Глава 8
Антиквар
– Здравствуй, Айшвария, – возвращение на Новоясеневскую, а попутно и к старому прозвищу, произошло с головокружительной скоростью. Голова действительно кружилась, а глаза, только что пребывавшие в абсолютной темноте под покровом надетого на голову мешка, слезились от направленного в них света. Обращавшегося к ней мужчину Летиция не видела, да пока особо и не пыталась разглядеть, мешала настольная лампа, а «пучить зенки» через боль не было резона, скоро все и так встанет на свои места. Хочет она этого или нет.
– Или тебе привычнее «Людмила Валерьевна»? – невидимый собеседник лучился от напускной доброжелательности.
– Зови меня Властительницей Севера, Кхалиси Юга, Королевой Запада и Госпожой Востока, это мой любимый квартет имен, – Лю ухмыльнулась и почувствовала, что губы ее разбиты. Неудачное выдалось приземление.
Мужчина коротко хохотнул:
– Кхалиси, говоришь? Похвальное знание литературы прошлого. Или кинематографа?
Летиция не ответила, просто не помнила, откуда услышала это явно нерусское слово.
– Но я все же буду звать тебя госпожой, если не возражаешь. Госпожой наемной убийцей, Бессовестной Киллершей, Душегубом в юбке…
– Я нынче в штанишках, потому соглашусь только на «Душегуба в лифчике», – ей было очень страшно, но в такие моменты неизменно включалось резервное питание под названием «удаль молодецкая». Или «лихость безоглядная».
– Зачем тебе лифчик, девочка, с такими небогатыми титьками?!
Оскорбление достигло цели, пунктик насчет второго размера Летиция имела неслабый. И по своей величине он значительно превышал стандартную девичью «двоечку».
– Руки развяжи.
– Это зачем?
– Преподам урок вежливости: жопу тебе на глаз натяну, чтобы знал, как с девушками общаться, евнух сраный.
К этому времени глаза Лю привыкли к свету – насколько это вообще было возможно, учитывая негуманную яркость лампы, – но хама до сих пор разглядеть не смогла, тот постоянно оставался в тени. Другие источники освещения, кроме приснопамятной лампы, в комнате, похоже, отсутствовали.
– А ты не такая уж и непробиваемая, какой хочешь казаться, – мужчина удовлетворенно крякнул. – Людей убиваешь – бывает даже пачками, как сегодня, – а из-за сисек своих карликовых комплексуешь. Воистину, женщин нам не понять…
– Вам – это кому? – оскорбление, повторенное дважды, остроты не потеряло, и Летиция свирепела на глазах. – Гламурным ясеневским «заднепроходцам»? Хотя какой гламур может быть в Солдафонии, вы, скорее, казарменные педозавры!
– Педозавр казарменный, – медленно произнес собеседник. – Pedozavrus domicilium… как-то так… а что, мне нравится! Всякие мутанты по земле ходят, Дохлый солдат, Бешеный генерал, Накуренный прапор – и это только в нашем солдафонском, как ты выражаешься, фольклоре. Найдется в современном бестиарии место и для педозавра. Аккурат по соседству с Титькокрошкой обыкновенной. Извини, такое на латыни мне уже не изобразить. Хотя… дай подумать… mamma minoris vulgaris! Грудь исчезающе малая, визуально не наблюдаемая – о как!
Казалось, хозяин темной комнаты веселился с каждой секундой все отчаяннее, однако голос его, напротив, только ожесточался, слышались в нем звенящие железные нотки.
– Че тебе надо от меня, полиглот недобитый? – Лю внутренне собралась, дело шло к развязке. Красоту своей груди она будет защищать в другое время и в более подходящем месте, если, конечно, эти «время и место» когда-нибудь настанут.
– Что мне надо, ты мне дать не сможешь, – человек перешел на шепот. Угрожающий, свистящий шепот. Он перегнулся через стол, завис над съежившейся девушкой, и лицо его впервые оказалось по эту сторону от лампы.
Лю не узнала его, но что-то внутри нее шевельнулось. Это лицо она уже где-то видела!
– Не сверкай глазами, шлюха! Тебе не вспомнить меня, не терзай куриный мозг, – он обошел привязанную к стулу девушку сзади и теперь горячо дышал ей в ухо. Она чувствовала летящую на ее кожу влагу. Слюни.
