Глава 18
ПЕРЕХОД
Между забранными в проволочные решетки тусклыми лампами было шагов по тридцать, и они скорее обозначали периметр, нежели освещали территорию. Сафонов остановился в одном из световых пятен и поднял руку. Крадущийся позади Нанас распластался в снегу, продолжая внимательно следить за действиями мэра. К тому как раз подбежал охранник, и Сафонов, жестикулируя, стал что-то ему объяснять. Охранник закивал и быстро исчез в темноте. Немного выждав, мэр призывно махнул рукой. Нанас, пригибаясь, побежал к нему, досадуя на громкий хруст снега, который, казалось, разносился в морозной ночной тишине, по всему городу.
— Давай! — выдохнул мэр облачко пара.
Нанас быстро смотал с железного тройника веревку, разложил ее на снегу кольцами и стал приноравливаться к броску. Стена центрального периметра отсюда, непосредственно из-под нее, казалась чрезвычайно высокой, хотя юноша знал, что выше пяти метров та нигде не достигала.
Внезапная мысль заставила Нанаса вздрогнуть и опустить крюк.
— Ну, что такое? — шагнул к нему мэр и протянул руку, словно хотел отобрать тройник.
— А как я здесь перелез? — спросил в ответ Нанас.
— Ты еще не перелез, бол… — глухо зарычал Сафонов, едва успев в последний момент поправиться: — Больше вопросов нет?
— Может, я и болван, — прищурился Нанас, — но вряд ли Шека дура. Я ей скажу про южный периметр, а мои следы приведут сюда. И как я здесь перелез?
Мэр раздраженно поморщился.
— Так же, как перелезешь сейчас, — с помощью тройника и веревки.
— А охрана? Даже если я настолько ловок, что успел все проделать за их спинами, то они все равно должны увидеть следы — сначала здесь, а потом и по ту сторону. Но все-таки самым подозрительным для Шеки покажется то, что я полез именно тут, где опасно, а не там, где, по моим же словам, охраны почти нет.
— Ты думаешь, у этой дикарки хватит мозгов для таких выводов? — хмыкнул Сафонов, но развивать тему не стал, вспомнив, по-видимому, кем является сам Нанас. И угрюмо бросил: — Ладно, умник, пошли в южный сектор. Только держись от меня подальше и замотай лицо.
Нанас вытянул из-под ворота куртки шарф и повязал его так, что наружи остались одни глаза, хотя излишняя осторожность мэра казалась ему чрезмерной и даже несколько странной. Ну, узнает кто-нибудь здесь о его предстоящей миссии — и что изменится? Неужели побежит докладывать об этом варварам? Скорее всего, Сафонов ведет так себя из-за свалившейся на его плечи беды. Потерять единственного сына наверняка очень страшно. Даже если тот еще жив. Хотя это еще тяжелей. После того, что варвары сотворили с двумя другими охотниками, лучше всего было бы пожелать Игнату скорейшей и не столь отвратительной смерти. А живым ему все равно не остаться, и малопонятный намек мэра о каких-то там переговорах, обмене и уступках можно объяснить лишь придавившим его рассудок горем. На такое «предложение» у Шеки будет лишь один ответ — смерть, и хорошо, если все обойдется лишь ножом в сердце, а не медленным четвертованием или «копчением» на костре, не говоря уже про «объятия» белого змея. Да и как, скажите на милость, можно сначала выдать себя за «идейного перебежчика», а потом говорить о каких-то переговорах и сделках? Неужто Сафонов и впрямь считает Шеку дурой? Или для него все, кто живет по ту сторону периметра, такие; что варвары, что саамы — дикари, одним словом? В том числе и он, Нанас.
За подобными размышлениями дорога до намеченной цели показалась юноше совсем короткой. Охранники, встреченные несколько раз, получали от Сафонова короткие распоряжения и тут же исчезали, освобождая путь. Нанасу, правда, приходилось отлеживаться, зарываясь в снег, но с мэром он в любом случае чувствовал себя в безопасности. Сложность возникла лишь возле ворот на границе между центральным и южным периметрами. Здесь отсылать куда-то охрану выглядело бы весьма подозрительным. Сафонов на правах начальника, которому по определению не станут задавать вопросы, воспользовался воротами, а Нанас перебрался через стену с помощью тройника и веревки чуть в стороне.
Возле стены южного периметра мэр в очередной раз избавился от охранников и подозвал парня.
— Ну, давай. Все понял? Повтори.
