Глава 3
MOPE ЗОВЕТ!
После того как Ежи и Марк на скорую руку ввели обитателей убежища в курс дела, на срочно организованном Совете старейшин стали обсуждать два самых насущных вопроса — еды и электроснабжения.
— Грибная плантация от реактора уже пятнадцать лет работает, — разводил руками начальник отдела питания. — А овощи? С ними как быть? Им круглосуточный уход нужен.
— Ваше руководство доложило, что автономной системы жизнеобеспечения хватит еще… — Ежи мгновение колебался, встретившись с цепким взглядом сидящего во главе Совета Боровикова. — Надолго.
— Надолго это на сколько? — спросили из зала.
— Вернуться они точно успеют, — степенно ответил Боровиков.
— А с отоплением как быть? — подняла руку худенькая девушка с запавшими глазами. — Нам детей в яслях морозить нельзя.
— Товарищи, все решаемо, — примирительно подняв руки, успокоил глава старейшин. — Все вопросы по мере поступления.
— Почему вы уверены, что в этой Антарктике вообще что-то есть? — снова поинтересовался кто-то.
— Да что ж они все об одном и том же, — коротко переглянувшись с Ежи, с досадой пробормотал Марк. — Расселись тут, как на пресс-конференции.
— Как уже было сказано ранее, — стал терпеливо отвечать тот, — в нашем распоряжении оказались ценнейшие документы и карты, указывающие на возможное местонахождение хранилища искомого вируса.
— Вот именно, возможное! Документы… А вы и расселись, уши развесили, ага, — с заднего ряда поднялась дородная бабища с поросячьей мордой и, подбоченившись, воинственно оглядела присутствующих. — Лодку они нашу стибрить захотели, вот что я скажу, ага! А вы свою заведите, а на чужое не зарьтесь!
— Да нет же… — смутился под неожиданной атакой Ежи. — Говорю вам, миссия у нас. Люди в вопросе подготовленные. Я, к примеру, бывший аспирант Гданьского медицинского университета.
— Аспирант он… Тогда документ за подписями кажи, — делая ударение на последний слог, продолжала наседать толстуха, уже прорываясь к столу старейшин. — А то знаем мы таких, слышали, гастролеры какие-то, ага. Мы вам не профуфырки какие-нибудь, а жены офицерские! Давай сюда!
Видя растерянность калининградских гостей, похрустывающее грибом дородное бабье племя, рассевшееся на галерке, поддержало товарку одобрительным гомоном.
— Ты Михална, раньше времени-то воду не кипяти, — осадил крикунью Ерофеев.
— А ты, Ерофеич, тоже хорош, уши развесил, ага, — Михална грозно нависла над председательским столом. — Мы даже толком не знаем, что они за птицы такие!
— Ладно-ладно, покажи ей, — как от головной боли поморщился Ежи и кивнул сидящему рядом Марку. — Не отстанет ведь.
— Нукась посмотрим, ага. Так, от временно исполняющего обязанности командующего калининградской группировкой западного военного округа генерала Федотова. Официальная просьба… — послюнив палец, толстуха развернула протянутый Марком лист и, чуть шевеля мясистыми губами, стала быстро читать. — Мужики, вы же солдаты, вы же давали присягу… знаю, нет больше той страны, но спустя столько лет в Приморске, настоящее чудо… О-о-ой бабоньки! — не добравшись до конца, пронзительно заголосила она, прижимая руки с комканым письмом к груди. — Че ж это делается-то! Мужей-то наших забирать пришли-и, ага!
— Вы что делаете! — вскочил со своего места Ежи. — Это же официальный документ! Верните сейчас же!
— Охолонись, курица! — не выдержал вскочивший с места Тарас, рослый плечистый мужик с густыми висячими усами. — Чего перед людьми позоришь!
— Не пущу-у! — решительно скатившись с возвышения, на котором располагался председательский стол, толстуха с воем вцепилась в нахмурившегося мужа. — Тридцать лет боками терлись, пацанье сопливое, куда я одна-а-а! Пусть забирают свою лодку и катятся к черту на рога!
Подруги Михалны тут же возбужденно заквохтали, словно куры на насесте. В небольшом помещении поднялся возмущенный гвалт.
— Тихо, товарищи! — повысив голос, Боровиков звонко застучал по столу подвернувшимся под руку дыроколом.
— Посмотрите на себя! — поднявшийся Ежи повысил голос, стараясь перекричать царящий в помещении кавардак. — Расселись тут, как у Христа за пазухой.
— Да уж сидим, не жалуемся, ага! — окрысилась по-прежнему не отпускающая Тараса Михална.
— Так и помирать будете, как кроты? А дети? Хотите, чтобы они, а потом и их дети, так под землей дальше и гнили?! Это ведь шанс не только для нас, но и для остальных выживших!
— Да нету больше никого, уж поверь, братуха! — из середины помещения пробасил начальник местной группы добытчиков. — Не за кого больше задницу рвать, финита! Отстрелялись!
— Но мы-то ведь как-то к вам пришли? — повернулся к явно подвыпившему мужику Ежи.
— А это, между прочим, тоже странно, — не сдавался тот. — Последняя группа до Калининграда дойти пыталась, так только Птах через неделю вернулся и то — того, умишком тронулся. А вы тут, отте на — как снег на голову! Живы-здоровехоньки — принимайте хозяева-дорогие! Уж не мародеры ли из дачных районов?
