Глава 13
Дом правды

Ночь близка, и силы на исходе.

– Я не картограф, но по моим прикидкам за сегодня мы прошли раз в пять меньше вчерашнего.

Зулук погружен в свои мысли, но находит для меня скупые слова:

– Это Фарватер, солдатик. Значит, завтра пройдем в десять раз больше.

Он ничего не объясняет, курит вонючую трубку и гоняет в сумасшедшей голове сумасшедшие мысли.

– Когда следующий Узел силы?

– Я думал, Суксун станет крайней точкой… рад, что ошибался. Но дальше туман.

Вот и весь ответ, спасибо за подробности.

– Я пойду спать, ты подежуришь первым?

Зулук не против, и хотя бы за это я ему благодарен.

Сон – бесконечно долгий, маркиз так и не разбудил меня, всю ночь просидев в одиночестве, – не дал отдохновения. Липкий, навязчивый, он не принес покоя, не восстановил сил. Но теперь моя очередь быть одиноким, Зулук, мерно посапывая, спит в палатке, я несу дежурство снаружи.

Голова тяжелая, а глаза осоловевшие, наверняка, больные и красные. Нужно позавтракать, хоть что-то перекусить, но желудок не принимает, один вид еды вызывает неприятные спазмы. Вот что значит чувствовать себя разбитым… Череп треснул, разлетелся на тысячу мелких осколков, каждый из которых впился в беззащитный, воспаленный мозг.

Не могу перестать думать о вчерашнем спасении. Что это было? Призраки, видения, еще какие-нибудь застрявшие в мертвом мире боги? Милицейские боги поборов и вымогательства…

Мне стыдно за свои мысли, стыдно быть неблагодарным, но я напуган, мысли больше не принадлежат своему хозяину…

Кто бы вы ни были – спасибо. И простите.

Нужно думать о чем-нибудь попроще. О задании, например. Нужно, да, вот только совершенно не думается… Я вспоминаю красавицу Атю.

Зулук визгливо причитает во сне, мешает мне насладиться или настрадаться воспоминанием. Проверяю его – нет, не проснулся. Глубоко и нервно дышит, глазные яблоки под веками бегают без остановки. Что ж ты видишь там, Сумасшедший Люк?

Постепенно он успокаивается, дыхание выравнивается, уголки рта подергиваются едва уловимой улыбкой – кошмар закончился, на его смену пришло нечто приятное: фантазия или память успокаивает взбудораженное сознание? Но меня это уже не касается.

Теперь я размышляю о природе безумия моего компаньона. Он странный, непредсказуемый, у него резко меняется настроение – но разве этого достаточно, чтобы считаться сумасшедшим? Вряд ли, значит, неприятные открытия впереди… Насколько он безобиден? Нет, это неправильный вопрос! Насколько он может быть опасен – вот что следует знать загодя и быть готовым к худшему.

Однако я не знаю и потому не готов. Я вообще не готов к путешествию, не готов принять и понять то, что вижу, не готов доверить свою жизнь динозавроподобному чудовищу и свихнувшемуся компаньону, даже чертов работодатель Мастер Вит вызывает только вопросы, не говоря уже о его трудновыполнимом задании!

Увлекшись рефлексией – гадостная вещь, надо сказать, начисто лишает покоя и здорово портит нервы! – не сразу замечаю, что Зверь идет через кустарники и негустые лесочки.

– Броня, ты сбилась с пути? – мы совершенно точно ушли с дороги.

Зверь на глупые вопросы по своему обыкновению не реагирует. Он не проявляет беспокойства, «гарцует» по пересеченной местности важно, преисполнившись какого-то животного достоинства. Значит, Фарватер совсем не привязан к трассе. Это логично и ожидаемо – с какой стати подземной реке привязываться к людским путям – однако я уже успел свыкнуться с тем, что «федералка» поведет нас до самой цели. Выходит, ошибся – не в первый и точно не в последний раз.

