ЭВА БЯЛОЛЕНЬСКАЯ
(Перевод с польского Дины Коган)
ДРАКОН
Говорят, будто седьмой сын в семье предназначен для дел великих и необычайных. То какое-никакое чудовище убьет, а то разбойников разгонит… злого волшебника надует или, наоборот, — его пожизненную благодарность заслужит. А разные там короли, принцы да вельможи такому герою наперегонки предлагают своих дочек в жены, ну разумеется, самых младших и красивейших. И якобы никогда ещё ни один из этих счастливцев, под седьмым номером на свет явившихся, не должен был головой своей рисковать ради пригоршни серебра да ломать оную голову над тем, как бы расплатиться за своего чудесного коня, не любовался дырками в подошвах своих башмаков и не покидал на рассвете постоялый двор через окошко, оставляя на память хозяину доску с записью своих долгов, подобную лестнице до неба. Однако ж неприятности происходят иногда и с седьмым сыном, как будто он — самый обычный смертный. Я-то уж об этом всё знаю, потому как до меня матушка шестерых пареньков на свет родила. А я — тот самый, седьмой… Да ещё идиот в придачу.
Потому как только идиот, совершенно лишенный разума, будет биться об заклад, что убьет дракона на поединке. Оно, конечно, я был пьян. Потому как на трезвую голову я бы ничего подобного не выдумал. Такого рода дела надлежит оставить в ведении всякого рода дра-коноборцев или магов, а обычный наёмник должен знать своё место на этом свете. Целых девятнадцать лет своей жизни я вёл себя вполне примерно (по мере возможности). Рассудителен был, чёрт подери! Благонравен! Даже сметлив! Так, по крайней мере, мне казалось до того, как в трактире «Под весёлым зайцем» я отрезвел настолько, что стал шарить по своим карманам, дабы понять, сколько же у меня осталось деньжат. И вот тогда оказалось, что моё имущество несколько увеличилось, прибавился к нему документ, в котором чёрным по белому было написано, что некий Берилан Стаборт — это я — дает слово чести, что дракона, опустошающего окрестности, умертвит или сам в битве голову сложит (что было гораздо более правдоподобно). А ежели слово своё я нарушу ив течение сорока дней не доставлю головы мертвого дракона господину… — тут были изображены какие-то каракули, затем стояло «из Равелн» — …то долг мой возрастет на сумму… И тут взвыл я, как измученная душа в аду, ибо сумма была так велика, что её не за сорок дней, а и за год мне не собрать. Я не верил своим глазам, но подпись под документом была без сомнения моя. А трактирщик подтвердил, что я на самом деле побился об заклад с господином из Равелн и спор шёл действительно о драконе, но я выглядел вполне трезвым, а потому он, трактирщик, не вмешивался, а только потом следил, чтоб никто мне в карман не влез.
Я чуть не бился головой об стол. Жаль, что почтенный трактирщик не был знаком со мной раньше. Если за кружкой я выгляжу вполне свеженько, это означает, что позади уже все стадии глубочайшего опьянения и не хватает лишь четвертушки, чтобы полностью отключиться. Когда бы я в тот момент преставился, то черви в моей могиле не протрезвели бы и через два месяца.
Я мог бы ещё удрать. Забыть собственное имя, семью и прошлую жизнь. Забиться куда-нибудь в глушь и не подавать признаков жизни. Но тогда уж смело можно было снова побиться об заклад, что пресветлый господин из Равелн явится на пороге жилища моего отца с копией этой паршивой бумаженции и потребует от родителя уплатить мой долг. Правда, не знаю, что он мог бы забрать в нашем доме. Стаборт изобилует только мышиными норами. А если б я своим братьям признался, какую глупость совершил, они, верно, живьём содрали бы с меня шкуру и натянули её на барабан. Мне стало совершенно ясно, что выход у меня только один: погибнуть глупо, зато с честью.