В поисках поддержки Ежи переглянулся с сидящим Марком, который с возрастающим беспокойством следил за перепалкой.
— Прекратите шуметь, перетопчемся! — снова прикрикнул Боровиков, выводя разговор из опасного русла. — Они не на десять лет уходят! А так, глядишь, и получится чего. В конце концов, если техника есть — почему не попытаться? Наша лодка, может, теперь одна-единственная во всем мире осталась.
— Не хотелось бы в это верить, — мрачно пробормотал сидящий рядом с ним Лобачев.
— Мое слово последнее, — тоном не терпящим возражений подытожил Боровиков. — Начинайте готовить экспедицию!
Стук дырокола возвестил об окончании заседания.
* * *
— Это точно все? — Ежи оглядел собравшихся в тесной квартире капитана людей.
— Да. Собрали самых сильных. Значит, так, мужики, — Лобачев еще раз внимательно оглядел сидящих за столом. — Если кто откажется, пойму. Дело такое, сами понимаете. Но решать все-таки надо. И быстро.
— Я пойду, — из-за стола поднялся Тарас. — Ты меня, Юра, знаешь, я тебе в любой ситуации пригожусь.
— Спасибо, Тарас, садись.
— Допустим, мы доплыли, — поинтересовался Савельев — заводила и весельчак, тридцатилетний сотрудник метеостанции. — Какие условия ждут нас там?
— Средние температуры зимних месяцев колеблются от минус шестидесяти до минус семидесяти градусов…
— Да это ж охренеть как холодно! — не выдержал кто-то.
— Ну да! Говорят, плюнешь там, а до земли ледышка долетает!
— …летних — от нуля до минус пятидесяти, — проигнорировав восклицания, закончил Марк.
— Нам потребуется огромное количество теплой одежды, — Лобачев покачал головой.
— Со снарягой проблем не будет, — заверил Ежи. — У нас все с собой.
— Хорошо. Что дальше? Сколько времени займет плавание? — снова спросил Савельев.
— Раньше с нашей техникой можно было в срок меньше месяца уложиться, — ответил Лобачев и оглядел сидящих за столом. — Сейчас — не знаю. Одному богу известно, во что за двадцать лет успели превратиться моря и океаны и какая живность теперь там обитает. На вашем месте я бы готовился к самому худшему.
В комнате зашелестел возбужденный шепоток.
— Даже месяц запросто так из кармана не вытащишь, — покачав головой, ответил сидящий напротив Савельева добытчик по кличке Доза. — А у меня жена, сынишка только родился. Как я их оставлю? Да и если всех крепких мужиков заберете, в убежище-то помогать да работать кто останется? Птах с бабами?
— Еще раз повторяю, — затянулся самокруткой сидящий во главе стола Лобачев. — Насильно никого не тащат. Каждый решает за себя.
— А провизии и припасов на обратный путь хватит? — насторожился пристроившийся в уголке Азат.
— По нашим расчетам — вполне, — кивнул Марк.
— От этой экспедиции зависит много жизней, мужики, — Лобачев выпустил из ноздрей сизые струйки дыма. — И наши с вами тоже.
— Да она ведь у черта на рогах, Антарктика ваша! Я у дочки в атласе посмотрел.
— Но это же круто! — Савельев с азартом оглядел сидящих за столом. — Неужели вам неинтересно поглядеть, что там — за горизонтом? Сидим тут в четырех стенах. Мы же целый мир спасать отправляемся. О нас легенды будут складывать! Я с вами, капитан.
— Эх, молодо-зелено, — печально покачал головой кто-то.
— Хорошо. Кто еще? — продолжал набирать Лобачев.
Одна за другой над столом поднимались неуверенные руки.
* * *
К великому удивлению Батона, вылазка с калининградским отрядом оказалась не бесполезной. Охотник поначалу бузил и отпирался, не желая идти в проводники к сформированному отряду — мол, что на мне свет клином сошелся, других мало? Нашли экскурсовода! Но пара бутылок отличной магазинной водки из личных запасников Ежи перетянули чашу весов. Батон сдался — раз такое дело, устроим туристам сафари.
С погодой подфартило. Было облачно, зато без дождя. Да и ветер поутих. В центре отряда тарахтел старенький мотоблок, за которым волочилась подскакивающая на кочках пустая таратайка. Батон хмыкнул в фильтры: калининградские явно были настроены на хороший улов. Живность хоть и показывалась, но нападать на хорошо вооруженную, издающую странный вибрирующий звук группу пока не решалась.
Через несколько часов после выхода в одном из домов обнаружили бомбоубежище, в которое вела винтовая лестница. Но спуститься не получилось — все было затоплено водой. На гладкой поверхности одиноко плавала оторванная кукольная голова.
В соседнем доме, на ощетинившемся пружинами диване, съежились обнявшиеся скелеты. Погреб был уже кем-то вылизан начисто.
— Насмотрелись? — поинтересовался Батон, когда все вышли на улицу. — Или еще чего изволите? Может, на ферму, молочка парного?
— Ты нас не торопи, — усмехнулся Ежи. — Нужно как следует все осмотреть. Чай, не на два дня уходим.
