ДЕЛО МОРАНДИ
Пребывание Галилея в Риме было омрачено также тем, что в день его беседы с папой в «Avvisi di Roma» появилось следующее объявление некоего Антонио Баделли:
Галилео, известный математик и астролог (sic! – И.Д.), находится здесь с целью опубликовать книгу, в которой он нападает на многие мнения, поддерживаемые иезуитами (источником подобной информации, скорее всего, был отец Риккарди. – И.Д.). Ожидается, что он скажет, что донна Анна родит сына, что в Италии в конце июня настанет мир и что вскоре после этого Таддео и папа умрут. Последнее [предсказание] было подтверждено неаполитанцем Баттистелло Карачоло, отцом Кампанеллой и многими статьями (discorsi in scritto), в которых выборы нового понтифика обсуждаются так, как будто Святой престол уже свободен.
Это была отнюдь не безобидная сплетня. Галилея втягивали в опасную игру. Происпанская партия в курии еще в 1627 году, накануне грядущего солнечного затмения, начала распускать слухи о неминуемой кончине Урбана VIII, поскольку затмения, по мнению астрологов, предвещали среди прочих неприятностей также смерть важных особ. Противники понтифика хорошо знали, с каким вниманием тот относился к астрологическим предсказаниям и даже использовал их в политических целях (например, для психологического давления на своих оппонентов). И хотя сам он верил в свои и своих родственников благоприятные гороскопы, однако в сложившейся ситуации Урбан с тревогой ждал затмений 1628 года (лунного – в январе и солнечного – в декабре), а также солнечного затмения в июне 1630 года. Особенно его тревожили солнечные затмения, ибо Солнце в гороскопах представителей рода Барберини играло важную роль. Вот тут-то понтифик и вспомнил про такое светило европейской астрологии, как фра Томмазо Кампанелла [рис. 2.6], который с 1599 года томился в неаполитанском донжоне. В мае 1626 года вице-король Антонио Альварес де Толедо герцог Альба освободил его, но два месяца спустя Кампанелла по приказу Антонио Барберини, младшего брата Урбана VIII, был доставлен в Рим в качестве узника инквизиции и помещен в форт Сант-Анджело.
Призванный в папский дворец в Кастель-Гандольфо Кампанелла, используя методы снискания благосклонности звезд и отвращения их вредного влияния, разработанные Марсилио Фичино, не мешкая, провел в 1628 году сеанс натуральной магии, описанный им в кратком трактате «De siderali fato vitando (О том, как избежать судьбы, предсказанной звездами)», чем успокоил на некоторое время мнительного и суеверного понтифика. Впрочем, такая практика грозила сильно повредить репутации Урбана, которого могли обвинить в симпатиях к оккультизму и магии.
Однако в мае 1630 года Урбан, едва утешенный сеансами Кампанеллы, столкнулся с новой напастью. Откуда-то появился еще один гороскоп, предсказывавший смерть папы летом 1630 года. Слухи об этом гороскопе быстро распространились по Италии и за ее пределами. Пророчество воспринималось как реальный факт. На итальянское побережье высадились испанские кардиналы и направили стопы в Рим. Там они слонялись по городу в ожидании конклава (опаздывать было нельзя, ибо для противостоящих групп в курии дорог был каждый голос и, кроме того, надо было убедить колеблющихся «сделать правильный выбор»). Кардиналы-немцы решили не уступать испанским коллегам и готовились отправиться в нелегкий путь через Альпы с той же целью – поспеть к конклаву. Поговаривали, что, согласно гороскопу (западная конъюнкция всех семи планет в Скорпионе), новым папой станет Никколо Ридольфи, доминиканец из римского монастыря Санта-Мария-сопра-Минерва, бывший управляющий Апостольским дворцом (1622 – 1629), который в то время даже не был кардиналом, но надеялся, что император поможет ему получить красную шапку, а может, и тиару.
Рис. 2.6. Томмазо Кампанелла. Гравюра
неизв. мастера. Ок. 1603
Урбана VIII страшили не только и даже не столько мрачные предсказания астрологов сами по себе, сколько политические последствия этих прогнозов – папа терял рычаги управления, поскольку многие смотрели на него как на покойника.
Однако в 1630 году, правда, не летом, а в феврале, вместо Урбана скончался его брат Карло. Предсказание не сбылось, но неприятный осадок остался.
Вскоре выяснилось, что автором зловредного гороскопа был не кто иной, как аббат римского монастыря Санта-Прасседе Орацио Моранди, один из авторитетнейших астрологов Европы, которого некоторые историки объявили чуть ли ни ближайшим другом Галилея, хотя, скорее всего, они были просто давно знакомы. Моранди – возможно, по политическим соображениям – не только составил гороскоп Урбана VIII, но и позаботился о том, чтобы его предсказание скорой смерти понтифика получило как можно более широкое распространение. И хотя он принял все меры предосторожности (гороскоп был анонимный, с указанием, будто он составлен в Лионе, то есть в городе, где в свое время жил М. Нострадамус и где он в 1555 году опубликовал свои знаменитые Центурии), однако мир не без добрых людей и авторство пророчества вскоре раскрылось. Скорее всего, на Моранди донес Кампанелла, хотя прямых доказательств тому нет, но есть косвенные свидетельства, подтверждающие эту версию.