Время тянется невыносимо, видимый пейзаж уныл и безрадостен, а вынужденное одиночество веселья не добавляет. Зулук валяется без сознания и никак не желает приходить в себя. Это уже давно не сон, а болезненная кататония, но выводить из нее никто меня не учил. Вот и мучаемся оба – он от пограничного состояния между смертью и комой, я – от гребаного одиночества и невыносимой скуки. Странно, ведь я многие годы провел наедине с самим собой, даже научился наслаждаться собственной компанией. Но только не сейчас, сейчас мне нужен собеседник, звук чужого, пусть даже противного голоса.

Чертов псих, профессиональный лежебока!

Броня заметно ускоряет ход. Куда она торопится? Надоевшее за бесконечно длинный переход солнце умирает и нехотя клонится к закату, но до ночи еще далеко, лукавая зима не сможет меня обмануть! На часах шесть, значит до привала еще…

Вот и обещанная ошибка: Зверь плюет на мои расчеты и сквозь голое поле мчится к чернеющей на ближайшем холме избушке. Вот тебе и Узел силы, памятник деревянного зодчества… Несолидно, особенно в сравнении с обширными «угодьями» Пояса Щорса.

Сквозь открытые ставни и мутное оконное стекло виден неровный, вероятно, свечной огонек, но нас никто не встречает, хоть и ведем мы себя довольно шумно. Броня громко пыхтит, смачно утаптывая сугробы перед избенкой, а я заливаюсь по киношно-американскому обычаю: «Есть кто-нибудь дома?»

По русскому обычаю незваных гостей попросту игнорируют… Это даже немного обидно.

– Мы пришли с миром! – поганый Голливуд, даже за двадцать лет без синематографа не выветрился из головы.

– Чего надо? – на пороге появляется неприветливая женщина в крестьянской (нет, в колхозной) одежде. Что-то пальтообразное под видавшей виды шалью, на босых ногах валенки, на голове, ясно дело, выцветшая косынка. Истинные деревенские ценности неподвластны времени и какому-то апокалипсису. Только в руках не хлеб-соль, а угрожающего вида колун. Теплая встреча…

– Транзитники мы, – не могу отвести глаз от страшного топора, совсем не предназначенного для женских рук, зато для мужских голов – самое то! – Идем из славного града Ебурга в первопрестольную с культурно-туристическими целями. А к вам заглянули на огонек: погреться с дороги, разделить хлеб и кров, если таково будет желание любезных хозяев. – Господи, что я лепечу с перепугу?!

– Любезный хозяин здесь один, точнее одна, – своими фольклорнымиречами заслуживаю заинтересованный взгляд со стороны решительно настроенной крестьянки. Может, удастся избежать народного бунта, бессмысленного и беспощадного? – Никакого желания привечать туристов у меня нет, но законы гостеприимства никто не отменял. – Женщина вздыхает, но больше для вида, ей все же любопытно, кто мы такие.

– Точно хотите зайти? Предупреждаю сразу, у моего дома в этих краях дурная слава.

– Чем же он заслужил столь несправедливое отношение? – в нашу несветскую беседу вмешивается наконец-то очнувшийся Зулук. Рад его слышать, вдвоем против топора уже не так страшно.

– Отчего же несправедливое, – улыбается хозяйка щербатым ртом. – Все заслуженно, все за дело. Впрочем, до́бро чесать языками на пороге, проходите, гости самозваные.

– Хорошо выспался, господин маркиз? – подколоть соратника – моя святая обязанность, иначе замучает лукавая совесть. Мы осторожно пробираемся через темные сени, стараясь впотьмах не повредить себе ничего жизненно важного, низенькие деревенские косяки памятны каждому русскому человеку, хоть раз набившему шишку об это архитектурное издевательство.

– Спасибо, солдатик, чтоб ты так спал, – Зулук раздражен, не пошел ему на пользу затянувшийся отдых.

Внутри изба выглядит, как… изба. Аккуратная, ухоженная, с обязательной печью, замысловатыми коврами на полу и стенах, цветастыми занавесками на окнах. Со свечой я, кстати, не угадал, это была керосинка.

