Глава 10
КРАБ ИЗ ЯМЫ
Анатолий сидел, опустив глаза. Только теперь, после рассказа Клавдии Игоревны, он понял, что не знает настоящего, истинного Метро. До этого он жил в тепличных условиях и имел наглость считать себя обделенным судьбой. Нет, он просто счастливчик, который не видел настоящей грязи, не ощущал чистой звенящей боли, не знал, каковы на вкус истинные страдания. Вот и экспедицию в логово Корбута он считал простым заданием, в стиле получил-сдал. Был уверен, что никому ничего не должен.
Говорил себе, что заботится о мировой справедливости. Якобы человечество спасал. А на деле просто упражнялся, очки зарабатывал, красовался сам перед собой.
А не было никакого человечества. Были отдельные несчастные люди. Такие, как Колька застреленный. Как погибший Вячеслав, как его жена и сын, ввергнутые в унижения и нищету. Вот ради них и…
Едва он вспомнил про мальчика, из темноты туннеля послышались легкие шаги и появился Миша собственной персоной. Все такой же чумазый, в курточке с разноцветными заплатами и огромных ботинках. Мать принялась укорять сына за долгое отсутствие, а он в ответ сунул руку в карман куртки и вытащил несколько патронов. Поймав взгляд черных глазенок Миши, Анатолий подмигнул ему. Мальчонка расплылся в щербатой улыбке. Присел на корточки у костра и принялся с поразительной быстротой хлебать приготовленный матерью суп. Какой же он маленький. И в то же время значительно взрослее Толи. Уже кормилец, добытчик. В свои пять лет несет ответственность. Самостоятельный парень. Гены героя-полковника дают о себе знать. Ворует, конечно, ворует. Просто не знает другого способа зарабатывать на жизнь. Ведь в пять лет еще надо ходить в садик.
Анатолий помрачнел.
Дети – цветы жизни. Слова Корбута. Пора было подумать над тем, как нанести визит профессору и заплатить по счетам. На Войковскую Анатолий возвращаться не собирался.
Он ни за что не придет туда побежденным. Командиром без команды. Генералом без войска. Пусть в произошедшем есть немалая доля вины Нестора, который, при всей своей проницательности, не смог распознать в Никите провокатора. Сейчас это уже неважно. Сейчас это уже личное между Анатолием и Никитой-иудой. И доктором-изувером.
Сначала лаборатория, а уж потом Гуляй Поле. Собрать новую группу он не собирался. Хватит и одного Аршинова. Старый прапорщик ведь жаловался на то, что ему не позволяют принять участие в настоящем деле. Анатолий предоставит ему возможность показать себя во всей красе.
Ко всему прочему, Аршинов являлся ходячим складом оружия и снаряжения. Оставалось добраться до туннеля за Белорусской, подать условный сигнал и… А если Аршинов не объявиться? Ничего, Анатолий его отыщет. Все. Пора отблагодарить приютившую его женщину и идти.
Однако та покачала головой:
– Без документов, солдат, тебе Белорусскую не пройти.
Толя вспомнил, с какой легкостью он проскользнул через станцию на пути сюда, и все понял. Свободный проход обеспечил Аршинов. Его же документы остались в подсобке у Дзержинской и давно оказались у коммунистов. Но что ему остается? Обман? Штурм?
Выбора все равно нет. Надо идти.
Но его остановила Клавдия Игоревна:
– Я помогу вам достать документы. Есть один знакомый, который сможет это сделать.
Она принесла из комнаты обрывок пожелтевшей бумаги и огрызок карандаша. Написав что-то, передала записку сыну и шепнула ему несколько слов на ухо. Мишка понимающе кивнул головой и растворился в темноте. В ожидании прихода таинственного специалиста по документам, Анатолий задумчиво смотрел на пляску языков пламени костра. Его план начал разваливаться с самого начала. Какая уж там лаборатория, если он даже не сможет пробраться через Белорусскую. В запасе имелся еще один вариант – сдаться патрулям, сообщить о своей принадлежности к станции Войковская и дожидаться, пока свои подберут. Если только агенты красных не подберут его раньше…
Но, допустим, Нестор отправит за ним отряд. Пусть он даже вернется на Гуляй Поле. И что?
Разгром диверсионной группы не удастся сохранить в тайне. Поднимется шум. Разъяренные анархисты громогласно поклянутся отомстить. Слух о том, что кому-то удалось спастись, долетит до красных. Охрану лаборатории усилят, и соваться туда станет совершенно бесполезно. Кратчайший путь не всегда приводит к цели быстрее. Хватит с него и первой попытки. Тогда тоже все казалось проще простого, а закончилось кладбищем на Лубянке.
Разморенный едой и теплом, Анатолий начал клевать носом. Организм требовал нормального сна. Едва Анатолий закрыл глаза, как увидел знакомый, освещенный одной лампочкой коридор. Он подошел к двери лаборатории и приложил к ней ухо. Изнутри не доносилось ни звука. Анатолий толкнул дверь и вошел. Все кровати, за исключением одной, были пусты. На той же, которую когда-то занимал Толя, кто-то лежал. Человек был укрыт с головой старым одеялом. Видны были только руки, которые почему-то не стали прикручивать к металлическому каркасу проволокой. Тихо булькала капельница.
Неужели Корбут отыскал добровольца? Скорее всего, нашелся коммунист, который во имя светлых идей согласился присоединиться к новой расе по собственной воле. Толя приблизился к кровати и осторожно отбросил край одеяла. Добровольцем была Елена. Ее русые волосы разметались по клеенчатой подушке и стали похожими на нимб. Лицо было безмятежным. Совсем, как у Кольки незадолго до того, как он начал душить ассистента. Почувствовав Толино присутствие, девушка открыла глаза.
– Вот и вы. Хорошо, что пришли попрощаться. Когда вы сбежали, профессор потребовал, чтобы я заняла ваше место. Мне пришлось согласиться.
Серые глаза Елены подернулись серебром. Она отбросила одеяло, резко встала, вырвала иглу капельницы из руки и, пройдя мимо окаменевшего Анатолия, скрылась за дверью. В лабораторию вошел Никита. Увидев Анатолия, он укоризненно покачал головой:
– Пойдем. Я же говорил: тебя там дружок дожидается.
Это всего лишь сон. Кошмар и ничего больше. Доводилось видеть и кое-что похуже. Анатолий последовал за Никитой. Вместе они прошли в комнату с двумя дверями. Там их поджидал Колька, очень занятый тем, что отряхивал с одежды налипшую землю. Покончив с этим занятием, взглянул на вошедших:
– Кто тебя просил меня хоронить? Мы же не умираем. Как то, что не живет, может умереть? Друга в землю зарыл. Ладно, прощаю на первый раз. Держи краба!
Толя в замешательстве смотрел на протянутую ему руку и удивлялся: откуда у Кольки могла взяться татуировка в виде перстня.
– Держи краба, тебе говорят!
Анатолий понял, что уже не спит, и руку ему протягивает вовсе не Колька. Рядом с Мишей стоял человек среднего роста. Вырядился он удивительно: пиджак зеленого цвета, невообразимо широкие красные штаны и щегольского вида полусапожки на высоких каблуках венчал серый вязаный шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи. Откуда, черт возьми, он взял все это в Метро? Одни только штаны должны были стоить целое состояние! Наголо бритая голова и удивительно подвижные черты цыгановатого лица не позволяли определить возраст франта.
– Зови меня Краб. Погоняло у меня такое, – пояснил странный тип. – Имени тебе знать не надо, да я его уже и не помню.
Анатолий с растерянной улыбкой пожал протянутую руку и сказал:
– Анатолий Томский. А погоняло у меня… Ну, скажем, Том. Катит?
– Катит, Том. Значит, тебе ксива нужна?
Анатолий кивнул. Краб разразился пространным монологом, настолько усыпанным воровскими словечками, что Толику пришлось напрягаться, чтобы понять, о чем идет речь. Суть выступления сводилась к тому, что за надежный документ следует заплатить никак не меньше пяти рожков патронов, а если Анатолий собирается брать паспорт в долг, то должен что-то оставить в залог. В любом случае, деньги вперед.
– Если через Белорусскую проведешь, получишь шесть рожков, – пообещал Толя.
Краб задумался, однако это не помешало ему с уморительными ужимками несколько раз пройтись вокруг костра. Подвижным было не только лицо Краба, – он весь сгорал от желания двигаться. Прервав раздумья, Краб покачал головой:
– Не прокатит. Ты, видать, из анархистов? Где гарантия, что, когда окажешься на своей линии, не забудешь про обещание?
– Мое слово.
– Так себе гарантия.
– Тогда и говорить не о чем. Спасибо за потраченное время.
– Ну-ну… Погоди, революционер. – Краб сплюнул. Обещанные шесть рожков явно вызвали у него обильное слюноотделение. – У меня не получится, а у Креста все срастется. К Кресту тебе надо. Он тут главный. Король всех воров Метро. Пахан. Вот он прогарантирует…
«Какого черта, – подумал Толя. – К ворам, так к ворам. Есть ситуации, в которых все средства хороши».
– Веди к пахану.
Клавдия Игоревна протянула Толе выцветший рюкзак без лямки:
– Возьми, солдат. Тут еды немного. Бери-бери! Такого ты наговорил в бреду, жаль тебя. И помочь тебе хочу. С богом!
Анатолий обнял женщину, та по-матерински поцеловала его в щеку. Понятно было, что Клавдия Игоревна отдает последнее. Возможно, сегодня ей уже не будет чем накормить сына, и Мишка опять пойдет на Маяковскую воровать. Однако полковничья вдова, называвшая Анатолия солдатом, была приучена отдавать последнее тому, кто стоит на переднем крае. Анатолий приблизился к Мише, подхватил его и поднял на вытянутых руках:
– Вырастай побыстрее, Михаил Вячеславович!
Закружилась голова… Видно, силы еще не вернулись к Толе. Совладав с собой, Анатолий все же благополучно поставил Мишку на землю. Мальчик протянул Анатолию ладошку. Совсем не детским, мужским жестом.
– Прощай, солдат, – вслед за мамой повторил он.
Уходя вслед за Крабом в туннель, Анатолий несколько раз оборачивался, чтобы запомнить эту картину: огонь костерка и силуэты людей, вдруг ставших ему словно родными. Он вернется сюда. Сделает свое дело и вернется, чтобы забрать Клавдию Игоревну и ее маленького сына на Гуляй Поле. Пусть хоть с опозданием, но узнают: добрые люди есть.
Занятый своими мыслями, Анатолий пропускал мимо ушей неумолчную болтовню Краба.
– Мы тогда на Проспекте Мира кассу сняли – мама не горюй. Торгаши ганзейские и глазом не успели моргнуть, а все уже чики-чики. Полные рюкзаки несли. «Волын» штук двадцать, «маслят» рожков сорок. В общем – бей посуду, я плачу! Посты без проблем прошли. Оставалось только Новослободскую перемахнуть и – дома. Только Рваному, таракану млялетучему, вздумалось прямо в туннеле перекур устроить. Я ему сразу сказал – не нравится мне это место. Мол, потопали – дома накуришься. Нет. Уперся. Расселись вчетвером – короли королями, а я дальше пошел. Думал, нагонят. Какое там! Не успел и сотни метров отойти, как вопить начали. Страшно так, будто на куски режут. Я, понятное дело, малость струхнул. Не сразу туда вернулся. А когда пришел, только окурки на рельсах дымились. Ладно бы только кореша мои пропали. Можно было считать, что их Зверь уволок, про которого Клавка постоянно лопочет. А то ведь и рюкзачки – тю-тю. Я так думаю, что Зверь тут ни при чем. Зверю люди нужны, а «сидоры» с патронами – без надобности. Он их жрать не станет. На Маяковской потом большая буча была. Крест не поверил, что добро просто так пропало. Думали, я братков порешил, а все, что слямзили, – заныкал. Хотели на ножи поставить. Насилу отбился. Так считаю: есть в Метро и другой народец, кроме нас. Такой, что все ходы-выходы знает. В боковых туннелях как дома себя чувствует и на любую станцию мимо блокпостов пройдет.
Анатолий слушал Краба и мысленно с ним соглашался. Как быть с тем, что он сам выбрался с Лубянки, миновав фашистский треугольник Пушкинская – Чеховская – Тверская? Не мог же он проползти мимо фашистов незамеченным. В чем-чем, а в бдительности солдатам Рейха отказать нельзя. Анатолий был уверен: хотя бы третья часть таинственных коридоров, по которым он полз, была явью, а не бредом. Но если он нашел их, наверняка были и другие люди, которые знали о существовании секретных ходов.
Краб вывел его из бокового коридора в общий туннель, и через двести метров они поднялись на перрон Маяковской. Анатолию чудилось, что со времени его посещения этой станции прошла целая вечность. После всех скитаний по безлюдным уголкам Метро Маяковская уже не казалось
самой унылой из станций. Здесь жили люди, бурлили страсти. Наверное, и тут и влюблялись, и становились заклятыми врагами. Станция как станция, в общем.
Анатолий узнал и драные палатки, и продавца шашлыков с его грязным фартуком и мангалом, распространявшим невообразимую вонь. Все осталось таким же, как прежде. Хотя нет. Анатолий понял это по взгляду шашлычника. В прошлый раз он смотрел на бравого молодца в камуфляже почти раболепно. Теперь – с презрением. Анатолий увидел худого, как скелет, мужчину, который, пристроив на коленях осколок потускневшего зеркала, скреб недельную щетину на щеках обломком опасной бритвы.
Толя взглянул на свои грязные джинсы, на перепачканные руки, провел ладонью по колючему подбородку… Черт побери, за эти дни (недели?) он, наверное, порядком поистаскался! Подойдя к бреющемуся мужичку, Толя попросил поглядеться в зеркало. Тот пожал плечами – смотрись, жалко, что ли.
