Глава 11
Ужасные семена
Страхи и сомнения, причем разнообразнейшие, начали вдруг одолевать королеву Айрин. Сначала она дрожала, что, передавая узел друг другу, они упустят его и бесценный груз рухнет в пропасть. Потом начала бояться, что не удержится и сама упадет вниз. В промежутке между первой боязнью и второй она с ужасом воображала, как сейчас выглядит немолодая особа, неуклюже спускающаяся по плющу в одной блузке и панталонах. Когда тебе пятнадцать, такие упражнения очень уместны, но когда под тридцать... Наконец ноги ее благополучно коснулись твердой поверхности. Ксант, Чем, Зора и музы ждали их возвращения.
Оказавшись в безопасности, королева мгновенно вырастила себе новый гардероб и оделась как следует. Но тревоги не развеялись. Просто одни сменились другими. Где теперь Айви? Не съел ли ее циклоп? Нет, все в порядке — айва зеленеет, как и прежде. Однако путь назад займет не меньше суток... разве что вырастить какое-нибудь летающее растение и добраться на нем одной. Но без друзей придется трудно — ей без них, а им без нее. К тому же ни одно летающее растение не выдержит груза узла с семенами. Что ж, придется возвращаться таким же образом, как прибыли, хоть на это и уйдет уйма драгоценного времени.
А вдруг они опять столкнутся с этим жутким Пифоном или с менадами? Сколько преград между ней и Айви!
Айрин взяла себя в руки, успокоилась и занялась семенами. Она выбрала из узла несколько знакомых и несколько незнакомых семян и переложила их в сумку. Так, на всякий случай. И вообще старых семян в сумке осталось так мало, что не мешало и пополнить запас.
Музы, конечно, милые, симпатичные, умные, но у нее, у Айрин, нет времени на болтовню. Любое промедление опасно, ибо отдаляет спасение Айви.
— Ну, пора, пора в путь! — напомнила она.
На нее покосились, но спорить не стали. Наскоро попрощались с музами и начали спускаться по тропинке.
Все складывалось неплохо, но Айрин не успокаивалась... А вдруг Чем споткнется и подвернет ногу? А вдруг... ох, неприятности так и подстерегают на каждом шагу.
— Что случилось, Айрин? — спросил голем, оглянувшись. — На тебе лица нет.
— Заткнись ты, тряпичный обрывок! — вдруг крикнула на него Айрин.
— Что ты, Айрин, он ведь только спросил... — удивилась Чем.
— И ты заткнись, кобыла! — оскорбила и ее Айрин.
Чем обиженно замолчала. Раньше Айрин никогда ее не оскорбляла, тем более незаслуженно.
— Это из-за семечек! — воскликнул Ксантье. — Птица ведь предупреждала. Вдруг все связалось и прояснилось.
— Сомнения, распря, война! — вскричала Айрин. — Как только я их получила, сразу стала во всем сомневаться. Вот так влипли!
— Влипнуть легко, — мрачно заметил Гранди. — Ты скажи, как выбираться будем?
— А давайте сделаем так, — пришел на помощь Ксантье. — Пусть каждый возьмет по семени. Если каждый будет нести только одно семя, опасность разделится на троих и станет куда меньше.
Несмотря на сомнения, раздражение и все более явное желание влепить кому-нибудь из спутников по уху, Айрин понимала, что Ксантье выдвинул очень разумное предложение. У этого парнишки голова варит, и неплохо. И Айрин раздала зловещие семена. Сомнение досталось Гранди, распря — Ксантье, война — Зоре. Кентаврицу и гиппогрифа она обошла — они везут всадников, и им вредно волноваться.
Как только Айрин раздала семена, сомнения, раздражение и желание драться словно рукой сняло. Вернулись уверенность и душевный покой.
— Опасности подстерегают на каждом шагу, — вдруг сказал Гранди. — Не выбрать ли нам иной путь?
Ага, вот голем и засомневался. Ничего страшного, это просто семя в нем заговорило.
— А ну, коняга, иди ровнее! — прикрикнул Ксантье на любимого друга Ксанта. — Трясучка чертова, всех нас на землю посбрасываешь!
— Не позволяй раздражению брать над тобой верх. Это распря тебя начинает глодать, — сказала Айрин, уже наученная горьким опытом.
— Прикуси язык, старая перечница! — огрел и ее Ксантье.
Айрин с опаской посмотрела на Зору. А от этой чего ждать? Зора сидела, как и прежде, за спиной у Ксантье и ехала с очень довольным видом. Айрин отметила в ее лице даже некоторую краснощекость, очень удивившую королеву. У зомби, в теле которых течет какой-нибудь грамм-другой крови, просто не может быть румяных щек. Короче говоря, на Зору семя абсолютно не подействовало.
