ГЛАВА 35
На следующее утро, едва забрезжил рассвет, они отправились в путь из долины Каменного Очага на север, к темным пикам Взбитого Хребта. Шли не спеша, как и тогда — к Угрюмому озеру. Лес за долиной, по всему пространству между Вороньим Срезом и равнинами Рэбб, представлял собой настоящий лабиринт глубоких оврагов и впадин в земле, где неосторожные путники могли покалечиться. Вот почему приходилось идти очень медленно, тщательно выбирая дорогу. День выдался теплым и ясным, наполненным светом, звуком и пряным запахом осени. Иногда впереди меж стволов тихой тенью мелькал Шепоточек. Путешественники чувствовали себя бодрыми и отдохнувшими, хотя вчера засиделись почти до утра, обсуждая предстоящий поход. Конечно, со временем недостаток сна еще даст о себе знать, но пока что все четверо — Брин, Рон, Кимбер Бо и Коглин — ощущали лишь прилив энергии и возбуждение, как бывает всегда в начале какого-нибудь опасного предприятия, и без труда прогоняли подкрадывающуюся усталость.
Но не так-то легко было отделаться от свербящего чувства неуверенности: Брин так и не смогла решить для себя, правильно ли она поступила, взяв с собой Кимбер Бо и Коглина. Решение было принято, обещания — даны, и поход начался; но все же сомнения, донимавшие Брин с самого начала, не пропали. Безусловно, так или иначе, они все равно одолевали бы ее: и сомнения, и страхи — особенно после мрачных предсказаний Угрюма-из-Озера. Но сомнения и страхи лишь за себя и за Рона. За Рона, чья решимость идти с нею до конца была настолько несокрушимой, что Брин ничего не оставалось, как только смириться с тем, что ей уже не удастся уговорить горца отпустить ее одну. И вот теперь к этим переживаниям прибавилась еще и тревога за девушку со стариком. Несмотря на все их заверения, Брин сомневалась, что им хватит силы пережить столкновение с порождениями Тьмы. Да и как могла она думать иначе? Ну да, они столько лет прожили в этом диком краю, в самых дебрях Анара. Но это совсем ничего не значит. Потому что теперь им придется встретиться с силой нечеловеческой. И что бы там Коглин ни говорил о своей хитрой магии, какое такое страшное колдовство сможет выставить он против призраков-Мордов?
Брин даже думать боялась, что будет с девушкой и стариком, встань они на пути Мордов. Но больше всего Брин пугала мысль о том, что тогда станет с нею самой. Что если поход этот действительно кончится смертью Коглина и Кимбер Бо? Как она сможет идти дальше, зная, что это она их не удержала, позволила им идти с ней?
Однако Кимбер, похоже, была уверена и в себе, и в своем деде. Она не терзалась ни страхами, ни сомнениями. Только эта уверенность, и решимость, и еще непостижимое чувство какого-то странного долга перед Роном и Брин вели ее вперед. А ведь Кимбер все это делала не для себя, а для них.
— Мы ведь друзья с тобой, Брин, ну а друзья помогают друг другу в беде, — объяснила она прошлой ночью, когда разговор обратился уже в усталый и сонный шепот. — Дружба, она провозглашается открыто и в то же время ощущается где-то глубоко внутри. Ты как будто привязываешься к другому. Ну вот как мы с Шепоточком. Он — мой самый верный друг. Он меня очень любит, и я его тоже люблю, и знаешь, каждый из нас это чувствует. И к тебе я вот чувствую то же самое. Мы друзья, все мы, ну а раз мы друзья, то должны делить и радости, и горести. Твои заботы теперь и мои тоже.
— Это прекрасное чувство, Кимбер, и я очень ценю его, — ответила тогда Брин. — А что если мои заботы слишком уж велики, вот как сейчас? Что если они слишком опасны, чтобы делить их с кем бы то ни было?
— Тем больше причин разделить их, — серьезно сказала Кимбер и улыбнулась. — Разделить с друзьями. Мы должны помогать друг другу, если дружба хоть что-нибудь значит для нас.