Для побега из дому у меня было три причины: моя глупая сестричка Увра, вторая моя ещё более глупая и ещё более несносная сестричка Парр-нагет и моя ограниченная мамочка — безнадежная материалистка. Каким чудом мой дед — очаровательный старичок со склонностью к философствованию и высшей математике — умудрился породить мою тупую матушку, видимо, навсегда останется генетической загадкой. К счастью, кое-что я от дедушки всё-таки втихомолку унаследовала. Заявляю об этом без фальшивой скромности. Меня абсолютно не устраивали планы моей родительницы, заключавшиеся в том, чтобы как можно скорее подыскать мне пару, которую не оттолкнули бы мои странности… (ага, прям сейчас!), и выдать меня быстренько замуж… (животики надорвешь!), и чтоб я живенько так родила (караул!). А всё ради того, чтоб выбить у меня из головы всякие глупости. Глупости же, среди прочего, проявлялись в том, что я не лизалась без передышки, как Увра, у которой от таких нежностей всё время колтуны в желудке образовывались, и не заигрывала с каждым самцом на острове, как Парр-нагет — пискливая семейная поэтесса, ловко выпекавшая рифмы вроде «кровь — любовь». Зато я лазила по развалинам и откапывала оставшиеся от прадавних жителей следы; пробовала пересчитать все звезды и понять, почему луна превращается в месяц; но самое главное… самое главное, я научилась плавать, и это просто приводило мою матушку в бешенство… «Ни один нормальный дракон НЕ входит в ВОДУ!!!» Ну ладно, я была ненормальная.
Ничего удивительного, что в один прекрасный день я сказала «прощайте» родным берегам и отправилась в сторону континента навстречу приключениям. За свою жизнь я уже насиделась на одном месте, поэтому порхала повсюду. Подглядывала за людьми, которые оказались гораздо интереснее моих прежних соседей. У двуногих полным-полно разных занятий, и они так всё время спешат, что можно с ума сойти. А сколько всего нового увидишь! И сколько услышишь! Порой я превращалась в какое-нибудь небольшое животное, чтобы подобраться поближе, не привлекая внимания. Наблюдала, что люди делают, учила их язык. С едой тоже не было никаких хлопот: повсюду она бегала целыми стадами — упитанная, вкусная, только выбирай! Почему-то людям страшно не нравилось, когда я кормилась на их землях (а ведь на самом деле я ела так мало!), и они весьма деликатно давали мне понять это. Кидались в меня палками. Чаще всего палки были заостренными, и, если какая-нибудь из них попадала в меня, то было несколько неприятно. Я предпочитала не задерживаться надолго в одном месте, поскольку двуногие становились очень нервными. Ну видно, не нравилось им, что я больше их. Над местностями, заселенными людьми, мне приходилось проделывать невероятные воздушные петли и зигзаги. Летела я туда, куда меня ветер нес, но в общем держалась одного направления — на север. Некоторое время спустя добралась я до гор. Конечно, никогда прежде я гор не видела, но они явно выглядели именно так, как в описании: нечто огромное, серо-зелёное, массивное, слегка изломанное сверху и присыпанное чем-то белым. Белое было неприятно холодным. Двуногие с гор оказались ещё более негостеприимными, чем их сородичи из низин, так что я без всякого сожаления полетела дальше. И правильно сделала, поскольку вскоре нашла весьма подходящее укромное местечко, где и решила задержаться и отдохнуть после долгого пути. На моих новых землях находились довольно приветливые леса, полные дичи. Пригорки, поросшие травой, где так приятно вздремнуть на солнышке. Было даже озеро, где я могла вволю плавать, нырять и ловить рыбу.
Люди там тоже были, но немного, поэтому я не ожидала особых конфликтов. К сожалению, едва я начала обустраиваться на новом месте, как они заявились целой толпой, да с палками, и старая история повторилась. Только на этот раз я не намерена была отказываться от столь привлекательного уголка. Как они выглядели? Ну что ж… люди как люди. Сами понимаете, их так трудно отличать одного от другого. В общем-то они были как бы слегка посветлее, чем те, с юга, и пахли немного по-другому. Зато палки совершенно такие же, как везде.
Я притворялась спящей, пока они «подкрадывались», топая при этом как стадо коров. Когда они были уже совсем близко, я кааак вскинусь! Как зарычу во всё горло! Потом я просто каталась от смеха по пригорку, ведь герои все удирали так быстро, что даже их собственные тени за ними не поспевали. Даже палочки свои растеряли второпях. Раза два они так пробовали подобраться, а я развлекалась вовсю.
