Воочию можно убедиться, сеньора, что природа не могла создать ничего более совершенного, чем неповторимая красота вашего высочества. Созерцая ее ныне, понимаю я, какое блаженство испытывают святые угодники в раю, созерцая Божественную сущность, как написано о том в Священном Писании. И говорит псалмопевец, обращаясь к Иисусу: «Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел». Клянусь Богом, сеньора, я совершенно уверен, что если бы все дни моей жизни, как прошедшие, так и грядущие, я находился перед вашим высочеством подобно тому, как нахожусь теперь, то они бы показались мне не одним днем, ибо день длится слишком долго, а одним часом. Ведь если для страждущих малая толика времени кажется вечностью, то для блаженствующих время не движется, как происходит ныне со мной. И недолго останется жить и здравствовать тому, кто заставит меня отсюда уйти, и несдобровать ему! Да бродить ему до смерти по белу свету, не находя нигде пристанища! В нашем королевстве известно о великой вашей красоте и о том, как вы, благодаря достойнейшим своим деяниям, возродили к жизни греческое войско. Кажется мне, что совершенство вашего высочества в действительности во многом превосходит все слухи о вас, равно как ваши милость и бесконечный ум. Столь восхищаются вами во всем мире, что готовы именовать вас богиней. Невозможно и перечесть все великие достоинства, кои вы нам являете, и я счастлив уже тем, что смог собственными глазами увидеть вас.

В этот момент в залу вошел Император, и Принцесса не смогла должным образом ответить сеньору де ла Пантаналеа на его слова. Император некоторое время оставался там, ведя разговор о войне и прочих вещах.

Когда герцог Мессинский счел, что настало время отправиться им к себе, они попрощались с Императором и с дамами. Придя в отведенные им покои, сицилийцы обнаружили, что, по распоряжению Императора, столы уже накрыты к ужину. Император же после того, как сицилийцы распрощались, спросил, обращаясь ко всем присутствующим:

Вы когда-нибудь где-нибудь слышали или читали, чтобы маршалу, находящемуся на чьей-либо службе, родичи или друзья посылали в помощь своих людей? Сие достойно великого изумления, и я весьма обязан Тиранту тем, что десять тысяч человек на собственном довольствии служат мне из любви к нему — как те, что прибыли теперь, так и люди, присланные Великим магистром с Родоса. А посему я решил сам отправиться на поле боя и примирить герцога Македонского и Тиранта, ибо иначе они, чего доброго, убьют друг друга. Два раза чуть не дошло до этого, значит, третьего нельзя допустить. А если попадется мне в руки этот герцог Македонский, я клянусь, что снесу ему голову с плеч.

После сих слов Император приказал своим слугам приготовиться к отъезду.

Как, сеньор, неужели с вами поедет так мало людей? — спросила Императрица.

Здесь сицилийские бароны, и они отправятся со мной, — ответил Император.

Все слуги Императора с великой поспешностью стали готовиться к отбытию.

На следующую ночь, когда Принцесса спала, Эстефания пришла к ее постели, разбудила ее и сказала следующее:

Сеньора, мне привиделся Диафеб, который говорил: «Жизнь моя, Эстефания! Как бы счастливы были мы с Тирантом, если бы вы с Принцессой приехали к нам! Ведь уже от того, что мы вас увидим, битва с турками наверняка будет выиграна». Поэтому, сеньора, проснувшись, я пришла сюда, чтобы сказать вашему высочеству, что, если хотите, мы вскорости сможем исполнить наши желания и сказать: «Разлуке — конец, теперь мы вместе». И тогда Тирант с Диафебом узнают, какова наша любовь, ведь, когда они не могут приехать к нам, мы приедем к ним.

Принцесса сказала:

Достаточно слов, подай мне рубашку.

Она быстро оделась, причесалась и отправилась в спальню к Императору, который еще не вставал. Принцесса сказала:

Сеньор, девицы страшатся разговоров о войне и тем более о битвах. А посему я милостиво прошу вас не отказать мне в одной услуге и вот по каким двум причинам. Во-первых, вы, Ваше Величество, ввиду вашего возраста, никуда не должны отлучаться без меня. Никто не любит вас сильнее меня, а если вы заболеете, никто лучше меня не сможет ухаживать за вами и сидеть у вашей постели, ибо я лучше всех знаю, что вам нужно. Во-вторых, по закону природы, тот, кто раньше родится, раньше и умрет, хотя иногда мы и видим противоположное. И я, отправившись с вами, смогла бы сама увидеть, что такое война, и побольше узнать о ней, сие же в будущем мне пригодится и поможет при необходимости, а также научит меня побеждать страх.

Дочь моя, — ответил Император, — мне хорошо известны ваша любовь ко мне и ваши добрые намерения. Однако не приличествует девицам идти на войну, и нигде об этом не слыхано, ибо сие чрезвычайно опасно. Особливо же для вас, ибо вы еще столь юны. И, желая вам только добра, я не хочу, чтобы вы тревожились, оказавшись рядом с врагами.

Сеньор, — сказала тогда Принцесса, — не бойтесь за меня; ведь для меня не видеть вас — страшнее, чем быть среди врагов. И если уж я была вам хорошей дочерью и служанкой в худшие времена, позвольте мне оставаться такой же и во времена благоденствия. Ибо, покуда душа моя остается в моем теле, я вас не покину, а после кончины вашей прикажу соорудить для вас такую гробницу, какая приличествует вашему императорскому достоинству. И чудится мне, что ежели не поеду я вместе с Вашим Величеством, то никогда более глаза мои вас не увидят.

Дочь моя, если вы так этого хотите, — ответил Император, — я буду рад, ибо знаю, сколь благие намерения побуждают вас к этому. Однако спросите вашу матушку, что предпочтет она — поехать с нами или остаться. И собирайтесь немедленно, ибо я уезжаю весьма скоро.