Одного взгляда на собственное отражение хватило для того, чтобы Толя остолбенел. Испугало не исхудавшее, покрытое разводами грязи лицо. Он был совсем седой! Не веря своим глазам, Анатолий потер зеркало рукавом. Никаких изменений. Взъерошил чуб, все еще надеясь, что его стальной цвет – лишь налет пыли. Не помогло. Седина не исчезла. Анатолий выругался, вернул зеркало и нагнал спутника. Твари за все заплатят!
Краб повел Анатолия в дальний конец платформы. Здесь, за скопищем обычных палаток, Анатолий увидел место, огороженное наподобие качалки на Войковской. Из-за брезентовой стенки доносились голоса, толчками лилась песня, исполняемая хриплым басом.
– А вот и яма!
Опять яма! Та, что на Лубянке, наполненная грудами костей, в которой он похоронил Кольку? Может, хватит с него ям? Ну а все Метро – разве это не одна гигантская яма?.. Краб гостеприимно откинул полог входа, и Анатолий оказался в настоящем воровском логове. Среди керосиновых ламп и плошек с фитилем и мазутом, за столами и просто на полу разместилась самая разношерстная публика, которую только можно было представить. Коммунисты могли бы позавидовать такому «Интерстанционалу». Славяне, цыгане, смуглые кавказцы, узкоглазые таджики перемешались в пеструю галдящую массу. Кто-то играл в карты, яростно шлепая ими по столу. Кто-то, обильно пересыпая свою речь воровским жаргоном и обычным матом, рассказывал о «лохах» и «фраерах ушастых». Кто-то просто прихлебывал чай, кто-то курил самокрутку и слушал воровские истории.
Анатолий сразу узнал того, кого Краб именовал Крестом. Большой проницательности тут не требовалось. В дальнем углу отгороженной площадки образовалось свободное место. Некий вакуум, куда, казалось, не мог пробиться даже махорочный дым. В центре свободного пространства стоял низкий топчан, на котором полулежал босой мужчина лет шестидесяти. Его сорочка была расстегнута, а на лишенной растительности груди грозно скалил пасть синий татуированный тигр. Крест лениво поигрывал четками из черных пластмассовых бусин и о чем-то говорил сидевшей у него в ногах рыжеволосой женщине.
Краб завладел рукой Анатолия и потащил его за собой, то и дело кивая знакомым. На подходе к «приемной» Креста вор замедлил шаг, а в пяти метрах от топчана остановился:
– Здорово, Крест. Вот, клиента притаранил.
Представив таким образом Анатолия, Краб растворился в толпе, а Крест оценивающе посмотрел на гостя из-под густых черных бровей:
– Кто такой, салажонок? Откуда сам?
Анатолию хотел ответить на испытующий взгляд и презрительный тон грубостью, но вовремя спохватился. Незачем тут бравировать, ни к чему дразнить тигра.
- Анатолий. Живу на Войковской.
- Ага. Анархия – мать порядка? Из соколов Нестора, значит?
Анатолий кивнул:
- На Красной линии попал в передрягу. Остался без бумаг. Нужен паспорт, чтобы проскочить Белорусскую. Расплачусь на той стороне.
- Поди погуляй, пока я с братвой на твой счет перетру, –.лениво кивнул Крест.
Анатолий отошел в сторонку и сел на лавку, за краешек стола, где шла бурная игра в «двадцать одно». На пришельца тут же уставились семь пар глаз. Внимательных, изучающих. Если бы Толя не к Кресту пришел, худо бы кончился этот обмен взглядами. Через несколько мучительно долгих минут смотрины закончились. Игроки вернулись к своим картам. С облегчением вздохнув, Анатолий исподтишка посмотрел на Креста. Вокруг пахана собралось несколько человек довольно свирепого вида. Оживленно жестикулируя, они что-то доказывали атаману. Крест внимательно выслушивал советников, иногда кивал и смотрел поверх голов па Анатолия. О чем говорили эти люди? Что могли так долго решать по поводу никчемного безвестного бродяги?
Анатолий почувствовал, что взмок от пота. Не от страха, от неизвестности. Он никогда не имел дела с ворами. А ведь, наверное, организация у них была не хуже, чем у анархистов. Пусть не было такого числа боевиков, такого количества «тачанок», зато людишки свои наверняка присутствовали на любой станции – и у красных, и у фашистов, и у сектантов любых. Как лимфатическая система – пронизывающая весь организм и при этом невидимая. Только воспаленная, гнойная.
Что, если воровская сходка сочтет за лучшее просто избавиться от подозрительного незнакомца? У воров найдется множество мест, где за захоронение его трупа никто не получит отпущение трех грехов. Все могло закончиться гораздо раньше, чем он предполагал. Нож в бок и – конец всей истории.
– Эй, анархист! Ну-ка поди… – с воровской напускной вальяжностью позвал его Крест.
Вновь очутившись перед атаманом, Толя больше не хотел ждать, не хотел прятать глаза. Есть у воров слово «терпила». Прогибают того, кто прогибается. И Толя, выпрямившись, заглянул Кресту прямо в матовые его зрачки.
Вор, казалось, намеренно тянул время, продолжая поигрывать своими четками. Наконец широко улыбнулся, обнажив ряд железных зубов.
Хоть ты и борзой фраер, это по роже видать, но живи пока. Вообще-то с Нестором у меня свои счеты, еще с гражданской войны мы не все проблемы с ним перетерли. Но ты тут ни при делах. Катись себе на Белорусскую. Паспорт не потребуется. Краб куда надо проведет и должок с тебя получит. Только об одном предупреждаю: если мой кореш с пустыми руками вернется или случайно Богу душу отдаст, я тебя в любом конце Метро из-под земли достану. Если что плохое замыслишь – сразу панихиду по своей грешной душонке заказывай.
Выдав Анатолию свое решение, Крест прикрыл глаза и устало махнул рукой.
Толя и сам не заметил, как ноги вынесли его на станцию. Он не слушал Краба, ноющего, что зря связался с Анатолием. Не обращал внимания на снующих рядом людей. Он хотел только одного – спуститься вниз и шагать по туннелю. Быть снова один на один с Метро. К чертям Креста, к чертям Москвина, Никиту, Корбута, Нестора даже к чертям, к дьяволу всех, кто решил, что может распоряжаться его судьбой. Нет больше миссий, нет высоких целей, нет идеологий. Есть только Толя, есть люди, которых он полюбил, и люди, которых он обрек. Есть враги, к которым у него теперь личный счет. Вот настоящая анархия!
Он больше не командир боевого подразделения, а одиночка, жизнь которого не стоит больше пустой гильзы. А его товарищи обращены в чудовищ или уничтожены и утилизированы, как неудачные опытные образцы. И девушку, которую он, кажется, полюбил, лапает предатель и сластолюбивый лжец. Теперь все, что он собирается делать, нужно не абстрактному человечеству, а ему самому. Это теперь не священная народная война, а Толина, личная.
Анатолий спрыгнул вслед за Крабом на рельсы и всей грудью вдохнул воздух туннеля. Разреженый и влажный. Воздух без запаха, но с тысячью настроений. Воздух, которым Толя дышал с детства. Которым будет дышать всю оставшуюся жизнь. Краб уловил настроение Анатолия, прекратил трескотню и включил фонарик. Круг света запрыгал по паутине трещин на бетонных стенах. Начался обратный отсчет.
Глава 11
ЧЕРВИ
Долго хранить молчание Краб не умел. Выдержал всего двадцать минут. Все это время он исподтишка поглядывал на спутника, собираясь сказать что-то, но почему-то воздерживался. Толя это заметил, но виду не подавал. Какого черта! Травить байки или, чего доброго, откровенничать с этим душегубом? Да за ним приглядывать надо в оба, чтобы напильник в почку не всадил или удавку между делом не накинул!
Краба все же расперло.
– Вот ты, Толян, с Войковской. Не в первый раз по этим туннелям топаешь и, небось, думаешь, что каждую дыру вдоль и поперек облазил. Считаешь, что шугаться здесь нечего. А я так скажу: то, что в Метро было вчера, сегодня может и не быть. А назавтра новое родится. Я даже не про чудищ базарю. Про туннели и подсобки. Они, поверь, как живые. Могут исчезать в одном месте, а появляться в другом. Сам, врать не буду, не видел, зато один мужик рассказывал. Митричем его звали. Не из нашей братвы – сын врага народа. Политический. Он малолеткой Метрополитен строить начал, а когда реабилитировали, остался уже вольнонаемным. По любому туннелю мог с завязанными Глазами пройти, а все равно с опаской к Метро относился. Рассказывал, что, когда строили участок от «Белорусской» до «Динамо», на старое кладбище напоролись. Прямо из стены кости торчали. Целыми рядами. Тут же, на ровном месте несчастные случаи начались. То кто-то из метростроевцев прямиком под бурильную установку угодит, то кого-то током убьет. Им бы, дуракам, священника позвать, да перезахоронить косточки. Нет. Проще сделали – все под цемент и сталь закатали и думали, что от мертвяков избавились. Прошли еще метров пятьдесят – новое кладбище. Опять концы в цемент. Митрич уже тогда смекнул, что дело нечисто. Он хорошо запомнил, в каком порядке кости на первом кладбище лежали, и увидел, что на втором – все один к одному. Когда ж через пятьдесят метров картинка опять повторилась, то уже и начальство за голову схватилось. Пробовали опять тем же макаром проблему решить. Какое там! Рухнула стена, и вход в боковой туннель открылся. Митрич туда заглядывал. Своды не из кирпича, из камня сделаны. Через каждые десять метров в стенах ниши, а в них – по скелету на ржавых цепях болтается. Что за подземелье, кто построил – разбираться не стали. Взорвали к чертовой бабушке. Но этим дело не кончилось. Митрич говорил, что после того бродячий туннель начал на этой линии в разных местах появляться. Вроде как ловушка, западня. Войдет в него человек, увидит все страсти и назад ринется. Только выхода уже нет. Вместо него – прочная каменная кладка. Снарядом не прошибешь. Лупит бедняга по ней кулаками, орет, а все без толку. Если не робкого десятка – пробует вперед по туннелю пройти. Только быстро назад возвращается. Потому что впереди нет для живых дороги. А денька через два находят болезного. Лежит в самом обычном туннеле, а руки до костей разбиты…
- А рядом трехлитровая банка из-под самогона, пустая! – скривился Толя.
- Дурак, если не веришь, – пожал плечами Краб. – Неверующих Метро наказывает.
И тут, будто в подтверждение его слов, из темноты вынырнула табличка «Завал – 100 метров».
– Быть такого не может! – переполошился Краб. – Это ж знакомый туннель! Я тут только вот шел… Какой завал?
Он рванул вперед, тыча своим фонарем в темноту, причитая и кляня Толю, Креста, шесть рожков патронов и Богоматерь. Толя покачал головой и огляделся. Шагов через десять в стене чернел боковой лаз. Краб, ослепленный паникой, промчался мимо, даже не заметив его. Сам себя напугал, хмыкнул Толя.
Лаз – тесноватый, будто прокопанный вручную – заканчивался нагромождением породы как раз метров через сто. К нему-то табличка и относилась.
В Метро частенько взрывали туннели, считавшиеся опасными. Для этого вовсе не требовалось, чтобы туннель вел к блуждающему кладбищу. Хватало и угроз, никак не связанных с мистикой. Метро ветшало. Попадавшая в трещины бетона вода рвала некогда прочные конструкции, как гнилую ткань. Образовавшиеся на поверхности водоемы тоже искали выход в туннели, грозя их затопить. Много туннелей было взорвано в годы гражданской войны между Ганзой и Красной линией из сугубо военно-тактических соображений. В послевоенные годы их принялись восстанавливать, но без строительной техники работа шла тяжко.
Нет, здешних туннелей можно было не бояться: ничего дурного в них не было. Это уже по табличке с предупреждением можно было догадаться. О серьезных опасностями предупреждали обычно черной или красной краской. Тут же предостережение было просто выцарапано кое-как на стене острым предметом. Так, времянка.
Вернулся из разведки Краб – успокоенный, снова обретший уверенность в себе. Стараясь загладить впечатление, он напустил на себя борзой вид и принялся учить Анатолия тому, как следует вести себя на Белорусской.
– Рта не раскрывай. Все, что надо, сам скажу. Ходи сзади хвостом и сопи в две дырочки.
Кулаки Толины сжались сами собой, стало слышно, как бьется сердце… Но он удержался.
Краб развинченной походочкой приблизился к блокпосту, перекинулся с часовыми парой слов и вскоре уже беседовал с ними, как со старыми знакомыми. Удивительно, какая дружба! Нет, не удивительно. Краб вытащил из своего бездонного кармана очень легкий на вид бумажный сверток и передал его старшему пограничнику. Тот развернул бумагу, понюхал содержимое, улыбнулся и дружески хлопнул Краба по плечу. «Дурь», – понял Толя. Им такой партии на месяц хватит. Служба напряженная, нужна и разрядка время от времени. Свести короткое знакомство с зелеными чертями всегда помогает.
Упрятав сверток, погранцы на Анатолия даже не взглянули. Приняли за кореша Краба, наверное. А может, дурь и была уплатой за безбилетного пассажира. «Слишком просто, – подумал Толя. – Даже неинтересно».
Но слишком просто не вышло. Оказавшись на платформе, Краб будто забыл, зачем пожаловал на станцию. Как пес, почуявший дичь, Краб раздувал ноздри и без конца вертел головой.
Особое внимание он уделял хорошо одетым мужчинам, лоснящиеся лица которых могли выдавать их принадлежность к Ганзе. Вор чуть не пускал слюну, приклеившись взглядом к очередному добротному рюкзаку, и Толе приходилось несколько раз напоминать о себе, дергая Краба за рукав. Не хватало еще, чтобы их схватили на этой станции строгого режима без документов!