Потом люди стали появляться по одному или маленькими группами. И это была уже совсем другая разновидность, потому как и пахли они по-другому, и больше блестели. Точь-в-точь навозные жуки, усевшиеся враскоряку на лошадь. С этими новыми мне было ещё веселее, потому как они уже не удирали сразу и развлекались мы подольше; а если удавалось схватить кого-нибудь, то они так приятно гремели, если потрясти. Одного я хотела оставить себе на потом. Посадила его на вершину дерева, но этот озорник всё-таки умудрился удрать. На следующий день я нашла только доспехи. Как куколка, в бабочку превратился, что ли?…
К сожалению, один из потрясаемых сумел всё-таки вывернуться и уколол меня каким-то шипом прямо в глаз! Ой… вы даже не представляете, как это больно! Сама не знаю — от неожиданности или со злости — я покрепче стиснула зубы, и он перестал шевелиться. Как-то неловко мне потом было. На этом нечаянно перекушенном развлечения закончились. Больше никто ко мне не приходил… Мне стало скучно, и я уже подумывала о перемене мест, но тут появился ОН.
Пришлось мне пойти к мастеру и заказать себе копьё — ничего лучше я не придумал, и с этим куском дерева отправился на свой последний в жизни бой. Чудовище оказалось величиной с дом (по крайней мере, мне так показалось), с уродливой пастью, полной острых, как ножи, зубов, и кроваво-красными глазищами.
«Боже… ну… это… сам знаешь, в чём дело», — почему-то я не сумел тогда придумать лучшей молитвы.
Коня моего не готовили для боя с драконами, поэтому я заранее прикрыл ему глаза, чтоб не понёс при виде чудовища. Животина доверяла мне (хотя я сам в себя не верил) и позволяла управлять собой даже вслепую. И вот помчались мы галопом прямо на то драконище. Я был абсолютно уверен, что пришли мои последние мгновения на этом прекрасном свете. Каштан несся вперёд, я опустил копье… и тут дракон отступил в сторону. Вот ей-богу, этот скот подвинулся! Каштан, старательно гремя копытами, проскакал прямо под крылышком чудовища и с разгону пролетел ещё довольно приличное расстояние, пока мне удалось его остановить. Дракон, повернув голову на длинной шее, посмотрел нам вслед, и мне показалось, что он слегка удивлен. Когда-то у меня был пёс, так у него на морде точно такое выражение появлялось, когда пойманная муха вылетала у него из пасти.
Ещё три раза я пробовал этот приёмчик с копьем, и каждый раз этот чёртов дракон проделывал одно и то же: отодвигался. А в третий раз просто перескочил над моей головой! Не успел я даже оглянуться, как он схватил меня, сорвал с седла и начал тормошить, будто пёс старую тряпку. Я грохотал точно целый склад металлолома. Гремели все мои застёжки, кольчуга, зубы…
Мне казалось, что ещё чуть-чуть — и я просто рассыплюсь на тысячу блестящих осколков. А длилось это всё едва ли не целый час. Наконец дракон выплюнул меня на траву, слегка потормошил лапой, понюхал, громко сопя — точно кузнечные меха над ухом. Я был совершенно растрепан, обслюнявлен и вообще едва дышал. В голове шумело. А когда я немного пришёл в себя, то успел заметить только кончик драконьего хвоста, исчезающий в кустах. Неподалеку растерявшийся Каштан вскидывал голову, фыркал и беспокойно перебирал ногами. Он тоже не пострадал. Может, дракон был сыт, или наш запах ему пришёлся не по вкусу, или привиделось ему что-то — во всяком случае, мы выжили. Произошло настоящее чудо!
Я уже говорил, что считаю себя жалким остолопом. Будь у меня хоть капля разума, я бы тут же дал деру оттуда, а потом два дня пролежал бы ничком в ближайшем храме, благодаря богов за спасение. Но только не я. Я же — горький болван — остался.
Поселился в заброшенном пастушьем шалаше, браконьерствовал понемногу в ближайшем лесу и ждал очередного чуда.