— Чего веселишься, бензюка в бачке — кот наплакал, — охотник кивнул в сторону мотоблока, который начинал нехорошо кашлять и периодически глох.
— Не боись, успеем, — уверенно сказал калининградец.
Ближе к вечеру порядком подуставший отряд добрел, наконец, до разрушенного военного лазарета учебного центра.
— И вот сюда мы шли? — оглядев покосившиеся руины, хмыкнул Батон. — Да местные тут давным-давно каждый кирпичик обшарили.
— Уверен? — хитро подмигнул Ежи.
Батон лишь пожал плечами.
Благодаря планам калининградской группы, после недолгих поисков в подвале обнаружилась заваленная кирпичами и мусором массивная дверь из нержавейки, снабженная кодовым замком и покрытая пушистым слоем пыли толщиной в палец. Удивительно, но Ежи знал код.
В огромном, уставленном стеллажами схроне оказалось такое количество различных медикаментов, что их хватило бы Пионерскому убежищу не на одно поколение. И самое главное — практически все препараты были в отличном состоянии.
— Интересно, а аспирин тут есть? — со скрытой надеждой поинтересовался Батон.
— Найдем мы твой аспирин, — Ежи с благоговением оглядывал разложенные на нескончаемых стеллажах коробки с бирками.
Пока богатства перетаскивали в таратайку, Батон, устроившись в сторонке, по обыкновению жевал свой хлеб.
— За одну ходку не управимся, — оценил ситуацию остановившийся рядом Ежи. — Придется побегать туда-сюда.
— Дерзайте, — откликнулся охотник, не переставая жевать.
Настроение у отряда заметно улучшилось. По дороге домой даже постреляли разинувшую было пасти стаю буренок.
* * *
— И с чего Люську так разнесло? — поинтересовалась Лера у своего испещренного трещинками лица, отражаемого множеством различных зеркальных осколков, замысловато склеенных между собой.
Тоненькая девушка, на которой безразмерное свадебное платье висело, словно складки парашюта, придирчиво смотрелась в огромное широкое зеркало во всю стену, от пола до потолка. На примерку в швейную мастерскую, расположенную в нижнем ярусе убежища, болтливые, сердобольные подруги все-таки уговорили прийти, из-за чего пришлось пожертвовать вылазкой с дядей Мишей. Ничего, вечером она у него все выспросит.
— С быту, да с детей. Она ж поначалу тоже как ты была, о! — несмотря на дурацкое настроение, Лера невольно улыбнулась, когда перед ее лицом возник сморщенный мизинец. — А уж потом вширь пошла. Да не вертись ты! В талии не жмет?
— Нормально.
— Фигуристая ты, Лерка, уродилась, — пристроившись за спиной девушки, швея баба Дина проворно завозилась со шнуровкой корсета. — В мамку, небось.
— Будет вам. Ой! — от неожиданного укола хватанув ртом воздуха, девчонка зажмурилась и закусила губу.
— Потерпи-потерпи, — невозмутимо возилась с платьем баба Дина. — Главное скажи, когда совсем уж тяжело дышать будет. Мне его сейчас максимально ужать надо, чтобы разметку для перекройки сделать. Поди, замуж-то хочется?
— Да не очень, — Лера встретилась со своим взглядом в отражении зеркала.
— Все вы так говорите, а потом за мужем хвостиком с горящими глазами ходите и прям светитесь!
— Баба Дина!
— Молчу-молчу! Так, повернись-ка.
Платье хоть и было ношеное-переношеное, но зато самое настоящее. Сшитое еще ТОГДА. Через несколько лет после войны в убежище собирались играть первую свадьбу, и родители невесты захотели, чтобы все прошло честь по чести. С фатой и бросанием букета, значит. Поэтому кому-то из лихих новоиспеченных добытчиков был сделан небывалый заказ — принести с поверхности свадебное платье. С гардеробом жениха было попроще — пара-тройка костюмов кое у кого имелась.
Отправленного черт знает куда разбитного инженера-самоучку Пашу Васильева, который никогда никому не отказывал, не было долго. Почти четыре дня. А когда его уже мысленно похоронили и плеснули сверху стопкой сивухи, улыбчивый парень неожиданно вернулся. И принес платье. Пронзительной, слепящей глаза, непонятно каким образом сохранившейся белизны. С корсетом и тремя широкими, спускающимися до пят воланами, с воздушными тюлевыми рукавами и фатой. Чудо, а не наряд. Да и свадебку сыграли ладно — с песнями, плясками и обязательной дракой — пользуясь случаем, до краев нагрузившиеся сивухой добытчики под конец отвели душеньку.
Потом гости протрезвели, молодые принялись налаживать семейный быт, и жизнь в убежище вернулась в прежнее унылое русло. А вот платье ждала своя, особенная судьба. Как и все, случающееся в первый раз, подземное бракосочетание надолго запомнилось. И когда еще через год среди молодежи назрел новый союз, родители невесты выкупили наряд у последних владельцев. Зачем на добытчика тратиться да и гонять мужика почем зря, когда вот оно, у соседей, вполне себе сносное и им совершенно ненужное? Сделка состоялась — за весьма и весьма значительную, по новым меркам, цену. Но разве счастье дочери патронами измеришь? И вот уже много лет платье передавалось из семьи в семью, неся на себе отпечатки множества невест, постепенно снашиваясь и тускнея.
Так в убежище родилась первая традиция.
