухленьким пальцем на Дэя, он пропищал: — Схватите его!
К счастью, поблизости не оказалось никого из монахов. Но зато в следующий миг со стороны церкви долетело дружное скандирование:
— Кос-тёр! Кос-тёр!
Появилась толпа монахов, которые волокли бьющегося в их руках Сальваторе. Завидев аббата, Ремиджо бросился вперёд и торжественно выкрикнул:
— Мы поймали дьявольское исчадие, ваше преосвященство!
Аббат бросил последний грозный взгляд на Дэя и двинулся к толпе. Дэй схватил его за рукав:
— У нас нет времени, надо бежать! Оставьте этого несчастного!
Отец настоятель, резко отдёрнув руку, бросил через плечо:
— Молчи, богохульник! С тобой мы разберёмся после!
Дэй хотел было последовать за ним, но бывший инквизитор преградил ему путь.
— Оставь в покое господина аббата. Что ты видел внизу?
— Монастырь стоит на глиняном пласте и в любой момент может заскользить по нему, как санки. Бегите!
Никто из монахов не обратил внимания на первый толчок, потому что именно тогда Сальваторе, вырвавшись из их рук, побежал, а когда двое монахов догнали его и повалили на землю, все остальные навалились на них сверху.
Земля задрожала вновь, и по двору прошла широкая трещина. Брат Уильям, Дэй и Адсон, обогнув её на бегу, устремились к воротам. Минуя груду возящихся тел, Адсон поубавил шаг, пытаясь хоть кого-то спасти:
— Бегите! Пропадем!
— Брось их! — крикнул ему церковный следователь. — Они не слышат тебя!
Навес над воротами закачался и рухнул, едва они пробежали под ним. Новый толчок был настолько сильным, что все трое очутились на земле и заскользили вниз по утоптанному снегу.
«Вот это да!» — отметил про себя Дэй и, продолжая скользить, расстегнул плащ, бросил его на землю, кое-как угнездился сверху и крикнул:
— Садитесь на плащ! — Схватив передний край плаща, он приподнял его кверху.
Кто-то прыгнул ему на спину, последовал ещё один толчок, и импровизированные сани начали набирать скорость.
Когда они достигли середины склона, донёсся ужасающий грохот. Стоящий впереди лес бешено затанцевал, и после короткого перелёта все трое бухнулись в огромный снежный сугроб.
Крутой холм выглядел так, словно его обрезали ножом, а его высота стала вдвое меньше, чем была раньше. Долина за холмом казалась завешенной огромным серым облаком, клубящиеся куски которого постепенно опускалась вниз. Потрясённо помолчав некоторое время, брат Уильям наконец задумчиво произнёс:
— В сущности, ты прибыл не из далёкой страны, а из далёкого времени.
Дэй удивлённо уставился на него. Бенедиктинец улыбнулся:
— Не пугайся истины, брат Дэй. Я твой вечный должник. Если бы не ты, меня уже не было бы в живых. Только скажи, почему ты так неуклюже пытался обмануть меня сказками об Эфиопии? В Лалибеле нет монастыря, есть только церковь.
Дэй ответил ему смущённой улыбкой:
— И я твой должник, брат Уильям. Если бы не ты, я никогда бы не научился замечать акростихи. Но скажи мне, разве может беззащитный пришелец из другого времени довериться бывшему инквизитору?
Лицо брата Уильяма осветила добродушная улыбка.
— Тебе нечего было опасаться, брат Дэй. Бывшему инквизитору известно лучше, чем кому бы то ни было, что доброта, готовность защитить невинного и ум слишком дороги, чтобы быть дарами дьявола.