— Отдайте семена Зоре! — приказала Айрин. — С ней ничего не случится. — Айрин очень хотелось в это верить.
Семена передали Зоре. Ну, подумала Айрин, сейчас станет полегче. Теперь королева поняла, почему Симург так раздобрилась и решила подарить ведьме Ксантиппе столь драгоценные семена. Сомнения, распря, война в одной дряхлой и злобной руке — да они просто разорвут Ксантиппу на клочки!
Значит, так: семена в надежном месте, дорога знакома — скоро они достигнут мест, где потерялась Айви, и начнут поиски. Если повезет...
НЕ ПОВЕЗЛО. ПИФОН ЛЕЖАЛ ПОСРЕДИ ДОРОГИ. В бою с менадами змей заработал множество синяков и царапин, но все-таки выжил. Завидев отряд, чудовище подняло громадную голову и раскрыло пасть.
— Выходит, мы все еще во владениях Парнаса, — пробормотал Ксантье.
Айрин выбрала семечко змеедушки и бросила его на землю: — Расти!
Змеедушка быстро взошла, но одновременно нечто странное начало происходить у Айрин на голове. Она дотронулась до волос и обнаружила там, в волосах, РАСТЕНИЯ! Когда на вершине Парнаса она и Ксантье с Гранди собирали семена с ее одежды, эти остались незамеченными и теперь, услыхав команду, начали расти. Королева знала — надо направить внимание на семечко, и только после этого оно взойдет, — вот, кстати, поэтому и лежал тихо-мирно целый узел с семенами. Но семечко, попавшее на тело волшебницы, могло взойти само по себе, хотя и медленнее, нежели то, которым оказывалось особое внимание. И вот теперь на голове у королевы расцвел настоящий сад.
Но худшее ждало впереди. НА ГРУДИ ТОЖЕ ЧТО-ТО ЗАШЕВЕЛИЛОСЬ. Очевидно, когда дождь с дерева пролился на Айрин, семена попали и в это укромное место. Айрин чувствовала, как оно разрастается и ветвится. Сунула руку в декольте и стала ловить растение.
— Ну и местечко! — пискнул оттуда насмешливый голос. — Какие-то горы кругом, пирамиды, право слово, какие-то, прости господи, песчаные холмы!
Оно еще и острит! — задохнулась от гнева Айрин. Ну да, это не что иное, как острый язычок. Надо немедленно вытащить его и выбросить, пока другие не заметили.
— Я знал, что существуют райские уголки, — продолжал голосок, — но это уж слишком, слишком, скажу я вам, прекрасно. У меня просто лепестки идут кругом и в корнях мутится...
И тут Айрин поймала остроумца за язык, липкий и увертливый, который и хотел бы вырваться, да не мог.
— Чем это ты там занимаешься? — поинтересовался Ксантье.
— А тебе какое дело, ведьменыш! — пискнул язык. Айрин поспешно отшвырнула его в сторону. Остряк упал в слоновий куст, который в испуге затрубил. — Кило гвоздей тебе в хобот! — пожелал кусту негодный язычишко.
— Ух ты, какая у тебя прическа! — заметил голем, взглянув на волосы Айрин.
Увлекшись сражением с остроумцем, Айрин на минуту забыла, что и на голове у нее не все в порядке. Теперь она на ощупь попыталась определить, что же там выросло. Та-а-к... куст расчесок, — ой, как чешется! — потом... цветок... люби-меня-как-я-тебя... и наконец... ой, кажется, кайфовая травка...
Пифон зашипел и насторожился. Змеедушка, еще не вполне подросшая, зашипела на змея.
Ксант ударил копытом — он рвался в бой.
Айрин нашла подходящее растение — снежную бабу! Расти, велела она бабе и швырнула ее в отверстую пасть змея. Змей, натурально, проглотил бабу, ледяную изнутри и сладкую снаружи.
С минуту ничего не происходило — баба таяла внутри горячего Пифона. И вдруг змей похолодел... часть брюха посинела... пасть открылась, и ледяной пар повалил наружу... сосульки повисли на верхних клыках. Змеедушка кинулась на врага, но нашла лишь какой-то обледеневший неподвижный шланг. До-о-о-лго он будет лежать, пока опять не превратится в змея Пифона, соблазнителя женщин. Путь открыт. Ксант и Чем гордо прошли мимо.
Одну угрозу одолели, но мгновенно появилась новая. Менады, все еще преследовавшие питона, заполнили тропу. Их глаза горели кровавым огнем, их ногти были испачканы кровью. Судя по тому, что некоторые из менад хромали, змей не остался в долгу; но они по-прежнему жаждали одного — убивать.