А дракоша оказался попросту бессовестный. Прилетит, бывало, на соседний пригорок, рассядется и пялится на меня. Ну и я тоже усаживался перед своей-хижиной и мрачно его разглядывал, бормоча под нос проклятия. Оказалось, что он больше всего похож на большого крылатого пса. Вроде борзой, только лапы покороче да шея подлиннее. И весь покрыт серой шерстью. Любопытно, я всегда думал, что у драконов чешуя и они напоминают ящериц, а тут — нате вам: расселся на соседней горке какой-то чёртов пустобрех и таращит на меня свои красные зенки. Я бы даже посмеялся над этим от души, когда б не мой несчастный долг, который висел на мне, будто камень на шее.
Пастух, который жил в шалаше до меня, видно, удирал отсюда в великой спешке, потому как осталось после него множество всякого барахла. Среди прочего были и горшочки с какими-то мазями — наверное, для лечения скота. Воняло от них невыносимо, но я не стал их выкидывать, поскольку вонь отпугивала мух и комаров. И это навело меня на одну мысль…
Попалась мне на лугу одна овечка… С первого взгляда показалась она довольно подозрительной. Похоже, животина сдохла, причём довольно давно. А никто не сможет меня убедить, что дохлые овцы самостоятельно бродят по лугам. Несло от неё ядовитыми травами, а если приглядеться повнимательнее, то сразу заметишь вместо ног деревянные колышки. Ясное дело, я должна была попасться на приманку и съесть её, а потом, естественно, мучиться от расстройства желудка. Легко догадаться, кто устроил эту овечью мистификацию. Он, как обычно, топтался неподалеку от своего логова, а мысли его переполняла такая депрессия, что от одного контакта на самоубийство тянуло. Даже жаль его стало! Тем не менее начинал он как-то глуповато. Неужели он мог подумать, что я это съем? Разве я похожа на идиотку?!
Похоже, двуногий решительно намерен меня убить. Только подумайте: видит в первый раз в жизни — и сразу только убийство на уме. Любопытная разновидность психики.
Не сожрал он чучело овцы. Не такой уж дурак, видно. Собственно, не больно-то я и надеялся, что он отравится. Но хоть бы чуток ему поплохело, а? Через щёлочку в стене своей хибары я издалека подсматривал, как дракон размышлял над отравленной приманкой. Покачивал всё своей головёнкой да покачивал… наконец схватил отраву в пасть и поднялся в воздух. Я уж было обрадовался, что он сожрёт её где-нибудь в укромном уголке, и тут вдруг что-то с кошмарным грохотом врезалось в крышу, и мне на голову посыпались иголки и кора. Я осторожно выглянул наружу… Шагах в двадцати от меня стоял дракон. При виде меня он пренебрежительно фыркнул, потоптался и поскрёб землю задними лапами. И так страшно похож он был в этот момент на обычную дворнягу, что я не выдержал и прикрикнул на него: — На место, Шарик! Пошёл прочь! Паршивый пес!
Кажется, он слегка опешил. Но я всё равно не почувствовал даже легкого удовлетворения. Чучело овцы лежало на крыше хижины. Дракон, видно, прямо на лету скинул туда моё изделие. Точный прицел! Эта скотина ещё и издевается! А вот если тебя стрелами нашпиговать, тогда как запоёшь?
В общем-то я была весьма рада, что он тут поселился. Не слишком сообразителен, но, по крайней мере, я не чувствовала себя одиноко. Наблюдения за ним прекрасно помогали разогнать скуку. Понимаете, когда я решила завладеть этой местностью, в моей жизни наступил период застоя. Другими словами, я заскучала. И как тут не поверить, что на одном месте сидеть — здоровью вредить? А теперь у меня, во всяком случае, появилось хоть какое-то занятие. Едва проснувшись, я причёсывалась (признаюсь, что хоть и немного, совсем чуть-чуть, но тщеславие мне всё-таки присуще); если чувствовала голод, то ловила себе какой-нибудь скромненький завтрак, а потом приступала к наблюдению за человеческим самцом. Его нервозность возрастала обратно пропорционально разделявшему нас расстоянию, поэтому я старалась держаться подальше. Если мне случалось подойти слишком близко, он тут же хватался за орудие, которое люди называют самострелом. Пару раз он даже попал в меня, и, пока мне не удалось регенерировать раны, они довольно чувствительно болели. Может, я бы и съела его, если б он не был таким занимательным существом. Я обнаружила, что между нами даже есть некоторое сходство. Он, например, тоже умеет плавать.