— Скажу, что хочу быть с ними, что вас… не люблю…
— Ненавидишь, — поправил мэр.
— Ненавижу, — кивнул Нанас. — И вас, и тот рай, что вы хотите устроить в Полярных Зорях. В доказательство своей верности я должен привести варваров сюда, к южному периметру. Охрану вы отсюда снимете, оставите для вида лишь небольшую ее часть, которая сразу отступит. Так?
— Так, но про охрану, оставленную только для вида, Шеке говорить, конечно, не нужно. Скажешь лишь, что людей катастрофически не хватает, поэтому большую их часть перебросили для защиты центрального периметра.
— И КАЭС…
— Насчет КАЭС — ни звука! — рыкнул Сафонов. — Нет никакой КАЭС!
— Но они ведь и так про нее знают… Они же пытались к ней прорваться!
— И получили по зубам!.. — Мэр тяжело задышал, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость. Сейчас он, как никогда, был похож на Ярчука — от прежнего благостного тюфячка не осталось и следа.
Нанас с внезапно охватившей его горькой досадой подумал, что все было бы иначе, если бы КАЭС, Зашеек и город находились внутри одного периметра и все силы защитников оказались бы сконцентрированными в одном месте. Тогда варвары, сунувшись раз-другой и, как говорит Сафонов, получив по зубам, скорее всего, убрались бы восвояси. А так…
Что ж, в «подсказанном» Нанасом и «подправленном» мэром предложении отдать врагам южный периметр имелся двойной резон: во-первых, это и впрямь может стать решающим доказательством верности дикарям Нанаса, а во-вторых, охрана, снятая с этого участка, немало усилила бы центральный и северный периметры. Южный, внутри которого располагались сельскохозяйственные угодья, зимой все равно был не особо нужен. Жалко было теплиц, коровника и свиноферм, но все это было, в отличие от людских жизней, впоследствии восстановимо. И хотя у Нанаса все же оставались некие необъяснимые сомнения, по большому счету с доводами мэра он был согласен. Однако не со всеми…
— А если они спросят, что там? — подождав, пока Сафонов успокоится, все же поинтересовался Нанас.
— Скажешь, что не знаешь.
— Но ваш сын…
— Что мой сын? Что?! — снова взорвался мэр. — Мой сын ничего им не сказал, они вышли туда случайно!.. И потом, мой сын может знать многое, в отличие от…
— От дикаря? — завершил Нанас начатую Сафоновым фразу.
Мэр, продолжая тяжело и часто дышать, промолчал. Но Нанас и без его подтверждения знал, что сказать он хотел именно это.
— Хватит болтать, — произнес наконец Сафонов. — Двигай. Скоро вернется охрана.
— Подождите, — торопливо произнес Нанас. — Начальник гарнизона в курсе нашего плана?
— А как, по-твоему, я смогу в одиночку убрать охрану с периметра? Конечно, Ярчук в курсе.
На самом деле в том, что Олег Борисович Ярчук знает о предстоящих событиях, у Нанаса не было сомнений. Он хотел спросить о другом, но заговорить об этом почему-то оказалось очень трудно. И все же саам выдавил:
— А… Наде вы точно скажете? Вы обещали…
— Скажу, коли обещал, — поморщился Сафонов. — Не забуду, не бойся. Главное, ты не забудь, зачем идешь. И помни: от того, что ты сделаешь, зависит будущее и твоей Нади тоже. В общем, узнай у этих гадов все, что только сможешь: что они хотят, что собираются делать, все ли они здесь, или на подходе новые полчища… Все, ты понимаешь?.. — заглянул он прямо в глаза Нанасу. — И… про Игната тоже. А теперь давай — лезь!
Ответ Сафонова не очень понравился Нанасу. Зачем мэр напомнил о Надином будущем? Мол, сделаешь дело — оно у нее будет. А если нет?.. Додумывать не хотелось; к тому же Сафонов, скорее всего, и не имел в виду ничего такого. А вот насчет его обещания рассказать девушке правду сомнения все же остались. Не то чтобы Нанас не доверял мэру, но про свое обещание в горячке дел и забот тот мог просто забыть, ведь ему от этого было ни жарко, ни холодно. Зато самого юношу бросало в холодный пот от одной только мысли, что Надя может посчитать его предателем. Ведь когда по городу прокатится слух, что это именно новичок привел в южный периметр варваров… Пусть потом все и прояснится, но поначалу его наверняка проклянут. И кто знает, не убьет ли в Наде эта горькая весть любовь к нему, сможет ли она потом, узнав правду, относиться к нему по-прежнему? Нет, лучше бы не рисковать. Лучше бы она сразу знала эту правду. И совсем хорошо, если бы он сам рассказал ей о предстоящей миссии. Но Сафонов не позволил этого сделать, и, откровенно говоря, Нанас не понимал, почему.
