Глава 461
О том, что герцогиня Македонская написала в письме герцогу, своему мужу.
«И радость и грусть обуревают мое сердце, и потому чуть жива ваша Эстефания. Когда вы вернетесь и моя исстрадавшаяся душа вновь обретет радость, вы увидите, как побледнело мое чело, ибо муки, заботы и печали стали моими верными спутниками с тех пор, как я вас потеряла. Страдания иссушили мою душу и ослабили ум, и потому с трудом я пишу и не могу найти нужных слов. Преклонив колени и лелея узы, которые связывают нас, прошу я: будьте милосердны и, получив свободу, поспешите ко мне, чтобы избавить меня от мучений, ведь миг промедления может стоить мне жизни. В силах доблестного цезаря освободить вас, но лишь ваше появление, сеньор, избавит меня от тягостного заточения и, услышав ваш голос, я вновь смогу возродиться к жизни. О своих печалях я промолчу, лишь о ваших буду говорить, ибо причиной моих стала любовь, и я рада терпеть и большие муки, лишь бы вас освободить от забот и страданий, ведь столь славный сеньор заслуживает лучшей доли. И кто сможет сдержать слезы, видя, как доблестный герцог оказался пленником неверных и порабощен этим низким народом? И найдется ли хоть одно черствое сердце, что не разорвалось бы от жалости и боли, зная, как плохо с вами обращаются, зная, что вы повержены в нищету и душа ваша скорбит? И не думайте, сеньор, что я, по своему неразумению, не могу представить себе вас, хоть и столь далеки вы от меня. Я вижу вас, сеньор: волосы отросли и спутанны, борода покрывает ваше прекрасное лицо и спускается на грудь, на которую столько раз клала голову ваша герцогиня. А еще я вижу: глаза ваши впали, тело ослабело, а лицо покрыто бледностью, однако поступь ваша и стать выдают в вас благороднейшего сеньора. Но я вижу безысходную скорбь в ваших глазах, и у меня сжимается сердце, и я в кровь раздираю себе лицо и рву свои спутанные волосы, чтобы самой почувствовать, как вы страдаете. Я разделяю ваши муки, и скорблю, и роняю горькие слезы, но ни за что на свете не откажусь от этой доли. Я вижу, мой господин: худое желтое одеяние ваше залито слезами, голова, достойная императорской короны, повязана синего цвета кефъе - и плачет моя душа, и горе поселяется в моем сердце. Стремясь разделить вашу участь, сеньор, я, несчастная, беспрестанно ношу жалящую власяницу, которая язвит мое тело, а сверху - грубое вретище, ибо горе и слезы мои - искренни, и, стеная, я все время молюсь за вас. Крепкие цепи, которыми сковали вас, и меня лишили свободы: на ваших ногах - тяжелые кандалы, а я хожу босая, вы - пленник, и я решила отречься от мира, посвятив свою жизнь молитве и поклявшись, что не покину эту благочестивую обитель до тех пор, пока вы, сеньор, не призовете к себе свою герцогиню, которая принадлежит вам не только душой, но и телом, ибо любовь и узы священного брака связывают нас. И только в ваших силах освободить меня и вернуть к жизни. Так придите же, сеньор, придите, моя надежда, отоприте двери моей темницы, о скипетр владений моих и венец славы на моей голове! Придите, герцог Македонский, придите, о Диафеб, отрада моих печалей, и вновь засияет солнце, и прогонит мрачные тени и темную ночь из моей жизни!»
Горькими слезами плакал герцог Македонский и громко стенал. И причиной слез его были и долгожданная свобода, и встреча со своим кузеном Тирантом, но в особенности — письмо герцогини, которую он очень любил.