1203

Вообще, отечественная литература последних 60 лет не богата монографиями, посвященными жизни Галилея и, соответственно, истории процесса 1633 года. Б.Г. Кузнецов, видимо, написал свою книгу (Кузнецов Б.Г. Галилео Галилей…) исключительно для того, чтобы поделиться с читателем общими соображениями о характере физических теорий, и в качестве повода выбрал жанр научной биографии. Во всяком случае, мне трудно объяснить ту пренебрежительную краткость (19, а реально даже меньше, страниц из 326), которую он себе позволил в академической биографии Галилея, когда дело дошло до описания (не анализа!) событий 1633 года. И цензурные условия советского времени здесь ни при чем. Книга А.Э. Штекли (Штекли А.Э. Галилей…) написана для широкого круга читателей. Автор прекрасно владеет итальянским языком (я пользуюсь здесь его переводами, чтобы не делать заново уже хорошо сделанную работу), и значительная часть авторского текста книги представляет собой изложение событий с активным использованием материалов собрания сочинений Галилея, изданного под редакцией Антонио Фаваро, не говоря уже о том, что кроме итальянского автор владеет и другими европейскими языками и хорошо, даже, я бы сказал, бойко, пишет по-русски. Но некоторые его трактовки вызывают возражения, которых было бы много меньше, если бы автор и в книге, и в статьях, написанных уже в сравнительно вегетарианское время, выказал большее знакомство с современной иностранной литературой о Галилее (не ограничиваясь резкой и не вполне обоснованной критикой отвратительно переведенной у нас книги Фантоли), источниками о жизни ученого, интеллектуальной, политической и религиозной ситуации в Италии на рубеже XVI – XVII столетий, а главное – проявил бы меньше идеологической предвзятости в духе партпросветлитературы советского времени.

Но каковы бы ни были просчеты указанных авторов, их изложение кажется вершиной академической учености, строгости, глубины и эрудированности на фоне того, что о процессе 1633 года (и вообще о Галилее) говорят и пишут в современных российских СМИ и на отечественных интернет-сайтах. Так, например, на сайте общества «Мемориал» (Иркутское отделение) можно прочитать, что Галилей «был обвинен в безбожии и отлучен от церкви», а потому «принужден был жить на своей вилле Арчетри близ Флоренции, где и умер» и только в 1992 году папа Иоанн Павел II «принес извинения ученому». Если бы Галилей был отлучен от церкви за безбожие, он вряд ли бы доживал свой век на вилле близ Флоренции.

Другой характерный пример – рассказ о Галилее доктора исторических наук, профессора РГГУ Н.И. Басовской (специалиста по английской средневековой истории!). Приведу (с комментариями) лишь самые колоритные фрагменты из этого dialogo:

«Н. Басовская – …О Галилее написано много. И все-таки в мнении народном инквизиционный процесс вытеснил все. А между тем он, например, завещал похоронить его в церкви Санта-Кроче рядом с Микеланджело. И воля его…

C. Венедиктов (так на сайте радиостанции. Правильно, полагаю, А. Венедиктов. Эту и иные подобные орфографические особенности транскрипта мы сохраним, хотя участники передачи в них, очевидно, не виноваты. – И.Д.) – Не похоронили?

Н.Б. – Через 100 лет после его смерти его воля была исполнена. Он так и лежит рядом с Микеланджело. И это тоже о чем-то говорит, потому что в его натуре, в его жизни было много разного, того, что не сводится к знаменитому “все-таки она вертится”».

Пока остановимся. Тот факт, что у г-жи Н.И. Басовской не все в порядке с логикой, я обсуждать не буду. Отмечу лишь фактологические неточности, связанные с Галилео и другими героями передачи. Галилей завещал похоронить себя в церкви Санта-Кроче не рядом с Микеланджело, а рядом со своим отцом и могилами предков (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 522 – 524). Но в результате вмешательства церковных властей его сначала похоронили в той же церкви, но за ризницей, в малюсенькой комнате в Capella del Noviziato (далее, в «Эпилоге», я вернусь к этой истории). Идея соорудить мраморный саркофаг напротив гробницы Микеланджело (а не рядом с ней) принадлежала ученику Галилея Винченцо Вивиани и была реализована только в начале XVIII века, уже после смерти последнего (перезахоронение состоялось 12 марта 1737 года). Покончив с пространственными манипуляциями, собеседники перешли к временным:

«C.В. – Но если Вы уже начали говорить о его кончине, то он скончался ровно в тот день, в который родился Ньютон.

Н.Б. – Вообще, есть очень много поразительных…

C.В. – Такая передача – ровно в день и в год, когда родился Исаак Ньютон.

Н.Б. – Родился ровно через сто лет после смерти Микеланджело. То есть…

C.В. – То есть очень много всяких… мистика!

Н.Б. – У них там тесно было. Там было тесно от великих личностей. И поэтому они где-то пересекались, встречались, встречались хронологические совпадения».

Давайте разберемся, кто когда родился и умер. Галилео Галилей, согласно В. Вивиани, который вместе с Э. Торричелли был свидетелем последних дней и минут жизни учителя, скончался 8 января 1641 года по григорианскому календарю. Если же считать начало года с 1 января, как сейчас принято, то тогда 8 января 1642 года, эта дата приводится в большинстве современных биографий тосканского ученого. (В первой половине XVII века Новый год отмечали 1 января только во Франции (с 1564 года) и в Шотландии (с 1600 года), тогда как во многих других странах Западной Европы, включая Англию, год начинался с 25 марта (Благовещение). Только в 1752 году, то есть с введением григорианского календаря, британцы стали праздновать Новый год 1 января.)