А еще про платье ходила легенда. Пристроившиеся где-нибудь в уголочке сморщенные старушки, словно в старину семечками, хрумкали тертым сушеным грибом и пугали очередную вылупившую глаза невесту необычным свойством наряда. Во-первых, говорили, что иногда оно… еле заметно светится. Притом — только в ночь накануне свадьбы, и не у всех. Дескать, если невеста ночью проснется и увидит сияние — быть браку крепкому, а дому сытому. Не будет светиться — задуматься надо. И вот накрученные россказнями дурехи накануне торжества не спали всю ночь, испуганно вглядываясь из-под одеял на висящее в сумраке платье. И ведь действительно, у кого-то светилось, а у кого-то нет. И действительно лепились крепкие семьи с детьми и достатком, а где-то брак разваливался, словно плохо склеенная ваза, всего через несколько дней.
Так родилось первое поверье.
— Ох, и растете вы, окаянные! — всхлипнула возящаяся за спиной девушки швея. — Раньше-то дед на работу уйдет, приду с тобой посидеть, так «Баба Дина! Баба Дина!» и на ручки бросаешься. От пола два вершка. А теперь? Скоро уже свои побегут, как грибы по осени.
Лера вздрогнула. Впивающийся в грудь корсет напомнил ей хваткие объятия тины-ползунка, в которую она угодила в одну из своих первых вылазок с дядей Мишей.
— Уколола? — испугалась баба Дина.
— Ничего, — совладав с дрожью, успокоила девушка. — Непривычно просто.
— Подосиновик ты мой! — вздохнула баба Дина, ласково погладив будущую невесту по спадающим на кружева огненно-рыжим волосам.
Посмотрев на свое отражение, растрескавшееся, словно написанная маслом старая картина (она видела такие в книгах), Лера снова вспомнила не дававшее ей спать слово. Конечную цель, к которой отправлялась лодка. Слово, донесшееся в спину, когда она пару дней назад отошла от двери Евгения Сергеевича, и которое заставило ее замереть.
Антарктида.
Родители, которые без вести пропали двадцать лет назад.
Лера так до конца и не разобралась в причине порыва, побудившего ее собирать рюкзак. «А как же дед? А дядя Миша?» — думала она, наблюдая за медленно увядающим цветком, который продолжал тускнеть, несмотря на то, что девушка по несколько раз на дню меняла воду. Как нелюдимый одиночка Батон, все эти тоскливые годы заменявший ей отца, будет охотиться без нее? Конечно, по большому счету, закаленный в вылазках охотник уж точно не пропадет. Он ведь в одиночку отстреливал разных гадин задолго до того, как к нему присоединилась непоседливая рыжая девчонка. Только будет скучать, одиноко карауля в засаде, и вспоминать ее, пережевывая кислое тесто своих обожаемых булок. Лера очень надеялась, что будет. Пока окончательно не сопьется. Ведь присмотреть за ним будет некому…
А может быть, это всего лишь капризный сиюминутный порыв, который нужно попросту выкинуть из головы? Платье накануне свадьбы не засветится, и все будет иначе. Она встретит кого-нибудь более подходящего и создаст семью. По собственному выбору. По любви.
А если засветится, что тогда? Принять постылую неизбежность, позволить надеть на шею петлю брака, нужного лишь деду, куда сильнее внучкиного счастья озабоченного своим социальным статусом?
Сорваться?! Сейчас! Но куда?! Бросить все и рвануть к неизвестной земле, которая, Лера даже не знала, в какой части света находится? Внутри девушки все буквально разрывалось на части от неожиданно нахлынувших противоречивых эмоций.
Или все-таки рискнуть и попытаться найти родителей?
Как она устала слушать тоскливо ноющее сердце каждый раз, когда из кармана появлялась ветшающая фотография утраченной семьи. Ведь не могла же просто так, случайно появиться в ее жизни калининградская группа, специально проделавшая невероятный путь из-за сохранившейся в Пионерске лодки. И новая таинственная экспедиция. Не куда-нибудь, а в Антарктику.
Нужно было решать.
— Вот и управились, — баба Дина сделала шаг назад и внимательно осмотрела Леру, похожую на куклу вуду, утыканную иголками. — Накануне попросим дядю Мишу тебе букет нарвать и — с богом, под венец.
И снова всхлипнула.
Когда швея, наконец, ее отпустила, Лера незамедлительно отправилась на поиски Батона. «С кем, если не с дядей Мишей, посоветоваться? Кто еще способен понять, не посмеяться, не осудить?..» Но охотник еще не вернулся, и измотанная долгой примеркой девушка отправилась домой. Жутко зудели ребра и грудь, которые, впервые в жизни, безжалостно стиснул непривычный телу корсет. Раздевшись, Лера с наслаждением вытянулась под одеялом и закрыла глаза.
Завтра она обязательно попробует поговорить с капитаном.
* * *
— Смотри, что мне один из калиниградских подарил! — выпалил с порога влетевший в комнату Юрик, прижимающий к груди небольшую книжку с потускневшей обложкой.
— Ты чего, стучаться надо! — воскликнула подскочившая на кровати Лера, едва успев прикрыться одеялом.
— «Яр-ма-роч-ный замок»! — игнорируя возглас девушки, прочитал название Юрик. — Здорово, да? Дед твой просил меня к ним передачку одну забросить так их главный так и сказал: «Вот тебе, парень, за труды!». И даже руку пожал!