Он вздохнул и, раскрутив, бросил тройник вверх. Звякнув, тот зацепился за внешний край стены. Подергав за веревку, Нанас быстро пополз по ней. Наверху он перецепил крюк и перебросил веревку на другую сторону, однако решил не слезать по ней, а просто спрыгнуть. Внешнюю сторону периметра, в отличие от внутренней, освещали мощные прожекторы, и было хорошо видно, что внизу толстый слой мягкого снега.
Нанас ушел в сугроб по пояс, выбрался и поспешил убраться с открытого освещенного пространства, благо что рядом темнел лес.
* * *
Новоиспеченный «лазутчик» только-только скрылся за деревьями, как с их ветвей на плечи обрушилась тяжелая масса и повалила его в снег. Юноша извернулся и почти вынырнул из-под громко и смрадно пыхтящего тела, но тут на его спину свалился еще один живой мешок, а первый уже тыкал в бедра и ягодицы чем-то острым — вероятно, наконечником дротика.
— Стойте, стойте! — закричал Нанас. — Я свой!
Однако напавшие на него или говорили только по-фински, или вообще не понимали человеческой речи. Во всяком случае, они не обратили на выкрики Нанаса ни малейшего внимания — один из них продолжал все сильнее тыкать его дротиком, а второй начал прыгать на спине с явным намерением переломить жертве хребет.
Нанас собрался с силами и рывком откатился в сторону. Нападавшие завопили и кинулись к нему, выставив перед собой дротики. Юноша вскочил на ноги и выхватил из-за пояса нож. Драться он умел и был уверен, что справится с одетыми в грязные звериные шкуры дикарями, но проблема заключалась в том, что убивать их было нельзя — как он тогда станет проситься принять его в племя? Приходилось лишь отбиваться, стараясь не нанести нападавшим серьезных ран.
Неизвестно, чем бы закончилось эта «неправильная» схватка, если бы из-за деревьев не выскочил еще один дикарь, который громко и коротко бросил:
— Эй вой!
Нападавшие мгновенно замерли и отступили на шаг, опустив оружие.
Третий дикарь неспешно подошел к Нанасу. Он выглядел несколько приятней первых двух — во всяком случае, так показалось юноше в неверном свете едва достающих сюда отблесков света прожекторов. По крайней мере, шкура на плечах этого была определенно светлее.
— Кто? — наставил он на Нанаса дротик. Точнее, даже не наставил, а будто лишь указал интересующий его предмет.
— Свой. Саам. Прозвище Нанас.
— Саам не свой, — покачал дротиком варвар. — Надо таппаа.
— Не надо таппаа! Нанас убежал от городских людей. Нанас ненавидит городских людей. Он хочет жить с твоим племенем, он хочет убивать городских людей. Нанас знает много про городских людей. Он расскажет все Шеке. Веди!
— Нанас знает Шеку?
— Нанас много слышал. Шека великий вождь! Нанас любит Шеку!
— Любит?.. — В глазах дикаря вспыхнул неприятный огонь, и юноша быстро поправился:
— Уважает.
Варвар опустил наконец дротик, сказал, что его прозвище Туру и потребовал у Нанаса нож, пообещав отдать его позже. Делать этого сильно не хотелось, но пришлось подчиниться.
Потом Туру долго вел его по лесу, и у парня уже стали возникать нехорошие предчувствия, как вдруг впереди между деревьями заблестел свет костра и оттуда потянуло вкусным запахом жареного мяса.
Вокруг огня сидело с пару десятков человек — почему-то одни только женщины. Нанас до этого видел Шеку лишь издалека, да ему и не хотелось в этом вообще признаваться, потому он поступил просто — сказал:
— Я — Нанас. Кто Шека?
— Нанасу надо, чтобы его убила Шека? — насмешливо спросила одна из них. — Как она убила трех ваших охотников?
— Двух, — невольно поправил Нанас.
— Трех. Сын вашего вождя тоже мертв.
