Полагаю я, что нет в вас природного разума, потому как иначе никогда не захотели бы вы потерять своего врожденного благородства.

Ведь за совершенное вами достойны вы великого порицания и наказания. Ибо делами своими доказали, что нет у вас обычаев достойного человека, что не боитесь вы Бога, не заботитесь о добром своем имени, ни во что не ставите ценнейший дар, которым отец мой, Император, по чрезвычайной доброте своей, наградил вас в подвластной ему империи, наделив высшим титулом и предпочтя всем остальным, отдав в подчинение вам всех вельмож, герцогов, графов и маркизов. Что скажут люди, когда узнают об этом? Что дочери Императора, благороднейшей сеньоре, признался в любви ее Маршал, которому Император, любя его всем сердцем и полностью ему доверяя, препоручил себя, свое добро, богатства и меня, наследницу всей империи! А вы, вместо того чтобы сохранять ко мне должное почтение, повели себя как неправый судья, поддавшись несправедливости, обману и бесчестной любви! О Маршал, какое тяжкое преступление совершили вы против Его Величества Императора и против меня! И если только расскажу я о нем моему отцу, вы потеряете вашу честь, славу, всеобщую хвалу и власть над столькими великими городами, равно как и ваш титул. А если бы и в самом деле переполняли вас все достоинства и увидели бы вы во мне какой-нибудь порок, который можно вменить мне в вину, то вам следовало бы отчитать меня вместо моего отца — из-за полного доверия, которое он испытывает к вам. Вот почему справедливо и достойно было бы мне пойти и пасть в ноги отцу, а затем предать все огласке в присутствии рыцарей и баронов, громко сетуя и жалуясь на нанесенное мне вами оскорбление, ибо не смущаясь сказали вы мне о вашей любви, словно я какая-нибудь простушка, недостойная почтения. Тогда-то все благородные сеньоры узнают, что на языке у вас совсем не то, что на сердце, и правой признают меня. Хотя, конечно, ухажеры и придворные никогда не скажут мне, что я победила, — ведь я рассказала обо всем отцу с матерью, да еще и при всех. Однако я не ошибусь, если замечу, что вы приоткрыли изнанку у плаща вашей чести, пренебрегши почтением к императорской короне. И слух об этом дойдет до всех, столь велика обида, которую вы мне нанесли.

Принцесса поднялась и хотела было уйти к себе в спальню. Но Тирант, видя, что она удаляется, стремительно подошел к ней и, удерживая ее за шаль, стал умолять оказать милость и соблаговолить его выслушать. И так просили Принцессу и Эстефания с Диафебом, что вынудили ее опять сесть. Тирант же заговорил следующим образом.