— Отвернись, я, вообще-то, не одета, — елозившая под одеялом девушка, беспомощно закусила губу, глядя на свои голые ноги, — ветхая ткань уже давно не могла целиком укрыть выросшую хозяйку.
— Чего я там не видел! — с напускным безразличием парировал Юрик.
— Ничего ты там не видел, — покраснела Лера. — Отвернись, говорю!
— Не боись. Я за тобой никогда не подглядывал, мы ведь друзья, — успокоил парнишка и демонстративно отвернулся, раскрывая книгу.
— Чертенок! — пробормотала Лера, быстро натягивая тельняшку и втискиваясь в джинсы. — А о чем она?
— Еще не читал. А что такое «Ярмарочный»?
— Не знаю, надо у дяди Миши спросить, — пожала плечами девушка. — Он по таким словам спец, наверняка знает.
— Слушай! А может, это секретная карта какого-нибудь мертвого мародера, в которой указано, как открыть секретный замок в схрон с сокровищами? — мальчишечьи глаза блеснули азартным огнем.
— Ага, фиг бы ее тогда тебе отдали! — фыркнула Лера. — Наверняка просто чьи-нибудь путевые заметки о вылазках или что-то вроде того. Дашь почитать?
— Готов поменять на Птицу Щастья завтрашнего дня! Поймаешь? — Юрик заглянул ей в глаза. — Ты же охотник!
— Юр! Я тебе сколько раз говорила? Нет никакой такой Птицы Счастья! — покачала головой Лера.
— А я тебе говорю, есть! — уверенно заявил Юрик. — И кого она выберет, у того будет Щастье! Мне баушка рассказывала! Она видела. А тебя тогда еще вообще не было!
— Бабушка… — Лера не стала спорить, махнула рукой, сдаваясь. — Ну ладно, скажи хоть, как эта твоя Птица выглядит. А то как я ее на поверхности искать буду?
— Ну… Как. Думаю, у нее шесть крыльев, во-первых, — принялся завирать Юрик. — Думаю, они прозрачные и звенят.
— Птицы вообще не так выглядят! — рассмеялась Лера. — Крылья у них огромные и кожистые! Черные как ночь. И если тебя такая птица выберет — хана тебе, а не «щастье».
— Это твои птицы такие. А моя — не такая, — нахмурился Юрик. — Моя — с шестью прозрачными крыльями. И звенящими.
— Откуда ты только это взял? — усмехнулась Лера.
— Во сне видел! — признался Юрик. — Но там вообще-то все как взаправду было. Так что Птица Щастья тоже, думаю, есть. Ты не найдешь — сам найду!
— А что она тебе так сдалась-то, Птица эта? — подняла бровь Лера. — Что ты с ней делать будешь?
— Как это «что»? — Юрик посмотрел на нее как на дурочку. — В клетку посажу. И буду по людям носить. Она ведь многоразовая, Птица-то. Баушку счастливой сделаю. Себя там. Батона. А начать вообще-то с тебя планировал.
— Почему с меня? — тихо спросила Лера.
— Не знаю, — Юрик засмущался. — Почему-то хочется именно с тебя начать.
* * *
Часть внутреннего портового мола пришлось взорвать, чтобы огромная лодка протиснулась во внутреннюю гавань порта и встала у причальной стенки. Позже общими усилиями над лодкой соорудили из рифленых листов старых портовых хранилищ эллинг для могучего атомохода.
В ангаре, где все эти годы громадной пойманной рыбиной ютилась подлодка, работа шла полным ходом. Местные добытчики, да и просто энтузиасты, желающие подсобить, по дощатым трапам затаскивали на борт ящики с медикаментами, найденными во время вылазки, которой руководил Батон. Кто-то, пыхтя, вдвоем или поодиночке, боролся с заполненными горючим бочками. Под пристальным надзором улыбчивого повара Бориса Игнатьевича, устроившиеся за расставленными тут же столами женщины сортировали по мешкам и корзинам заготовленную впрок немудреную провизию.
— Ну, она и здоро-о-овая! — восхищенно прошептал Юрик, когда они с Лерой спрятались за поставленными друг на друга ящиками, на каждом из которых стояла таинственная и малопонятная подросткам маркировка «12,7 мм». — Говорят, там внутри целый город! Папа рассказывал, что когда у Лобачевых старший сын чуть квартиру не спалил, капитан его на борт с завязанными глазами отвел и где-то там оставил. Пацан повязку-то снял, да вот выход почти шесть часов найти пытался. Когда его вытащили, колотился весь. Месяц потом из дому носа не казал.
— Слышала, — в ответ прошептала Лера.
— Пошли, посмотрим поближе.
Прежде чем девушка успела испуганно шикнуть, Юрик, прячась за ящиками и массивным инвентарем, стал пробираться к лодке.
— Смотри, а это что? Рыба?! — продолжал азартно комментировать парнишка, когда Лера пристроилась рядом с ним в новом укрытии. — Треску опять на рыбалку отпустили, что ли? Его же после того, как он последние сети утопил, отстранили.
— Новые сплел, — предположила Лера.
— С ума сошла? Из чего? Из буренкиных потрохов?