Однажды я их обоих обнаружила на берегу озера. Гнедой конь общипывал прибрежные кусты. Я приближалась с подветренной стороны, поэтому животное не могло меня учуять, да я и так очень слабо пахну. А человек сидел на стволе дерева, низко склонившегося над водой, а в лапах держал палку. С конца палки свисал шнурок. Я просто лопнуть готова была от любопытства: что же он там напридумывал с этой палкой и шнурком? Я уж было пасть открыла, чтоб прямо спросить (незатейливо так, для затравки): «Что это ты делаешь?»; а тут он возьми и взмахни этой самой палкой как-то вверх, а на конце шнурка — гляди-ка! — болталась рыбка! Ну дает! Настоящая рыба! Откуда ж он её взял? То есть ясно, конечно: из озера. Только зачем он её к шнурку прицепил, вместо того чтоб сразу съесть? А тем временем мой объект наблюдения отцепил рыбу, оглушил её ударом о дерево и за жабры наколол на торчащий сучок, чтоб не удрала. Проделав всё это, он повозился со шнурком и снова закинул его в воду. Я потихоньку присела в кустах, хвост вокруг лап закрутила, чтоб удобнее было, шею вытянула — и смотрю, что дальше будет. Немного времени прошло, а человек мой снова: раз палкой вверх — и снова рыбка на конце болтается! С трудом верится, только он так охотился. Без особых усилий и затрат энергии. До чего же смышлён, лапочка! Я была так горда, словно сама придумала палку со шнурком.
Когда же он вытянул третью рыбу, я потихоньку подошла к нему сзади и ласково потерлась о него носом. Человек в ответ рассмеялся странным, столь характерным для людей смехом.
— Каштан, не дури, — сказал он.
А когда оглянулся, то, разумеется, никакого коня не увидел. При виде же меня человек заорал так, что я сама испугалась, да ещё приложил мне рыбой прямо в глаз. А потом слетел с древа прямо в воду и нырнул. Долго-то он под водой не выдержал и вынырнул между стелившимися по воде ветками. Только глаза его и нос выступали над водой, но я прекрасно чувствовала, что он обо мне думает. И ничего приятного в этом не было. Что за грубиян! Пришлось отказаться от надежды с ним познакомиться.
Какое уж там знакомство с особой, употребляющей такие слова да ещё кидающей в гостей рыбами. А кроме того, я, к сожалению, с опозданием осознала, как сама выгляжу. Незадолго перед нашей встречей я купалась, поэтому была совершенно мокрой. Трудно произвести хорошее впечатление, если походишь на спутанный клубок водорослей на четырех лапах. В одном моя мама была права: мокрый дракон выглядит совершенно безнадежно. Даже мокрый кот намного более привлекателен, чем мокрый дракон. Вот я и побрела восвояси — пристыженная и растерянная. Видно, не суждена мне тут бурная светская жизнь.
Я просто не знала, как подобраться к этому человеку, чтоб он всяких глупостей со страху не наделал. Следовательно, надо устранить причину страха. Причиной же этой был дракон. Довольно странный получался логический узел, потому как выходило, что мне надо устранить саму себя. Оставалось одно. Я решила превратиться в то, чего человек не боится. Я раздумывала над формой какого-нибудь негрозного мелкого зверька, но вовремя представила себе, как этот несчастный отреагирует на болтающего по-людски енота. Но, как назло, у меня не было ни одного человеческого образца.
Оставалось только отыскать другого двунога. Однако это было совсем не просто, так как все они далеко обходили мой уголок. Только после двух дней старательных поисков удалось мне отыскать подходящий экземпляр. Самочка выглядела молодой, не имела никаких видимых повреждений и, по людским меркам, верно, была довольно привлекательной. (По-моему, так она попросту была не слишком безобразна, но это уже неважная деталь.) При виде меня она затряслась и грохнулась в обморок. Я совершенно не собиралась причинять ей вред. Мне бы только немного волос, чтобы считать код ДНК. Ходить на двух лапах — трудное искусство, но научиться можно. А вот раздобыть одежду гораздо проще, чем её на себя натянуть. Пока мне удалось приспособить на себе все эти тряпки, я от злости чуть землю не начала грызть. Но в конце концов мне удалось преодолеть все эти сложности, и я была готова.