Спотыкаясь о каждого мало-мальски обеспеченного человека, они прошли по выложенным черным мрамором ступенькам лестницы, ведущей на Кольцевую линию. На протяжении пути Анатолий несколько раз видел патрульных Ганзы и каждую секунду ждал, что у него спросят документы. Обошлось. Очередной бомж не вызывал у патрульных особых подозрений. Обычные же люди его просто откровенно сторонились. Белорусская, что про нее ни говори, оставалась одной из самых цивилизованных станций. Анатолий же потерял свою связь с цивилизацией в тот момент, когда прыгнул в яму, наполненную костями. Седой, оборванный, пахнущий застарелым потом и гнилью, он словно был окружен незримым пузырем, полем, в которое ни один нормальный человек не хотел бы попасть.
Ничего… Скоро он встретит Аршинова, и все кончится. Будет и горячая вода, и чистая одежда, и документы, и надежный смазанный автомат.
Осталось пройти последний блокпост. Там собралась небольшая очередь. В отличие от своих коллег, часовые на этом блокпосту несли службу бдительно: проверяли паспорта, ощупывали вещмешки на предмет оружия. Краба это нисколько не напугало. По всей видимости, он имел какой-то свой ключик к каменным сердцам и этих пограничников. Анатолий встал за спиной спутника и в предвкушении скорой встречи с Аршиновым глазел по сторонам.
Тут и пошло все наперекосяк.
Анатолий слишком поздно заметил, как шаловливая ручонка Краба погрузилась в рюкзак человека, стоявшего впереди. Анатолий замер. Остановить вора он уже не мог. Оставалось только уповать на профессионализм любителя чужого имущества. Однако в гороскопе Краба этот день был обведен черным кружочком.
– Ага, попался! Давно тебя, гад, ищу! Патруль! Я ворюгу поймал!
Жилистый безволосый мужик, неслышно подошедший сзади, ухватил Краба за шарф что было сил. Рассекая толпу, на крик бежали патрульные. Ганзейская форма! Камуфляж, автоматы… Этих-то Краб не прикармливал. Как выпутываться?!
Краб сам справился. Извиваясь всем телом, он освободился от захвата, ткнул бдительному гражданину пальцами в глаза и кинулся бежать, оставив мужчине в качестве трофея лишь свой великолепный шарф. Часовые на блокпосту замешкались, и вор этим воспользовался: перепрыгнув через ряд мешков, он оказался за блокпостом.
Толя последовал за ним, растолкал группу стоящих впереди людей и прыгнул через мешки. Не так ловко, как Краб. Подвел незашнурованный ботинок. Анатолий зацепился им за верхний ряд мешков и рухнул на рельсы. Спасла суматоха, поднятая Крабом. Задержать Анатолия спешили сразу несколько часовых. Каждый из них так старался, что мешал другим. Беглецу это дало несколько секунд форы. Он снова вскочил на ноги и бросился бежать. Сзади доносились крики преследователей и грохот их тяжелых башмаков, впереди раздавался дробный стук подкованных сапожек Краба. Анатолий вскоре нагнал вора и схватил его за плечо. Краб решил, что оказался в руках патруля, и наугад двинул Толе в челюсть. Потом обернулся-таки, увидел знакомое лицо и расплылся в улыбке:
- Кого я вижу! Том! Да ты ловкач!
- Я тебе покажу ловкача!
Анатолий схватил Краба за отвороты зеленого пиджака и принялся трясти так, будто надеялся душу из него вытряхнуть. Может, и вытряхнул бы, если не погоня.
Вдоль туннельных стен, приближаясь, заплясали огни фонарей. Послышались отрывистые команды и лай собак. Пограничники не собирались отпускать беглецов просто так. Бежать вперед было бессмысленно – собаки все равно окажутся быстрее. Краб заметался по туннелю в поисках места, где можно спрятаться. Неожиданно он за что-то зацепился и упал на колени. Раздался громкий вопль. Толя увидел, как вор, цепляясь руками за шпалы, ползет к темному проему в стене, прыгнул к нему, рывком поднял на ноги и втолкнул в подсобку. Краб тут же сел у стены, обхватил обеими руками лодыжку и начал жалобно поскуливать:
– Нога! Моя нога! Ой, летучиемлятараканы, как больно!
Зажав вору рот ладонью (этот гад его еще и укусил), Толя застыл и прислушался. От собак им точно не уйти, не спрятаться. Если они взяли след, сейчас в эту каморку ворвутся патрульные… Может, и арестовывать не станут, поставят здесь же к стенке и пустят в расход.
Где же преследователи?
Раздался вдруг жалобный собачий визг – будто дрезина экстренно затормозила, – потом послышались испуганные крики, грохнуло несколько выстрелов. И все стихло.
Анатолий отпустил Краба, взял у него фонарь и выглянул в туннель. За ними больше никто не гнался. Что-то отпугнуло погоню.
Он осторожно вышел на пути и замер, напряженно вслушиваясь. Тишина не была полной. Что-то едва слышно потрескивало. Анатолий включил фонарик и сразу увидел лежавшую на путях овчарку. Ее голова конвульсивно подергивалась, а черные глаза с немой мольбой смотрели на человека. Пес еле слышно хрипел, будто кто-то передавил ему горло и он не мог даже скулить.
Что за дьявольщина?!
Толя сделал шаг вперед, пытаясь понять, что случилось с собакой. И тут увидел черный кабель, обвивший заднюю ногу несчастного животного. Он уже встречал нечто подобное, когда шел вместе со своим отрядом.
И тут Толя вспомнил все. Вспомнил и похолодел. Колени затряслись. Что же он не успел расспросить у приютившей его женщине о Звере?.. Что теперь ему…
Спокойно. Медленно отходим…
В свете фонаря тускло поблескивали ромбовидные чешуйки. Они плавно двигались, переливались. Словно вытекали из-под земли. Ногу овчарки обвивали все новые кольца зловещего черного шланга. Щебенка под псом зашевелилась. За считанные мгновения в земле образовалась вмятина.
Воронка. Пес захрипел в последний раз… Резкий рывок, и тело животного с хрустом исчезло в проеме между двумя шпалами – мигом, вопреки всем законам физики, будто его черти в ад утащили. Анатолий хотел закричать, заорать от ужаса, он еле удержался. Позади послышалось уже знакомое потрескивание. Страшным усилием воли удалось удержать себя от резких движений. Анатолий лишь осторожно повернул голову. Всего в двух метрах у него за спиной, опершись на свитый в кольца хвост, медленно раскачивала долгой шеей гигантская Змея. Потрескивающие звуки издавал кончик ее хвоста, ритмично постукивающий по щебенке. Анатолий отчетливо видел на нем короткие, очень острые конические шипы.
Змеи… Что он знает о змеях?
«Нельзя смотреть змее в глаза, – пронеслось в голове. – Они гипнотизируют».
Подумав об этом, Анатолий вдруг понял: никаких глаз у жуткого существа не было и в помине. Вместо головы – едва заметное утолщение, увенчанное небольшим углублением, вокруг которого подергивались тонкие темно-красные усики. Не змея. Пиявка или червь.
Как же он ориентируется в пространстве вслепую? На слух? Вряд ли. Чувствует вибрации? Вот это скорее. Толя осторожно нагнулся, поднял осколок щебня. Червь свил новое кольцо и придвинулся к человеку ближе на шаг. Тогда Толя швырнул камень вперед, в темноту.
Как только брошенный Анатолием камень ударился о стену туннеля в десятке метров, жуткая тварь нырнула под землю. Через несколько секунд ее голова появилась точно в том месте, где упал камень. Анатолий в два прыжка запрыгнул в подсобку. На то, чтобы поднять с пола ржавую дверь и загородить ею проход, потребовалось всего несколько секунд. Когда Анатолий привалил к двери остатки какого-то механизма непонятного назначения, раздался гулкий звук удара. Затем еще и еще.
Анатолий отошел на середину помещения и приподнялся на цыпочки, пытаясь увидеть, что происходит в туннеле. Зрелище оказалось не из приятных. Баррикаду атаковали сразу четыре червя. Они ныряли в землю и, набрав нужную для удара скорость, били тупыми обрубками голов в сталь. Обнадеживало только то, что у тварей не хватало мозгов переползти через преграду. Сколько времени понадобится червям на осознание тщетности своих попыток пробить дверь? Когда они предпримут обходный маневр?
Анатолий посмотрел на Краба. Тот сидел в углу, обхватив руками лодыжку, уткнувшись глазами в стену подсобки. Анатолий проследил за его взглядом. Надпись! Еще одна предостерегающая надпись: «Смотри под ноги!»
Повинуясь призыву, Анатолий посмотрел в пол. Ничего, кроме мусора. Прочный бетон, который черви вряд ли смогут проломить.
Стук в дверь прекратился.
Анатолий выглянул в туннель… Земля превратилась в шевелящееся болото. Зловещее потрескивание и шуршание усиливалось с каждой минутой. Куски щебенки подпрыгивали и падали на рельсы. Черви явно не собирались уползать. Черт его дери, такое впечатление, что они совещаются. Что эти безмозглые твари обсуждают, как лучше и быстрее сожрать загнанных в ловушку людей. Изъясняются на своем языке. Спорят, выплевывая из ртов-воронок слипшуюся от слюны землю. Еще одно порождение Метро, еще одни представители новой, весьма жизнеспособной расы, карабкающейся на вершину пищевой цепочки.
Краб застонал. Анатолий подошел к нему, присел на корточки, заставил убрать руки с лодыжки и поднял мокрую от крови штанину. Верхняя часть щегольского сапога превратилась в лохмотья, зато спасла ногу от более серьезных повреждений. По всей окружности лодыжки, через равные промежутки располагались круглые ранки. Они были неглубокими, но Толе не понравились их воспаленные края.
– Червь зацепил тебя хвостом. Нечего сидеть и пялиться в стену. Займись ногой. Моча прекрасно обеззараживает раны.
Краб поднял на Анатолия расширенные от удивления глаза, кивнул и отошел в дальний угол. Толя оглядел каморку в поисках оружия – любого! Увидел закрепленный на стене ржавый кронштейн, навалился на него всем весом. Насквозь проржавевшие болты не выдержали. Раздался хруст, и в Толиных руках оказалась вполне пристойная булава. Он примерился, махнул ей раз, другой…
– Смотри под ноги! От ужаса Краб заверещал – страшно, по-бабски.
Толя схватил фонарик и направил луч света в пол. Цепкий взгляд вора уловил то, чего не заметил Анатолий. По бетону змейкой пробежала трещина, пересекая помещение по диагонали. Трещина росла, ширилась… Внутрь нее посыпалась бетонная крошка. Будто Земля раскалывалась пополам в этом самом месте.
Толя судорожно обшарил лучом фонаря стену. Может, найдется еще парочка кронштейнов, закрепленных повыше? Тогда он мог бы ухватиться за них и протянуть на этом гнете еще несколько лишних секунд…
И тут световое пятно провалилось в черный квадрат – у самого потолка в стене был проделан узкий лаз. Шахта воздуховода? Времени на размышления не оставалось. Краб уже подпрыгивал, отчаянно и комично, пытаясь вцепиться в край шахты. При его росте шансов у него не было. Толя бросился к вору, сел на корточки и подставил напарнику загривок. Потом с дрожащим Крабом на плечах выпрямился – у них двоих как раз хватило роста, чтобы вор смог ухватиться за скобу внутри воздуховода, подтянуться и исчезнуть в проеме.
И поминай, как звали.
«Верил бы я в рай, было бы приятнее, – подумал Толя. – Убедил бы себя тогда, что спасение человека тебе скоро зачтется. А так…»
Он поднял свою булаву и уставился в пол. Ждать появления червя пришлось недолго. В метре от ног Анатолия бетон вспучился, треснул, как яичная скорлупа. Вверх взлетел фонтан земли и обломков бетона, а затем из дыры Стремительно вынырнул червь. Анатолий взмахнул кронштейном, пытаясь попасть по раскачивающемуся телу, но промахнулся.
Тварь качнулась ему навстречу, повела шипастым хвостом, примеряясь…
– Том, давай руку!
Анатолий поднял голову и увидел высунувшегося из шахты вора.
Пол треснул в другом месте. Чтобы добраться до стены, пришлось перепрыгнуть через второго червя. Анатолий вцепился в руку Краба с такой силой, что едва не стащил его вниз. Последним, отчаянным рывком он забрался внутрь шахты. Перевернулся, зацепив Краба ногой, и посмотрел вниз. Теперь кишащих червей, извивающихся, словно в макабричном танце, было не меньше двух десятков.
Он опять обманул смерть. Вновь почувствовал на своем лице ее ледяное дыхание и в очередной раз ускользнул. Немногим повезло сбежать от этих жутких существ, подумал Анатолий. Вряд ли иначе о них до сих пор никому не было бы ничего достоверно известно.
И в той подсобке, через которую они проходили в начале пути… Там тоже прятались от червей люди. Прятались, да не спрятались. И ясно теперь стало, куда сгинул рыжий Митяй. Не Зверь забрал его…
Анатолий прополз вглубь шахты и лег на спину. А кто сказал, что им повезет? Возможно, шахта – вовсе не спасение, а лишь отсрочка гибели. Короткая остановка на пути в загробный мир. Черви найдут способ добраться сюда и утащат их под землю, как обычно, не оставив живых свидетелей.
Рядом послышалось тяжелое дыхание Краба.
– Эй, Том. Я прополз эту нору до конца. Выхода нет – кирпичная кладка.
Анатолий не ответил. Все было и так понятно: какое-то время следовало просто лежать и дожидаться, пока черви уберутся восвояси. Из подсобки донеслось несколько ударов. Мерзкие твари никак не могли успокоиться. Толя осторожно приблизился к входу в шахту.