Девушка рассеянно пожала плечами. Сейчас она чувствовала, как от вида приготовлений по телу горячей волной растекается незнакомое радостное возбуждение. Нечто подобное Лера ощущала всего один раз в жизни — когда Батон только учил ее стрелять.
Путешествие. Другие места.
Свобода!
* * *
— Войдите, — раздался изнутри прокуренный голос Лобачева, едва Лера оторвала от двери кулак.
— Здравствуйте, Юрий Борисович, — проходя в помещение, поздоровалась девушка.
— Здорово, Валерия, — Лобачев оторвался от мореходных карт, в изобилии разложенных на столе. — С чем пожаловала? Как Ерофеич?
— Спасибо, ничего. Я к вам… то есть, — растерянно забормотала Лера, мгновенно позабывшая все заранее отрепетированные фразы.
— Да ты садись, — указывая на стул, предложил Лобачев.
— Понимаете, я… — бормотала Лера, изучая носки стоптанных ботинок и мысленно ругая себя за глупость. Стоило приходить!
— Да ты не тушуйся. Говори, как есть, — подбодрил капитан и поднялся из-за стола. — Чаю хочешь?
— Нет, спасибо, — тихо ответила Лера и вдруг решилась. — Возьмите меня с собой!
Огорошенный вопросом Лобачев так и застыл, не донеся жестянку с грибной заваркой до кружки.
— Куда?
— В Антарктику.
— А тебе-то зачем? — оправился от первого потрясения Лобачев и сыпанул заварки в кружку. — У тебя ж свадьба скоро, совсем другие заботы начнутся.
— Мне нужно… понимаете, — опять сбилась растерявшаяся под внимательным взглядом капитана девушка. — Родители…
— Ах, это, — вздохнул Лобачев и, придвинув стул, сел рядом с Лерой. — Я же тебе рассказывал. К началу войны там находилось более восьмидесяти исследовательских баз, включая наши. Стреляли по ним, нет, — но если бы там кто-то выжил, за двадцать лет они смогли бы найти способ выйти на связь. Двадцать, Лера. Ты, вон, за это время выросла и свою семью создаешь. Это же пропасть!
— Понимаю, — пробормотала девушка и всхлипнула.
— Не ты одна с этим живешь, уж поверь. У меня тоже родители и первая жена… Там остались, в Северодвинске. Я тогда в автономке был, — голос Лобачева изменился.
Шерстяной свитер мешком сидел на ссутулившейся фигуре человека, который в глазах маленькой Леры всегда был героем. Но сейчас перед нею сидел обычный и адски уставший от постоянного напряжения человек.
— Знаешь, что для моряка самое страшное? Это когда некуда возвращаться. Зовешь, зовешь на всех частотах — первой, второй, третьей… А в ответ — тишина. До сих пор кровь стынет, как вспомню голоса моряков, которые во сне мамку звали. Потом со всех сторон налетело: «В Англию!», «Америку!», «Севастополь!», «Хоть куда-нибудь! К черту на рога!» Я тогда команду еле от бунта удержал. Все с ума посходили. Рвали друг друга, как голодные медведи…
Лера молча слушала.
— Отпусти ты их, дочка, — поднял голову Лобачев, и девушка различила в уголках его тускнеющих глаз бусинки слез. — Там они все остались. За чертой.
— И что, нет надежды?
— Надежда… — Лобачев скривился устало. — Я и слово-то это скоро забуду…
— Ой, Лерусик, привет! — в квартиру зашла Лобачевская жена, сжимающая ручонку их младшего сынишки. — Юра, ну ты расселся. Хоть бы чаем девчонку напоил!
— Спасибо, Вера Михайловна, — Лера встала. — Мне уже идти пора, дед просил не задерживаться.
— Ну ладно. Передавай ему привет, пусть тоже заходит.
— Обязательно передам. До свидания.
Перед тем как Лера закрыла за собой дверь, до нее донесся тихий голос Лобачева.
— За чертой…
* * *
В маленькой каморке, где обитал Птах, по обыкновению царил полумрак. Ровное пламя единственной карбидки едва освещало лики святых, смотревших на застывшую на пороге Леру грустными глазами с растрескавшихся икон.
— Птах, это я, Лера, — тихо позвала девушка. — Можно войти?
— Входи-входи, милая, — донеслось из дальнего угла. — Навести дедушку.
— Я посоветоваться зашла, — Лера осторожно присела рядом с лежащим на полу стариком.
— В дорогу дальнюю горлица собралась, — тихо пробормотал Птах, ворочаясь на своем матрасе, но не открывая глаз. — Манят душу тропинки новые, пути неисповедимые.
Хоть Лера и была к этому готова, она все равно вздрогнула. Эту особенность Птаха знали все. Вроде болтает сумасшедший старик всякий вздор, так ведь на то и сумасшедший. Поначалу смеялись, а как раз от раза сбываться стало, так и сторониться начали. Крепко думали, прежде чем за советом приходить. Только по серьезным поводам обращались. Поверять старику свои секреты было не страшно, так как после каждого своего «сеанса» у него жутко ломило голову, словно с похмелья, и напрочь отшибало память. Где такое с ним приключилось, одному Богу известно. То ли на поверхности, то ли еще где.
— Уйти я хочу, — тихо сказала Лера.
— Время положенное, горлица должна гнездо вить, — назидательно пробормотал неподвижный старик.