Жара стояла такая, будто повеяло из ворот самого пекла. На песке невозможно было даже стоять босиком, а на раскалённых камнях можно было поджаривать солонину. Самое жаркое лето в моей жизни. Я укрылся в кустах над водой и дремал, совершенно измученный кошмарным зноем.
Очнулся я, почувствовав, что на меня кто-то смотрит. В трех шагах от меня присела на корточки девушка. Руки и ноги она поджала под себя и сгорбилась, точно барсук. И вылупила на меня огромные, точно мельничные колеса, и по-рыбьи неподвижные глазища (они были столь дико голубые, что казались неправдоподобными). Даже мурашки по коже побежали от такого взгляда. Поначалу мне показалось, что я ещё сплю. И я протер глаза. Девушка не исчезала. Я таращился на неё, не очень понимая, что делать. Откуда она тут взялась? Но прежде чем я успел раскрыть рот, она заговорила:
— Как тебя зовут?
Вот так, запросто, будто сидим мы себе в корчме за столом, а не у самой драконьей норы. Аж злость меня взяла. Да вы сами подумайте: является тут неизвестно откуда, точно с неба сваливается, о себе ни словечка, а сразу следствие начинает, точно стражник на границе.
— Эрил, — буркнул я. Я не стал говорить «Берилан». Просто не выношу это имя, вечно оно мне про баранов напоминает. А может, и правильно… — А тебе-то что за дело, девица?
— Очень даже есть дело! — выпалила она. — Расселся тут на моей земле.
Я оглядел её ещё раз. На дочку местного лорда не похожа — стоит только посмотреть на её тряпки, но и на деревенскую девку тоже не очень. Деревенские девахи рыцарям не грубят. Они крепки, как репки, и румяны, как яблочки. Не говоря уже о том, что глаза их не отражают свет как серебряные бляшки. Нутром чувствовал я, что с девицей этой что-то не так. Бледная будто привидение, точно никогда на солнце не показывалась. Выглядела она… даже трудно подыскать подходящее слово… Понимаете, даже у ребёнка бывают какие-то несовершенства — родинка там, шрам от ранки, содранная у ногтей кожица. А эта деваха выглядела так, будто её только что из коробки достали. Видать, я с какой-то чёртовой русалкой разговорился… Пока-то она держалась в отдалении, может, потому что на мне железо было, ну а дальше-то что?
— Ты пришёл, чтоб дракона убить, — строго сказала она.
— Да что там скрывать, — признался я, украдкой ощупывая рукоять кинжала. О-хо-хо-шеньки, девчушка-то уже немало знает. Явно подглядывала за мной уже давно.
— Только время тратишь зря.
— А уж это моё время и моё дело, — возразил я. — А тебе этот дракон не мешает?
— Нет.
И правда, почему он должен ей мешать? Люди убрались отсюда подальше из-за этого чудовища, вот весь «тёмный народец» и вылез, точно червяки из-под камня. Не удивлюсь, если завтра придёт меня проведать гномик в остроконечной шапчонке или леший с лягушачьими ногами.
— Мне нужна драконья голова, и без неё я отсюда не уйду, — решительно заявил я. — А если кто мне мешать попробует, то его же в первую очередь на кол и надену! Так и передай своим. Я эту скотину сдобуду, нравится это кому или нет!
Она поглядела на меня так, будто я сказал, что хочу ради развлечения себе голову отрубить. Честно говоря, разница-то была невелика.
— А вот интересно, какой такой гениальный способ ты выдумаешь? Потому как заострённая палка да фаршированная ядовитыми грибами овца не очень-то тебе помогли, — съязвила она, подхватилась и пошла себе прочь.
Самое время, а то мне уже очень не по себе стало. И всё казалось, что всюду вокруг прячутся какие-то чудовища.