– Ты меня не знаешь, тварь, – еще раз проговорил неизвестный. – Зато знаешь каждую дырку в теле моей невесты. Очень-очень мертвой невесты…
Летиция вздрогнула, такого поворота она не ожидала. Зато теперь прояснилось, почему лицо несостоявшегося жениха показалось ей знакомым, – его портрет висел в комнате Кати. Молодой, но очень серьезный человек, с массивной челюстью, никак не вязавшейся с остальными, довольно правильными чертами, отчего выглядел он несколько… карикатурно.
– Паша, вроде? – вырвалось у Лю. – Сейчас понятно, чего ты грудь мою преуменьшаешь, с Катиными дойками мне точно не тягаться…
Девушка не договорила, мощный удар в скулу свалил ее вместе со стулом на оглушающе твердый пол. Голова и плечо, врезавшиеся в бетонное покрытие, вспыхнули от боли.
– Проклятье! – жених вдруг опомнился и бросился поднимать Летицию. – Тебя ж трогать нельзя, черт возьми, не сдержался! Ах ты лярва…
Он тряс перед Лю, снова сидящей, медленно приходящей в себя, огромными кулаками и приговаривал:
– Я бы превратил твою сучью морду в отбивную, в кровавый фарш… размолотил к хренам собачьим… но я ж офицер, дал, мать его, слово!
Она не понимала ничего, никак не могла справиться с охватившей тело болью. Больно, больно, больно!
– Слышишь меня? Мрааазь, очнись! Очнись, говорю!
– Хватит меня трясти, – негромко, но зло прошептала Лю, когда сознание немного прояснилось.
Офицер схватил ее за подбородок и развернул разбитой скулой к свету. Вероятно, оценивая нанесенный ущерб.
– Перестарался… Дохлатая ты какая-то для наемной убийцы. Вот для шлюхи – в самый раз!
– Для офицера, бьющего связанную девушку, ты слишком…
– Заткнись! – Катин жених ладонью заткнул ей рот. Грубо, но эффективно. – Больше бить не буду, не для того свиданку с тобой вымаливал. Сиди тихо и радуйся.
– Чего тебе надо? – Летицию больше интересовал вопрос, чему ей радоваться, но она посчитала его бесперспективным.
– Знать хочу, – Сергей вернулся к своей части стола, спрятался за свет лампы. Боится, что опять не сдержится? – Как тебе удалось совратить и растлить мою Екатерину?
Слова звучали столь напыщенно, а смысл их был настолько комичен, что Летиция едва удержала рвущийся наружу смешок. Неужели этот взрослый дяденька в форме, сталкер, наверняка героический, отмеченный и победами, и ранениями, всерьез решил, что его гулящая невеста хранила ему верность вплоть до вчерашнего дня, пока залетная девица не сбила целомудренную Катеньку с истинного пути… «Мужики, какими же беспросветно тупыми вы бываете!»
Но вслух, после недолгого размышления, произнесено было следующее:
– Мы очень сильно напились.
Сказать, что его Катя воспринимала верность очень своеобразно? Но зачем? Солдатик неуравновешенный, еще взбесится и точно превратит лицо в фарш. А взять всю вину на себя – так опять не сдержится, накажет «виновную». Уж лучше нейтральный, мало что значащий вариант.
– И? – беспокойный офицер однако продолжал настаивать.
– Что и? – Летиция напряглась, ей совсем не хотелось вдаваться в детали. Опасно для жизни, здоровья и психического равновесия. – Она весь вечер говорила о свадьбе, о тебе рассказывала, а потом, когда серьезно подпила, призналась, что совсем не умеет целоваться, что тебе не нравится, как она это делает, поэтому вы в последнее время совсем перестали целоваться, и Катя попросила научить ее… а дальше уже как-то само все завертелось, алкоголь виноват!
Лю врала самозабвенно, не боясь быть пойманной на откровенной лжи, и оттого казалась крайне убедительной. Длительный стаж практического обмана плюс экспрессия – равно овации одураченных слушателей и крики «браво» восхищенной публики.
В этот раз оваций не было. Сергей тяжело оперся о стол, тот аж заскрипел под его тяжестью, и вынес вердикт, не подлежащий пересмотру и обжалованию:
– Две шлюхи!
После этого погасил лампу, погрузив комнату в полутьму, – немного света пробивалось сквозь щель под дверью – и, ничего больше не говоря, направился к выходу.