Айрин лихорадочно рылась в сумке. И наконец нашла — ужасное семя джека потрошителя, годящееся для победы только над женщинами, а особенно над пьяными и распутными.
Джек потрошитель быстро взошел в виде куста — зеленые листья на серебристых ветках. Потом появились золотые кружочки цветов, поблескивающие в лучах солнца.
Менады завопили и бросились на куст. Они срывали золотые кружочки и швыряли ими в приближающихся путешественников, они обрывали зеленые листья — ужасно похожие на бумажные деньги — и подбрасывали их в воздух.
— Это что за растение ты им подарила? — удивленно спросил Гранди.
Айрин присмотрелась и охнула. Она поняла, что бросила не то семя.
— Ой, я перепутала. Вместо джека потрошителя кинула в них джекпотол.
— А на Парнасе, похоже, любят денежки, — заметил Гранди. — Вон как обрадовались, разыгрались.
И в самом деле, дикарки развлекались от всей души — разбрасывали монеты и бумажки, ссыпали их в кучки и устраивали дикие хороводы; дрались за бумажки с картинками, которые им, видать, особенно нравились. Но некоторым ничего не досталось. Эти вспомнили о жертвах и направились к ним, алчно сверкая глазами. Тут нам и конец, подумала Айрин.
Она покопалась в семенах и отыскала нужное, то есть джека потрошителя.
— Давай расти! — крикнула королева.
Растение с готовностью пошло в рост. Показались поблескивающие ножи, с вжиканьем срезающие все, до чего могли дотянуться.
— Ой! — вскрикнула какая-то менада, когда потрошитель резанул ее по ноге.
— Ай! — подхватила другая, схватившись за мягкое место.
— Ай! Ой! — вопила третья, едва избежавшая удара в живот.
— Да, Айрин, в твердости тебе не откажешь, — восхищенно заметил Ксантье, когда они проехали мимо корчащихся менад и продолжили спуск с горы.
— Ну вот, убедился, что не все женщины мягкие, как подушки, — ехидно отозвался голем.
— Но наша милая кентаврица... начал возражать Ксантье.
Тут Ксант кашлянул, а Чем почему-то покраснела.
И у кентавров есть свои тайны, свои чувствительные места.
— Наша милая Чем такая здоровая, такая могучая, — иначе, чем хотел, завершил Ксантье.
И кентаврица и гиппогриф сразу просветлели.
Что-то между ними произошло тогда, ночью, поняла Айрин.
— Зора! — радостно воскликнул Ксантье. — Зора мягкая и кроткая! У нее нет склонности к насилию.
— Да, все ее склонности давно угасли, — согласился голем. — Мертвые не кусаются.
— Зора хоть и ни жива ни мертва, но не бессмертна, — вступилась за несчастную Айрин. — Это разные вещи. — И тут она вспомнила, что Зора выглядела отнюдь не кроткой овечкой, когда встала перед фуриями. Зора спасла ее от гибели и достойна уважения, и не о чем тут спорить. — Зора милая девушка, — только и сказала она.
— Зора так нам помогает, — подхватил Ксантье. — Несет эти ужасные семена, чтобы мы не пострадали. Если бы и ее одолели сомнения, злоба и желание уничтожать, она превратилась бы в зомби-тигрицу.
— Точно, — согласился голем и глянул через плечо на Зору.
Айрин тоже посмотрела на Зору. А как сама Зора относится ко всем этим словесам вокруг нее? А той, казалось, и дела никакого не было до споров-разговоров. Ехала себе безмятежно, и вид у нее был очень даже ничего — кожа посветлела и почти очистилась от ужасных разрывов, лицо прояснилось и обрело пристойное выражение, волосы распушились, словно недавно вымытые, и заблестели.
— Среди зомби тоже разные встречаются. Есть и воинственные, — сказала Чем. — Во время недавней волны нашествия иные зомби дрались, как бешеные. А Зора у нас и в самом деле кроткая. Даже фурии это заметили. А при жизни она наверняка вообще ангелом слыла.
Ты, Чем, немного ошибаешься, мысленно заметила Айрин. Фурии обратили внимание не на кротость Зоры, а на то, что она при жизни прекрасно относилась к своим родителям. Тебя, милая кентаврица, не было с нами, когда фурии произносили свои речи, поэтому ты слышала звон, да не знаешь, где он, что, впрочем, не так уж и страшно.
— И каким же надо быть мерзавцем, чтобы не оценить такую девушку и довести ее до самоубийства, — добавила королева уже вслух.
— Она покончила жизнь самоубийством? — спросил Ксантье.