После этого уже было нечего сказать. Брин могла бы, конечно, возразить, что Кимбер едва знает ее, что у девушки нет перед ней никаких обязательств, что этот поиск поручен был только ей и девушка со стариком не должны подвергать себя опасности ради почти незнакомого человека. Но все эти доводы ничего не значили бы для Кимбер, которая понимала возникшие между ними отношения как отношения равных и честных друг перед другом людей и чье чувство долга не допускало никаких компромиссов.
А путешествие продолжалось. Путь лежал по первобытно-диким лесам, сквозь густое сплетение черных дубов, высоченных вязов и почти непроходимый орешник. Искривленные ветки деревьев простирались над головой, точно руки каких-то древних исполинов, от которых остались лишь черные кости. Листья уже облетели, и в просветах между ветвями синело чистое небо; в лесной полумрак золотыми лучами вонзался солнечный свет — редкий гость в этих дремучих дебрях. Здесь было царство мрака. Всепоглощающего, непроницаемого, исполненного едва уловимых намеков на скрытую в чаще угрозу, нашептывающего о тварях невидимых и бесшумных, о призрачной жизни, что пробуждается только с полным угасанием света, когда ночь опускает на лес свое черное покрывало. Сейчас эта жизнь пока ждет, укрываясь безмолвно в темном сердце лесного края. Коварная, злобная сила теперь негодует, наверное, — ведь люди, какие-то жалкие создания, вторглись в ее тайный мир; но с наступлением ночи она развернется и сметет их, словно ветер, задувающий робкое пламя свечи. Брин всем существом ощущала присутствие этой затаившейся силы. Она мягко и вкрадчиво шептала в сознании девушки и, точно червяк, подтачивала уверенность Брин и предостерегала… предостерегала: будь осторожна, как только снова настанет ночь.
Солнце уже клонилось к западу, над землей сгущались сумерки. Впереди изломанной, неровной тенью возвышалась темная громада Взбитого Хребта. Коглин повел своих спутников по извилистому ущелью, прорезающему стену камня. Путники шли теперь в полном молчании — усталость постепенно одолевала их. Из тьмы доносилось жужжание насекомых, а высоко наверху, где-то в сплетении громадных деревьев, пронзительно вскрикивали ночные птицы. Скалы, заросшие диким лесом, сомкнулись вокруг, заперев путников в сумраке теснины. К ночи стало жарко и душно, воздух в ущелье казался спертым. И пахло как-то неприятно. Та скрытая жизнь, что ждала в сумраке леса, уже пробудилась…
Внезапно лес перед путниками расступился, они вышли на крутой скалистый склон, внизу простиралась безбрежная безликая низина, окутанная туманом и залитая бледным светом звезд и странной оранжевой луны. Ее почти полный диск завис на самом краю восточного горизонта. Унылая и печальная, низина казалась всего лишь черным сгустком сумрачной тишины — точно бездонная пропасть у изгиба Взбитого Хребта, ускользающего в туман.
— Старая Пустошь, — прошептала Кимбер.
В гнетущем молчании Брин смотрела на равнину внизу. И чувствовала, как та глядит на нее впадинами тьмы.
Подкралась и миновала полночь; время тянулось так медленно, что казалось, остановилось совсем. Какой-то намек на ветер проскользнул по лицу Брин и тут же растаял. Брин выжидающе огляделась, но нет: ветер умер — была лишь жара, жесткая и давящая. Девушка чувствовала себя заключенной в каком-то громадном пылающем очаге, его невидимое пламя выжигало из легких последний воздух. Каждый вдох давался ей с болью. Казалось бы, осенняя ночь должна быть прохладной, но только не в этой угрюмой низине. Пот ручьями стекал по спине Брин, лицо покрылось испариной и серебристо-серо поблескивало в тумане. Она то и дело пыталась как-то размять затекшие руки, но облегчения не наступало. Комары так и липли к влажному телу, и бесполезно было от них отмахиваться. В воздухе пахло гниющим деревом и стоячей водой.