Те явно не собирались уползать. Зарывались в землю и выпрыгивали на поверхность с упругостью распрямляющихся пружин. Стену под шахтой испещрили ямки. Анатолий подумал, что при таком упорстве черви смогут разворотить стену и добраться до них. Они повторят фокус с полом. Не так быстро, но повторят. Вопрос времени.
– Надо ломать кладку, Том! Они доберутся до нас, вот увидишь! Ломать кирпичи надо! Прорвемся! – дышал ему в ухо Краб.
Но Толю вдруг охватила апатия… Дремота. Вся невероятная, невыносимая усталость последних дней вдруг навалилась на него, смяла, прижала его к полу. Пусть Краб ломает кирпичи. Пусть борется. Он закрыл глаза. Выключил предохранитель. Чао!
Согнувшись в три погибели, Крабу удалось сесть. Он с отчаянием смотрел на спутника, который, наплевав на червей, мирно дремал.
Краб так и не смог до конца разгадать парня с припорошенной сединой головой, но определенно чувствовал к нему уважение. Псих, конечно. Но так ведь тоже надо уметь!
А что, парень прав, сказал вдруг себе Краб. Некуда больше бежать. Незачем больше париться. Он достал из кармана нож и принялся царапать на стене буквы.
«Здесь был Краб»
Был.
Глава 12
ХАРОН
Краб сидел на путях в одном сапоге. Второй он держал на руках, поворачивал и так, и этак, сокрушенно вздыхая. Изделие было основательно погрызено червями. Эта сцена оплакивания сапога выглядела настолько нелепо, что Анатолий разозлился. Следовало не охать, а радоваться!
Убытки Краба были минимальными в сравнении с главным – черви убрались восвояси. Просто уползли к чертовой бабушке, и никаких усилий для этого не потребовалось! Слишком простая развязка, чтобы быть правдой. Как они выбрались из шахты воздуховода?
«Я сплю», – сказал себе Толя.
- Я сплю, – объяснил он приснившемуся Крабу. – Черви никуда не делись. Они нас ждут. Ты обувайся и будь наготове. Я проснусь сейчас и тогда…
- Минуточку. Я должен тебе кое-что показать, Том. Ты не верил в бродячий туннель, – важно произнес Краб и поднял руку, указывая на проем в стене. – А он существует!
Анатолий увидел арку. Помещение за ней освещал ряд лампочек, свисавших на толстой проволоке со сводчатого потолка. Он никогда не видел, чтобы туннели освещались так хорошо, поэтому без опаски шагнул внутрь. Арки в стенах здесь действительно были. Как и рассказывал знаток Метро Митрич, они располагались в стенах через каждые десять метров. Имелись и ржавые цепи, а вот с болтающимися на них скелетами не сложилось: не было их тут.
Анатолий с интересом рассматривал древние камни, из которых был сложен туннель. Господи, кто и когда построил этот подземный ход? Все линии кладки были настолько точно выверены, что создавалось впечатление: туннель строили не люди, а машины. Существовала здесь и своя система вентиляции. Без нее невозможно было бы добиться такой идеальной чистоты и сухости. Возможно, отверстия у самого пола и были частью этой системы. Однако Анатолию они почему-то напоминали норы. Жилища крыс? Нет, в таком месте крысы жить не станут. Они любят темноту и грязь, а тут все чересчур стерильно.
Через пару сотен метров Анатолий увидел, что туннель заканчивается. Пытаясь все-таки понять предназначение этого подземелья, он ускорил шаг. Внезапно в туннеле стало темнеть. Мрак нагонял Анатолия сзади. Он оглянулся и увидел, что лампочки гаснут одна за другой. В лицо ударил порыв ледяного ветра. Цепи в арках начали раскачиваться и противно позвякивать. Когда Анатолий ступил в круглую комнату, потолок которой поддерживался одной массивной колонной, туннель окончательно прогрузился в темноту. Впрочем, темнота не была полной. От стен исходило зеленоватое свечение, которое позволило увидеть то, чего нельзя было рассмотреть при электрическом свете. Туннель оказался кладбищем.
Неизвестные строители замуровали в его стены множество скелетов: детских и взрослых, мужских и женских, прямых и скрюченных, целых, лишенных голов и других фрагментов тела. В призрачном зеленом сиянии останки просвечивались сквозь слой камней.
В нос ударил сладковатый запах гнили. Все камни заблестели от выступившей на их поверхности мерзкой слизи. В довершение всех превращений Анатолий услышал бормотание, доносившееся из-за колонны. Разобрать слов было нельзя, но звуки явно были членораздельными, и издавал их человек. Толя осторожно обошел колонну, но никого не увидел. Теперь задумчивое бормотание доносилось с другой стороны. Оно становилось все громче и громче, но когда Анатолий опять обогнул колонну, неведомый бормотун вновь оказался вне поля зрения. Анатолий носился вокруг колонны, как безумец. В бормотании уже можно было различить обрывки слов. Странных, но в то же время очень знакомых. Анатолий остановился, чтобы перевести дух, и вдруг понял, что слышит не просто бессвязный набор слов, а заклинания. Призывы к тому, чье появление принесет с собой абсолютную тьму.
Анатолий бросился бежать к выходу. Обратный путь оказался значительно труднее. Сухая земля под ногами превратилась в скользкую, зловонную грязь. Цепи раскачивались так широко, что доставали уже до середины прохода и грозили сбить Анатолия с ног. Из отверстий у пола показались заостренные морды. Ярко-красные, похожие на светящиеся горошины глаза внимательно следили за бегущим человеком. Вскоре крысы осмелели настолько, что начали пересекать туннель прямо у ног Анатолия. Он видел покрытые серой шерстью, колышущиеся тела на коротких ножках, прижатые к головам уши и длинные, как веревки, голые розовые хвосты. В какой-то момент наступил на одну из них, отскочил в омерзении и едва не упал. Крысы мгновенно почувствовали слабину и, сбившись в стаю, ринулись вслед за человеком.
Задыхаясь от неистового бега, Анатолий добрался до входа в подземелье и увидел, что сводчатый проем заложен ровными рядами камней. Дальше все пошло по сценарию, предсказанному Крабом. За исключением крыс. Анатолий не только молотил кулаками о стену, пытаясь пробиться в обычный туннель, и вопил о помощи. Он был вынужден отбиваться от крыс босыми ногами. Они с визгом отлетали вглубь туннеля и возвращались назад, чтобы опять атаковать. Когда Анатолию уже казалось, что он разделит участь тех, кто попадал в смертельную ловушку бродячего туннеля, один из камней зашатался. В новый удар Анатолий вложил все силы. Камень упал на противоположную сторону, а вслед за ним обрушилась и вся кладка.
Да, черт возьми, кладка! Вцепившись в это слово, Анатолий напряг всю свою волю и вырвался из цепких объятий сна. Во сне были камни, а наяву кирпичи. В любой кладке нет-нет, да и найдется слабое место.
Анатолий попытался сесть и больно ударился головой о потолок шахты воздуховода.
Краб дожидался его пробуждения, завершая свою собственную эпитафию.
Толя схватил его за руку, вырвал нож и пополз к замурованному концу шахты воздуховода.
Черви все бились где-то внизу – тупо, монотонно, неутомимо.
– Дай мне света! – крикнул Толя Крабу.
Вонзив нож в полоску цемента, он с силой провернул лезвие. На дно воздуховода упало всего несколько крошек цемента. Анатолий повторил процедуру и добился того, что цемент посыпался тонкой струйкой. В течение десяти минут он продолжал орудовать ножом, пока лезвие, не выдержав возложенной на него миссии, с мелодичным звоном не обломилось. Нож можно было вычеркнуть из списка оружия, но Анатолий добился своего. Совсем как камень в недавнем сне, один из кирпичей зашатался.
– Ко мне, живо! – приказал Крабу Толя. – Давай на спину и колоти ногами по кладке до тех пор, пока она не поддастся… Или у тебя башка не отвалится!
План сработал. По кладке зазмеились трещинки, провалился в черноту еще один кирпич, потом еще, а потом и сразу все оставшиеся сдались и с каменным скрипом ввалились внутрь.
Анатолий оттолкнул Краба, осторожно высунул голову из шахты и осмотрелся, готовый в любой момент вернуться обратно. Первое, что он увидел в свете фонарика, была стена. На первый взгляд она ничем не отличалась от других стен Метро. Такая любая другая. Обычная.
Такая, да не такая.
Толя спрыгнул на бетонный пол туннеля. Огляделся внимательно… Что за ерунда?!
Уложенные на кронштейны кабеля и трубы хоть и были покрыты толстым слоем пыли, но оставались абсолютно целыми. В большом Метро-то они уже лет пятнадцать как были все разворованы. Между станциями-союзниками телеграфные кабели приходилось заново прокладывать…
В полном порядке находились и лампочки в продолговатых плафонах, забранных металлической решеткой, и ящики рубильников. Если что-то здесь и пострадало, так только по вине времени, а не от рук людей. Продолжая осмотр, Анатолий заметил еще особенность: рельсы были утоплены в пол настолько точно, что их поверхность ни на миллиметр не выступала над бетоном. Кто-то еще на Войковской рассказывал ему о таком туннеле, предназначавшемся для проезда по Метрополитену обычных автомобилей. Тогда Анатолий воспринял рассказ, как обычную байку из разряда легенд о таинственном Метро-2. Теперь видел все собственными глазами.
Краб тоже обследовал новое место, но на свой манер. Открыл дверь ближайшей подсобки, юркнул внутрь и вернулся с двумя массивными разводными ключами. Один он вручил Анатолию, и тот с удивлением увидел, что на ключе нет следов коррозии. Кажется, с самого дня Катаклизма ими никто не пользовался. На ключах оставался густой слой смазки, сохранившей металл в целостности. Вооружившись, Анатолий почувствовал себя значительно увереннее. Теперь оставалось сориентироваться и определить направление движения. Судя по всему, туннель шел строго параллельно отрезку Белорусская – Динамо. Значит, идти следовало в том же направлении, что и раньше. Анатолий был уверен, что, обследуя на пути каждую подсобку, он рано или поздно отыщет выход в обычный туннель, а заодно сможет удалиться на приличное расстояние от проклятых червей.
Вопль Краба развеял надежды. На бетонном полу под отверстием шахты воздуховода, на обломках кирпича извивался червь. Тварь не помышляла о нападении, а просто била головой в бетон, пытаясь нырнуть под землю. Анатолий подбежал к червю и несколькими ударами ключа расплющил мерзкое тело. Агонизируя, червь начал бить щипаным хвостом о бетон с такой частотой, что звуки ударов слились в низкий вибрирующий гул.
Толя поднял глаза: второй червь, собиравшийся свалиться из отверстия шахты в туннель, будто услышав предупреждение об опасности, тут же исчез. Первый все еще подергивался, расплескивая вокруг себя черную жижу. Красные усики рецепторов вокруг его пасти потемнели.
Так ему, гаду! Толя придавил тварь ногой… Видят бог и Петр Алексеич Кропоткин, за последние несколько дней Анатолий не знавал большей радости. Простите уж, Петр Алексеич, за первобытность, но в наше тяжелое время не до свободы, не до равенства, не до братства, не до анархокоммунизма. У нас тут другая идеология, простая, как палка-копалка, как бронзовый топор: побеждает сильнейший. Вот и вся идеология, Петр Алексеич.
Мы не деградируем. Мы просто это… Назад, к природе. К истокам.
Черви скоро были забыты – впечатлений хватало и без них.
Анатолий и Краб обследовали все встречавшиеся на пути подсобки. Находили в них множество инструментов и приспособлений, когда-то облегчавших жизнь работникам Метрополитена.
– Слышь, Том. – Краб с недоверием во взгляде оглянулся на Толю. – Это как во сне, а? Бывает же так, знаешь, приснится: типа ты нашел клад! Целый арсенал, десятки цинков с патронами… Сидишь, перебираешь в руках, а потом думаешь во сне: а вдруг это сон? Надо проверить! Наберешь патронов кучу в руки и говоришь себе: ну, я просыпаюсь! И просыпаешься – только во сне. Патроны, ясное дело, у тебя в руках. Радуешься, как идиот. А потом на самом деле просыпаешься – башка болит, руки пустые… Тебе снятся сны, Том?
– Снятся. – Толя сухо кивнул, вспоминая свое последнее видение.
Анатолий с удовольствием бы променял груды приборов и инструментов на пару потрепанных ботинок – его собственные совсем развалились, и пришлось их сбросить. Однако ни спецодежды, ни обуви в подсобках не было.
Это наводило на мысль о том, что кто-то из жителей Метро уже побывал в таинственном туннеле. Все наиболее ценное было унесено аккуратно и незаметно. Анатолий пытался отыскать на бетонном полу следы, но слой пыли выглядел нетронутым. Через километр путешественники сделали привал и до последней крошки съели все, что дала в дорогу Клавдия Игоревна.
И заскучали. Туннель казался слишком однообразным. После обследования очередной подсобки Анатолий привычным движением направил луч фонарика вперед, не особенно рассчитывая увидеть что-то новое. Но тут…
Через пути метнулась серая тень. Толя успел заметить согнутую спину, седые волосы и слишком длинные рук; Больше ничего разглядеть не удалось – существо скрыло в боковом коридоре. Анатолий взял разводной ключ на готовку, короткими перебежками приблизился к темно проему коридора и замер, напряженно вслушиваясь. Ни звука. Только стук собственного сердца и биение пульса в висках.
Анатолий взмахом руки подозвал Краба, показал ему на фонарик и жестами велел отойти на противоположную сторону туннеля. Краб выполнил указание и направил луч фонаря в боковой коридор, а Анатолий влетел туда с поднятым для удара разводным ключом.
Все предосторожности оказались излишними. У стены смирно сидел старик. Морщинистые руки сжимали посох, сделанный из обрезка ржавой трубы. Седые, легкие как пух, полосы почти закрывали лицо. Из одежды на старике была только длинная, ниже колен рубашка из серой ткани. Грудь
украшало ожерелье из крысиных зубов. Он ни одним движением не отреагировал на появление Анатолия, и тот уже было решил, что грешным делом напугал старикана до того, что он скончался от разрыва сердца.
