До чего же я страдаю из-за того, что этот Тирант встает поперек моему жела-нию и я ни часа не могу поговорить наедине с Филиппом! С сыном, братом или господином и то не бывает никто до того неразлучен! А ведь я ни словом не могу перемолвиться с Филиппом так, чтобы Тирант не вмешался в наш разговор. О Тирант! Уплывай скорей отсюда, и пусть тебе повезет в других землях, только оставь меня вдвоем с Филиппом ради спокойствия моей души и мне в утешение; а если ты не уедешь, жить мне всю жизнь в муках, ибо ты так ловко умеешь исправлять неловкость других! Скажи, Тирант, за что ты мне так досаждаешь? Ведь если ты когда-нибудь любил, то должен знать, что за отдохновение беседовать один на один с тем, кого любишь. Я же до сих пор не ведала и не чувствовала любовных страданий: мне были приятны ухаживания и знаки любви, но когда я вспоминала, что все это — вассалы, к тому же придворные моего отца, все их признания и похвалы уже не волновали меня. Теперь же я, несчастная, хочу заснуть и не могу, ночь кажется мне чересчур длинной, сладкое — горьким, как желчь, руки меня не слушаются, душа моя в смятении; я хочу лишь, чтобы меня оставили в покое! Если это — жизнь, то что же такое смерть!

Так жаловалась влюбленная инфанта, и горькие слезы лились из ее глаз, разжегших столь сильное пламя в сердце Филиппа. И в то время, как она пребывала в печали, вошел к ней в покои король вместе со своим братом, герцогом де Мессина, который оставался его наместником во всем королевстве.

Увидев инфанту в таком унынии, король спросил ее:

Что случилось, дочь моя? Почему вы такая грустная?

Как же мне не грустить, сеньор, — ответила инфанта, — если вы уезжаете? Кто меня утешит? Кто успокоит мою душу?

Король повернулся к брату и сказал:

Как по-вашему, герцог, — могу ли я тут устоять? Ведь в жилах моих течет кровь, а не вода!

И король принялся утешать инфанту как мог, говоря, сколь горячо он ее любит. Затем послали за королевой, и все вчетвером стали держать совет. Король заговорил и сказал следующее.