– Эй, стой! – Лю сдуру чуть не добавила «рогатый», вовремя поперхнувшись провокационным обращением. – А что будет со мной?
Он на секунду остановился и, не поворачиваясь, произнес:
– Скоро за тобой приедут, заберут на Донскую. А что дальше, не мне решать. Я бы сжег.
И быстро вышел, хлопнув дверью.
* * *
Вопреки словам офицера приехали за Летицией не скоро. Какие-то люди явились сразу после ухода рогатого недовдовца, но лишь затем, чтобы оттащить стул с пленницей к стене и прикрепить его к торчащей из кирпичной кладки скобе.
На контакт тюремщики не шли, на расспросы не реагировали. И очень скоро девушка вновь осталась в темноте и одиночестве.
Она любила темноту – та была незаменимой помощницей во многих делах, уважала и одиночество – общество требовалось ей не так уж и часто и лишь для удовлетворения «па́рных» потребностей. Минуты и дни, проведенные наедине с собой, совсем не пугали Лю, она умела наслаждаться тишиной, ценила редкое, неизменно ускользающее спокойствие. Мало кто, зная ее бешеный темперамент, мог заподозрить девушку в меланхолии, но ведь и она ни перед кем не раскрывалась, не было в том необходимости.
Жаль, что нынешнее затишье предвещает бурю и отнюдь не располагает к самосозерцанию и медитации. Впереди допросы, пытки и неминуемая казнь. Не лучший фон для исцеляющей душу рефлексии.
Летиция дремала в чудовищно неудобной сидячей позе, когда дверь в ее камеру отворилась, прорезав в местной темени широкий сектор ярко-желтого света. В другое время свет мог считаться блеклым и немощным, как и лампа, что породила его в электрических муках, – но только не для Лю, много часов проведшей в искусственной ночи.
Пришельцев было трое, но выделялся из них высокий – на голову выше остальных, широкоплечий мужчина, с фонариком в руках. Он направил луч на Летицию, но без лишнего изуверства, светя не в глаза, а чуть в сторону.
– Вот она какая, гроза бандитов и всей организованной преступности севера! – у высокого оказался сильный, чуть насмешливый голос. – Хрупковата только на вид… Вы ее зачем так повязали, девчонки испугались?
– Наше дело маленькое, – с заметным уральским говорком пробасил один из сопровождавших. – Нас упредили, мол, изворотлива девка и дюже опасна, к тому же гипнозу обучена, значит, должна, так сказать, на цепи сидеть, аки мутант. Лучше, гражданин Кузнецов, перебдеть, чем недобдеть!
– Ох уж мне эти бдуны-перебдуны, – гражданин Кузнецов склонился над девушкой. – Если освобожу, буянить не будешь?
Лю с готовностью мотнула головой. Тело затекло, рук и ног под веревками она давно уже не чувствовала, тут бы живу быть… А «буянство» – это потом, когда форма вернется.
– Я не бандит, твоей специализации не соответствую, – с усмешкой предупредил Кузнецов и ловко перерезал веревки, за что тут же заслужил громкий, нецензурный укор:
– Та что ж вы делаете, гражданин хороший, почто добро казенное на лоскуты изводите?!
– Веревки пожалели? – высокий удивился, но тут же пошел в атаку. – Я вам столько бабла отсыпал за поимку худосочной, совершенно безобидной девчушки, а вы меня копеечной веревкой попрекаете?
– Ни фига се безобидная! – теперь удивился прижимистый мужичок, а его молчавший до сих пор коллега раскатисто заржал. – Вот вы, донские, даете! Ента убивица шестерых бандитских бугаев к херам отправила, да еще полюбовницу свою не пожалела! Бе-зо-бид-ная, ха!
– Полюбовницу? – Кузнецов вновь повернулся к Лю, которая, воспользовавшись руганью врагов, усиленно разминала затекшие мышцы, и с куда более живым интересом уставился на нее. – Обожаю интимности и непристойности… Сама по пути расскажешь или дашь мужикам все переврать?
– По пути куда? – голос, черт его побери, предательски дрожал.