Вошедший в коридор Краб со свойственной ему бесцеремонностью моментально расставил все по местам. Поняв, что тому ничего не грозит, вор толкнул старика в плечо:
– Эй, дед, проснись!
Старик медленно поднял голову, отбросил волосы с лица и уставился на Краба. Тонкие губы раздвинулись, обнажив гнилые черенки зубов.
– Ночью на исходе века, темной ночью, верь – не верь, крыса ростом с человека постучалась в мою дверь… – странным свистящим полушепотом проговорил он.
Стихи?!
Толя почувствовал, как по спине побежали мурашки. Не столько от поэтических откровений старика, сколько от татуировки на его предплечье. Она изображала знакомое Анатолию существо с человеческим телом, головой крысы и длинным хвостом-стрелкой. Таинственный знак из кошмаров, непостижимым образом связанный с Тимирязевской.
На циничного Краба ни татуировка, ни стихи впечатления не произвели. Он поводил ладонью перед лицом старика, щелкнул пальцами.
– Ты чего, дед, слепой?
В ответ старик рассмеялся дребезжащим смехом:
– А ты, путник, считаешь себя зрячим? Ошибаешься. Зрячих здесь нет. В странствиях по этому миру обладатели глаз находятся в невыгодном положении. Зрение может обмануть, клянусь хвостом Бафомета. Ты увидишь впереди то, чего нет, и пропустишь за спиной, то самое главное, что в конечном счете сожрет тебя. Полагайся на слух и обоняние – самые надежные путеводители по царству крыс.
– Хватит нести чепуху о крысах, батя! – перебил советчика Краб. – Сам-то ты кто и зачем здесь расселся?
Старик встал и гордо выпятил тощую грудь: – Я – Проводник, а имя мне – Харон.
– Все ясно, – покивал Краб. – Это сумасшедший! В отличие от Краба, Анатолию было ясно далеко не все. Слепой старик назвался Хароном. Это имя было знакомо Анатолию. Порывшись в памяти, он вспомнил, что читал о Хароне в мифах и легендах Древней Греции. В них Харон был лодочником, перевозившим души мертвецов через реку Стикс, в царство Аида. А куда же провожает гостей слепой, беззубый, явно тронувшийся умом старикан с ожерельем из крысиных зубов?
– Нам надо на Динамо, отец, – произнес Анатолий как можно мягче. – Поможешь выбраться в нужный туннель?
– Ди… Динамо. Динамо, Динамо, – забормотал старик, потирая рукой морщинистый лоб. – Нет здесь такого места, и никогда не было, клянусь глазом крысы. Харон давно живет, Харон точно знает.
– Ну, о Белорусской ты ведь слышал?! – закричал Краб. – Не прикидывайся полным идиотом!
– Белорусская. Гм… Да, была когда-то такая станция, но очень давно. Теперь ее нет.
Анатолия поразило ощущение ирреальности происходящего. Черви, которые взялись неизвестно откуда и загнали их неизвестно куда, старик утверждающий, что Динамо никогда не существовало, а Белорусская – дело давно минувших дней. Может, шахта воздуховода была порталом, исходящим в параллельное измерение, коридором, ведущим из настоящего в будущее?
– Ну хоть куда-то отсюда можно выйти?
- Куда-то, конечно, можно, – прошамкал старик. – Вопрос в том, куда вам надо.
- Да хоть в пасть к дьяволу! – рявкнул Краб. – Лишь бы не слушать твою дурацкую болтовню.
Слепец встал и, шлепая босыми ногами по растрескавшейся бетонной дорожке, двинулся вглубь коридора. Анатолию и Крабу оставалось только следовать за ним. Не пытаясь больше добиться от полоумного старика внятных ответов, Толя водил лучом фонарика по полу, потолку и степам нового коридора. Он разительно отличался от основного туннеля. Из углублений квадратных секций сводчатого потолка торчала ржавая проволочная решетка, на стенах напрочь отсутствовали привычные атрибуты Метро-кронштейны, кабели и трубы. Повсюду валялись прямоугольники гофрированной жести. Смятые и местами лопнувшие, они были явно сорваны со стен.
Пол туннеля устилал песок, на котором в живописном беспорядке располагались груды кирпича и щебенки. Бетонная дорожка вскоре закончилась, и босому Анатолию приходилось подпрыгивать, когда в ступни впивались острые края камней. Несколько раз попадались небрежно сваленные у стен шпалы. Связав воедино все увиденное, Анатолий понял, что находится в недостроенном туннеле. Возможно, в одном из тех, которые отмечались на старых картах Метрополитена бледными линиями или пунктиром. Странно, что никто не знал о существовании такого туннеля в районе Белорусской и Динамо.
В отличие от Анатолия и Краба, спотыкавшихся на каждом шагу, старик чувствовал себя очень уверенно. Он ловко втыкал свой посох-трубу в песок и не чувствовал особого дискомфорта, ступая по битому кирпичу. По всей видимости, старик проделывал этот путь не один раз.
Время от времени слепец засовывал руку в небольшой мешочек на поясе, доставал оттуда что-то коричневое и сморщенное, совал в рот и принимался жевать. Анатолии решил, что сумасшедший питается вяленым мясом крыс, о которых так часто упоминал, но ошибался. Когда старик в очередной раз полез в свой мешочек, Краб спросил:
– Чего жуешь, старче? Угостил бы…
Старик рассмеялся своим дребезжащим смехом и вручил вору скрюченный коричневый отросток. Краб повертел угощение в руках, придирчиво осмотрел, сунул в рот, пожевал, сморщился, выплюнул коричневую кашицу и вытер губы рукавом:
- Что за гадость?
- Разновидность псилоцибе полуланцетовидной, которая прекрасно приспособилась к здешнему микроклимату. Раздвигает границы сознания. Благодаря ей я вижу гораздо дальше, чем вы.
- Чего?
Краб еще пытался понять, о чем говорит слепец, а Анатолию все стало ясно. Старик расширял сознание с помощью волшебных грибов. Теперь все встало на свои места. Никаких порталов и коридоров времени. Слепой наркоман жил в своем мире, и спрашивать его о таких прозаических вещах, как станции Метро, было бесполезным занятием. Получили объяснение и стихи о крысе ростом с человека. Старик поскромничал: накушавшись своей псилоцибе, он мог увидеть крысу размером со слона. Куда же он их вел так долго?
Толя прикинул, сколько времени было потрачено на дорогу, и сообразил, что они оказались на весьма приличном расстоянии от знакомых станций. Он схватил старика за рукав и заставил остановиться:
– Куда ты нас ведешь?
– Вы же сказали, что вам все равно, куда идти, а значит, и мне все равно, куда вас вести.
- Довольно наркофилософии и наркопоэзии! Когда мы придем?
- Скоро. Даже раньше, чем ты думаешь. Между прочим, наши железки лучше оставить здесь.
Анатолий и Краб отчего-то послушно положили ключи на песок. Вдруг и вправду раздвигает? Шут его знает…
Через сотню метров луч фонаря уперся в кирпичную кладку. Сырые, покрытые плесенью кирпичи украшал рисунок все того же человека с головой крысы. Рисунок, впервые появившийся в кошмарах и постоянно напоминавший о себе наяву. Этой жуткой картинкой закончился загадочный туннель. Однако старик продолжал идти вперед, и вскоре Анатолий заметил прямоугольник дверного проема. Он вел в пустую подсобку. Старик пересек ее, распахнул следующую дверь, и Анатолий увидел рельсы.
Настоящие рельсы, из тех, что лежат в нормальных туннелях. Конец блужданиям по странным коридорам в обществе слепого поедателя галлюциногенных грибов.
Рельсы – это определенность. В любом случае они ведут на какую-то станцию. Анатолий поспешил за стариком, и совсем скоро впереди показался прямоугольник света. Самого костра не было видно, но его багровые отсветы плясали на стенах. Анатолий различил силуэты нескольких человек, сидевших на мешках с песком. Один из них заметил приближение Харона со спутниками и вышел на пути.
– Это ты, слепой чертяка?
– Я! – воскликнул старик, ударяя своей трубой о рельс. – Причем не один, а с гостями, клянусь рогами Бафомета! Коготь будет доволен.
Еще не произошло ничего особенного, но Анатолий понял, что они с Крабом попали в большую беду. Часовой снял с плеча автомат и медленно приблизился. Гостей внимательно рассматривал верзила двухметрового роста, с наголо бритой головой и обнаженным торсом. Висевшее на могучей шее ожерелье было значительно длиннее, чем у Харона, и состояло явно не из крысиных зубов. За пояс, сшитый из серых шкурок, был заткнут кнут. Верзила бесцеремонно ткнул Анатолия кулаком в грудь:
– Шпион? Пришел выведать наши секреты?
– Вовсе нет. Мы заблудились и будем благодарны…
– Плевал я на твою благодарность. Ты на Тимирязевской, на территории Когтя! Хорошие манеры тут не в цене.
На Тимирязевской? От удивления Анатолий не мог произнести ни слова. Его сон оказался вещим. Стрелка, указывающая направление, в конечном счете, привела его на станцию, над которой стоял его дом. Только теперь здесь хозяйничали другие люди. Весьма странные, если не сказать больше.
Краб уже успел понять, что они вляпались, резко попятился и собирался броситься наутек. Харон резким движением выставил свой посох. Споткнувшись о него, вор со всего размаха рухнул на рельсы. Старик захихикал:
– Вставай, дружок, и больше не пытайся убежать от слепого Харона. Еще одна попытка смыться, и я проткну тебя этой палкой.
Харон отступил в сторону. За дело взялся здоровяк. Он направил ствол автомата Анатолию в грудь, схватил Краба за шиворот, рывком поставил на ноги и толкнул в спину:
– Вперед!
Толя сделал шаг, другой… В ноздри стал заползать омерзительный запах, и он понял: видеть то, что происходит на станции, ему совсем не хочется.
Глава 13
ТЕАТР САТАНЫ
Тимирязевская была для Анатолия чем-то вроде музея его собственного детства, заповедного места. И отчего-то думал, что, когда вернется сюда, все тут будет так же, как и в тот день, когда он навсегда Тимирязевскую покинул. Думал, что здешним жителям станция до священного трепета дорога в том же первозданном виде.
Поэтому то страшное место, куда он сейчас попал, Тимирязевской быть никак не могло.
Однако надпись на путевой стене не могла обманывать. Рельефные, подчеркнутые дорожкой черной плитки буквы навсегда врезались в память. Правда, теперь обращало на себя внимание не столько название станции, сколько надпись, сделанная корявыми черными буквами сверху, вначале изгиба сводчатого потолка: «In nomine Dei nostri Satanas Luciferi excelsi!»
Заграничные буквы Толя читать умел – еще с детства в голове осталось; по кускам же из Гумилева, да и из других читанных им книг можно было догадаться, что текст является латинским. В глаза бросались слова «Satanas» и «Luciferi».
По Метро ходили тревожные сплетни о том, что на одной из станций обосновались сатанисты, роющие уходящую бесконечно далеко вниз шахту; и что вроде бы сатанисты эти надеялись докопаться до самой Преисподней.
Но Толе показалось, что он уже сейчас в аду.
На платформе, среди гор вывороченных из пола мраморных плит пылал
десяток костров. Вокруг них сидели мужчины и женщины с одинаковыми, такими же, как у Харона, татуировками на предплечьях. Главным украшением каждого было ожерелье из крысиных зубов. Грязные лица и слипшиеся от жира волосы…
В центре платформы высилась гора земли, на которой восседали грозного вида люди, очень похожие на того, кто конвоировал Анатолия и Краба. Горемыки попали на станцию в разгар пиршества: головорезы жрали сочное мясо, отхватывая внушительные куски с проволочных вертелов. Огрызки падали под ноги, где их тут же подъедала челядь.
В торце зала были заметны остатки мозаики и три толстых трубы, вбитых в пол. К центральной трубе было прикреплено большое деревянное распятие. Резец неизвестного скульптора довольно грубо передал канонические черты Христа, однако сумел выразить печаль в его полузакрытых глазах. Деревянный Иисус с грустью смотрел на станционный зал с этой издевательской Голгофы и, казалось, хотел спросить: «Да что же вы, люди добрые?» Два других стол ба имели поперечные перекладины и были покрыты толстым слоем копоти. У их оснований поблескивали лужи черной жижи – скорее всего, машинного масла.
Стены были испещрены пентаграммами и заклинаниями на латыни. Сомнений в том, кто обосновался на несчастной станции, кто осквернил Тимирязевскую, не оставалось. Но самое ужасное Анатолий, оказывается, просто не успел еще разглядеть сквозь смрадный дым и испарения.
В центре зала потолок подпирали огромные кованые цветы. Каждый цветок окружали вбитые в пол трубы. Расстояние между ними не превышало пяти сантиметров. Только в одном месте между трубами имелся зазор, в который мог протиснуться человек. Проход перекрывала проволочная решетка, подвешенная на приваренных к трубам петлях. Она запиралась замком странной формы.
Большинство клеток было занято. В них сидели на полу и стояли, обхватив руками прутья, изможденные, оборванные люди с потухшими взглядами. Они были настолько грязными, что Толе стало ясно: только лишь сидением в клетках дело не ограничивается. Пленников явно использовали на каких-то работах.
Когда Анатолий и Краб проходили мимо груды земли, наваленной в центре зала, они увидели, чем занимаются несчастные. Над ямой глубиной метров в десять возвышался треножник с прикрепленным на верхушке блоком. Через него была переброшена веревка с привязанной к ней ржавой бадьей.