Не то чтобы фра Томмазо завидовал или имел какие личные претензии к астрологу-конкуренту, но так сложились обстоятельства. Еще в 1625 году Кампанелла договорился с лионскими типографами братьями Прост о публикации его пространного сочинения по астрологии («Astrologicorum») в шести книгах. Но к 1629 году так ничего и не было напечатано. Более того, в Риме каким-то образом узнали о намерениях Кампанеллы и, что хуже всего, в курию попали рукописные копии как «Astrologicorum», так и упомянутого выше опуса «De siderali fato vitando». Тогда Николло Риккарди и Николло Ридольфи, желая поссорить Урбана VIII с не вызывающим доверия доминиканцем, проповедовавшим весьма сомнительные идеи, но которого, по некоторым сведениям, верховный понтифик собирался назначить консультантом в Священную канцелярию, тайно договорились с римским печатником Андреа Броджотто, который в то время был «stampatore della Camera Apostolica», то есть официальным типографом Ватикана, о выпуске «пиратского» издания астрологических текстов Кампанеллы, якобы опубликованных в Лионе у братьев Прост. Публикация «De siderali fato vitando» поставила Урбана VIII, крайне чувствительного ко всему, что касалось его имиджа, в весьма неловкое положение. Мало того, в начале мая 1630 года в римских новостях сообщалось, что Святейший «покинул Кастель-Гандольфо, обрызгав себя благовониями и сделав все, что предписывалось» в книге Кампанеллы. Фра Томмазо был в ярости. Он решил, что все это происки завистников. Но кто эти злопыхатели и откуда у них появились тексты его рукописей?
В Италии того времени было только одно место, где можно было ознакомиться с сочинениями подобного рода, – это римский монастырь Санта-Прасседе (Santa Prassede) [рис. 2.7], что напротив знаменитой церкви Санта-Мария-Маджоре. Отец Орацио был человеком довольно общительным, с большими связями в среде светской и клерикальной аристократии. Он собирал самую разнообразную литературу и особенно книги и рукописи, касавшиеся астрологии и политики, часто перекупая их у типографов до издания или приобретая на черном книжном рынке. В его собрании книг и рукописей труды Эразма, Макиавелли, Паоло Сарпи, Раймонда Луллия, Арнольда из Виллановы, Парацельса, Кунрада стояли бок о бок с сочинениями Кеплера и Галилея. Его библиотекой, содержавшей много запрещенных, а потому редких книг, пользовались многие интеллектуалы, в частности Джан Лоренцо Бернини и Кассиано даль Поццо, а также высшее духовенство, включая кардиналов – членов Конгрегации Индекса запрещенных книг. В монастыре действительно имелась рукопись «Astrologicorum», о чем, в частности, свидетельствует запись в регистрационной книге монастырской библиотеки, согласно которой 7 июля 1630 года некий Стефано Сенарега взял этот фолиант для прочтения.
Рис. 2.7. Рим. Базилика Santa Prassede. Фото И.С. Дмитриева
Кампанелла, понимая, что благожелательное отношение к нему Урбана VIII не может длиться долго, решил открыть понтифику глаза на то, чем занимаются в Санта-Прасседе. В начале июня 1630 года в беседе со Святейшим он как бы между прочим сказал о подозрительной и, возможно, крайне опасной деятельности монахов этого монастыря. Урбан не стал расспрашивать о подробностях, но семена подозрения пали на хорошую почву. Возможно, его святейшество вспомнил, что ему уже приходилось слышать нечто подобное о Моранди и людях его круга. Позднее Урбан VIII признался, что более всего его гнев вызвало то, что о происходящем в Санта-Прасседе он узнал (если не считать лапидарного сообщения Кампанеллы) не от своих подчиненных, не от многочисленных информаторов, шнырявших по Риму, а из письма кардинала Ришелье, который сообщал, что слухи о деятельности аббата Моранди и его монахов ходят по всей Европе. Так почему же он, верховный понтифик, узнает об этом последним?!
Вскоре после беседы с Кампанеллой Урбан отправляется в Кастель-Гандольфо, и уже в июне 1630 года там была составлена пространная булла, направленная против астрологов и опубликованная 1 апреля 1631 года под названием (по первому слову текста) «Inscrutabilis».
Неисповедимое (inscrutabilis) решение Всевышнего, – писал Урбан, – не позволяет слабому человеческому уму, заключенному в темницу плоти, с нечестивым любопытством претендовать на познание тайн, сокрытых в Божественном уме». А потому Сикст V мудро запретил занятия юдициарной астрологией, а также распространение и хранение посвященных ей книг и рукописей. И особо этот запрет касался тех, кто «осмеливался высказывать суждения о благоденствии правителей и государств.
