Неожиданно дон Хуан спросил, не собираюсь ли я в выходные дни уехать домой. Я ответил, что думаю ехать в понедельник утром. Мы сидели под рамадой его дома. Была суббота, 18 января 1969 года, время близилось к полудню. Мы отдыхали после долгой прогулки по окрестным холмам. Дон Хуан встал и вошел в дом. Через несколько секунд он позвал меня. Когда я вошел, он сидел на полу посреди комнаты, а моя циновка лежала перед ним. Он усадил меня и, не говоря ни слова, достал сверток с трубкой, развернул тряпку, вытащил трубку из чехла, набил ее и раскурил. Он даже сам принес для этого в комнату глиняное блюдце с углями.

Дон Хуан не спрашивал, хочу ли я курить, просто вручил мне трубку и велел приступать. Я не колебался. Он очень точно вычислял мое настроение, заметив, наверное, что интерес к стражу не дает мне покоя. Меня не нужно было упрашивать, я нетерпеливо выкурил всю трубку разом.

Последовательность моих реакций была в основном такой же, как раньше. Дон Хуан вел себя, как прежде. Правда, в этот раз он не стал меня трогать, а только напомнил, что правую руку следует положить перед собой. Чтобы мне удобнее было на нее опираться, он посоветовал сжать кисть в кулак.

Я сжал правую руку в кулак, так как обнаружил, что таким образом лежать легче, чем опираясь на раскрытую ладонь. Очень хотелось спать, на какое-то время стало тепло, а потом все ощущения исчезли.

Дон Хуан улегся на пол напротив меня, подперев голову правой рукой. Все шло очень тихо и мирно, тактильная чувствительность исчезла, меня охватило умиротворение.

— Как хорошо! — сказал я.

Дон Хуан вскочил:

— Не смей начинать с этой чепухи! Прекрати болтать. Ты потратишь на это всю свою энергию, и страж прихлопнет тебя, как ты прихлопнул бы мошку.

Ему, видимо, показалось, что он сказал что-то смешное, потому что он засмеялся, но смех внезапно прекратился.

— Не болтай, прошу тебя, не болтай, — сказал он очень серьезно.

— Да вроде и не собирался болтать, — сказал я. Причем я действительно не хотел этого говорить. Я увидел, как дон Хуан уходит в заднюю часть дома. Через мгновение на циновку передо мной села мошка. Это наполнило меня такой тревогой, какой я раньше никогда не испытывал. Это была странная смесь воодушевления, страдания и страха. Я осознавал, что вот-вот стану свидетелем трансцендентального явления — увижу мошку, охраняющую вход в другой мир. Мысль была настолько нелепой, что я едва не рассмеялся вслух, но потом понял, что из-за приподнятого настроения отвлекаюсь и могу пропустить момент перехода, который интересовал меня больше всего. В прошлый раз я сначала левым глазом смотрел на мошку, а потом сразу почувствовал, что стою и созерцаю стража. Но как именно осуществился переход, я не осознал.

Я наблюдал за тем, как мошка ползает по циновке, и тут до меня вдруг дошло — я смотрю на нее обоими глазами. Вот она подползла совсем близко, и в конце концов наступил момент, когда она ушла из поля зрения правого глаза. Я больше не видел ее обоими глазами, поэтому «перебросил» сосредоточение целиком на то, что видел левым, который находился почти на уровне поверхности циновки. В момент этого изменения фокусировки я почувствовал, что тело поднимается в вертикальное положение, и оказался лицом к лицу с гигантским животным. Оно было глянцево-черным. Спереди его тело было усеяно длинными черными коварно отточенными волосами, вернее, это были даже не волосы, а скорее — иглы, торчащие из трещин гладкой сверкающей чешуи. Росли они как бы пучками. У чудовища были крылья, широкие и короткие по сравнению с длиной его туловища — толстого, массивною и округлого. Между двумя выпуклыми глазами торчало рыло. На этот раз монстр чем-то напоминал крокодила. У него были длинные уши, а может, рога, и, так же, как и в прошлый раз, с его рыла все время что-то текло.

Я напрягся, чтобы как следует зафиксировать взгляд на страже, и почувствовал, что не могу смотреть на него так, как обычно смотрю на предметы. Странно подумать, но, созерцая стража, я ощущал, что каждая часть этого существа живет как бы независимой жизнью, вернее, является живой сама по себе, как, например, глаза человека. Я впервые в жизни осознал, что глаза — это единственное в человеческом теле, по чему можно сразу же наверняка узнать — жив человек или нет. Проведя аналогию, я бы сказал, что страж состоял из «миллионов глаз».

Я подумал, что это — замечательная находка. До этого я пытался проводить какие-то частные параллели, основанные на принципе подобия, пытаясь отыскать и описать «искажения», в результате которых мошка представала в виде гигантского зверя. Я думал, что достаточно близким было бы сравнение «как насекомое под микроскопом». Но в действительности дело обстояло иначе. Созерцание стража было действием намного более замысловатым и сложным, чем разглядывание насекомого сквозь микроскоп.

Страж начал кружиться передо мной. В какое-то мгновение монстр остановился. Я почувствовал, что он меня изучает. Внимание мое привлек тот факт, что он был совершенно безмолвным. Страж танцевал в абсолютной тишине. Все в его виде призвано было внушать ужас — выпуклые глаза, грозная пасть, коварные, острые как иглы волосы, брызги и сопли, летевшие вовсе стороны с его рыла, и, конечно, его немыслимые размеры. Он был совсем рядом. Я смотрел, как он без единого звука вибрирует крыльями, скользя над землей подобно огромному фантастическому конькобежцу.