Группа людей на дне ямы голыми руками наполняла бадью землей. Затем, вцепившись в свободный конец веревки, пленники поднимали емкость наверх. Здесь ее ожидали три раба, которые опорожняли бадью и опускали в яму. Охранники, сидевшие наверху, хлестали рабов кнутами по обнаженным спинам и орали на них, требуя работать быстрее.
Один из надзирателей обглодал жареную крысу и швырнул скелет в яму. Внизу тут же вспыхнула драка. Рабы молотили друг друга кулаками, царапались и кусались до тех пор, пока останками крыс не завладел самый сильный. Забившись в угол ямы, он принялся с яростным чавканьем глодать добычу. «Щедрый» надзиратель с хохотом приблизился к краю ямы и приспустил штаны. На головы рабов полилась пенная струя.
Такого Толя не встречал ни у фашистов, ни у коммунистов. Даже на одичавшей Маяковской бродяги такого себе не позволяли. Как там говорил князь Кропоткин? Эволюция приведет к тому, что станут выживать не сильнейшие, а лучшие в нравственном отношении? Сюда бы вас, Петр
Алексеевич!
Как же можно так унижать живых людей?! От ярости у Толи потемнело в глазах. Не отдавая себе толком отчет в том, что делает, он прыгнул на гогочущего идиота и что было сил толкнул его. Надзиратель с воплем полетел в яму и глухо хряпнул позвоночником где-то на дне.
Толя еле успел увернуться от автоматного приклада. Пригнулся, ударил… На него навалились еще двое охранников, и к месту схватки со всех концов зала бежали все новые. Он сопротивлялся, сколько мог. Надсмотрщики, имея дело с измученными рабами, явно не привыкли к такому яростному сопротивлению.
Десятки пленников в клетках, казавшиеся Толе выпотрошенными куклами, увидев, как он дерется, вдруг ожили. Он будто дал им надежду на спасение – хотя у него самого никакой надежды не было. Рабы прижимались к железным прутьям своих клеток, многоголосо ревели, требуя крови и справедливости. Но что мог сделать одиночка против целой станции?
Он продержался несколько минут, потом его повалили наземь, и он мог уже только прятать лицо и стараться уберечь живот и пах. Наконец, по чьему-то зычному крику, избиение прекратилось. Анатолия поставили на ноги. Лицо его раздулось, превратившись в один сплошной синяк; глаза превратились в две узкие щелки, губы распухли на пол-лица. Сам стоять он не мог. Ему заломили руки за спину, перетянув запястья веревкой, и на этой веревке удерживали его на ногах, как марионетку.
Крабу тоже досталось порядком – просто за компанию, потому что он-то и не думал оказывать сопротивление. Руки у него тоже были связаны, кровь из ссадин на лице собиралась на подбородке и капала на пиджак.
Прямо за «Голгофой» в торце станционного зала находилась стальная дверь. Конвоир распахнул ее и втолкнул пленников внутрь. Судя по массивным бетонным постаментам с торчавшими из них обрезками болтов и остатками направляющих для тельферов с механическим приводом, закрепленных под потолком, они находились в машинном зале. В отличие от платформы здесь было чисто и сухо. Помещение освещалось электрическими лампочками, в свете которых поблескивали свежевыкрашенные ступеньки металлических лестниц.
Конвоир повел пленников к узкой металлической лестнице, ведущей на нижний уровень машинного зала. Спускавшийся вслед за Анатолием Краб неожиданно повернулся к охраннику и обеими рукам и вцепился ему в глотку. Надзиратель пресек попытку нападения, ударив вора в лоб своей железобетонной головой. Цепляясь за штаны конвоира, Краб сполз на ступеньки.
Что за ерунда? С какой стати махать кулаками теперь?! Еще больше Толя поразился тому, что вор, с большим трудом вставший на ноги, весело ему подмигнул. У хитреца явно имелся какой-то план.
Их ввели в просторную комнату. Среди рядов стеллажей, уставленных деревянными и металлическими ящиками, стоял стол и несколько табуретов. За столом сидел мужчина среднего роста с крючковатым носом, уткнувшийся в одну из лежащих на столе книг.
– Узрите величие Когтя, нашего отца и наместника Сатаны в предместиях ада! – торжественно провозгласил охранник.
Поначалу Толя далее не понял, что эти титулы касаются сидящего за столом человека.
Сосредоточенное выражение лица Когтя больше подходило бухгалтеру, чем главе дьяволопоклонников. О принадлежности к секте говорил только просторный черный плащ с капюшоном. Удивительное дело: помыкать своими последователями в Метро Сатана назначил бюрократа.
Коготь принимал посетителей. Двое хорошо одетых мужчин наперебой доказывали Когтю, что в прошлый раз доставили ему отличные автоматы. Коготь утверждал обратное и грозил, что прекратит всякие отношения с партнерами и они никогда не получат от него ни литра топлива. Это был разговор деловых людей, и речь в нем шла не о ритуалах с черными свечами и целовании изваяния врага рода человеческого в задницу. Гости Когтя предлагали ему пищу, патроны и оружие в обмен на дизельное топливо.
Анатолий присмотрелся к послам. Он не один раз встречал в Метро такую одежду и такие глаза. Глаза деловых, знающих цену всему на свете торговцев Содружества Станций Кольцевой Линии. Бизнес есть бизнес, любили говорить на Кольце. Если выгода очевидна, торговать можно хоть с чертом.
Итак, наместник Люцифера приторговывает дизельным топливом. Вряд ли он его производит, скорее наше, запасы в запечатанных туннелях и открыл лавочку. Соляра – дорогой товар, на вес свинца. Нефть прекратили добывать одновременно с концом света, нефтеперегонные заводы погибли, и вот уж больше двадцати лет люди жили на остатках былых запасов, кое-как освежая выдыхающееся топливо.
Закончились переговоры взаимными заверениями в дружбе и выражением надежд на плодотворное сотрудничество. Коготь пожал ганзейцам руки и пообещал, что загрузит мотодрезину бочками к середине завтрашнего дня. Купцы прошли мимо Анатолия и Краба, не удостоив их даже взглядом.
Охранник, согнувшись, доложил Когтю о пленниках и их скверном поведении. Коготь жестом отпустил здоровяка и откинулся на спинку стула.
– Доброй ночи, – невыразительно произнес он. – Вы откуда?
– С Маяковской, – на всякий случай соврал Анатолий.
– Очень милая станция, – вяло откликнулся Коготь. – Совершенная анархия, крайне удобно набирать новых сотрудников.
– То есть, воровать людей и превращать их в рабов? – с вызовом спросил он.
– Какая-то у вас варварская терминология. – Коготь побарабанил пальцами по столу. – Да и ведете вы себя довольно неотесанно. Заявляетесь в чужой монастырь, – он ухмыльнулся, – со своим уставом. Деретесь со службой безопасности, подаете плохой пример сотрудникам…
- Как вы можете так говорить?! – вскипел Анатолий. – Да посмотрите, как вы мучите этих несчастных! Ради чего?!
- Что значит – ради чего? Люди копают врата в Преисподнюю.
- О господи боже! Но зачем?!
- Давайте сейчас не будем произносить здесь политически некорректные причитания, – строго попросил Коготь. – Что касается раскопок, ответ простой. Этот процесс наполняет смыслом их существование и создает видимость какого-то прогресса. Знаете, как строительство коммунизма.
- Но вы же сами не верите в то, что сможете докопаться до ада! – понял Анатолий.
- Разумеется, верю, – холодно возразил Коготь. – Более того, я уверен, что все Метро и есть Адовы Врата.
- Это все мало похоже на Преисподнюю. – Толя обвел своим распухшим подбородком уютную канцелярию сатаниста.
- Мне не нужна вся эта подростковая бутафория, чтобы верить в Темного Повелителя, – пожал плечами Коготь. – Дьявол в наших сердцах и может общаться с нами напрямую. А что касается жизненных условий в Преисподней, думаю, для меня они будут мало отличаться от нынешних. Знаете, у топ-менеджеров всегда особый контракт. Сатана всемогущ и вполне сможет выделить мне просторный кабинет с кондиционером и панорамным видом.
Толя не нашелся, как ответить этому удивительному человеку. Коготь вздохнул, поднялся со своего места, стянул с полки увесистую амбарную книгу и раскрыл ее на столе.
– У меня для вас, в общем, две опции, – перелистывая страницы, задумчиво промолвил сатанист. – Одна – это общественно-полезные работы в котловане. Другая – жертвоприношение. Работы вам не подходят, потому что, как вы сами говорите, вы не видите в них особого смысла. Тогда удачным выходом из ситуации могло бы стать жертвоприношение. С одной стороны, у него отличный педагогический эффект – другим сотрудникам будет неповадно так относиться к корпоративной этике. С другой, опять же зрелище для граждан.
- Вы нас не запугаете! – неуверенно сказал Анатолий, оглядываясь на Краба.
- Я и не собираюсь. Для этого есть специально обученные люди, – улыбнулся Коготь. – Давайте-ка проверим, когда у нас было последнее заклание жертв во славу Бафомета…
Послюнявив палец, он перевернул еще несколько страниц в своем бортовом журнале, пока наконец не нашел нужный раздел.
– Так-так… В нынешней лунной фазе рекомендуется…. А у нас тут что по ведомости получается… Ага. Да, превосходно.
– Что превосходно?! – не выдержал Анатолий.
– Будем вас приносить в жертву, – довольно кивнул сам себе Коготь. – Охрана!
Краб, сосредоточенно промолчавший весь разговор, вдруг сморкнулся и метко харкнул с двух метров точно в лицо Когтю. Тот, как ни в чем не бывало, утерся, подошел к Крабу, улыбаясь, и вдруг одним коротким движением отрезал ему ухо выскочившим из рукава хирургическим скальпелем.
– На память о нашем знакомстве, – прибирая ухо в карман, вежливо улыбнулся он.
Краб завопил что было мочи, подпрыгнул на месте и рванулся к Когтю, но тут уже подоспела охрана. Пленников вывели в станционный зал и остановили в десяти метpax от распятия. Вокруг моментально собралась толпа. Коготь, успевший набросить капюшон, приветствовал сектантов церемонными поклонами и кивками головы. Анатолию развязали руки.
Лица сатанистов с блуждающими улыбками, их мутные от галлюциногенов глаза вызывали у Анатолия омерзение. Похожие на чертей из преисподней оборванцы с радостными криками подливали в ямы у подножия крестов свежую порцию машинного масла. Скорее всего, его плевок заставил Когтя не размениваться на испытания, а просто порадовать дьяволопоклонников зрелищем сожжения двух еретиков. Однако, вопреки ожиданиям, сжигать их пока не собирались. Анатолию вручили заостренный обрезок арматуры. Коготь указал на распятие.
– У тебя есть последний шанс. Отрекись от Христа, трижды пронзив его плоть копьем. Только так вы можете заслужить прощение истинного бога – нашего повелителя, всемогущего Сатаны!
Анатолий осмотрелся, пытаясь понять, как использовать копье. Лучшим из вариантов было бы метнуть его Когтю в грудь. Однако стволы автоматов, направленные на пленников со всех сторон, не оставляли Анатолию ни малейшего шанса. Он понимал, что не успеет направить копье на Когтя, как тут же будет изрешечен очередями. Неожиданно в круг выбежал Харон и забормотал какое-то заклинание. Толпа сатанистов поддержала его дружным ревом. Пританцовывая, Харон приблизился к распятию и плюнул в него. Анатолий тоже решил завершить свой номер и швырнул копье на землю:
– Не собираюсь тратить время на эту клоунаду!
На наглеца тут же уставились десятки пылающих яростью глаз. Раздались гневные выкрики. Анатолий было решил, что через мгновение его разорвут на куски, однако Коготь поднял руку, призывая сатанистов к спокойствию.
– Завтра утром состоится праздник жертвоприношения. – Коготь указал на Анатолия. – Напоить этого буян самым крепким из наших отваров. Перед тем, как очистительный огонь запылает, презренный еретик должен будет произнести речь и раскаяться в своих мерзких помыслах.
– Слава Сатане! – разразилась криками толпа. – Слава справедливому Когтю, да живет он вечно!
Разочарованно поглядывая на пленников, сатанисты разошлись к своим кострам. Рядом с Анатолием и Крабом остались только трое охранников. Через минуту к ним присоединился Харон, державший в руке закопченный чайник.
Вот и отвар, понял Анатолий. Нет, жрать эту дрянь он не будет! Рванувшись вперед, Толя попытался выбить чайник из рук безумного старика.
Нападения ожидали. Один из охранников взмахнул кнутом, точно захлестнув лодыжку пленника. Последовал резкий рывок, и Анатолий упал на спину. Его руки были тут же прижаты к земле, а в рот ткнулся носик чайника. Харон двумя пальцами зажал пленнику нос.
Чтобы не задохнуться, Анатолий был вынужден глотнуть мерзкого пойла. Под бормотание о расширении границ сознания слепец продолжал вливать в рот пленнику новые порции отвара. Когда Анатолия наконец отпустили и он попытался подняться, земля под ногами покачнулась, а лица окружающих людей вытянулись, превратившись в уродливые хари.
Что-то говорил Харон, но его привычная скороговорка замедлилась до такой степени, что каждое слово звучало не меньше минуты, и понять, где его начало, а где окончание стало невозможно. Земляная гора с восседавшими на ней надзирателями уплыла в глубину станционного зала, который превратился в бесконечный туннель. Анатолия подхватили под руки и поволокли к ближайшей из клеток. Последним звуком, имевшим хоть какое-то отношение к реальности, был лязг решетки.
Мир погрузился в серый туман, из которого выплыло лицо. Бледная, мелово-белая кожа, почти прозрачные веки без ресниц, непомерно большой, пересеченный глубокими морщинами лоб и пронзительные, будто светящиеся изнутри зеленые глаза.