— Да, из-за несчастной любви. Ее попросту обманули.
— Людей я не трогаю, но этого негодяя точно продырявил бы, — мрачно заявил Ксантье. — Он совершил самый мерзкий проступок — поклялся и предал.
Как здорово сказал этот мальчишка, мысленно восхитилась Айрин. Я его ни капельки не люблю, но если бы полюбила, была бы за ним как за каменной стеной. Уж он-то не предаст.
Зора, как и прежде, ехала молча. Айрин вдруг устыдилась — ведь они до сих пор считают Зору какой-то бесчувственной куклой. Причем — и это, быть может, хуже всего — никто не хочет ее обидеть. Просто все безропотно следуют ксанфскому правилу — относиться к зомби как к неодушевленному предмету.
— Меня интересует, какое несчастье может постичь Зору? — снова заговорил Ксантье. — Ведь проклятие фурий все-таки прилипло к ней.
— Тут две возможности: либо зомби вообще не подвержены проклятиям, либо несчастье все еще таится впереди, — ответила Айрин. — После встречи с фуриями мы попадали в разные опасные переделки, но Зора выходила из них целой и невредимой.
— Я поступил плохо, — сказал Ксантье. — Раз фурии решили ударить меня, я должен был принять удар. А так как-то не по-мужски...
Айрин не знала, что сказать, поэтому промолчала. Что говорить, Зора ведь и ее спасла. Если бы не Зора, ее, возможно, постигло бы какое-нибудь смертельное несчастье, а так обошлось без смертей. Ведь зомби не умирают. А вдруг... а вдруг Зора все-таки умрет? В общем, королева изрядно запуталась в своих размышлениях.
В Ксанфе когда-то был известен секрет оживления зомби. Знали этот секрет два человека — повелитель зомби и добрый волшебник Хамфри. Но повелитель зомби сам провел в облике зомби целых восемь веков и, конечно же, все забыл. Не исключено, что секрет приготовления так называемого оживляжа — оживляющей воды — хранился в самой ветхой части его мозга, которая за восемь веков износилась в прах. Ну а Хамфри... С Хамфри сейчас разговор короткий: на игрушку, дай игрушку. Никто не в состоянии помочь Зоре, а если бы и нашелся такой мудрец, она, вероятно, и сама бы отказалась — зачем жить, если сердце разбито? Предательство в любви — что может быть страшнее! Ну почему самая жуткая доля выпадает иногда самым прекрасным людям? А может, в магическом Ксанфе попросту чего-то не хватает — заклинания справедливости, допустим?
Путешественники спустились с горы и перешли через высохший поток. На этот раз Айрин вырастила особые отпугивающие растения. Они шевелились в камнях и отпугивали змей. Перейдя русло, компания двинулась быстрее. Когда Парнас остался позади, Айрин вздохнула свободнее. Все эти невообразимые существа: менады, змеи, коими просто кишит легендарная гора, — ей порядком надоели. Только Симург ничего себе птица...
Ксант бежал по земле рядом с Чем. Гиппогриф, кажется, и не собирался взлетать.
Вскоре они достигли места, где ночевали в прошлую ночь. Хоть день клонился к вечеру, здесь решили не останавливаться — уж очень неприятные воспоминания связаны с этим местом.
И ТУТ ПОСЛЫШАЛИСЬ УЖАСНЫЕ ВОПЛИ. ФУРИИ СНОВА ЛЕТЕЛИ К НИМ!
— Вот это уже лишнее, — мрачно заметил Ксантье. — Я осознал, что виноват перед матерью. Еще один урок мне ни к чему.
Айрин тоже так считала.
— А знаешь, — сказала она, — я не думаю... не думаю, что эти старухи так уж заботятся о результатах своих гнусных уроков. Им больше нравится проклинать и ранить, чем учить и исправлять. Если это так, то им самим не мешает поучиться... поучиться честности. В моей коллекции есть семечко, способное поставить их на место.
Айрин нашла семечко и приготовилась.
Показались ужасные старухи. Айрин пришпорила Чем, и та помчалась прямо на чудища с собачьими мордами.
— Эй ты, распутная лошаденка! — крикнула Тизифона и угрожающе расправила полы плаща. — Вот бы узнала твоя мать Чери, чем ты занималась с...
Айрин бросила семечко.
Оно проросло прямо перед носом у фурий.
— Что это?! — в ужасе прохрипела Алекто.
— Я знаю! — прорычала Мегера. — Это честнослов!
— А теперь, — сказала Айрин, — признавайтесь, как вы относились к вашем матушке?
— Зря спрашиваешь, — шепнула Чем. — У фурий никогда не было матери. Они родились из крови убитого отца. Вот почему они так озабочены...