Исаак Ньютон родился 25 декабря 1642 года, или, по григорианскому календарю, который тогда был принят во многих странах на Континенте, 4 января 1643 года (опять-таки, если считать начало года с 1 января).

Таким образом, выражая даты в одной и той же календарной системе (скажем, по григорианскому календарю и считая начало года 1 января), никак не получается, что Галилей умер «ровно в день и в год, когда родился Исаак Ньютон». Скажу больше, когда умер Галилей, будущий папа Ньютона еще даже не сделал предложение его будущей маме Анне Эйскоу (H. Ayscough; 1623 – 1679), которая вышла замуж в апреле 1642 года. Ее муж, Исаак Ньютон Старший, умер в октябре того же года до рождения сына. Если уж г-же Басовской так хотелось, чтобы если не в день, то по крайней мере в год смерти Галилея родился кто-то из знаменитых, ей бы надо было сослаться, скажем, на османского султана Мехмеда IV (появился на свет 2 января 1642 года по григорианскому календарю). Но Мехмед как-то не в тему, лучше бы Ньютон. Понимаю. Микеланджело же скончался в 1564 году, и ровно через сто лет после его смерти никто из упомянутых в передаче героев родиться не мог. Действительно – мистика!

Далее г-жа Басовская попутно делает любопытное замечание о Копернике: «Коперник где-то там в глуши, в Польше, решился это сказать (речь идет о гелиоцентризме. – И.Д.), получив книгу («De revolutionibus». – И.Д.), умер от горя. Потому что к ней некто, так и не выясненный, сделал предисловие, что это не книга об устройстве мира, это оригинальная игра ума! Когда Коперник это прочел, он тут же умер. И это где-то в глуши, в Польше. А тут, в Италии, в центре тогдашней интеллектуальной и духовной жизни, человек пришел к этому же выводу».

Во-первых, давно, еще в начале XVII веке, выяснили (заслуга принадлежит И. Кеплеру), что предисловие (Ad lectorem) написано видным протестантским теологом Андреасом Осиандером, непосредственно занимавшимся изданием книги в Нюрнберге (по всей вероятности, с ведома Коперника), и последние 400 лет это ни для кого, кроме г-жи Басовской, секретом не является. Во-вторых, Коперник умер от инсульта, а не от того, что прочитал чужое предисловие к собственной книге. Когда «De revolutionibus» был отпечатан в конце марта 1543 года, Коперник находился уже в таком состоянии, что ему было не до книги, даже если ему действительно поднесли экземпляр. Это только на некоторых живописных полотнах изображено, как умирающий Коперник, уютно устроившись на кровати, с неподдельным интересом листает собственный опус. Кроме того, есть основания полагать, что текст Осиандера был заранее согласован с Коперником. И последний отрывок из познавательной передачи:

«Н. Басовская – …Что он там (в «Dialogo». – И.Д.) сказал? В сущности. Ну, это разговор трех людей, хотя странно называется при этом “диалогом” – мне вот не очень это понятно, это вроде разговор на двоих. Но третий – самый колоритный, это такой простейший, sеmpliccio по-итальянски. Вообще, Галилей пишет по-итальянски, внес вклад в развитие итальянского языка, хотя прекрасно может писать и по-латыни – свободно владеет. Участвовал, между прочим – его интерес к литературе, – в попытках восстановить топографию Дантова ада. То есть такой разностороннейший человек. И вот эти трое разговаривают об устройстве мира. Выводы каковы из их разговора? Наука не может опираться на цитаты, как было тысячу лет. Нужен опыт: и наблюдение за звездным небом, и бросаемые шары, и качающееся это кадило… Нужны приборы – и он готов их изготавливать. У него, как мы сказали бы по-простецки, руки чешутся. Кроме того, эти трое анализируют птолемеевскую и коперниковскую систему устройства мироздания, не говоря окончательно, какая лучше. Но самый простодушный, “семпличчио” (вообще-то Симпличио, но не будем подозревать г-жу Басовскую в том, что она не листала труд Галилея. – И.Д.), все время вскрикивает: “Ой, неужели это так! Ах, как интересно!” Он глуповат. И как только книгу издали и начинают распространять первые экземпляры по Риму, недруги, конечно, недруги Галилея пустили слух, что в этом образе простака выведен сам римский папа Урбан VIII – неглупый человек, не чужой Галилею (вон до чего у них там, «в центре тогдашней интеллектуальной и духовной жизни», дошло! – И.Д.), бывший кардинал Барберини…».

Если бы г-жа Басовская заглянула в словарь, то она (возможно, с удивлением) узнала бы, что диалог – это беседа двух или нескольких людей и греческое διά означает не «два» («два» по-гречески – δύο или δύω), но «через», «посредством» (например, διά χειρόζ – руками) и т.д. Но самое главное – если бы «эти трое» анализировали Птолемееву и коперниканскую систему мира, «не говоря окончательно, какая лучше», а «Семпличчио» бы при этом все время вскрикивал: «Ой, неужели это так! Ах, как интересно!», никакого процесса не было бы. Галилея в том и обвиняли, что он вовсе не стоял на нейтральной позиции, позиции «над схваткой». Все симпатии автора – на стороне Сальвиати. Но и Симпличио вовсе не деревенский дурачок, он собеседник, который высказывает по-своему последовательную позицию, что и создает напряжение в развитии беседы. Диалог Симпличио и Сальвиати – это напряженный диалог двух мировоззрений, двух культур, двух взглядов на проблему «что значит знать?», а не застольный треп восторженного придурка и великого мыслителя. См. также: Дмитриев И.С. А все-таки они пишут…