— Не будет свадьбы, — девушка отвернулась от Птаха и посмотрела на стоячее пламя карбидки. — Не пойду за него.
— А за море пойдешь? — лежащий старик по-прежнему не открывал глаз.
— Что, если родители живы? — не поворачиваясь, Лера, наконец, задала просящийся с языка вопрос. — Вдруг я могу их найти?
— И что с ними делать будешь? Хороводы водить? Нет там ничего. Здесь твои родители, — сухой палец ткнул девушку в грудь. — А поедешь — черным людям на корм пойдешь. Ионы во чреве китовом. Нельзя плыть.
— Я решила, — упрямо сказала Лера и повела плечами — перед глазами снова встало прыщавое лицо суженого Вити.
— Если так, зачем пришла? — ей показалось, что старик чуть улыбнулся под вечно всклокоченной бородой.
— Не знаю, — Лера потупилась, спрятав ладони между коленями.
— Ледяной плен не пустит, холодом душу скует, — тихо пробормотал Птах, повернулся и, взяв ее руку, что-то бережно вложил в нее, прикрыв подарок девичьими пальцами. — Молись.
— Я не умею, — растерялась девушка, смотря на свой сжатый кулак.
— И люди на ледяной земле не умеют, — странно ответил старик и протянул ей руки. — Дай мне длани свои.
— Зачем? — растерялась Лера, увидев, что ладони Птаха сильно обожжены.
— Дай мне длани свои, — терпеливо повторил тот. — И закрой глаза.
Поборов внутренний страх, девушка робко вложила свои руки в ладони старика. Они были холодными-прехолодными…
— Господи! — почувствовав ее прикосновение, негромко заговорил Птах. — Благодарю тебя за каждый день, что дан мне великою волей Твоею. Благодарю за еду и кров, насыщающие и согревающие меня. И верю, что все делается по высшему Твоему святому помышлению. Аминь!
Старец замолчал, и девушка решилась открыть глаза. Птах смотрел на нее и грустно улыбался.
— Повторяй ее иногда, и он будет рядом.
— Кто?
— Бог, который придумал тебя и меня, — порывшись под своей лежанкой, Птах протянул девушке маленький потрепанный томик. — Вот, тебе она нужнее.
— Что это? — Лера с любопытством посмотрела на книжку.
— Библия.
— Но я не могу! Это же вера, надежда! — излишне громко воскликнула девушка и, спохватившись, понизила голос, спешно подбирая слова. — Так многие говорят… Она же одна в убежище. Ее нельзя уносить.
— А толку-то? — усмехнулся старик и настойчиво сунул Лере книгу. — За все время у Пташки ее никто не попросил, а свадьбы да отпевания — это так, для ритуала больше. Бери. Теперь все в твоих руках: и вера, и надежда. Только любви нет. А в ней-то и сокрыт ключ к спасению м-м-м… — он поморщился, приложив пальцы к вискам. — Голова… голову ломит.
Это был сигнал, что Лере пора уходить.
— Пойду я, — спрятав книгу под тельняшку, она поднялась, от чего колыхнулось пламя карбидки. — Спасибо вам.
— С богом. Вспоминай Пташку.
Выходящая Лера тихонько прикрыла за собой дверь и разжала ладонь, на которой лежал маленький нательный крестик.
Оставшийся в каморке старик отвернулся к стене и, обняв себя за плечи, жалобно забормотал:
— И взглянул я, и вот Атом, и на нем всадник, которому имя смерть. И ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными. И расступится твердая вода, и белое станет алым…
* * *
Ночью накануне отплытия Лера лежала на кровати, с нетерпением выжидая, когда дед, наконец, уснет.
Прислушавшись к себе, она еще раз убедилась, что решение приняла твердо, несмотря на странные подарки и увещевания Птаха, несмотря и на разговор с Лобачевым.
К побегу давно все было готово, и девушке оставалось лишь выждать удобный момент. Нервы были напряжены, как стальные канаты. Не обратил ли дед внимание, что она слишком много болтала за ужином? Не заподозрил ли чего? Сунув руку под кровать, Лера нащупала плотно набитый рюкзак. На месте. Порядок.
Еще раз проверила несколько аккуратно сложенных листков с планами атомохода в разрезе. Страницы из технической книги в библиотеке Лобачева, которые она вырезала, пока хозяев не было дома, в убежище давно не запирались на ключ. Лера сгорала от стыда, но куда в этом лабиринте без карты?
Вскоре за стенкой перестали возиться, и под дверью пропала неровная полоска света от затушенной карбидки. Еще немного посидев в тишине, Лера достала клочок бумаги с заранее составленной прощальной запиской. Дядя Миша спозаранку собирался совершить длительную вылазку, на целый день, и это могло послужить отличным поводом для неожиданной отлучки девушки, когда Ерофеич поутру обнаружит ее пустую кровать. С первой частью готово. А вот дальше… Дальше надежда на Юрика.
Несмотря на то что времени было в обрез, одевалась медленно. Каждая вещица и деталь, составляющие нехитрую начинку их простенького жилища, вдруг стали пронзительно родными. Немудрено, ведь она прожила в этой комнате всю свою сознательную жизнь. Только сейчас, покидая родной дом, может быть, навсегда, Лера увидела, что вечно занятый делами Совета ворчливый дед все-таки нашел время и починил старый шкафчик на стене, который много лет заваливался на бок. Сколько раз она просила его это сделать. Раздражалась. И вот шкафчик снова висел как положено, а она этого даже не заметила.