Оказавшись в поле действия честнослова, фурии пришли в неописуемое волнение.
— Горе нам, мы забыли могилу нашего родителя! — вопила одна.
— Увы нам, указывая другим на их проступки, мы забыли, что и сами виноваты! — вторила другая.
— Спросится с нас, спросится с нас! — голосила третья, размахивая плеткой.
— Ай да королева, ай да умница! — потирал ручонки Гранди. — Старые клюшки проклянут и высекут сами себя!
— Честнослов — это тебе не какой-нибудь чайку-не-хотите с сахаром, — явно гордясь собой, заметила Айрин. — И все же жалко, что они никогда не знали материнской любви. — Она прониклась сочувствием к фуриям, и ей стало трудно их осуждать. Ведь именно трагедия стояла в самом начале их жизни, трагедия родила их на свет.
Оставив фурий корчиться в муках совести, путешественники поехали дальше. Вскоре они отыскали уютное местечко около ручья, где и решили передохнуть. Айрин, как всегда, вырастила изгородь и обвила ее голубыми и белыми колокольчиками. Колокольчики поднимут трезвон, если кому-нибудь придет охота взобраться на изгородь. Потом Айрин вырастила скромную трапезу и одеяла. Она уже не боялась ночевать рядом с Ксантье, потому что знала — юноша на полном серьезе воспринял совет птицы Симург подыскать другую невесту и не будет на нее покушаться. После возвращения домой он наверняка отправится на поиски любимой и осчастливит ее, это уж несомненно.
И тут тоска по мужу пронзила королеву. Дор, конечно же, тоже думает о ней, беспокоится. В замке есть волшебное зеркало... Дор посмотрит в него, увидит свою Айрин и сразу поймет, что все в порядке... Жаль, что зеркало не может указать, где сейчас Айви. Хамфри, тот большой мастер по настройке зеркал, только его они и слушаются. Зеркало в замке Ругна было настроено только на короля и королеву. Ведь они не предполагали, что Айви потеряется. Они думали, что она всегда будет рядом, поэтому и не позаботились настроить зеркало еще и на принцессу. Сейчас бы это ой как помогло! Хорошо еще, что айва всегда в кармане, всегда рядом...
Утром, наскоро перекусив, отправились дальше. Айрин хотелось поскорее отдать семена и перья Ксантиппе, вернуть домой Ксантье и Ксанта и заняться наконец поисками Айви. Пока удача им сопутствует, но известно ведь — удача особа переменчивая.
Недалеко от жилища ведьмы путешественники набрели на небольшой, манящий свежей водой пруд и решили немного передохнуть. Айрин сразу же удалилась в заросли, а Ксант, Ксантье и Зора подошли к искрящейся воде.
Гиппогриф опустил клюв в воду, а потом запрокинул голову. Вода побежала в глотку. Он пил, как пьют все птицы. Ксант посмотрел на Чем и взмахнул крылом, приглашая и ее напиться, но кентаврица решила дождаться Айрин — она попросту прикрывала королеву от нескромных взглядов мужской половины компании.
— Если Ксанту вода понравилась, — радостно сказал Ксантье, — значит, она и в самом деле хороша. Да это и так видно — вон как кругом зелено. И никаких драконов!
Ксантье припал к воде и собрался напиться, как пьют воины после жаркой битвы.
Тут Зора встала на камешек и шлепнулась в воду. Брызги окатили Ксантье.
— Ой, я хотел напиться, а не искупаться! — расхохотался он.
Зора поднялась на ноги и выбралась на бережок.
При взгляде на Ксантье запавшие глаза зомби вспыхивали огнем.
— Странное дело, — пробормотал Гранди. — Разве у зомби могут гореть глаза?
— А если зомби влюблена? — игриво спросила Айрин, выплывая из кустов.
— Влюблена? — переспросила Чем. — А ведь есть источники...
— Ксантье, осторожно! Не пей! — крикнул Гранди.
— Ну что вы подняли панику, — отозвался Ксантье, замерев над водой. — Ну искупалась...
— Это Источник любви! — воскликнула Айрин. — Взгляните на Зору!
Зора смотрела на Ксантье с таким восхищением, что никто не стал спорить — источник и в самом деле любовный. А известно — напившийся из такого источника мгновенно влюбляется в первого встречного-поперечного противоположного пола. Если несчастный прежде уже был влюблен в кого-то, новая любовь помещается над первой, и бедняга вынужден все время таскать с собой эту неуклюжую двухъярусную конструкцию. Любовные источники — причина всех смешанных ксанфских браков, и о них много чего можно порассказать и забавного, и печального. Но влияние любовного источника может быть побеждено. То есть, если напившийся из источника в неведении вдруг узнает, что кто-то искренне и горячо его любит, он берет этого кого-то, идет к тому же источнику и... отхлебывает еще водички. Но уже зная, что делает! А что в итоге? В итоге, увы, над двумя этажами повисает третий. И становится не легче, а гораздо тяжелее.