Узкие фиолетовые губы зашевелились. Существо что-то говорило Анатолию, но он нe мог различить ни единого слова. Послышался низкий вибрирующий звук. Оживший червь продолжал колотить хвостом о бетон. Шум нарастал до тех пор, пока не вытеснил все остальные звуки. Анатолий вдруг понял, что слышит не удары хвоста, а свист воздуха, рассекаемого летящим предметом.
Над опустевшей платформой Тимирязевской кружила огромная черная птица. Присмотревшись, Анатолий сообразил: то, что он принимал за крылья, было широкими рукавами черного плаща. Свои владения облетал Коготь. Покружив под потолком станции, он опустился возле ямы, из глубин которой вырывались сполохи темно-багрового света. Заветная мечта сатанистов осуществилась – они пробились к пеклу и теперь выстроились на краю ямы в длинную очередь. Коготь со счастливой улыбкой заботливого отца, который наблюдает за своим сделавшим первый шаг ребенком, смотрел, как его сектанты, взмахивая руками, прыгают в котлован. Вскоре в станционном зале остались только Анатолий и Коготь. Предводитель сатанистов учтивым жестом пригласил Анатолия тоже пройти в ад. Как ни старался Толя оставаться на месте, невидимая сила толкала его к яме. Когда он оказался рядом с Когтем, тот отбросил капюшон и повернулся спиной. У Когтя оказалось два лица, и вторым было лицо Корбута. Профессор знакомым жестом отбросил со лба прядь седых волос.
– Не пытайтесь скрыться от меня, юноша. Я найду вас в самом дальнем уголке Метро. Вы недооцениваете старика-профессора. У меня много тел и обличий. Все это время вас вел и направлял я и только я. Крест, Коготь и Червь – всего три из великого множества моих ипостасей. Я есмь альфа и омега Метро. Его начало и конец. Раб, червь и Бог! Прыгайте в котлован, юноша, ибо адское пламя – самый надежный вариант генетического модификатора.
Позади, в глубине станционного зала, послышались шаги. Прежде чем Анатолий успел обернуться, в лицо Корбуту ударила яркая вспышка света. Двуликий монстр завопил от боли, закрыл глаза руками и шагнул в яму. Груда земли пришла в движение и стала осыпаться вниз. Вскоре от входа в ад не осталось и следа. Вместе с ямой пропали пепелища костров, клетки и пентаграммы. Тимирязевская стала такой, какой Анатолий помнил ее с детства. По выложенным черным гранитом и светлым мрамором плитам пола к Анатолию приближался Путевой Обходчик.
– Почему ты видишь все только в черных тонах? – загремел под сводами станции уверенный голос. – То, что в темных туннелях нет ярких красок, еще не означает, что их не существует вообще. Учись смотреть на ситуацию под разными углами, с разных точек зрения.
– О чем вы?!
– Двуликий Янус, помимо всего прочего, во все времена считался богом входов и выходов. Если тебе удалось отыскать вход на Тимирязевскую, значит, отыщешь и выход.
Обходчик выключил свой фонарик. Станционный зал погрузился во тьму, а из нее вновь выплыло бледное лицо без ресниц и бровей.
– Он возвращается, – произнесло существо. – Мне удалось нейтрализовать зелье и сейчас он полностью придет в себя.
Анатолий увидел бледную руку, пальцы которой были соединены прозрачными перепонками. Понял, что сейчас она коснется его лба, дернул головой, пытаясь избежать прикосновения, и ударился о трубу клетки.
– Смотри-ка, и правда, очухался! – радостно воскликнул Краб. – С возвращением, Том!
Анатолий выпрямился и коснулся пальцами шишки на голове. Он сидел на полу клетки в обществе Краба и мужчины крайне странного вида. Сосед был похож на великана, которого загнали в слишком маленькую для него клетку. Он производил впечатление существа, наделенного огромной силой. У него была непропорционально большая голова с покатым лбом и далеко выступающими вперед гипертрофированными надбровными дугами. Из-под них посверкивали маленькие, черные глазки в обрамлении набухших век. Ресниц не было вообще, как и растительности на бледном лице и темени, а губы были фиолетового цвета.
– Его зовут Мобат. С Филевской линии, – пояснил Краб.
Филевская линия, почти целиком лежащая у самой поверхности или вообще на земле, по слухам, была населена мутантами. Толща земли защищала от радиации жителей центральных станций, но на Филевской был слишком высокий фон. В первом поколении большинство выживших перемерло от лучевой болезни и рака, а детишки у них родились странные. И Мобат, судя по слухам, был еще не самым удивительным уродом.
Новый знакомец отличался двухметровым ростом, плечами неимоверной ширины и лопатообразными ладонями с перепонками между пальцами. Они-то и поразили Анатолия больше всего.
Краб поправил грязную повязку, прикрывавшую безухую голову. Несмотря на потерю уха, присутствия духа он ничуть не терял.
– А правда, что вы у себя на Филевской людей жрете только так? – поинтересовался вор, продолжая прерванную светскую беседу.
– Едим, конечно, но не всяких, – снисходительно улыбнулся Мобат. – Тебя, к примеру, никто жрать не станет.
– Это еще почему?
– От одного вида тошнит!
– Тогда я к вам в отпуск приеду! – хихикнул Краб. И тут же затараторил: – Мобат – настоящий экстрасенс. Это он тебя откачал. Любого может загипнотизировать, поэтому здешние громилы в одиночку к его клетке не подходят и на работу не выпускают.
– Это правда, – кивнул мутант. – Если бы мог выбраться из этой чертовой клетки, они бы тут живо заплясали под мою дудку. Но замок…
– Самый обычный замок, винтовой, – сообщил Краб. – Прост, как кремневое ружье, и поэтому его можно открыть только родным ключом. Эх, что бы вы без Краба делали!
Вор сунул руку в карман и вытащил оттуда ключ. Анатолий вспомнил, как Краб ни с того ни с сего бросился на конвоира и, цепляясь за его одежду, сполз на пол.
– Красиво, – оценил Толя.
– Мастерство не пропьешь, – скромно улыбнулся Краб.
Глава 14
ЖАБДАР
Однако сам по себе ключ еще ничего не решал. Они могли отпереть клетку, но пройти по платформе через толпу вооруженных, жаждущих крови отморозков казалось делом немыслимым.
Мобат придерживался иного мнения. Он пробыл на Тимирязевской достаточно долго, поэтому был хорошо знаком со здешними порядками. Без лишних слов он обрисовал ситуацию.
Когтю не удалось наладить дисциплину. Подавляющее большинство сектантов не подчинялось никаким приказам и выполняло все поручения из-под палки. Самым действенным способом влияния на склочных и драчливых поклонников Люцифера были галлюциногенные грибы, которые выращивал в укромных, никому не известных местах лично Харон. Грибы высушивали, чтобы есть просто так или готовить отвары. Под грибами выступления Когтя проходили на ура, однако палка имела два конца: вечером сатанисты самостоятельно готовили галлюциногенный напиток в большем котле и напивались так, что не могли шевелить языками.
И точно! Сатанисты сейчас лежали вповалку у потухших костров и храпели так, что потолок осыпался. Бодрствовал только часовой. Анатолий видел, как тот сидит на мешке с песком и, опершись на свой автомат, клюет носом. Краб просто сгорал от желания открыть замок, но Мобат не торопился покидать клетку.
– Мне надо несколько минут на то, чтобы подготовиться. Истратил слишком много сил, когда очищал твой мозг от дурмана. Если не восстановиться прямо сейчас, буду ни на что не годен. В последнее время от этой работы сильно болит моя голова.
Мобат сел, опершись спиной на прутья клетки, широко расставил могучие ноги и приложил ладони к своему громадному лбу. В полной тишине прошло десять, пятнадцать, двадцать минут… Наконец мутант встал и кивнул Крабу. Тот ловко просунул руки между прутьями решетки, повозился с замком и осторожно отодвинул в сторону проволочную сетку двери. Анатолий и Краб протиснулись в образовавшийся проем без особых хлопот, а вот Мобату пришлось помучиться. Только теперь Анатолий увидел, насколько огромен мутант. Он выглядел достаточно грозно и без сверхспособностей, о которых говорил Краб.
Троица двинулась через станционный зал, стараясь не наступить на спящих тут и там дьяволопоклонников. При этом Краб, как обычно, не терял времени даром. Когда они добрались до края платформы, в руках у вора были фонарик, веревка и чей-то рюкзак.
- Умоляю тебя, только не надо выкрадывать обратно свое ухо, – зашептал ему Толя.
- Зачем? Чтобы похоронить его в коробочке? – прыснул вор. – Нет, брат, я адрес запомнил, в следующий раз вернусь сюда за ухом этого бюрократа!
Теперь предстояло миновать блокпост. Часовой клевал носом, но пройти мимо, не разбудив его, у них не получилось бы.
Мобат поднял руку, призывая спутников оставаться на месте, спрыгнул на пути и быстро подошел к часовому. Тот услышал шаги, вскинул голову и поднял автомат, направив ствол в грудь мутанту. Мобат, не обращая внимания на оружие, что-то тихо сказал часовому, а затем поводил своей перепончатой ладонью в нескольких сантиметрах от его лица.
Охранник тут же вытянулся по стойке смирно, вскинул автомат на плечо и уставился в стену. Когда Анатолий проходил мимо, не удержался и взглянул часовому в лицо. Тот, погруженный в транс, пялился в стену, словно кроме нее не существовало ничего на свете. Мобат знал свое дело. Но чудеса не давались ему даром. Мутант сжимал виски ладонями и морщился от боли. По всей видимости, гипноз истощал его и причинял ему страдания.
Но, как бы он себя ни чувствовал, нельзя останавливаться ни на секунду, пока они не уберутся от станции на безопасное расстояние.
Но тут через пути метнулась серая тень, звякнула, ударившись о рельсу, металлическая труба-посох. В отличие от своих собратьев, Харон не спал. Прижавшись к стене, он втягивал ноздрями воздух, пытаясь определить, кто шляется по туннелю ночью. Мобат оказался к слепцу ближе все и сразу попытался применить гипноз, но ни пассы, ни слова на Харона не действовали.
– Ага! Я чую вас, – пропел старик. – Собираетесь улизнуть? Не получится. Харон не дремлет.
Слепец раскрыл рот, чтобы криком поднять тревогу, но тут в дело вступил диверсант. Толя метнулся к старику, с лету врезал ему в солнечное сплетение, перебивая дыхание, и зажал рот рукой. Харон оказался не таким слабым, каким выглядел на первый взгляд. Извиваясь всем телом, он пытался освободить рот и нанес Анатолию весьма чувствительный удар по ноге своей палкой. Повалить Харона на землю удалось только общими усилиями. В рот старику затолкнули его собственный мешочек с грибами, стянули руки и ноги лоскутами одежды и бережно уложили вдоль стены.
Новый сюрприз ждал беглецов уже через пятьдесят метров. Свет фонарика выхватил из темноты стоящую на путях мотодрезину. На ней, укрывшись одеялом, спал человек. На этот раз Мобат действовал один. Он на цыпочках подкрался к спящему, положил ему руку на лоб и что-то прошептал. Человек отбросил одеяло, сел, удивленно посмотрел на мутанта, а затем отдал ему свой автомат.
Анатолий узнал одного из ганзейских купцов, успешно проведших с Когтем переговоры о поставках оружия. Чистюля брезговал ночевать на станции, где пахло как в выгребной яме.
Граждане Содружества Станций Кольцевой Линии пользовались в Метро большим влиянием, и Толя рассудил, что торгаш очень им пригодится – и как живой щит, и как пропуск, и как гарантия неприкосновенности. В конце концов, купец и сам вполне мог стать товаром, который можно было выгодно продать. Вопросов морали тут не было: человек решивший продать свою душу, должен быть готов и к тому, чтобы выкупать свое тело.
Правда, после знакомства с Мобатом торговец больше походил на живого мертвеца, чем на человека. Однако Анатолий рассчитывал, что действие гипноза скоро закончится и ганзеец будет достаточно вменяемым, чтобы осознать сложность своего положения и стать покладистым.
Крабу очень хотелось позаимствовать мотодрезину, однако Мобат охладил его пыл.
– Там, куда мы сейчас пойдем, нет рельсов.
Непререкаемый тон мутанта говорил о том, что он знает путь.
– Так не достанься ж ты никому, – сказал вор дрезине. Он полез в двигатель и назло врагам выкрутил оттуда какую-то деталь.
Мобат, на самом деле, оказался хорошим проводником. Когда путешественники добрались до места, где повстречали Харона, и свернули в бетонированный туннель, мутант распахнул дверь одной из подсобок. Краб и Анатолий уже побывали внутри, обследовали помещение и не нашли там ничего необычного.
Мобат схватился руками за пустой железный шкаф, закрывавший противоположную стену, с легкостью оторвал его от пола и отодвинул в сторону. За шкафом в стене обнаружился тесноватый лаз, войти в который Мобат мог только согнувшись в три погибели.
– Этот ход ведет к нам, на Молодежную, – оглянулся на своих спутников мутант. – Мы рыли его почти пятнадцать лет…
Краб, услышав о Молодежной, впал в уныние.
– Погоди-ка, фиолетовый! Нам на Замоскворецкую линию надо. При чем здесь Филевская?
– Я не знаю, как выбраться на Замоскворецкую, но отведу вас к Жабдару, который обязательно укажет путь.
Вор с самым упрямым видом скрестил было руки на груди, собираясь спорить, но из глубин туннеля, по которому они сюда пришли, послышались крики. Кажется, погоня! Махнув рукой, Краб нырнул в проход. Анатолий последовал за ним. Очумелый ганзеец послушно двинулся за ними, влетев лбом в низкую притолоку. Последним в лаз втиснулся Мобат, придвинув на место шкаф. Краб включил уворованный фонарик.
– Черт подери! – восхитился он, оглядывая бесконечную кишку прохода. – И зачем вам потребовалось выкапывать его? В Метро не ездилось?