Наконец путешественники остановились. Скорчившись в сумраке между громадными валунами вместе с Роном, Кимбер и Коглином, Брин смотрела вниз, где у подножия гор, на самом краю Старой Пустоши, гномы-пауки разбили свой лагерь. Беспорядочное скопление убогих хижин и черных нор, лагерь их растянулся прямо на границе Взбитого Хребта и мрака низины. Кое-где горели костры, их тусклый дрожащий свет едва пробивался сквозь мрак. В мутном сиянии скользили какие-то скрюченные тени — обитатели лагеря. Гномы-пауки передвигались на четвереньках; на странных уродливых телах, покрытых густой серой шерстью, не было никакой одежды. Так и ползали они по высокой иссохшей траве — нагие, жуткие, безликие. У самого края пустоши, там, где пламя костров рассеивало туман, множество гномов-пауков сбились в тесную кучу. Их монотонная песня летела в ночь.
— Это они взывают к силам Тьмы, — пояснил Коглин, когда пару часов назад привел своих спутников в укромное место над лагерем. — Гномы живут племенами. Суеверный народ, а пауки уж особенно. Они верят в духов и темных тварей, которые являются из других миров, когда сменяются времена года. Призывают их и просят о силе для себя, в то же время надеясь, что сила эта не обернется против них же. Ха! Вот первобытное суеверие! Однако, — продолжал Коглин, — темные твари отнюдь не вымысел, иногда они очень даже реальны. Здесь, в Старой Пустоши, обитают странные существа, такие же темные и ужасные, как и те, что населяют “ запретные леса Вольфстаага, — порождения иных миров и утраченного колдовства. Именуют их оборотнями. Живут они в гуще тумана, имеют чудовищное обличье и охотятся за телом и разумом смертных, заманивая их к себе и высасывая жизнь. Нет, оборотни не вымысел, — угрюмо повторил Коглин. — Именно от них гномы-пауки ищут защиты у сил Тьмы, потому что гномы-пауки — любимое лакомство оборотней.
И вот теперь, когда осень клонится к зиме, гномы спустились в низину, чтобы вызвать силы Тьмы и молить защитить их от тумана. — Голос старика обратился в хриплый шепот. — Гномы считают: если они не придут сюда, то зима не настанет и туман выберется из низин. Суеверный народ! Каждый год ровно на месяц спускаются они с гор всем племенем. День и ночь взывают к силам Тьмы, чтобы зима оберегла их и прогнала злых тварей. — Коглин поморщился и усмехнулся. — И знаете, это помогает. Целый месяц оборотни пируют с глупыми гномами. Наедаются до отвала — с запасом на зиму.
Путешественники укрылись в сумраке между скалами, и Кимбер Бо разъяснила, как им действовать дальше:
— Твой меч у них точно, Рон. Такой меч, да еще принесенный Гремящим Потоком, обязательно будет считаться у них талисманом, посланным силами Тьмы. Они будут все время таскать его с собой, веря, что он защитит их от оборотней. Нам нужно лишь выяснить, где они его держат, а потом выкрасть.
— А как? — быстро спросил Рон. Всю дорогу сюда он не мог говорить ни о чем другом.
— Шепоточек найдет его, — ответила Кимбер. — По твоему запаху он отыщет меч, как бы он ни был запрятан. А потом вернется и приведет нас прямо к нему.
Шепоточек обнюхал горца и скользнул в ночь. Он ушел бесшумно, в мгновение ока растворившись во тьме. А люди остались ждать в своем каменном укрытии — во влажной тьме и вонючей сырости, поднимающейся из низины, — ждать, напряженно прислушиваясь и вглядываясь в сумрак ночи. Шепоточка не было очень долго.
Усталость одолевала Брин. Она закрыла глаза и попыталась отвлечься от монотонного пения гномов. Но глухие, словно бы полые, звуки, казалось, сами заползали в уши. Иногда из тумана доносились какие-то крики — пронзительные и ужасные. И в то же мгновение затихали. Только пение гномов все лилось и лилось…
Огромная тень выступила из тьмы прямо перед ней — Брин вскрикнула и вскочила на ноги.
— Тихо, девочка! — Коглин рывком притянул ее вниз, шершавая ладонь крепко зажала ей рот. — Это всего лишь наш кот!