— Вот оно, несчастье! — в ужасе воскликнул Ксантье. — Должен был напиться я, а хлебнула она.
— И в самом деле ужас, — пробормотала Чем. — Опять ей суждено влюбиться безответно.
Зора умерла от горя, но горе шло за ней по пятам и после смерти.
— Может, ей в Обыкновению пойти? Там как рукой снимет, — придумал Гранди.
— Ошибаешься, Гранди, — мысленно возразила Айрин. Да, в Обыкновении нет магии, там действительно прекращается действие всех ксанфских проклятий и заклинаний. Но ведь Зора не человек, то есть не совсем обычный человек. Она ведь мертвая, а мертвых оживляет только магия. То есть в Обыкновении она попросту упокоится навечно. Зора обречена жить между любовью и смертью, обречена на вечные муки неразделенной любви.
— Фурии свое дело знают, — горестно покачала головой Чем. — Наказали самым страшным наказанием самое невинное существо.
И все согласились с мнением Чем. Зора, самая добрая из них, уже отмучившаяся ни за что, должна тащить новый груз, тяжелейший, невообразимый.
— Но фурии целились все же в меня, — с дрожью в голосе проговорил Ксантье. — Чтобы я влюбился в зомби.
— Знали бы про этих фурий, обошли бы их за семь верст, — горько вздохнула Айрин. — От их проклятий хочется умереть... даже если уже мертв.
— Но на других водичка не подействовала, — заметил Ксантье. — Смотрите, мой Ксант ничуть не пострадал.
— А давай я у него спрошу, — предложил голем, — на всякий случай.
Гранди прогоготал что-то в сторону гиппогрифа. Гиппогриф ответил. Гранди рассмеялся.
— Что же тут смешного? — сердито спросила Айрин, ужасно огорченная случившимся.
— Ксант говорит, что Источник любви не воспламенил его сердце к первой встречной потому, что сердце его уже горело любовью к ней. Это наша обожаемая Чем.
Чем улыбнулась, правда, немного грустной улыбкой. Айрин поняла причину ее грусти: Ксант — прекрасное, но все же животное, а она, кентаврица Чем, одной половинкой принадлежала как-никак к миру людей. Кентавры, конечно, только наполовину люди, у них более свободные нравы — можно флиртовать с животными мужского пола, можно даже рожать от них потомство, но ни в коем случае не любить, а уж о замужестве нечего и заикаться. Брак — слишком ответственное дело. Кентавры могли веселиться, сколько душе угодно, потому что на их жизнь это мало влияло, не они рожали новых кентавров. Но кентаврицы, родительницы будущих мудрецов и воинов, должны были блюсти себя. У Чем был выбор, и она знала, как действовать.
Зора ничего не знала, и никакого выбора у нее не было. Вода Источника любви заставила ее влюбиться, да к тому же еще и безответно. Айрин не знала, чем тут можно помочь. Дружба с Зорой научила ее, что и зомби способны чувствовать. Но Зора уже однажды упала в пропасть чувств и в результате покончила с собой. Как же должна вести себя мертвая женщина, некогда покончившая с собой из-за любви и вновь попавшая в те же сети?
— Первое несчастье свершилось, — пробормотал Гранди, намекнув, что в запасе есть еще одно.
Но Айрин и сама знала — одно Ксантье, другое ее. Еще одно... Что еще ждет несчастную Зору?
— Спросим Зору, — подтолкнула голема кентаврица. — Надо знать, понимает ли она, что с ней случилось.
— Она понимает, — сообщил голем. — Она вроде как и раньше вздыхала по Ксантье. Он же человек достойный, как ты знаешь.
— Я знаю, — кивнула Айрин. Для сына ведьмы Ксантье и впрямь исключительно хороший парень — не потому ли, что все время сопротивлялся урокам своей мамочки? Он все время стремился летать, рвался в воздух, будто избегая ведьминой порчи. Фурии обвинили Ксанта в непочтении к матери, но, может, именно оно позволило ему стать достойным человеком.
Иные сыновья иных матерей, возможно, просто обязаны быть строптивыми.
Путешественники отправились дальше, но теперь Зора сидела позади Айрин. Все молча согласились, что неудобно оставлять ее за спиной у Ксантье. Он и так смущен, а эта близость будет смущать его еще больше.