Но что-то выбивается из деревенского стиля, пожалуй, чрезмерное обилие баночек, скляночек и прочих стеклянных сосудов, оккупировавших настенные полки и открытые шкафы.

– Я знахарка, – поясняет хозяйка и тут же мрачно уточняет, – в некотором роде…

– Ведьма, что ли? – непонятно какого рожна хамит обычно дипломатичный Зулук.

Я грожу ему кулаком, но он и сам выглядит растерянным «чего это я ляпнул?».

– Люди добрые по-разному кличут, – «ведьма» и не думает обижаться. – Злые – тем паче. А вы садитесь, залетные, чего жметесь, – она указывает на лавку подле большого стола, на котором и чадит керосинка. – Голодные?

Дружно киваем.

– Очень.

– В аккурат к ужину поспели. Картошечка, кое-какие разносолы, котлетки надысь сготовила – не побрезгуете? Та вы не бойтесь, не фонит ничаго, чистая у нас местность, чистая вода и пища.

Мы не побрезгуем, лишь бы не захлебнуться слюной.

– И по чарочке за знакомство?

Точно ведьма! Насквозь видит усталого, изголодавшегося путника!

– Я – Зулук, – широко улыбается маркиз. – А это мой спутник, в хорошем, не в европейском смысле, можете называть его Солдатик.

– Солдатик, говоришь? – женщина пытливо смотрит на меня, потом переводит взгляд на Сумасшедшего Люка. – Интересная компания… Меня местные Региной кличут.

Я хочу произнести дежурное «приятно познакомиться», но слова намертво застревают в горле. Что за дела?!

– Не пугайся, Солдатик, – «ведьма» усмехается, видя мое замешательство. – Избушка у меня непростая, с секретом. Да вы и сами не из простого места, Пояс Щорса, кажется?

Молча переглядываемся с маркизом, не только избушка непростая, ее хозяйка тоже…

– Будет вам в гляделки играться, – крестьянка хмурится. – «Регина» сокращенное от «Рентгениха», людей я насквозь вижу, не обидели небеса таким даром.

– В смысле насквозь? Кости и внутренности? Частная травматология на дому? – мне нужно собраться с мыслями, а пока несу полную ересь.

– Смешной ты, Солдатик, – кидает Рентгениха через плечо, все ее внимание переключается на котелок с ароматным ужином. – Но про травматологию ты прямо в цель попал. Лечу и увечу в одном месте, не отходя от кассы.

Не понимаю странную хозяйку, морщит лоб и Зулук, ему здесь явно не по себе.

Но когда перед нами появляются благоухающие забытой картошечкой и настоящими домашними котлетками тарелки, а руки сами собой тянутся к граненым стаканам с маняще-мутной самогоночкой, все сомнения, как в песне поется, «уходят прочь».

Какой кайф! Картошка – пища богов, а самогонка – их нектар!

– Нравится? – Регина выглядит довольной.

За нас отвечают громко урчащие от наслаждения желудки, и слов никаких не нужно.

– Я вам про секретик избушки своей не дорассказала, – хозяйка тоже не дура выпить, чокаемся вновь наполненными до краев стаканами. – Дом Правды, как вам названьице? Да вы жуйте, не отвлекайтесь, заодно перебивать бабушку Регину не будете.

Она не выглядит старой, но раз «бабушка», так «бабушка», чего попусту спорить.

– Свойство у тутушнего Узла силы такое, врать не дает, всякую ложь с корнем изводит… Кстати, Зулук, а у Щорса вашего какое свойство?

Маркиз бы лучше последовал предыдущему совету Регины «жевать и не отвлекаться», но деваться некуда, надо отвечать.

– Точно не знаю, бабушка – (он ее подкалывает или мне только кажется?), – но вроде как от лучевой болезни спасает, не вылечивает, а симптомы снимает, развиваться ей не дает.

– Не густо для такого мощного Узла, как ваш, – глаза Регины блестят. От выпитого или задумала чего? – На побочное свойство еще потянет, но что-то скрывает от всех ваш Мастер Вит, недоговаривает старый проходимец… Но то уже вопрос не про вашу честь.