Кузнецов нахмурился и ответил не сразу. Летиция воспользовалась паузой, чтобы рассмотреть его поподробней. Любопытное лицо, красивые, правильные черты (чересчур правильные на вкус Лю, она не любила такую правильность, лишенную видимых изъянов), умный взгляд смешливых, но умеющих быть жестокими глаз, волевой подбородок, широкий открытый лоб, аккуратно подстриженные, чистые волосы. Хорошо известный ей тип людей – бабник, смазливый на мордашку, но без всякой женственности и избалованности, на которые так ведутся молодые дурочки. Впрочем, и не мачо: здоровый, фигуру блюдет, однако на себя не дрочит, шаловливым нарциссизмом не страдает. Вся опасность в глазах! Цепкие, внимательные, прошивают насквозь, как рентгеновские лучи! «Держись, Лю, непростой это товарищ, очень непростой».
– Вот в пути маршрут и обсудим, – наконец сказал он и протянул ей руку. – Меня Александром кличут, но для красивых девушек – а ты вроде красивая, хотя в этой темени наверняка утверждать не берусь, – Саша.
Чего-чего, а рукопожатий от пленивших ее негодяев Летиция ждала менее всего. И потому, протянув в ответ свою изящную, хрупкую кисть, растерянно ляпнула:
– Лю… в смысле, Айшвария.
– Так Лю или нечто индийское, трудно произносимое, на букву «Ай»? – Александр осторожно сжал ее ладонь и не спешил отпускать. Девушка запираться не стала и сдалась без боя:
– Пусть будет нечто корейско-китайское на букву «Лю».
Кузнецов улыбнулся. Улыбка у него была хорошая: белозубая, широкая, такую в подземном мире не часто встретишь.
– Я с удовольствием соврал бы, что имя очаровательное, да только восток не очаровывал меня никогда. Больно хитрожопые граждане проживали в тех краях. Жестокие, вероломные и подлючие, так что имя в актив тебе не идет, настораживает только.
Летиция пожала плечами. Настораживает и настораживает, ей-то какое дело.
– Так, что с полюбовницей? Мы не хиппи, мы не панки, мы девчонки-лесбиянки?
– Про хиппи и панки не скажу, слов таких не знаю, но с лесбиянками точно мимо. Легкое би ориентации не помеха, – вяло, без эмоций возразила Летиция. Будет она перед всякими оправдываться!
– Ты какой-то не такой, писю трогаешь губой, – продекламировал Кузнецов малохудожественный стих и, так и не выпустив девичьей руки, закатал ей рукав до локтя и теперь внимательно при свете фонарика изучал вены. – Кажись, не наркоша… Значит, подружимся. По мне все одно, лесба, «бисячка», идейная гетера – лишь бы на дряни не сидела. Эти конченые, таких на цепь, в намордник и под жопу – с глаз долой.
– Не желает ли милая барышня устроить полуночный променад под сенью туннельных сводов? – осмотрев вторую руку, Александр подхватил несопротивляющуюся Лю под локоток и потащил прочь из комнаты. За дверью оказалось небольшое помещение, по размерам чуть больше покинутой камеры, зато гораздо лучше освещенное. Здесь горело аж три лампы: под потолком, на стене в дальнем углу и над еще одной дверью, ведущей неизвестно куда.
– Вещи девочки, – Александр обращался к хмурым уральским мужикам. – Я заберу их.
Мужики быстро переглянулись, молчаливый недовольно пробубнил:
– Мы так не договаривались.
– Мы и по-другому не договаривались, – глаза Кузнецова угрожающе сузились, взгляд посуровел и теперь ничего хорошего не обещал. Ничего и никому. – Я забираю девочку и ее походную «косметичку».
Один из тюремщиков вынул из железного шкафа, что стоял у ближней стены, рюкзак Летиции и зло бросил Кузнецову:
– Не подавитесь, господин хороший.
– Что у тебя здесь было? – короткий взгляд на Лю.
– Шмотки, бабские причиндалы, два «Стрижа», патроны к ним, взрывчатка и самопальная граната метрошного производства.
Мужчина по-деловому залез в чужой вещмешок, пошуровал в нем с минуту, не особо беспокоясь о том, что вещи когда-то были уложены заботливо и аккуратно.
– Здесь уже до меня покопались, – словно угадав мысли Летиции, объяснил он. И тут же укоризненно воззрился на примолкших тюремщиков.
– Все, что нажито непростым женским трудом: пистолет «Стриж», отечественный, одна штука, патроны к нему в неустановленном количестве, граната ручная, местного производства, одна штука – где все это, граждане? Будем писать про́токол, составлять акт о недостаче вверенного имущества? Усушка, утряска, естественная убыль, так было дело, да, милостивые господари? Что я вижу, голубые воришки на службе местного правопорядка!