Они вступили в какую-то странную местность, густо утыканную каменными фигурами. Чем, чрезвычайно удивленная, создала карту.
— Движемся правильно, — шептала она. — Места вроде знакомые. Да, вот... обозначено на карте, пунктирная линия и в самом деле здесь проходит. Но эти фигуры... раньше их здесь не было...
— Не матушкины ли это проделки? — подал голос Ксантье. — Она души не чает в разных диковинных животных и растениях. Статуи ее, правда, не интересуют. Раньше, во всяком случае, не интересовали. Но все меняется...
— Какие искусные изображения, — восхитилась Чем. — Смотрите, даже насекомые есть. Здесь работал подлинный художник.
— Может, эльфы баловались, — предположил Гранди. — У некоторых из них просто золотые руки. Сейчас расспрошу...
Тут Айрин заметила вдали какого-то человека. Смутно знакомая фигура, подумала Айрин... Высокая, пышнотелая женщина. Королева приказала кентаврице приблизиться к страннице.
— Кажется, я знаю, кто автор этих скульптур, — негромко произнесла она.
Женщина продолжала идти. Топот копыт не насторожил ее.
— Эй, горгона! — крикнула Айрин.
Женщина медленно повернулась. Чем остановилась так резко, что Айрин чуть не упала на землю и едва успела подхватить Зору. Она почувствовала, как ЗОМБИ НАЧАЛА КАМЕНЕТЬ.
— Не смотрите! — крикнула кентаврица. — Она без вуали!
Айрин плотно зажмурилась.
— Горгона! — крикнула она. — Это же я, Айрин! Опусти вуаль!
— Зачем?
— Чтобы не превратить нас всех в камни.
— И превратитесь, — невозмутимо пообещала горгона.
— Опусти, прошу тебя. Тебе нельзя ходить с поднятой вуалью.
— Но почему? Нет... ничего не помню. — На лице у горгоны появилось такое выражение, словно она мучительно припоминала что-то... что-то важное.
— Хорошо, — вздохнула она. — Опущу. Айрин с опаской медленно открыла один глаз. Горгона послушалась — опустила вуаль.
— Как же можно забыть такое? — спросила Айрин, пытаясь унять дрожь.
— Ну... я просто шла... куда-то... искала... что-то... куда шла и зачем... нет, не помню, все как в тумане...
— Обрывки забудочного заклинания! — догадавшись, крикнула Чем. — Мы попали туда, где они летают! К горгоне пристал обрывок...
— И она забыла, за чем шла! — в ужасе поняла Айрин.
— А я за чем-то шла? — спросила горгона.
— Ну да. Ты покинула свой дом, чтобы найти сына. Хамфгорга.
— Хамфгорг! — воскликнула горгона.
— Но и мы кое-что забыли, — сказала Чем. — Забыли, что невидимые обрывки страшного заклинания летают везде. И никого не щадят. Из-за беспамятства и беззаботности мы чуть не попали в беду, очень большую беду. Но я не сомневаюсь, что с нашей помощью память к ней вернется. Уже потихоньку возвращается...
— Заклинание всего лишь задело ее, а не ударило, — высказала свое мнение Айрин. — Но мы действительно могли здорово пострадать. Я чуть не превратилась в ка... — Тут она замолчала, вспомнив о зомби. Ведь Зора взглянула прямо в лицо горгоны.
— Ты, Айрин, ты должна была взглянуть и окаменеть, — воскликнула Чем. — А взглянула Зора! Значит... она опять взяла на себя наказание! На сей раз твое.
Подошел Ксант, неся на себе Ксантье и Гранди.
— Уф, хорошо, что все обошлось, — обрадовался Гранди. — Я задержал Ксанта и Ксантье, когда понял, чем тут пахнет.
— Зора все-таки посмотрела, — печально сказала Айрин. — Ее постигло второе несчастье, подстерегавшее меня.
Ксантье подошел к Чем и осторожно опустил окаменевшую Зору на землю.
— Она не может умереть! — в отчаянии крикнул он. — Мертвые не умирают!
— Фурии обрекли вас на смерть, — пробормотала Чем. — Вы избежали ее только потому, что невиннейшая из нас приняла на себя всю тяжесть наказания.
— Вставай же, Зора! — горячо взывал Ксантье. — Ты просто не можешь быть наказана! Ты ни в чем не провинилась!
— Образовалось, на мой взгляд, некое равновесие, — продолжала Чем. — Проклятие, предназначенное Ксантье, то есть безответная любовь, и проклятие, предназначенное Айрин, то есть смерть, пали на голову одной особы, то есть Зоры. Безнадежную страсть лечат одним лекарством — смертью. Значит, Зора теперь не страдает.