– Еще первача? – а вот этот вопрос точно по адресу, мы прекрасно знаем единственно возможный на него ответ!

– Регина, – отказываюсь от надуманной приставки «бабушка». – Почему все-таки ведьма?

– Звали бы Фемидой, – лыбится хозяйка. – Только для деревни «ведьма» как-то аутентичней будет.

«Фемида» и «аутентичный» в устах темной колхозницы производит на обоих путешественников неизгладимое впечатление, которое вербализуется (мы тоже владеем умными словами!) в пьяное маркизово «что-то я не догоняю!»

– Чего ты не догоняешь, родной? Вроде только накануне с олимпийской мифологией разбирался, – ярится женщина и вновь демонстрирует знание того, о чем ведать никак не должна. Точно, ведьма! – Фемида – слепошарая судия, направо и налево карающая всех, кто ей под меч попадется. Я же Фемида с весьма острым зрением, про Рентгениху, чай, не забыл? Творю скорый, но праведный суд: грешников пускаю под скальпель, а праведников от хворей спасаю. Апгрейженная Фемида, с восстановленным зрением и функцией врачевания, а по-простому, по-нашенски то есть, «ведьма».

Мы перестаем жевать, лишь самогонка плещется в пищеводе, мешая сосредоточиться на главном…

– Маньячка, что ли?! – запоздалая догадка осеняет слишком поздно, я не могу пошевелить ни ногами, ни руками, мышцы не слушаются. Тварь!

– Это зависит от точки зрения, – лицо Рентгенихи растягивается в ужасном подобии улыбки. Оскал дикого животного! – Коли грешен, а скоро мы все узнаем в подробностях, то благодетельницей меня точно не назовешь.

– Люди всегда, не только сейчас, делились на три категории, – хозяйка неспешно собирает посуду со стола, ужин закончен, какой десерт ждет нас после? – Грешники, с ними все просто, убийцы, насильники, подлецы, предатели и вся такая прочая шушера. Праведники – тут тоже без сложностей, хороший человек он и после конца мира хороший человек. Про детишек даже говорить не стоит, ангелы безгрешны.

Регина садится перед нами, кладет сжатые в кулаки руки на опустевший стол.

– А есть колеблющиеся, не плохие и не хорошие, творящие в своей жизни и добро, и зло. Праведные грешники и грешные праведники… Это уже весьма сложная категория, не правда ли, господа залетные?

Ответить мы не можем, паралич добрался до языка. Я дышу, я чувствую, я вижу и слышу – но я неподвижен. Вряд ли Зулук в ином положении…

– Меня считают ведьмой, – что-то происходит с глазами Регины, пристальный взгляд становится пронзительным, пронизывающим тебя насквозь. У человека не бывает таких глаз! Это двустволка, нацеленная в твою душу, жерло вулкана, которое, вопреки законам природы, заглядывает в тебя, – испепеляющий жар, выжигающий изнутри! Больно… и слезы текут по щекам. Я парализован, постыдная соленая вода, бегущая по лицу, единственное доступное мне движение. – Только ведьма не знает жалости, она может резать и калечить людей, извлекая из них жизнь…

– Я гребаный Робин Гуд без яиц, который отбирает поганые жизни и превращает их в лекарства для обездоленных. Посмотри на эти полки, каждая склянка – экстракт из тела грешника. Экстракты, отвары, мази, порошки – я знаю сотни рецептов, как переработать грех на пользу тем, кто заслуживает помощи… Это очень жестокая медицина, но она того стоит, поверь мне. Пропорция один к одному: один сдохший – один спасенный. Кто-то должен хорошенько помучиться, чтобы избавить от мук достойного…

Внезапно все заканчивается и жар уходит.