Святейший требовал установления особого надзора за предсказаниями, касавшимися жизни папы и его родственников вплоть до третьего колена. В качестве наказания за подобные занятия, которые квалифицировались им как lèse majesté, предусматривалось не только отлучение от церкви, но и смертная казнь с конфискацией имущества. (По Риму ходили слухи, будто составителем буллы был Кампанелла, который якобы хотел таким способом устранить конкурентов. Вряд ли это так. Фра Томмазо был потрясен жесткостью мер против астрологов и пытался под видом одобрения булл Сикста V и Урбана VIII защитить астрологическую практику.)
Реакция Урбана VIII была вполне предсказуемой. Большинство правителей со времен Древнего Рима, как бы они ни относились к астрологии, запрещали под угрозой репрессий делать и тем более распространять предсказания, касавшиеся их персон. Поэтому Моранди, занявшись, так сказать, политической астрологией, включился в весьма опасную игру. 13 июля 1630 года Урбан распорядился немедленно арестовать аббата, а также его сообщников и начать следствие. Выяснилось, что в монастыре многие монахи занимались составлением гороскопов и так или иначе были вовлечены в политические интриги. Были обнаружены гороскопы практически всех кардиналов и прелатов (своеобразная астрологическая база данных по римской курии). В итоге Моранди было предъявлено обвинение в занятиях астрологией, распространении запрещенных книг и участии в политических интригах, направленных против законных властей – духовных и светских. Но до суда дело не дошло, поскольку подследственный внезапно умер в тюрьме 7 ноября 1630 года, причем в заключении врача было особо подчеркнуто – «не отравлен».
29 марта 1631 года Б. Кастелли сообщил Галилею, что Р. Висконти и Г. Герарди – оба входили в круг близких знакомых Моранди – были выдворены из Рима «скорее из ненависти [Урбана VIII] к юдициарной астрологии (astrologia giudiziaria), чем по причине каких-то особых обвинений в их адрес».
Кампанелле же пришлось незамедлительно написать «Apologetico», в котором он уверял, что оккультная практика, описанная в «De siderali fato vitando», – вовсе не суеверие, но имеет естественный характер, то есть основана на использовании естественных сил и явлений.
Сообщение в «Avvisi» встревожило Галилея, который время от времени занимался составлением гороскопов и не далее как 26 мая 1630 года был на обеде в доме Р. Висконти, где присутствовал и Моранди. Более того, в 2800-страничном деле Моранди фигурировали несколько писем аббата тосканскому ученому, из которых следовало, сколь высоко первый оценивал труды и мнения Галилео. Так, 6 июля 1613 года Моранди послал Галилею полученное из Парижа письмо Франческо Сицци, в котором тот высказывал сожаление о том, что в свое время выступил с критикой галилеевских астрономических открытий. Из письма Стеллути Моранди (начало марта 1626 года) следовало, что последний столкнулся с трудностями в пересылке Галилею экземпляра трактата Кеплера «Tychonis Hyperaspistes» (книга была нужна тосканцу позарез, потому как ему не терпелось узнать, что же Кеплер написал о нем, Галилее, в приложении к своему труду).
Поэтому в конце мая или в начале июня 1630 года, встретившись с Микеланджело Буонароти Младшим, Галилей попросил того заверить кардинала Франческо Барберини в своей полной непричастности к описанным событиям. 3 июня 1630 года Буонаротти сообщил Галилею, что как только он завел с Франческо Барберини разговор на эту тему, тот его прервал и заявил, что не верит ни одному слову, напечатанному в «Avvisi», и добавил: у Галилея «нет лучших друзей, чем папа и он [Ф. Барберини]». Урбан и его племянник трезво оценивали ситуацию, и при всей своей мнительности папа понимал, что к этой астрологической истории Галилей отношения не имеет. Однако нельзя забывать, что в то время астрономия и астрология воспринимались, по выражению Томмазо Гарцони, «как сестры, заключенные в тесных объятиях», и на Галилея многие, в том числе и в римской курии, смотрели не как на ученого или натурфилософа, а скорее как на звездочета (или, как выразился Дулей, как на Renaissance magician). Поэтому многие не без оснований опасались, что папская булла 1631 года нанесет серьезный ущерб развитию астрономии в Италии, а возможно, и в христианском мире в целом. Так, Альберто дель Вивайо, флорентийский музыкант и астролог, писал Моранди о том, что антиастрологическая булла Урбана VIII поставит всех, кто занимается наблюдением небесных тел, в тяжелое положение и приведет к ослаблению интереса людей к небесным явлениям. «Я полагаю, – писал флорентиец, – что мало кого волнуют Марс или Юпитер сами по себе, пока знание об их движениях не становятся частью предсказаний». Однако оценка ситуации Дулеем, по мнению которого «дело Моранди с неизбежностью вело к процессу над Галилеем», представляется мне несколько преувеличенной.