– Сам ты… голубой… – окрысился молчаливый. Но увесистый сверток, спрятанный у него за пазухой, с явной неохотой сдал, бросив в раскрытый рюкзак.
Александр продемонстрировал девушке содержимое свертка: пистолет, два магазина к нему и граната, по виду напоминающая консервную банку.
– Гражданка потерпевшая, все ли на месте, или будем вызывать понятых?
– Еще два магазина было.
Коллега молчаливого, что-то цедя сквозь зубы (похожее на «шлюху» и «сраного клоуна»), вытащил из кармана брюк два недостающих магазина.
– Теперь комплект?
Летиция кивнула.
– Тогда в дорогу, красавица! Донская ждет нас.
* * *
Вот снова и свиделись, Няшка… Пройдя ряд невзрачных комнат и темных коридоров, Летиция со спутником оказались на платформе хорошо знакомой Новоясеневской. Как Лю и подозревала, ее держали отнюдь не в местной тюрьме, вышли они то ли со склада, то ли из технических помещений, используемых для хранения черт знает чего.
– Меня поймали не местные менты?
Кузнецов, так и ведший ее под руку, неопределенно хмыкнул:
– Именно что менты. Другое дело, что арест неофициальный, без прямого указания станции. Администрация сейчас усиленно закрывает на нас с тобой глаза и с нетерпением ждет, пока мы свалим отсюда подальше.
– Я не понимаю, – Лю едва поспевала за широко шагавшим конвоиром и хоть в открытую не сопротивлялась, но со стороны казалось, что он тащит ее чуть ли не волоком.
– Потерпи, пройдем пост, а там будет время поговорить. На Битце сейчас вдвойне небезопасно.
На Битце? Вдвойне? Девушка окончательно запуталась… и смиренно сосредоточилась на ходьбе.
* * *
Вопреки обещаниям Кузнецов не спешил ничего объяснять ей и после того, как станция осталась позади. Пост был пройден без малейших задержек и ненужных вопросов со стороны дозорных. У Летиции сложилось мнение, что те сами рады побыстрее избавиться от странной парочки. Торопливый красавец-мужчина и растерянно-покорная девушка. Тоже, между прочим, не дурнушка, но временно пребывающая не в лучшей форме, один синяк на разбитой скуле чего стоил…
– Вот так просто? – спросила она.
– Что просто? – пребывавший в задумчивости Кузнецов нехотя отвлекся от своих мыслей.
– Вот так просто в одну каску ты хочешь доконвоировать меня до дурацкой Донской? Меня брали как минимум втроем, а то и вчетвером, к тому же из засады…
Они двигались в одиночестве по темному туннелю, ведущему к Лесопарковой. Где-то здесь призрачная женщина читает своему призраку-сыну призрачную сказку… Летицию передернуло.
– Чего дрожишь? – Александр остановился и озадаченно посмотрел на девушку. – Боишься, что не доведу до места? Зря. Зачем нам трое-четверо, сидящих в засаде, если ты собираешься активно и плодотворно сотрудничать со мной?
– А я собираюсь?! – Лю попыталась издевательски засмеяться, но вместо этого захлебнулась от удивленного возмущения.
– Девочка, тебе сколько лет? – Кузнецов несильно хлопнул ее по спине, приглашая двигаться дальше. Очень энергично двигаться дальше: он быстро шагал по гулкому туннелю, она невольно семенила за ним следом.
– Девятнадцать.
– Девятнадцать, – он удовлетворенно кивнул, непонятно с чем соглашаясь. – Сиськи уже выросли («вашу мать, чего вам всем дались мои сиськи?!»), а ума все нет. От этого все беды. Трахаться возраст позволяет, даже девок других, таких же неразумных, вполне можно совращать, ощущая при этом свою непомерную крутость. Гуру секса, блин… А вот серьезно, на равных, работать со взрослыми хитрожопыми дядьками типа твоего заказчика пока противопоказано. Строго противопоказано! Разве что одноразовой дурочкой на побегушках.