– Не стыдись, Солдатик, – я больше не вижу свою мучительницу, все как в тумане, предательские слезы застилают глаза. – Соль очищает и лечит. Если есть еще, что лечить… Однажды ты умер, но вновь вернулся к жизни. Смертью ты искупил свои грехи, а куда повернешь вновь полученную жизнь – решать только тебе. Здесь и сейчас я не имею над тобой власти.

Сознание уходит, а вместе с ним и силы. Проваливаюсь в никуда.

– Твой друг Зулук давно уже парится в бане, – голос ведьмы я узнаю даже сквозь сон. – Не теряй времени, Солдатик, выспаться еще успеешь.

– Ты не убила его? – свой голос узнаю с огромным трудом, настолько он слаб. Настолько я слаб.

– Нет, не убила. Из него получились бы на редкость мощные препараты, однако Зулук слишком эгоистичен, чтобы жертвовать собой ради высоких медицинских целей, – Регина смеется. – Я рада, что вы остались моими гостями, а не пленниками и «донорами».

– Ты маньячка…

– Нет, это вряд ли – я не получаю удовольствия от разделки туш всяких мразей. Считай, что у меня обостренное чувство справедливости, помноженное на некоторое способности, дарованные Узлом силы.

– Судья и палач, да?

– И лекарь – ты забыл самое главное.

Шевелю пальцами, они слушаются.

– Я вколола антидот, так что наслаждайся свободой движения, – ведьма слишком игрива, и для своих лет, и для своей «профессии».

– Не боишься, что придушу тебя?

– Зачем? – она искренне удивляется. – Обиделся, что ли? Но это мой Узел силы, – с нажимом на «мой» говорит хозяйка. – Здесь мне вряд ли стоит кого-нибудь опасаться. Ты не праведник и не грешник, но ты и не убийца женщин, пожалуй, я не буду тебя бояться.

У ведьмы хорошее настроение, гораздо лучше, чем было, когда мы появились на пороге ее Дома Правды. Неужели действительно радуется, что не пришлось нас резать? Ох, сомневаюсь!

– Как называется твой Узел силы?

Регина задумывается:

– Да никак, мне сам термин очень нравится, люблю помпезности и эпичность. Но если хочется сохранить для истории – запоминай, как Березовая Гора. В честь деревни нашей.

Я бы уехал отсюда немедленно, не по нраву мне садистки, прикрывающиеся словами о справедливости и спасении невинных. Но баня… Рискнуть, что ли? Ведь тысячу лет не был, и в следующую тысячу вряд ли шанс снова выпадет.

– Показывай, где у тебя помыться можно.

Ведьма довольно хихикает.

Зулук весь красный и потный, но донельзя счастливый.

– Солдатик, там охренительно! – маркиз тычет рукой в сторону парилки.

Кто о чем, а вшивый о… о ней самой.

– Ты осознаешь, чего мы только что с тобой избежали?

– Долгой и мучительной смерти под скальпелем сумасшедшей деревенской бабы с повадками фармаколога-вивисектора.

Похоже, ответ он готовил заранее.

– И тебя это не напрягает?

– Отчего ж, напрягало и еще как. Но я сумел расслабиться, чего и тебе желаю. Раздевайся, не стой истуканом. Там чертовски райское пекло!

От ночевки и еще одного – уже очень позднего – ужина мы отказываемся. Баня баней, а испытывать судьбу не стоит.

Броня не разделяет нашу решимость продолжить путешествие. Регина не только нас накормила до отвала, и теперь Зверюга на ходу борется с ленью и желанием немедленно забыться сладким динозавровым сном.

– Девочка, не упрямься, иначе ведьма пустит тебя на микстуру от метеоризма для праведных засранцев.

Доводы почти не действуют, Броня громко ворчит, гневно порыкивает, а после жалуется на судьбу-злодейку и пару изуверов наездников, не ведающих пощады.

– Ты серьезно поверил, что баба-рентген играет в Декстера? – маркиз ухмыляется мне в лицо, но без соответствующего случаю самодовольства.

– А у меня был повод усомниться? У ведьмы чертовски убедительная коллекция живодерских медикаментов.

– Она всего лишь травница, несчастная женщина с весьма своеобразным чувством юмора.