— К черту рассуждения! — возопил Ксантье. — Я не позволю ей умереть! Зора, вернись ко мне!
Ксантье обнял холодную статую и поцеловал в губы.
Свидетели душераздирающей сцены стояли молча, понурившись. Они всем сердцем поддерживали благородное стремление Ксантье, но не сомневались, что усилия его напрасны. Зора не вернется. Она была обречена с той самой минуты, когда фурии послали в нее свой смертоносный заряд.
И вдруг случилось невероятное — СТАТУЯ ОБМЯКЛА!
Айрин не верила своим глазам. Камень не масло. Пусть этот камень прежде был зомби, он все равно должен крошиться, а не оседать.
Ксантье все еще держал статую в своих объятиях. Живое тепло его тела перешло к ней, и зомби начала медленно возвращаться к той странной, но все-таки жизни, которую влачила прежде.
— Вы только поглядите! — воскликнул Гранди. — Горгона не в силах справиться с зомби!
— Может, и так, — согласилась Чем. — Ведь и взгляд Пифона не поразил Зору. У зомби плохое зрение, между ними и внешним миром будто висит некая вуаль. Вуаль, должно быть, и защищает их от магического воздействия глаз. Зора окаменела, конечно, но не совсем. К тому же зомби вообще несколько мягче людей. Но есть, мне кажется, и другое объяснение...
— Другое? — насторожилась Айрин.
— Вообрази себя на месте Зоры. Ты окаменела, но мужчина, которого ты любишь, обнимает тебя, целует, умоляет вернуться... Как бы ты поступила?
Я статуя, мысленно представила Айрин, а Дор целует меня... М-да...
— Любовь и в самом деле так сильна, что и представить трудно... — начала бормотать королева и осеклась.
— Говорил я вам, что не позволю ей умереть! — воскликнул Ксантье.
Зора и впрямь оживала, то есть становилась прежней. Но скованность еще не прошла; Зора стояла как-то скособочившись, с усилием опуская и поднимая тяжелые веки. Однако камня с каждой минутой становилось все меньше, а плоти все больше.
— Ты не позволил ей умереть, — но что ее ждет теперь, ты подумал? — с печалью в голосе спросила Чем. — Муки неразделенной любви — вот ее судьба до скончания века.
А Зора оживала все больше и выглядела все лучше, все здоровее, словно взгляд горгоны излечил ее от страшной болезни.
— Я думал об этом, — медленно проговорил Ксантье. — Она сделала для всех нас столько добра... Я не очень разбираюсь в женщинах, но теперь убедился: хорошая зомби куда лучше плохой живой женщины... А Зора к тому же похорошела. И на зомби почти не похожа...
Ксантье сказал правду — Зора действительно похорошела. Любовь ли была тому причиной или магический взгляд горгоны, но Зора стала почти живой женщиной. Черты лица прояснились, тело окрепло.
— Но ты ведь... — начала Айрин, — ты ведь ее не любишь...
— Путь к Источнику любви мне известен, — ответил Ксантье. — Пойду и напьюсь, и никто меня не остановит. Она спасла меня от проклятия, а я не из тех, кто отказывается платить долги.
После этих слов Айрин прониклась к юноше еще большим уважением. Какой же он совестливый, как ясно понимает, что надо делать! Раз мать хочет, чтобы он женился, он женится. Уже и невеста есть. Это будет немного странный союз, но не бессмысленный. Фурии приговорили Зору сначала к безнадежной любви, а потом к смерти. Ксантье своим решением обратит проклятие вспять.
Он даст Зоре любовь, которая победит смерть.
Ксантье повернулся к Зоре.
— Пойдем пешком или полетим? — спросил он.
— Полетим, — ответила она. Ответила ясным, чистым голосом! И улыбнулась, обнажив в улыбке замечательные белые зубы!
Ксантье поднял Зору и посадил ее на гиппогрифа. Весила она теперь гораздо больше, но у Ксантье были крепкие руки. Потом Ксантье вскочил на спину верного коня и обнял невесту.
— Мы передадим семена Ксантиппе, — пообещал он. — Перышко тоже. А вы отправляйтесь на поиск Айви.
— Благодарю, — тихо сказала изумленная Айрин.
Гиппогриф расправил прекрасные крылья.
— Мы еще увидимся! — крикнула Чем Ксанту. Гиппогриф кивнул, поднялся в воздух и полетел в сторону Источника любви.
— Мамаше твоей невеста не понравится! — бросил вслед Гранди.
— Не сомневаюсь! — донеслось сверху. — Но женитьбу она выдумала, а я теперь покорный сын!
Гиппогриф растаял в воздухе. Айрин почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза. Не от печали — от радости.