– Да какого…
– Никакого, – он в зародыше подавил бурю праведного девичьего гнева. – Не тупи, Лю, или как там тебя? Сдал тебя твой заказчик, зачем ему ненужные свидетели, тем более исполнители? Тебе заказал Сиропчика, а битцевским ментам – киллершу, которой предстоит грохнуть Сиропчика. Скажи спасибо дяде Саше, убийца недоделанная, если бы не я, валялась бы сейчас на помойке с простреленной башкой, крыс кормила.
Летиция задумалась. Для этого пришлось приструнить кипящие эмоции, но сейчас требовался разум, а не адреналин.
– Что за битцевские менты? Что вообще за Битца, я не понимаю.
Кузнецов поначалу удивился, но тут же спохватился:
– Ах да, я и забыл… Мы, южане, по привычке называем Новоясеневскую Битцевским парком и считаем станцию формально независимой. У северян, в особенности у Ясеневской общины, свои представления о местной политической географии, фактически они подмяли Парк под себя, без боя взяв опустевшие когда-то земли.
– То есть, меня взяли няшные менты?
– Няшные? А, дошло! – Александр ухмыльнулся. – Именно, няшные. Милые пушистики в форме, но не при исполнении. В частном порядке задержали опасную рецидивистку, но не предали немедленному суду Линча, и даже не передали законной няшной власти, а за большие денежки продали донскому антиквару Кузнецову, проявившему к опасной рецидивистке нездоровый интерес.
Летиции не понравились метаморфозы, произошедшие со спутником: смешливый на станции, в дороге он ожесточился, стал суровым и задумчивым.
– Тогда я не понимаю двух вещей. На кой я тебе сдалась и с чего вдруг я буду тебе помогать?
Александр не слушал. Приложил палец к губам и молча кивнул – «смотри».
Туннель, скудно освещенный парой налобных фонарей. Два прыгающих по стенам луча, посланцы света в царстве мрака. Кивок головы – и освещение выхватывает бетонный пол под ногами, задрать голову – и сверху нависает сводчатый потолок, давит на плечи, вжимает в землю. Покрутить шеей вправо-влево – вновь наплывут по бокам близкие стены, в теории параллельные, по ощущениям – вот-вот сойдутся в одной точке и раздавят тебя равнодушным гидравлическим прессом.
Лю не знала, на что смотреть, все как обычно, но…
Воздух дрожит. Липкий и тягучий, он окутывает со всех сторон, обжигает дыхание, застревает в гортани и вязнет в легких. Лучи фонариков упираются в мутную киселеобразную массу, идти с каждым метром все тяжелей и тяжелей… так, наверное, ощущают себя водолазы, продирающиеся через толщу воды на огромной глубине. Шаг, остановка, новое усилие, шаг, остановка. Не хватает только пузырей, рвущихся наверх, к солнцу. Так было в древней книжке, Лю помнит, «Тайна двух океанов», она читала десятки раз…
Но здесь есть звук, шуршит бетон под подошвами, что-то тихо, на грани слышимости, стучит в рюкзаке. Это рассыпавшиеся патроны ударяются при ходьбе друг о друга.
Летиция хотела взглянуть на сопровождающего ее мужчину, почувствовать его уверенность и силу, впитать хоть немного чужой энергии, чтобы подавить рвущийся из глубины страх, но не могла. Что-то гнало ее вперед сквозь густой как туман воздух. Без оглядки. Под ритмичный стук патронов… Стук, стук, шаг, шаг… шпарь серого кипятком… стук, шаг…
Что?! Лю встрепенулась, словно приходя в себя после долгого изматывающего сна. Ничего. Туннель, дорога под землей, извечная война света и тьмы, старый, умирающий фонарик против древней владычицы ночи. Статный фигуристый конвоир рядом, никуда не делся, как и прежде, сосредоточен и хмур. В нем есть сила. Девушка прижалась к его плечу – самое время найти надежную опору, а иначе зачем еще нужны мужики?
– Что не так?
– Помолчи, – голос его глух.
Лю не сразу заметила впереди две тени… Теней здесь было гораздо больше, причудливых, ломающихся, танцующих и неуловимых, но лишь две не пугались направленного прямо на них света, не прятались во мрак, не отступали под натиском беспощадных фонарей.
Тень побольше и повыше, к ней прижалась совсем маленькая, почти хрупкая, обе… смотрят!
Лю содрогнулась всем телом и тихонечко, отчаянно зажимая рот руками, чтобы не завизжать, охнула.