Начинаю злиться, меня раздражает, когда чертов шизила корчит из себя всезнайку:

– Ты-то откуда…

– Мы с ней мило побеседовали, пока ты валялся в отключке, – Зулук задумчив и сосредоточен, он вовсе не пытается меня подколоть. – Рассказываю тебе для отчета, чтобы Виту ты не наплел всяких небылиц.

– Хочешь сказать, мне опять пора садиться за хреновы письмена?! – раздражающая обязанность, если честно. Меньше всего мечтаю сейчас об эпистолярном жанре.

– Тебе надо выспаться, отчет отправим завтра, на свежую голову. А чтобы продуктивней спалось, даю историческую справку о деревне Березовая Гора: она благополучно пережила Катастрофу, но отряд переселенцев, проходивших через эти места в двадцать четвертом году, пережить не смогла. Все жители были вырезаны, а дома разграблены. Повезло исключительно Регине… ну как повезло, потеряла всю семью, сохранила только собственную жизнь… Не самый лучший расклад, да?

Пытаюсь, представить, что выпало на долю странной женщине, но быстро гоню прочь нездоровую жалость:

– Мы все потеряли кого-то, но за скальпель не взялись!

– Ты меня не слушаешь, – разочарованно вздыхает Сумасшедший Люк. – Она обезумела от горя, это факт, только безумие обратилось не на месть, не на уничтожение и отрицание, а…

Маркиз не может найти нужных слов, прихожу к нему на помощь, демонстрируя, что являюсь не законченным кретином и тугодумом:

– Она мечтает всех исцелить и спасти, правильно? Отсюда залежи порошочков, микстур и прочих лекарств.

– Ты умнее, чем кажешься! Окажись мы мразями, а она бы это обязательно увидела, нас бы не разобрали на ингредиенты. Регина – врачевательница душ, уникальное дарование… Нас бы вылечили, вычистили всю накопившуюся погань и даже отпустили грехи, если, конечно, это в ее компетенции. Однако беда Регины в том, что вокруг, в радиусе десятков километров, совершенно некого лечить. А дар, не имеющий приложения, – это проклятье. Несчастная женщина…

Зулуку удается меня озадачить.

– Если все, что ты говоришь, правда, почему же мы отказались от ночлега?

Маркиз пожимает плечами:

– Наверное, потому, что я боюсь людей, которые видят меня насквозь, знают всю мою подноготную – от и до, понимают меня лучше, чем способен понять я сам… А еще я боюсь тех, кто способен меня изменить, даже улучшить…

– Зу, я не готов разбираться в твоих фобиях! Что плохого в том, чтобы стать лучше?

– Я хочу меняться сам, иначе как остаться собой?

Я устал и засыпаю на ходу, но, как ни странно, словам маркиза удается до меня достучаться. Я понимаю, что он имеет в виду.

– Может, ты и прав… нет сил для споров. Я учту твои слова, обещаю.

– Спасибо, солдатик. Мастеру Виту нужен правдивый отчет.

Мне снится неправильная ведьма Регина, она мечтает исцелить весь мир, но в глазах ее вселенская тоска. Она не может вылечить даже себя – у нее нет лекарств от бессилия и отчаяния.

– Однажды ты умер, но вновь вернулся к жизни. Смертью ты искупил свои грехи, а куда повернешь вновь полученную жизнь – решать только тебе. Здесь и сейчас я не имею над тобой власти, – настойчиво повторяет единственная обитательница Березовой горы.

Ведьма, умеющая лгать в Доме Правды, на этот раз не врет. Я умер, когда остался один, я вернулся к жизни, когда увидел сына. И возвращенной жизнью я распоряжусь сам.

– Солдатик, проспишь весь световой день, впотьмах отчет будешь писать, – черт бы побрал всех тех, кто мешает хорошему человеку отдыхать!

Нелитературно высказываю Зулуку свою претензию, он только лыбится.