Словно материализовавшись из мрака, возникла усатая морда Шепоточка, синие глазищи лениво блеснули, и кот примостился у ног Кимбер. Та склонилась к нему, обняла мохнатую голову зверя, легонько почесывая за ухом и что-то шепча. Пару минут говорила она с котом, а тот тыкался носом ей в ладонь и терся о руки девушки. Когда Кимбер наконец повернулась к своим товарищам, ее глаза горели от возбуждения. — Он нашел меч, Рон! Горец был уже рядом с ней.
— Скорей отведи меня туда, Кимбер! — проговорил он умоляющим тоном. — И тогда у нас будет достойное оружие против странников и их темных прислужников!
Брин с трудом поборола отчаяние, внезапно охватившее ее. Рон успел уже забыть, как бросился защищать тогда Алланона и меч оказался бесполезным, подумала она про себя. Волшебная сила меча поглотила его безраздельно.
Пока Кимбер что-то быстро говорила Шепоточку, Коглин подозвал Брин и Рона поближе к себе. Стараясь держаться в тени скал, путники начали осторожный спуск к лагерю гномов. Впрочем, пока что им нечего было опасаться: свет далеких костров не добирался сюда. В сознании Брин проносились шепоты странных предостережений, твердя, что она должна повернуть обратно, что на этом пути ей не будет удачи. Слишком поздно, безмолвно шептала она в ответ. Слишком поздно.
Лагерь был уже близко. Свет костров становился все ярче, и теперь скорченные фигуры гномов-пауков проступали более четко. Они ползали вокруг хижин и нор, словно мохнатые членистоногие, от которых и получили свое название. Совершенно отвратительные на вид, волосатые твари с острыми глазами — порождения кошмарного сна, о котором лучше скорее забыть. Дюжины и дюжины мерзких созданий, они то выползали из мрака на свет, то вновь растворялись во тьме, перекликаясь друг с другом на каком-то корявом, невообразимом языке. Все больше и больше гномов-пауков собиралось у клубящейся стены тумана, и новые голоса вплетались в глухую, невыразительную песнь.
Болотный кот и четверо людей бесшумно крались вдоль границы лагеря, пробираясь к дальнему его краю. Мимо них проплывали клочья тумана — мягкие обломки серой клубящейся стены, неподвижно застывшей над краем пустоши. Влажный туман льнул к людям, и прикосновение его было каким-то омерзительно теплым. Брин с отвращением морщилась, отмахиваясь от навязчивой липкой дымки.
Шепоточек внезапно остановился и повернул к ним лохматую морду, ища глазами хозяйку. Брин воспользовалась этой мгновенной заминкой, безуспешно пытаясь отдышаться. Она вся взмокла — так было жарко. Во тьме шевелились какие-то тени. Может быть, их породили удушающий жар осенней ночи и причитания гномов-пауков перед безмолвной пустошью.
— Нужно спускаться в лагерь, — едва слышно прошептала Кимбер.
— Ну теперь они у меня поскачут! — радостно захихикал Коглин. — Только вы уж постарайтесь не попадаться им под руку в этот момент!
Шепоточек направился вниз, прямо к становищу гномов. Точно бесшумная тень скользил он сквозь туман к ближайшему скоплению хижин и нор. Низко пригнувшись, Кимбер, Коглин и Рон поспешили следом за зверем. Брин плелась сзади, тревожно вглядываясь в ночь.
Слева тускло мерцали костры. На самой границе света копошились какие-то темные тени, пробираясь сквозь нагромождения скал и теряясь в высокой траве. Справа тоже возникло движение: те же темные тени скользили на звук монотонного пения, к стене тумана. Дым костров начал щипать Брин глаза, едкий и жгучий.
Дым смешался с туманом, и Брин вдруг поняла, что не видит уже ничего. Гнев и страх всколыхнулись в душе. На глаза навернулись слезы — Брин сердито смахнула их…
Внезапный пронзительный крик вырвался из темноты, поднявшись над заунывным плачем песни. Казалось, сама ночь застыла, испугавшись этого жуткого вопля. Из мрака впереди вылетел гном-паук, пытаясь спастись от гигантского болотного кота, который, словно призрак, возник у него на пути. Шепоточек с утробным урчанием бросился на гнома и отшвырнул его, будто сухую корягу, раскидав попутно еще с полдюжины пауков, пытающихся преградить ему дорогу. Кимбер рванулась вслед за котом — легкая, стремительная фигурка во тьме. За ней — Коглин с Роном, завывая на бегу, точно оба вдруг обезумели. Брин отчаянно устремилась вперед, чтобы не отстать от своих товарищей.