Мобат, опустившись на колени, полз вперед на четвереньках. Рассказывать ему было не слишком удобно, и он частенько прерывался, чтобы отдышаться.
– Думали, что сможем сбежать из этого проклятого места. Среди нас, знаете, были раньше метростроевцы… Они все рассказывали о запечатанных туннелях. И мы решили отыскать их. Хотели уйти как можно дальше от Метро. От людей. От сталкеров, которые отстреливают нас как экзотическую добычу. От ганзейских торгашей, которые торгуют нашими детьми, чтобы выставлять их в передвижных цирках уродов. Думали, в этом новом месте будут жить только те, кого радиация сделала изгоем. Хотели прекратить всякие контакты с обычными людьми.
– Слушай, брат, – встрял Краб. – Мы только за! Если вы нас, людей, там на завтрак и ужин хомячите…
– Господи, какая ересь! – вздохнул Мобат. – Я сам человек! Обычный человек! Разве есть моя вина в том, что меня упрятали в это тело?! Да, на Филевской мы пьем грязную воду, дышим отравленным воздухом, болеем, гибнем, рождаемся уродами… Мы хотели уйти на станции глубокого залегания. Но нас туда не пускали! Кому нужны такие соседи… С лишними пальцами, с зобом, двухголовые…
- Ух ты! – не выдержал Краб.
- Делиться с монстрами водой, пищей, жизненным пространством? Нет, нормальные люди к этому не готовы. Нормальные люди готовы перерезать нам глотки и продавать наши головы в сувенирных лавках.
- Я думал, мутанты приспособлены к жизни на поверхности, – осторожно сказал Анатолий.
- Радиация смертельна для большинства из нас точно гак же, как и для вас, – покачал тяжелой головой Мобат. – Многих гноит и убивает рак. У меня опухоль в мозгу. Ей я обязан своими необычными способностями, но она же меня и прикончит. И уже допивает мои силы…
- Может, в следующих поколениях вы сможете…
- Наши потомки, возможно, выживут. Большинство из них уже не похоже на людей. Жаль, дети у нас почти не рождаются. Хочу верить, что те, кто родится и выживет, когда-нибудь все же станут хоть немного счастливыми. Иначе выйдет, что мои братья зря погибали во время жестоких погромов, даром развлекали своим уродством жителей богатых станций и совершенно напрасно годами рыли этот туннель. А может, мутанты и правда собраны вместе и наказаны Богом за какие-то прегрешения? Иначе с чего бы подземному ходу вывести нас не куда-нибудь, а к этим…
- Знаешь… – Анатолий помолчал, колеблясь. – Я оказался тут из-за человека… Ученого, который надеется управлять мутациями. Говорит, что хочет создать новую расу. Это сделает людей нечувствительными к радиации, поможет им вернуть власть над миром. Вот только беда… Выглядит этот ученый как человек, а ведет себя как нелюдь. И создания его своему творцу под стать. Они, может, и сумеют жить наверху… Только больше никто другой там жить уже никогда не будет.
– Я слышу тебя, – произнес Мобат. – И вижу. Ты ждешь от меня совета?
Толя обернулся к нему и кивнул.
- Чтобы создать прекрасную новую жизнь, нужно быть светлым и безгрешным, как Бог. Человек же темен и грешен. Он думает о власти и о выгоде. Поэтому он умеет порождать только монстров. Уж мне, монстру, ты можешь поверить, – грустно усмехнулся великан.
- Я должен его убить, – сказал Анатолий и Мобату, и себе.
- Делай, что должен, – произнес тот.
Самодельный ход хоть и не впечатлял своими размерами, зато был прорыт по всем правилам землеустроительного искусства. Через каждые пять метров земляной потолок подпирали металлические трубы с фланцами на обоих концах. В наиболее опасных местах стены укреплялись проволочной сеткой. Единственным неудобством была низкая высота туннеля, пришлось идти согнувшись, и Анатолий хотел сделать привал, чтобы дать отдых затекшей шее.
Однако в этот момент в горло ему уперлось холодное железо, а чьи-то пальцы впились в его волосы.
– Как вы меня сюда притащили?! – вопил вышедший из гипнотического транса купец. – Ведите назад, или я перережу ему глотку!
Краб подобрал оброненный Толей автомат и попытался наставить его на очнувшегося ганзейца.
– Ну-ка опустил нож, падла! – заорал он что было сил. – Стрелять буду!
- Не вздумай! – закричал Толя, увидев в глазах вора безумную искру и испугавшись ее.
- Отойди, бомжара, а то кровью забрызгает! – орал торговец, слишком сильно вжимая нож в Толину шею.
- Ты кого бомжарой назвал, фраер?! – крикнул Краб, щелкая предохранителем.
Если бы не Мобат, через несколько секунд случилась бы кровавая баня.
Мутант оставался спокойным. Он просто сказал ганзейскому купцу:
– Зачем ты взял в руку раскаленный прут? Брось, а то обожжешься…
Ганзеец отпустил Толю, отшвырнул нож и замахал рукой так, будто на самом деле получил ожог.
– Сейчас ты успокоишься и пойдешь с нами, – продолжал Мобат, пристально глядя в глаза купцу. – Ты не станешь больше кричать и драться.
Купец кивнул в ответ. Его руки повисли, как плети, а голова поникла. Новая гипнотическая атака лишила мутанта последних сил. Опираясь рукой па стену, он с трудом сел, прижал руки к вискам и застонал. Анатолий хотел помочь Мобату подняться, но тот отстранился.
– Дальше пойдете одни.
- Мы тебя не бросим. Если надо будет, на плечах дотащим! – мотнул головой Толя.
- Пришлете помощь, – отмахнулся мутант. – На Молодежной попросишь, чтобы тебя провели к Жабдару. Только к нему самому. Все, уходите. Мне тяжело говорить.
Мобат уронил голову на колени и больше не произнес ни слова. Остаток пути пришлось проделать втроем. Ганзеец больше не приходил в себя, шагал неутомимо и механически, как игрушечный солдатик с пружинным ключом в спине. Через некоторое время Анатолий перестал опасливо оглядываться на пленника, свыкнувшись с ним как с прибившейся к отряду дворнягой.
На Молодежной они оказались неожиданно для самих себя. Лаз, казавшийся бесконечным, тянувшийся километр за километром, вдруг сделал последний поворот и закончился прямым выходом на пути. Тут же стояли груженные грунтом вагонетки, на которых строители увозили из лаза породу.
Чужаков тут же обнаружили.
Два молодых человека с бледными лицами, одетые в длинные плащи цвета хаки, спрыгнули с платформы на пути.
– Отдайте оружие, – спокойно, с достоинством попросил один. – На Молодежной с автоматами разрешается ходить только часовым.
Анатолий без препирательств сдал автомат. Он внимательно смотрел на часовых, пытаясь отыскать у них признаки мутаций, но не увидел ровным счетом ничего. Может быть, они скрыты под плащами?
На платформе Молодежной царил образцовый порядок. Выложенный серым и розовым гранитом пол был чистым, а места для костров огорожены кирпичными бордюрами. Между двумя рядами колонн располагались палатки – заплатанные, износившиеся.
На многих из здешних жителей трудно было смотреть без содрогания. Те, что внешне казались настоящими, «неизмененными» людьми, выглядели чрезвычайно болезненно; у многих на шее висел огромный зоб – распухшая щитовидная железа, верный признак лучевой болезни. Двухголовых на платформе видно не было, но и без них станция напоминала настоящий паноптикум. Пару раз Анатолию еле удавалось подавить желание перекреститься.
Гостей проводили в большую палатку, где изуродованный радиацией мужчина средних лет подробно расспросил их о побеге с Тимирязевской. Услышав об оставшемся в туннеле Мобате, он немедленно приказал снарядить спасательный отряд.
– Хотите видеть самого жабдара?
Мужчина вывел Анатолия из палатки и проводил к стальной двери, расположенной в конце зала. Анатолий ожидал, что подчиненный отправится к начальнику с докладом, но тот просто кивнул и отступил в сторону.
Прежде чем толкнуть дверь, Толя вдохнул поглубже. На платформе ему пришлось насмотреться такого… Каким же чудовищем должен быть предводитель мутантов?
В помещении царил полумрак. Зеленоватый свет, исходивший от флюоресцирующей плесени на стенах, почти не рассеивал темноту, поэтому того, кто сидел в дальнем углу комнаты, различить было невозможно.
– Я не переношу света, – произнесло существо хрипловатым магнетическим голосом. – Много лет назад моя кожа стала прозрачной… Я закрываю веки, но темнота не приходит. Чтобы заснуть, мне приходилось завязывать глаза. Ноги отсохли… И вот уже полжизни я ползаю. Как червь…
Толя вздрогнул. Жаб дар испустил тихое свистящее сипение. Смех?
- …или как змея. Раньше, когда в этом мире были еще стороны света, на Севере жили люди, которые верили в Жабдара. Великого змея, который охраняет вход в запретное царство духов. Я взял себе его имя. Когда живешь столько лет в полной тьме, начинаешь видеть в ней вещи, недоступные обычным людям.
- Духов? – тихо спросил Анатолий.
- Зачем тебе знать… – засвистел снова Жабдар. – Когда столько времени живешь в темноте, начинаешь видеть себя изнутри. Я вижу свое сердце и могу остановить его в любую секунду. Я бы избавил от мучений себя, но обрек бы на муки свой народ… – Он замолчал.
– Меня зовут… – не выдержав тишины, начал Анатолий.
– Странник Том. Я слышал о тебе, – кашлянул из темноты Жабдар.
– От кого? – нахмурился Анатолий.
– От Метро, – засвистел человек-змей. – Я знаю, что ты хороший человек.
Знаю, что веришь в простые истины, что хочешь спасти мир. Мир жесток. Но ты хочешь спасти всех, чтобы уцелели те немногие, кто тебе дорог. Ты – хороший человек. Думаешь, старик-философ, книги которого ты так любишь, предвидел прекрасный новый мир, справедливое чудесное общество… Не предвидел. Придумал. Он сам был хороший человек. А его использовали головорезы. Ты думаешь, когда-нибудь его учение сможет изменить людей. Но тут одна беда: не все желают верить в то же, во что веришь ты. Бывает, приходится заставлять. Бывает, приходится убивать. Случается, вырезать вместе с семьями. За идею. Идеалисты беспощаднее бандитов. Будь осторожен на этом пути. – Жабдар снова умолк.
– Мне нужно в большое Метро, – произнес Анатолий. – Надо найти человека, который сделал чудовищ из моих товарищей, который пытался убить меня… Который хочет переделать людей. Надо найти Корбута.
– Корбута?.. Я слышал о нем. Ты хочешь смерти этому человеку?
– Я должен убить его. Должен отомстить за своих. Должен помешать ему выковывать монстров! Прикончить его, взорвать лабораторию. Сделать то, ради чего я отправился в этот поход.
– Я вижу настоящее, но мне недоступно будущее. Тебе окажут всю
необходимую помощь. Но не думай, что, умертвив этого человека, ты изменишь мир к лучшему. У гидры много голов. Вырастут новые.
Жабдар утих, словно давая Толе возможность возразить. Но тот ничего
не хотел говорить, он только сопел упрямо и сжимал кулаки. Тогда человек-змей продолжил:
- Неподалеку от этой станции есть один забавный туннель – автомобильный, без рельсов. Его строили как один из отходных путей для советских вождей. Туннель небезопасный, и радиация там высокая, но все лее в нем не так опасно, как на поверхности. Выводит он к Кольцу. Я слышал, с вами идет человек из Ганзы?
- Толя кивнул, спрашивая себя, говорил ли он об этом кому-либо на Молодежной. Кажется, не говорил. Что же выходит, духи нашептали?
- Пришли ко мне этого человека сейчас. Я попрошу его помочь вам. Какое-то время он будет считать вас своими друзьями, но помни – мои возможности не беспредельны, поэтому расстаться с ним следует при первой возможности. И последнее, Странник Том. В туннеле, который выведет вас на Кольцевую, вы повстречаете мутантов, окончательно потерявших человеческий облик. Не применяйте оружие против них. Пугает только внешний вид. В остальном это самые безобидные из существ, которых я знаю. Почти животные, уже утратившие всякую связь с цивилизацией. Прощай, Том. Подойди ближе и дай мне пожать твою руку.
Анатолий, переступив через себя, выполнил просьбу Жабдара.
Выползшая из темноты бледная, исхудавшая рука была единственным, что он увидел.
Пока ганзеец находился у Жабдара, Анатолий присоединился к Крабу,
уплетавшему за обе щеки какое-то варево из шампиньонов. Краб со свойственным ему непостоянством объявил, что ему очень нравится на Молодежной. Анатолий, думая о здешнем радиационном фоне, ел без особого аппетита и, не поддерживая болтовни спутника, молча наблюдал за тем, что происходит на станции. Обитатели Молодежной выходили из своих палаток и направлялись к краю платформы. На путях что-то происходило. Анатолий встал и, пройдя сквозь толпу, увидел то, что заставило мутантов покинуть свои жилища. Парни, первыми встретившие Анатолия и спутников, несли Мобата. Могучие руки великана бессильно болтались, глаза были закрыты, а фиолетовые губы почернели. Мутант отдал последние силы для того, чтобы вырваться из плена и умереть среди своих собратьев. Прощаясь с Мобатом, мужчины Молодежной откинули капюшоны, обнажив лысые головы.
Анатолия кто-то тронул за плечо. Рядом с человеком, проводившим Анатолия к Жабдару, стоял улыбающийся во весь рот ганзеец. Он протянул руку:
– Михаил. А ты, кажется, Анатолий?
В такой момент улыбка купца выглядела неуместной, но что взять с загипнотизированного? Анатолий пожал протянутую руку. Троицу отвели в одну из палаток, где, как обещал Жабдар, их ждали автоматы, фонарики, рюкзаки с едой и, что самое главное, – пара отличных ботинок.