Ваше Величество, вы должны знать, что обязаны моему приезду сюда тем, что мне следует сообщить вам о посольстве султана и Турка, которое они ко мне отправили, и дело это, разумеется, во многом касается и Вашего Императорского Величества. И посему я не счел себя вправе взять на себя смелость принять какое-либо решение и дать ответ, не получив на это позволения Вашего Величества и не зная, какова будет ваша воля. Поэтому я нижайше прошу вас, ваше императорское величество, дать мне мудрый совет, что мне следует делать, дабы в будущем не заслужить упрека, если что случится не так. Суть же посольства такова: султан и Турок просят о заключении мирного договора с вашим величеством сроком на три месяца или более, как вам это будет угодно. Если же вы пожелаете заключить с ними окончательный мир сроком на сто один год, они будут безмерно счастливы вступить с вами в братский союз, стать друзьями ваших друзей и врагами ваших врагов. И если вы согласитесь на это, то они вернутся в свои земли и освободят всю империю, вернув вам все города и поселения, которые были ими захвачены, как если бы вы никогда их и не теряли. Также вернут они свободу всем пленным христианам, которые сейчас находятся на их землях, — как султана, так и Турка. В случае же если Ваше Величество не пожелает пойти на это, я должен буду приготовиться к сражению, ибо, получив мой ответ, неверные сразу подойдут к моему лагерю, чтобы дать мне бой.

Император ответил так:

Доблестный Маршал, сын наш, питая к вам глубочайшее уважение, мы доверяем вашему благоразумию и мудрости и не сомневаемся, что вы сможете принять решение, наилучшим образом соответствующее интересам Греческой империи, и мы будем согласны с тем, которое было или будет принято вами. Однако, чтобы доставить вам большее удовольствие, мы соберем совет.

И великий Император приказал как можно скорее собрать совет, чтобы, узнав о его решении, Тирант мог вернуться в лагерь.

Тирант же, получив на то разрешение у Императора, отправился поклониться Императрице и прекрасной Принцессе. Он нашел их в покоях принцессы, так как девушка сказалась больной, а Императрица пришла проведать ее. Императрица необычайно обрадовалась Тиранту, приняла его с любезной улыбкой и осыпала его ласками, как и подобало случаю. Принцесса же оказала ему очень холодный прием, чтобы скрьггь то, что произошло накануне ночью.

Они говорили о многом, но в особенности Принцессу интересовало, не знает ли Тирант что-нибудь о том, когда должна приехать королева Эфиопии. Тирант ответил:

Предобродетельная госпожа, три дня назад я получил послание от короля Скариана, который попросил в своем письме оказать ему любезность не вступать в бой с маврами, прежде чем он приедет, ибо ничего он так не желает, как участвовать в сражении. Он заверил меня, что через две недели будет здесь.

Принцесса сказала:

Ничего бы мне так не хотелось, как увидеть эту королеву, сеньор Маршал, ибо от многих слышала я, что никто в мире не сравнится с ней по красоте.

Истинно так, сеньора, — ответил ей Тирант, — ибо не думаю, что, кроме вашего высочества, найдется в мире более прекрасная и достойная женщина. Она также желает встретиться с вашим высочеством, и более того: она приедет сюда лишь для того, чтобы воочию увидеть те ваши достоинства, о которых ей приходилось слышать.

В подобных беседах Тирант, Императрица и Принцесса в высшей степени приятно проводили время, когда в комнату вошла безутешная Эстефания, герцогиня Македонская, одетая во вретище набожных кларисок. В отсутствие славного и доблестного Диафеба, герцога Македонского, ее мужа, она нашла утешение в молитве и не появлялась на людях до того дня, который, по ее мнению, стал предвестником окончания ее бед.

С горькими причитаниями бросившись к ногам Тиранта, роняя горючие слезы, она произнесла следующие жалостливые слова.