Глядя на это кошмарное создание, я вдруг почувствовал что-то вроде ликования. Мне показалось, что я разгадал тайну победы над стражем — его не нужно побеждать, потому что он — лишь картинка, немое изображение на экране, он не в состоянии ничего мне сделать и может лишь пугать.

Тем временем страж остановился рылом ко мне, а потом, взмахнув крыльями, повернулся задом. Его спина была похожа на цветной блестящий панцирь, она сверкала и переливалась, но оттенок раздражал меня — это был мой самый нелюбимый цвет. Страж еще немного постоял, демонстрируя мне свой зад, а потом взмахнул крыльями и рванул куда-то вдаль, скрывшись из виду.

Я остался в одиночестве перед странной дилеммой, искренне веря, что одолел-таки стража пониманием того, что он был не монстром, но лишь изображением ярости. Возможно, что эта вера основывалась на утверждении дона Хуана о моем знании, в котором я не хотел себе признаваться. Как бы то ни было, а страж ретировался, путь был свободен. Но я не знал, как быть дальше. Дон Хуан ничего не говорил мне о том, что делать в подобной ситуации. Я попытался осмотрелся, но не смог шевельнуться. Однако все, что происходило в ставосьмидесятиградусном секторе передо мной, я видел довольно хорошо. Далеко впереди была размытая линия горизонта, а все до нее заполнял какой-то бледно-желтый то ли дым, то ли туман. Пространство вокруг было равномерно окрашено в лимонный оттенок. Впечатление было таким, словно я стою на бескрайней равнине, по которой стелятся испарения серы.

Вдруг точкой на горизонте снова объявился страж. Он сделал большой круг и застыл передо мной, разинув беззубую пасть, похожую на огромную пещеру. Потом затряс крыльями и ринулся на меня, как разъяренный бык, и огромные крылья замелькали перед моими глазами. Я заорал от боли и взлетел, вернее, почувствовал, что поднимаюсь, а потом планирую куда-то за стража и несусь над желтоватой равниной прямо за горизонт, в другой мир — мир людей, а потом обнаружил, что стою посреди комнаты в доме дона Хуана.

19 января 1968

— Я, честное слово, думал, что одолел стража, — сказал я дону Хуану.

— Ты, должно быть, ошибся.

Со вчерашнего дня дон Хуан не произнес ни слова. Впрочем, меня это не беспокоило и даже было где-то на руку. Я пребывал в некой задумчивости и снова чувствовал, что начну видеть, если буду смотреть с определенным намерением, хотя ничего специфического или неординарного так и не заметил. Но молчание в любом случае действовало на меня успокаивающе.

Дон Хуан попросил подробно вспомнить обо всем, что происходило «там», и в особенности — какой цвет я видел на спине стража. Когда я закончил рассказ, он вздохнул с явно обеспокоенным видом. — Тебе крупно повезло — цвет был у него на заду, — очень серьезно сказал он, — Если бы он оказался на передней части туловища или, что еще хуже, на голове стража, тебя бы уже не было в живых. Ты больше никогда не должен пытаться увидеть стража. Видно, не с твоим характером пересекать эту равнину, впрочем, я был уверен, что тебе там не пройти. Но не будем об этом; эта дорога — далеко не единственная, есть и другие.

В тоне дона Хуана чувствовалось что-то непривычное — какая-то тяжесть.

— Что произойдет, если я снова попытаюсь увидеть стража?

— Он тебя утащит. Возьмет в пасть, занесет куда-нибудь на ту равнину и бросит там навсегда. Очевидно, он знает, что тебе нельзя идти по этой дороге, и потому предупредил, чтобы ты не совался.

— Как ты думаешь, откуда он может об этом знать? Дон Хуан устремил на меня долгий пристальный взгляд. Он попытался было что-то сказать, но передумал, видимо, не подобрав подходящих слов.

— Вопросы у тебя — хоть стой, хоть падай, — с улыбкой сказал он. — Ты ведь спросил не подумав, правда?

Я возразил, сказав, что удивлен тем, что стражу известен мой характер.

— Поразительно! Но интереснее всего то, что ты о своем характере не обмолвился ни единым словом. Ведь ты ничего ему не говорил, не так ли? — сказал дон Хуан немного погодя со странным издевательским блеском в глазах.

Тон его был настолько комичен, что мы оба захохотали. Однако потом он объяснил, что страж, будучи хранителем и наблюдателем другого мира, владеет многими тайнами, знать которые имеет право брухо и которыми страж может с ним поделиться.

— Для брухо это один из способов научиться видеть, — сказал дон Хуан. — Однако тебе он не подходит, поэтому нет смысла о нем говорить.

— Курение — единственный способ увидеть стража? — спросил я. — Нет, можно и без этого. Многие умеют вызывать стража просто так. Но я предпочитаю использовать дым, потому что с ним эффективнее и безопаснее. Тот, кто пытается встретиться со стражем без помощи дыма, имеет шанс не убраться вовремя с его пути. Ты, например, получил предупреждение — страж повернулся к тебе задом и показал враждебный цвет. Потом он ушел, а когда вернулся, то обнаружил, что ты все еще не убрался. Тогда он на тебя напал. Но ты был готов и прыгнул. Дымок обеспечил тебя необходимой защитой. Если бы ты подался в тот мир, не заручившись поддержкой дымка, тебе не удалось бы избежать пасти стража.

— Почему?

— Твои движения были бы слишком медленными. В том мире, чтобы выжить, нужно двигаться с быстротой молнии. Я совершил ошибку, уйдя из комнаты, но нужно было, чтобы ты перестал болтать. У тебя язык без костей, и ты болтаешь даже когда не хочешь. Оставшись в комнате, я вовремя приподнял бы тебе голову. Но ты вскочил сам, и это намного лучше. Но, я думаю, больше рисковать мы не будем: со стражем шутки плохи.