Ведомая Шепоточком, маленькая компания ворвалась в становище гномов. Те словно взбесились; волосатые сгорбленные фигуры в полном смятении носились вокруг, воя, вопя и ища укрытия. У первого же костра Коглин приостановился и запустил руку в кожаный мешочек у себя на поясе. Вытащив горсть черного порошка, старик швырнул его прямо в огонь. Взрыв потряс землю, пламя рванулось вверх чудовищным фонтаном ослепительных искр и горящих щепок. Вопли гномов в лагере достигли, казалось, немыслимой высоты, и пение перед стеной тумана оборвалось. Четверо людей и огромный кот неслись вперед. Пробегая мимо следующего костра, Коглин вновь бросил в пламя свой черный порошок. Снова земля взорвалась, вспышка огня озарила ночь, раскидав гномов-пауков.
А далеко впереди Шепоточек мелькнул, словно призрак, в дрожащем свете костров и запрыгнул на вершину сложенной из необтесанных камней пирамиды, которая высилась у самой стены тумана. Сооружение покачнулось и обрушилось под тяжестью зверя: на землю посыпались драгоценные камни, вырезанные из дерева фигурки, сверкающие клинки.
— Меч! — Вопль Рона перекрыл оглушительные крики гномов. Раскидав жилистых пауков, попытавшихся было встать у него на пути, горец рванулся вперед. Через мгновение он был уже рядом с Шепоточком и выхватил из кучи рассыпавшихся сокровищ черный клинок.
— Ли! Ли! — кричал принц, победно размахивая над головой мечом и тесня горстку гномов-пауков, бросившихся к нему.
Ночь буквально изверглась огнем — Коглин продолжал расшвыривать черный порошок в костры гномов. Вся низина полыхала желтым пламенем, рвущимся к небу из чернеющей, обожженной земли. Сухая трава загорелась в мгновение ока. Дым и туман сгустились и заволокли лагерь — все кругом начало растворяться в этом клубящемся мареве. Брин из последних сил бежала за своими товарищами, забытая в пылу битвы. Но она безнадежно отстала. Остальные неслись уже от рухнувшей пирамиды обратно к горному хребту. Брин едва различала их — смутные фигуры в дыму и тумане.
— Рон, подожди! — в отчаянии закричала она.
С безумными воплями мимо нее мчались гномы-пауки. Кое-кто тянул к Брин волосатые руки, когти вцеплялись в одежду и рвали ее на ходу. Девушка кое-как отбилась от них и вновь устремилась вслед за своими друзьями. Но теперь гномы-пауки были повсюду. Тянулись к ней, хватали… Теперь не вырваться. Их слишком много. В полном отчаянии Брин вспомнила о песни желаний: с жалобным воем гномы отпрянули от жуткого, леденящего крика.
А потом она упала лицом в сухую траву; грязь забила глаза и рот. Что-то тяжелое придавило Брин к земле — клубок шерсти и мускулов обвил ее. В это мгновение Брин утратила контроль над собой, страх и ненависть поглотили рассудок. Собрав все свои силы, девушка рванулась, поднимаясь на четвереньки, но невидимая тварь не отпускала. Песнь желаний прорвалась со всей яростью, на которую только была способна Брин. Голос буквально взорвался в горле, и того, кто схватил Брин, просто разнесло на куски неистовой силой магического заклятия.
Не удержавшись, Брин оглянулась и увидела, что она только что сотворила. Бездыханный гном-паук лежал на камнях. Брин смотрела на изуродованное тело… и вдруг на какую-то долю мгновения она ощутила в себе непонятное пугающее ликование.
Брин прогнала от себя это ужасное чувство. Отвернувшись, она устремилась в клубящийся дым, утратив уже всякое ощущение направления.
— Рон! — кричала она. А потом вступила в серую стену тумана, и все растворилось.