Принцесса тут же пошла к Императрице и обо всем ей сказала. Та отвечала, что ни за что не поедет в лагерь, потому что, если только увидит герцога Македонского или то место, где погиб ее сын, от боли тут же и распрощается с жизнью.

Принцесса разослала слуг по всем самым умелым чеканщикам города, способным исполнить то, чего она хотела. Приказала она выделать для нее оплечья, наполовину из золота, наполовину — из серебра, и такие же наручи и рукавицы, но только очень легкие. Золотой была правая часть доспехов, а серебряной — левая. Помимо этого, поручила она сделать маленький шлем без забрала, весь из серебра, а на него прикрепить богато изукрашенную корону, которую она обыкновенно носила. И упросила Принцесса своего отца дать ей тех воинов, которых королева Сицилии послала Тиранту.

В день отъезда Принцесса одела чеканные набедренники и набрюшник и облачилась в доспехи, выполненные по ее приказу. Она села на белоснежного коня и, держа в руке арапник, возглавила свой отряд. Вместе с ней ехали шестьдесят придворных дам, самых прекрасных и учтивых при дворе. Главным коннетаблем своего войска Принцесса назначила Эстефанию; Саладрия, дочь герцога де Пера, исполняла обязанности герольдмейстера; Контезина была главным альгвасилом; Услада-Моей- Жизни несла штандарт, на котором были вышиты цветок, называемый Венерин дар, и девиз: «Но не мне». Элизеу несла войсковое знамя; Заскучавшая Вдова получила звание королевского оруженосца, и каждая из прочих дам также имела какую-нибудь обязанность. Таким образом они доехали до места, где раскинул лагерь Тирант. Однако там они не обнаружили ни одного из способных к бою воинов, но только лишь тех, кто не мог сражаться, и пажей, оставшихся в лагере по приказу Маршала.

Тирант же уехал в ночь на девятнадцатое августа, а Император прибыл в три часа пополудни следующего дня. Турки, которые могли хорошо просматривать лагерь христиан, наблюдали за ним денно и нощно. Тирант с войском ночью перешел реку, предварительно послав людей перехватить пастухов и лазутчиков, дабы они не сообщили туркам о его действиях. Взяли их множество. А после того, как Тирант переправился через мост, он прошел с добрых полмили вверх по реке, повернул вправо, поднялся вверх в гору и две мили двигался выше того места, где был разбит лагерь турок, а затем спустился в долину, называемую Терновой, и стал дожидаться рассвета. Каждый из его воинов имел с собой запас провианта и овса на один день.

Император же, расположившись в лагере Тиранта, послал за сеньором де Малвеи, дабы тот пришел с ним побеседовать. Сеньор де Малвеи, едва ему сообщили об этом, направился к Императору и, выразив ему почтение, рассказал все о Тиранте и о том, какие доблестные деяния совершал тот каждодневно. Принцессе было чрезвычайно приятно слышать хвалы Тиранту. Сеньор де Малвеи нижайше просил Императора оказать ему милость и расположиться в его замке, ибо там он будет в наибольшей безопасности. Так Император и поступил. А все сицилийские бароны раскинули шатры на берегу реки.

Тем временем сеньор де Малвеи выбрал одного из своих слуг и как можно незаметнее отправил его в Терновую долину, дабы предупредить Маршала о том, что прибыл Император с дочерью и сицилийскими баронами. Тирант хранил это в глубокой тайне до следующего дня, опасаясь, как бы кто-нибудь не покинул войско, будто бы желая повидать Императора или своих родичей. Под большим секретом сообщил он об этом лишь Диафебу.

Примерно в полночь все рыцари в войске Тиранта сели в седло. Первыми он построил пеших воинов с Диафебом во главе; он дал ему также четыреста всадников с копьями и лошадей, защищенных доспехами. Тирант горячо умолял Диафеба встать в укрытие за скалу, находившуюся неподалеку оттуда, примерно в миле от вражеского лагеря, и ни за что на свете не выходить из засады ни самому, ни кому- либо из его воинов, и не идти к Тиранту на подмогу, даже если они увидят, что сражение проиграно, а его самого убивают. И чтобы совсем увериться в Диафебе, Тирант взял с него клятву не двигаться с места до тех пор, пока он сам не даст на то приказа.

Итак, как я сказал, Диафеб остался в засаде, а Тирант с остальной частью войска, где не было ни пеших воинов, ни пажей (кроме Ипполита, которого в тот день посвятили в воины и в рыцари), расположился на расстоянии выстрела из бомбарды от лагеря противника, но не во рву или за прикрытием, нарочно им приготовленным, а, наоборот, на совершенно ровной и открытой местности. Заметив христиан, дозорные в турецком лагере громко закричали, и всю ночь ни мало ни много семнадцать тысяч турок провели в седле, чтобы их не победили, как в первой битве. Однако же Тирант не решался начинать бой из-за огромного количества мавров. А те уже приготовились к сражению: конные выехали вперед и встали на виду у христиан.

Каждый из противников привел в боевой порядок свои войска. Тирант выстроил их следующим образом: всех лошадей он приказал поставить в одну линию, так, чтобы голова ни одной из них не выдавалась. Все стояли как следует в строю, за исключением герцога Македонского, который вовсе не желал подчиняться распоряжениям Маршала. Штандарты Императора располагались посередине строя. Герцог Синопольский командовал одним флангом, а герцог де Пера другим. Маршал ездил от одной части войска к другой и просил всех сохранять порядок, ибо ежели они это смогут сделать, то он, с помощью Божией, обещает им победу. Покуда неприятели готовились к бою, Тирант обратился к своим людям с такими словами.