– Молчи, – мужчина обнял ее, широкой ладонью закрыл глаза и увлек за собой. – Не сопротивляйся, не бойся.
Ослепшая, она покорно следовала за ним, не пытаясь вырваться. Только слушала, и слушала, и слушала тишину, на все лады повторяющую ей «шпарь… шпарь… шпарь… серого… серого… серого…»
Тишина приблизилась к ней и шепнула на самое ухо: «шпарь серого кипятком». А потом удалилась, осталась далеко позади. Шшшш… сссс… шшш…
Летиция беззвучно рыдала, прижимаясь всем телом к своему тюремщику, роняя слезы на его широкую грудь.
– Все хорошо, – он гладил ее по волосам. – Мы прошли. Ты молодец, мы прошли…
– Что это было? – комок в горле мешал говорить, но Лю должна была узнать.
– Всего лишь неупокоенные души, те, кто после смерти не обрел покоя. Таких много повсюду, есть и на станциях, и в переходах, и на поверхности. Несправедливо лишенные жизни – эти самые громкие… Они являются не ко всем, лишь к тем, кто сам приблизился к краю пропасти, кто в шаге от последней черты.
– Ты ведешь меня к себе убивать? – голос ее дрожал. – Потому я у последней черты?
– Нет, но за нами идут те, кто желает тебя убить. Бандиты, кореша и подручные Сиропчика, которых ты очень сильно расстроила.
– А как же ты? Почему ты видел неупокоенных?
Александр Кузнецов пожал плечами:
– Я всю жизнь хожу по краю, работа такая. Правда, к призракам так и не привык, не выработал иммунитета.
Они еще несколько минут стояли обнявшись, плачущая пленница и ее конвоир.
– Нам нельзя задерживаться, бандиты сделают все, чтобы поймать тебя. Им уже известно, кто убил их босса.
Лю понимающе кивнула:
– Вот почему я добровольно пойду за тобой, так?
Слезы высохли, и теперь ей было стыдно за свой страх, за потерю самообладания, за позорный срыв. «Перепуганная плаксивая дура, вот ты кто».
– Но зачем я тебе, объясни!
Они снова двигались, не бежали, бег быстро выматывает, но скорость держали постоянно высокую. Вернее, Александр задавал темп, а Летиция пыталась не сбиться с шагу и не отстать.
– Ты весьма востребованная девочка. Заказ на тебя получили не только битцевские… новоясеневские менты, но и мои подмосковные друзья. Только менты должны были шлепнуть зарвавшуюся киллершу, а подмосквичи поручили мне доставить тебя в целости и сохранности.
– Ты наемник? – вырвалось у Летиции. Робкая надежда на благополучный исход дела оказалась немедленно похоронена. – Что хотят твои наниматели?
– Я не наемник, я – антиквар с Донской, – Кузнецов непонятно чему усмехнулся. – Антиквар широкого профиля. Но постоянным клиентам, обеспечивающим процветание моего бизнеса, отказать в малой просьбе не могу. Они попросили в подарок тебя. А зачем…
Антиквар надул губы и щеки, видимо, это означало деятельную задумчивость.
– У меня сложилось впечатление, что они сами не в курсе, зачем ты им, такая красивая, сдалась. Есть тут определенная странность, эти подмосквичи очень плохо представляют, что творится в Москве и в метро в частности. Тебя же они описали подробно, во всех деталях. Потому давай лучше я спрошу, что за дела у тебя с жителями ближайшего Подмосковья? Чем ты им, мирным общинникам, насолила?
– Да не знаю я ни про каких подмосквичей! – Лю удивлялась, возмущалась и злилась одновременно, происходящее не укладывалось в ее голове. – Я никогда на поверхность-то не выходила, не говоря уже о том, чтобы покинуть пределы метро! Да…
– Тише, тише, – ее спутник чуть притормозил, перейдя с очень быстрого шага на относительно человеческий, почти прогулочный. – Не стоит орать в туннелях, они этого не любят. И, кстати, жестоко мстят нарушителям спокойствия, имей это в виду. Я тебе верю, но от этого легче не становится. Не люблю, когда не понимаю мотивов своих деловых партнеров, а в данном случае…
Впереди показался пока еще тусклый, скрытый расстоянием свет приближающейся станции. Лесопарк.