На всякий случай перед закатом я рассыпал вокруг шалаша шелуху дикого хмеля, а у самого входа понатыкал в землю железные гвоздики. Русалки, кажется, человеческую кровь не пьют, но ведь кто знает, что тут ещё в округе шастает? За Каштана я не беспокоился, поскольку у него были стальные подковы. И правда, ночью всё было спокойно до самого рассвета, когда мне понадобилось выйти по малой нужде, и я — со сна — босиком прошёлся прямо по гвоздям, что мгновенно меня разбудило и до конца привело в себя. Вот и вся история про ловушки для русалок.
Он оказался сообразительнее, чем я думала. Драконши во мне не распознал, но мгновенно почувствовал, что я не человек. Что ж, нельзя получить всё сразу.
Следует признать, что он ещё сильнее меня заинтересовал. Хотя я больше узнала из его мыслей, чем из слов. Разумеется, он хотел убить меня, но как-то без особой уверенности. Если б нашёлся другой выход, он с радостью тут же убрался бы с моей земли. А вместо этого сидел тут сиднем и вынашивал всякие абсолютно нереальные замыслы убийства.
На следующий день я встретила его на тропинке, которую сама себе протоптала к озеру. Он старательно мастерил что-то из кольев, устроившись на дереве между ветвей.
— Опять явилась? — невежливо буркнул он, но мысленно даже обрадовался, что может с кем-то поговорить. Ему тоже надоело одиночество.
— А повежливей нельзя? — спросила я, поднимая голову. Пусть не думает, что со мной можно себе позволить всё.
— Ладно. Есть у тебя имя?
— Оура.
— Довольно странное имя.
— Оно значит попросту «Третья». Когда родилась третья дочь, у моей матери иссякла фантазия, — пояснила я.
— А нас вот семеро, и моей матушке как-то хватило воображения, — ответил он сразу, а потом уж беседа пошла сама собой.
И я узнала очень много про Эрила. У него было целых шесть братьев — кошмарно трудно выкормить такую стаю молодых. Его родители подали просто исключительный пример легкомыслия. Вся семья вынуждена была тесниться на ограниченной территории, поэтому, когда щенки… то есть мальчишки, подросли, им пришлось охотиться на чужих землях. Понятно, трудно вот так бродить по свету, не имея своего угла. А Эрил ещё должен был заплатить выкуп какому-то важному самцу (если я правильно его поняла), а тот потребовал всего ничего: только мою голову! Отрезанную от туловища, ясное дело. Вот проходимец. Надо сказать, у меня на душе полегчало, когда я узнала, что Эрил охотится на меня не по своему желанию.
Конечно, мне было интересно, для чего служит то странное «нечто», которое он мастерил. И он охотно мне разъяснил, очень гордясь своей ловкостью. Оказывается, это должна была быть ловушка для дракона. Механика простая: на земле некто задевает за натянутый шнурок, рывок срывает вверху запор, и вниз летят два кола с заостренными наконечниками да ещё в придачу утяжелённые камнями, чтоб получше разогнаться. Так, на глаз, они попали бы мне точнёхонько в лёгкие, а если б не повезло — то и прямо в сердце. С дырой в лёгких ещё можно выжить. С дырой в сердце тоже. При условии, конечно, если мой дорогуша не притаился поблизости с мечом в руках, чтоб отрубить мне голову, пока я не успела прийти в себя после первого удара. Мне и самой было интересно, будет ли действовать ловушка, но не до такой степени, чтобы испробовать её на себе…
Я караулил у ловушки два дня и две ночи подряд, отходил только чтоб быстренько перекусить и проверить, жив ли ещё Каштан, волки не съели? Но дракону, видно, я наскучил. То по три раза в день над головой пролетал, пялился, будто я диво какое, а вот теперь он редко показывался, да и то издалека. Но я решил набраться терпения. Решимость затвердела во мне точно мокрая соль. Оура приходила время от времени, чтобы составить мне компанию. Она оказалась даже очень миленькой, только вот болтала всё время о таких небылицах, что уши в трубочку сворачивались от самих её слов. Зато я столько всего узнал про драконов, эльфов и полуденные страны.