– Солнце, однако, высоко, белая господина, не извольте гневаться на презренного…

Тычу кулаком в зубы болтуну, но спросонья попадаю в глаз. Не знаю, как орган зрения связан с речью, однако маркиз немедленно умолкает.

– Злой ты, солдатик, – после паузы цедит он, причем не особенно-то и до́бро! – надо тебя Регине на доработку отправить.

Регина… Надо садиться и писать, пока впечатления свежи, пока остались эмоции. Придется послушаться мерзопакостного будилу.

Новый отчет дается мне нисколько не проще предыдущего. Трудно писать об абстрактных, сложных для восприятия вещах. А если тупо описывать исключительно голые факты – получается полный бред, я знаю, я пробовал!

– Скоро следующая остановка, – Зулук готовит очередного почтового «голубя» к полету, цилиндрик с письмом уже запечатан и готов к пересылке домой. – Регина предупредила, что нас обязательно вынесет к Чернушке.

– Я был там несколько раз, это небольшой городок фактически на границе Пермского края и Башкирии, – не часто мне удается блеснуть эрудицией, но если выпадает шанс, то блистаю я на полную катушку. – Население тысяч тридцать—сорок; естественно, до войны много нефтяников – и нормальных, и «черных», врезающихся в чужую трубу…

– Нет больше никаких нефтяников, ни черных, ни белых, – гадостный маркиз не в силах оценить мои энциклопедические познания. – Зато есть Узел силы с более чем странным обитателем.

– Не томи, рассказывай, – требую я, когда пауза затягивается.

– Тебе не понравится, ты не любишь абстракций, – берется судить обо мне Сумасшедший Люк. С какой это, интересно, стати?

– А ты попробуй.

– Регина утверждает, что Узлы силы порождает Мертвая река. Не забыл, что о реке Мастер Вит говорил?

– Не забыл, правда, и понял тогда немного. Спешка и бред – друг другу ни фига не помощники.

– Забей на Реку, зря я ее упомянул. Смысл такой – обычные, нормальные Узлы появились сами и уже после обрели хранителя. Пояс Щорса и Мастер Вит – самый что ни на есть классический случай. С Березовой горой и Региной тот же случай. Но Чернушинский узел появился наперекор установленному порядку, его создал (случайно или намеренно, Регина не в курсе) человек! Хранитель породил Узел.

– Это плохо? – мне действительно не хочется разбираться в хитросплетениях появления всякой чертовщины, к которой я отношу все без исключения Узлы, и уже виденные, и те, что предстоит посетить в будущем.

– Это необычно и ненормально.

– Если место необычно по определению, а Узлы аномальны по своей сути, то необычное необычное место по закону двойного отрицания должно превратиться в самое заурядное, то есть обычное! Математика с ее «минусом на минус» подтверждает мой вывод, – иногда я люблю поумничать, есть такая простительная, в общем-то, слабость. Всяко лучше, чем тупить.

– Посмотрим, солдатик, посмотрим, – Зулук не выглядит сраженным моими логическими выкладками наповал, но крыть ему нечем.

Если по совести, я и сам не особенно доверяю логике в делах, касаемых чертовщины, но лишний раз ткнуть всезнайку лицом в каку не помешает.

Снег прекратился, и я узнаю места, по которым когда-то путешествовал на машине. Вот село Красногорка, памятное извечно раскуроченным до удивительного состояния перекрестком, в местных ямах мог исчезнуть с лица Земли недетских размеров лэндкрузер. Вот дорога, упирающаяся в Т-образный перекресток: если свернуть здесь направо, то через двести с чем-то километров попадешь в Пермь, но Зверь уверенно выбирает противоположное направление и везет нас к Чернушке, расстояние до которой в десять раз меньше.

А вот и легендарное Деменево, небольшая деревня с тремя дежурными постами ДПС: на въезде, в середине и в конце. Но нынче нас никто не остановит и не проверит документов, суксунские гаишные чудеса остались там, где им и полагается. В Суксуне.