– Мне туда нельзя, – опомнилась Летиция. – В рюкзаке стволов на два смертных приговора, плюс визит последний не особо задался…
Кузнецов не дослушал:
– Я тоже не с пустыми руками. Придется подключать искусство дипломатии…
Не дойдя до станции метров пятидесяти, он вручил ей свой пистолет, извлеченный из подмышечной кобуры, а также ее собственный вещмешок, который всю дорогу тащил сам.
– Жди меня здесь.
– Ты дурак?! Отдаешь мне оружие и надеешься, что я буду покорно дожидаться тебя здесь? В чем подвох, милый хитрожопый антиквар?
Хитрожопый антиквар раздраженно цыкнул и разочарованно замотал головой:
– Сзади призраки, которых ты боишься до икоты. И где-то там по нашему следу идут мстительные сиропчики, чьи намерения менее загадочны, чем у привидений, зато более реалистичны – в самом пугающем смысле слова. Ты до сих пор жива только благодаря мне, неужели это так трудно понять? Еще раз для тупых, в двоичной системе: слушаешься дядю Сашу – живешь; не слушаешься – тут же откидываешь коньки!
– Коньки? – нахмурилась Лю.
И тут же заработала тяжкий вздох и безнадежное «забей».
– Просто жди и ни о чем не думай.
Все те полчаса, что отсутствовал донской антиквар, Летиция, вопреки его указаниям, усиленно размышляла. Все мысли сводились к простой дилемме – бежать-не бежать, но доводы конвоира (и особенно ждущие в туннеле призраки) мешали принять очевидное решение, ведущее к свободе. Неужели он приковал ее к себе страхом? Что ж, страх не только удерживает подобно цепи, но и лишает воли… Опасный человек. Сильный, самоуверенный и очень-очень опасный.
– Ты мне очень дорого обходишься, девочка с дурацким именем, – возвратившийся Кузнецов выглядел мрачнее тучи. – У местной таможни на тебя вот такенный зуб!
Красноречивый жест не оставлял сомнений в размере зуба… скорее даже бивня, причем не самого маленького.
– Мы возвращаемся на Няшу? – до сих пор сомневавшаяся в правильности своего выбора, ругавшая себя за трусость Летиция с пронзительной, ошеломляющей ясностью осознала, что обратно на север она ни за что не вернется. Лучше умрет здесь, чем…
– На каждый жадный зуб найдется свой зубодробительный камень… Но, блин, сегодня камень обошелся мне непомерно дорого… похоже, он из чистого золота. Пойдем, киллерша недоделанная, одними деньгами дело не обошлось, обиженный тобой таможенник требует сатисфакции. Моральной, если не ошибаюсь.
– Что?!
– Ты глупенькая или слышишь плохо? – Кузнецов злился, но, видимо, не столько на Лю, сколько на себя. Он не умел и не любил проигрывать в дипломатических и торговых игрищах. – Придется «возместить моральный вред перорально», «зализать нанесенную душевную рану», так он выразился. Есть вопросы?
– Да пошел ты! Сам ему и отсасывай, урод поганый! – Лю вмиг забыла и о бандитах, и о призраках, ее всю потряхивало от возмущения. Праведный гнев искал точку приложения, указательный палец, между тем, нащупывал спусковой крючок пистолета.
– Если тебя поймают подручные Сиропчика, так легко ты не отделаешься, – негромко ответил Кузнецов. Он никак не отреагировал на девичье буйство, хотя поползновения к оружию не заметить не мог. – Я должен довести малолетнюю идиотку, корчащую из себя вершительницу чужих судеб, до безопасного места, где ее никто из отморозков не достанет, но если эта идиотка мечтает умереть раньше времени, причем весьма незавидной смертью, то…
– Ты ответишь за малолетнюю идиотку, – Лю подняла пистолет и ткнула стволом в грудь спутника.
Он снова сделал вид, что не замечает смертельной опасности, только выговорил тихо, но четко:
– Я проведу нас через пост, а ты сама разберешься со своим обиженным. Сможешь обойтись без зализывания ран – молодец, а нет – утрешься и пойдем дальше. Все ясно?
Летиция сощурилась. Кузнецов давал ей некую свободу действий, узкую, но все же свободу. Правда, он тут же ужал ее еще сильнее:
– Только никаких убийств и отрезанных органов. Иначе с Лесопарка живыми не выйдем. В остальном делай, что хочешь.
– Забирай свою волыну, – после недолгих колебаний девушка приняла условия намечающейся игры.