Выяснилось, что Оура вовсе не здешняя. Она была из ленгорханьских эльфов, а может, даже заленгорханьских, судя по тому, что рассказывала мне про сирен, про волосатый морской народец и порхающих ящериц. Она же в свою очередь расспрашивала меня о людях. А больше всего её интересовали деньги — у неё просто в голове не помещалось, как можно желать нечто столь негодящее. В первый раз в жизни в голову мне пришла мысль, что, пожалуй, Оура права. Само по себе золото совершенно ни на что не пригодно. Слишком мягкое, чтоб из него делать какие-то орудия, слишком твердое, чтоб на нём спать. Для еды тоже не подходит, чем его больше, тем тяжелее, а владелец всё сильнее боится, что его украдут. Собственно, не само золото люди жаждут иметь, а то, что за него можно приобрести. Ну и поумнел же я! Вот если б ещё скупой господин Каракуля из Равелн тоже последовал моему примеру! Но на это рассчитывать не приходилось.
Надо было что-то придумать, а то, похоже, Эрил приготовился всю оставшуюся жизнь просидеть у ловушки. Но ведь не могла же я по доброте душевной дать себя убить! Местный дракон безусловно должен был исчезнуть, чтобы Эрил мог вернуться домой. Но я не смогла отказать себе в последней шутке. Когда он однажды поутру пришёл проверить свою ловушку, оба кола лежали на земле. На одном торчал убитый заяц, на другом — рыба. Эрил долго разглядывал их, только дышал тяжело, а потом схватил несчастную рыбину, бросил её на землю и начал топтать с диким бешенством. И при этом так выразительно ругался, что я даже почувствовала мимолетное восхищение. Ни разу не повторился!
Не обошлось и без обвинений. Я должна была поклясться собственной жизнью, судьбой и совестью, что не предупредила дракона о засаде. (Я могла присягать с чистой совестью, ведь это же он сам предупредил дракона, собственной персоной.)
— Просто драконы гораздо умнее, чем тебе казалось, — невинно бросила я.
Эрил разрубил на куски ловушку, а потом мы с ним съели несчастного зайца. После термической обработки мясо приобретает несколько странноватый привкус, но, уверяю вас, оно вполне съедобно.
А потом Эрил вдруг ни с того ни с сего мрачно заявил, что теперь отправится искать дракона и потребует, чтобы тот его съел, потому как жизнь ему уже не в радость. Ну нет, малый, видно, совсем свихнулся!
— У тебя с головой что-то явно не в порядке. Чего ради ты так упёрся с этим драконом? — с раздражением спросила я. — А нельзя его заменить чем-то? Ну там кабаном, оленем, зом-баком или ламией, к примеру?!..
— Не я уперся, а тот болван из Равелн! И, разумеется, можно и заменить! Мешком золота! Однако ж из этих двух вещей дракона раздобыть всё-таки полегче! — завопил в ответ Эрил. — Жаль, что ему не нужна была ещё и языкастая эльфка, а то бы охотно отдал ему тебя!
Ладно, пусть я буду для него эльфом. Видно, эльфа ему легче переварить. А когда он сказал о мешке золота, у меня в голове вдруг что-то щёлкнуло, и я поняла, что надо делать.
— Золото? — медленно произнесла я. — Почему бы и нет? Я знаю, где взять золото.
— Я не намерен грабить на проезжей дороге, — быстро предупредил он. — И не пробуй всучить мне эльфье золото, я знаю, что оно пропадает.
— А что скажешь о некоем малосимпатичном старикане, который живёт один в глуши и собирает золото и драгоценные камни? У него этого добра полным полно.
— Что за человек?
— Разве я говорила, что он человек? Ты хотел либо золото, либо дракона. А можешь получить и то, и другое сразу. Что скажешь?
Вот так и сидела она себе, поблескивая огромными голубыми глазищами, и невинно предлагала мне ни много ни мало грабительский поход за драконьей сокровищницей. Здравый рассудок вполне естественно сопротивлялся. С другой стороны, у меня вдруг появились новые возможности. Может, тот дракон окажется поглупее и позволит заманить себя в засаду и убить, а если и вправду он спит на сокровищах, так вдруг удастся что-нибудь украсть? До конца отпущенного мне срока оставалось ещё двадцать пять дней. Как раз хватит времени, чтоб сдобыть славу или позволить себя почётно сожрать.