– О чем задумался, камрад Зулук? – часа два назад он уходил спать, но быстро вернулся, жалуясь на бессонницу. Я все жду, когда его сосредоточенный взгляд затуманится и бедняга наконец вырубится. Но пока маркиз держится, хоть и не очень бодро, что-то его не на шутку беспокоит. – Испугался Регининых рассказов? Ну и зря, Чернушка вполне милое место на карте, не хуже других районных центров.

– Двадцать лет назад, уверен, так оно и было. Сейчас – не уверен.

Мне не нравится серьезный Зулук, лучше бы дурковал.

– Ты опять что-то чувствуешь, как с Суксуном?

– Нет, – он энергично трясет головой. – Никаких предчувствий, ни малейших. Что и напрягает…

– Бро́ня устала, нам в любом случае придется останавливаться на ночлег.

– Я и не спорю. Отдых нужен всем нам.

В глаза бросается большое количество мутантов, водящихся в местных лесах, – от их криков, рыков, гогота и визгов, отчетливо слышимых даже под резиной противогаза, трещит голова. Мы защищены Фарватером и никто не посягает на наши жизни, однако близкое соседство с расплодившимся бестиарием нового мира не радует ни меня, ни Зулука, ни, кажется, Броню. Задумай Зверь сменить маршрут, как случилось под Суксуном… Об этом лучше не думать, слишком неравны силы, да и лошадка наша, при всей ее крутизне и мощи, к сожалению, ни всесилием, ни бессмертием не «страдает». А уж насколько хрупки и беззащитны люди на ее хребте…

Тревога Зула передается и мне. Гостеприимный город со смешным названием изменился за два десятка лет далеко не в лучшую сторону, по крайней мере, «обитатели» пригорода оптимизма не внушают.

– Тут были стратегические объекты? – маркиз вдруг вспоминает о моей незаурядной географической эрудиции. Очень локальной и ограниченной эрудиции, но тем не менее…

– Да нет, – для ответа я использую уникальную русскую формулу, делающую наш язык воистину великим и пугающим для иноземных супостатов. Для максимального поражающего эффекта добавляю, – наверное…

– Значит, бомбить не должны были! Но мутировавшей живности столько, будто мы в центре охренительного взрыва.

– На Фарватере не измерить радиацию, она здесь нулевая, – ощущаю себя Капитаном Очевидность, но молчать не могу, даже риторические вопросы порой требуют обсуждения.

Небо ничуть не лучше леса, крылатые гады всевозможных размеров и масс (есть и мелочь, не крупнее «старорежимного» орла, но чаще попадаются «гиппопотамозавры») чувствуют себя вольготно.

– Оживленное местечко, – бормочет себе под нос маркиз. И матом – уже отчетливым – характеризует свое отношение к разнообразию местных видов.

В кои-то веки разделяю его лексическую экспрессию.

Небеса не остались глухи к нашим воззваниям, вскоре повалил сильный снег и скрыл окружающее непотребство от наших очей. На душе становится легче: раз я не вижу уродов, значит, их нет – самообман великая силища!

– Вот мы и в городе, – Зулук неприязненно тычет пальцем в огромную стелу с щербатой надписью «…ерну…ка».

– От Ебурга до Чернушки четыреста верст, – заявляю я невпопад, но как-то же нужно отвлечься от мрачняка и депрессухи. – Значит, в день мы делаем в среднем по сто тридцать километров.

– Фарватер не терпит точных цифр и средних значений, – маркиз принимает игру. – Можно идти вперед, а оказаться далеко позади, либо за час покрыть расстояние в полтысячи километров… Не трать время на бессмысленные подсчеты.

– Мне спокойнее с математикой. Пусть лукавой, но…

Зверь сворачивает с дороги и останавливается у крохотной двухэтажной башенки невнятного происхождения. Не могу вспомнить, видел ли ее раньше, настолько она сера и безлика: уродливые стены из не защищенного штукатуркой, а потому изъеденного непогодой пеноблока, крыши нет вовсе, окон тоже. Из всех архитектурных «излишеств» только хилая дверка, усиленно дышащая на ладан.

Приехали.