Нанас внимательно посмотрел на говорившую и почувствовал, как екнуло сердце, а во рту стало вдруг сухо. Женщина была удивительно красивой. Возможно, так показалось ему потому, что он впервые увидел близко женщину одной, или почти одной с ним — дикой — крови. Но, вероятно, она и на самом деле была красавицей, ведь остальных сидящих возле костра дикарок он тоже видел близко, но они не вызвали в нем подобных чувств.
— Шека ты? — все же сумел он справиться с оцепенением.
— Я. А кто ты? Зачем тебе я?
Тут выдвинулся вперед Туру и, размахивая дротиком, принялся торопливо говорить, но Шека властным жестом ладони остановила его и приказала отойти.
Воин покорно склонил голову, и Нанас поймал брошенный ему украдкой предостерегающий взгляд. Непонятно лишь было, от чего именно тот предостерегал Нанаса? Уж не был ли Туру мужчиной Шеки? В таком случае, он мог угрожать Нанасу в том смысле, чтобы тот не зарился на его женщину. Но это же смешно! Тут бы просто живым остаться — и то хорошо. К тому же, у него есть Надя, и никакие красавицы-дикарки ему не нужны. В отличие от ножа, который Нанас, спохватившись, потребовал вернуть.
Дикарь вопросительно глянул на Шеку.
— Отдай, — кивнула та.
— Опасно, — возразил Туру.
— Опасно не отдать, — сверкнула дикарка глазами, наполовину вынув из ножен свой клинок.
Туру протянул Нанасу нож — лезвием вперед.
Юноша растерялся. Не взять нож — показать, что он боится. Можно ударить по руке, выбить нож — но это казалось ему сейчас тоже неправильным. И тогда он все-таки взялся за лезвие. Туру резко отдернул руку, поворачивая нож. Ладонь Нанаса пронзила острая боль, на снег закапала кровь.
— Ласкиперсе! — злобно выплюнула Шека. — Иди вдаль!
Дикарь обжег Нанаса полным ненависти взглядом, метнул ему под ноги окровавленный клинок и, развернувшись, скрылся в лесу.
— Подойди сюда, — позвала Шека Нанаса, зажавшего левой рукой раненую ладонь.
Дикарка сняла с шеи саама шарф, разорвала его вдоль и аккуратно замотала кровоточащую ладонь. Парень почувствовал, как бешено заколотилось его сердце. Шека была так близко от него, что он чуял ее запах — дикий, резкий, но в то же время — странным образом волнующий и притягательный. Их взгляды встретились, но как ни старался Нанас, он так и не смог разобрать, какого же цвета глаза у дикарки, — в них отражалось пламя костра. Волосы Шеки от этого пляшущего цвета тоже казались огненными, и Нанас вспомнил, что это и на самом деле так. Но ему подумалось сейчас, что им подошел бы любой цвет — хоть алый, хоть черный, хоть вообще зеленый — дикарка все равно была прекрасной. Самой прекрасной на свете, краше всех. Подумав так, Нанас тут же вспомнил о Наде, и чувство вины кольнуло его сердце. Но то, что творилось сейчас с юношей, оказалось сильнее вины, и та, скукожившись, спряталась куда-то вглубь.
— Ты красивая… — невольно прошептал он.
— Я знаю, — так же тихо ответила Шека, а потом, оглянувшись на притихших вокруг костра женщин, выкрикнула: — Идите вдаль!
Дикарки безмолвно поднялись и тут же растворились в лесной темноте.
— Что ты сказала Туру? — спросил Нанас. — Что такое «ласкиперсе»?
— Тот, кто часто и подолгу испражняется, — усмехнулась дикарка.
«Засранец», — «перевел» Нанас и подумал, что Шека говорит больше и куда лучше, чем встреченные им до этого варвары. Недаром она стала их предводительницей. А Туру ему стало даже немного жалко. Наверное, очень обидно услышать такое из уст любимой женщины, да еще в присутствии другого мужчины, которого воин наверняка посчитал соперником. И, скорее всего, не напрасно.
Шека скользнула по нему взглядом.
— Ты красивый тоже. Сегодня ты — мой мужчина, — потянула она его за здоровую руку. — Пойдем, ляжешь со мной.
— Но мне надо рассказать тебе… — слабо запротестовал Нанас, с ужасом ощущая, что чувство вины перед Надей совершенно исчезло, словно сгорело, испарилось в отражающемся в глазах напротив пламени костра. Он был готов идти за этой закутанной в звериные шкуры дикаркой куда угодно, лишь бы она продолжала смотреть на него, касаться его руки…
— Потом, — мотнула огненной гривой Шека и повела его за руку, словно послушного ребенка.