Осторожно приоткрыв дверь на половину деда, тихо постояла на пороге. Поцеловать не решилась, боясь разбудить. А ведь сколько все-таки для нее сделал этот неумолимо стареющий, родной человек! Вырастил, выходил, рассказывал истории перед сном, заказывал у добытчиков книги и игрушки. У них всегда была неплохая еда. Получается, сейчас она, неблагодарная, его предает? Шмыгнув носом, Лера размазала бегущие по щекам упрямые слезы. Но было ли предательством ее желание самостоятельно решать свою судьбу? Пожизненный гнет семейного быта с нелюбимым человеком в обмен на право всего лишь иметь слово в бессмысленных спорах…
Как ее выходку расценит Совет и что сделают с беглянкой, когда… если она вернется? Плевать! Лопоухая образина наверняка успеет жениться на одной из своих смазливых расфуфыренных поклонниц, у него (а вернее — у богатств его папаши) их целый табун. На Лере что, свет клином сошелся? Она не приз и не вещь, которой можно распоряжаться по своему усмотрению. Девушка снова тихонько шмыгнула носом, посмотрев на укрытую пледом фигуру. Все у деда будет хорошо.
Оставалось последнее. Где Ерофеев прятал ключ от сейфа, в котором хранилось оружие, Лера подглядела давно: день ото дня все сильнее назревало желание как следует пугнуть распоясавшегося жениха. Медленно проворачивая ключ, чтобы замок щелкнул как можно тише, девушка не сводила испуганных глаз со спящего. Сердце колотилось, как после бега по пересеченной местности.
Разряженный «Макаров» лежал на нижней полке. Сунув пистолет в висящую на бедре кобуру, девушка быстренько выскребла из сейфа запасную обойму и две коробки с патронами.
Возвращая ключ в тайник у двери в перегородке, нервничающая, а от этого совершающая много лишних движений, Лера выронила одну из них. К счастью, пол покрывал старый стоптанный половик, смягчивший звук удара и позвякивание брызнувших во все стороны патронов. Лера замерла на полусогнутых, боясь вздохнуть. Заколотившееся сердце словно макнули в ведро с колотым льдом. Все, что должно было произойти дальше, четкой картинкой встало перед глазами. Сейчас дед проснется и, несмотря на возраст девчонки, всыплет ей дубленым армейским ремнем так, что она потом неделю не сможет нормально сидеть.
Ерофеич всхрапнул, причмокнул губами, поворачиваясь на бок, но глаз так и не открыл. Полуживая от страха, Лера быстро опустилась на колени. Руки в свалявшихся шерстяных перчатках с отрезанными пальцами, подбирающие патроны, замелькали над половиком, словно головы птиц, клюющих рассыпанное зерно.
Наконец, рассовав по карманам боеприпасы и натянув на уши шапку, Лера присела на дорожку. Провела ладонью по ворсистому одеялу, которое бережно стирала и штопала все эти годы. Так хотелось взять его с собой, но исчезновение могло вызвать ненужные подозрения деда. Зачем, спрашивается, на охоте одеяло, да еще и днем?
Взглянув на съежившийся в бутылке цветок, положила рядом записку и, на цыпочках перейдя свою комнату, тихонько прикрыла за собой дверь.
— Прощай, деда! Прости…
В коридоре стояла наполненная важностью предстоящего события тишина.
Теперь нужно было найти Юрика, который колобродил как обычно в бесчисленных коридорах. Проходя мимо двери в жилище капитана Лобачева, Лера различила тихие женские всхлипывания и рокочущий мужской голос.
— Так и знал, что ты что-то задумала! — звонко прошептал появившийся из сумрака Юрик. — А мне сложно сказать? Друг называется!
— Тихо! Я как раз тебя ищу! — схватив под локоть, Лера оттащила парнишку к стене. — Вот, послезавтра передашь деду.
Она протянула приятелю сложенный листок бумаги.
— Что это? — Юрик попытался развернуть листок.
— Не читай! — остановила Лера. — Это записка для деда. Убегаю я.
— Куда?!
— С лодкой. В Антарктику.
— А-а, это чтобы за лопоухого замуж не идти? — немного подумав, понимающе протянул Юрик.
— Что-то вроде.
— Понимаю, не сахар. А с тобой можно?
— Нет. На кого мать оставишь, подумал?
— А ты деда своего? — тут же парировал Юрик.
— Он мужчина и член Совета. Не пропадет.
— Вечно все испортишь, — со вздохом опустил голову парнишка и, неожиданно что-то вспомнив, засуетился. — Погоди! Я сейчас быстро домой сбегаю, только никуда не уходи!
Лера собиралась возразить, но Юрика и след простыл. Впрочем, через несколько минут он вернулся и протянул ей что-то замотанное в тряпицу.
— Вот, хотел на свадьбу подарить, но раз такое дело, держи сейчас.
Развернув сверток, Лера с удивлением повертела в руках самодельную рогатку.
— Я у добытчиков специально с поверхности несколько веток попросил, — с гордостью прокомментировал мальчишка. — Думал, может, тебе пригодится?
— Где? В семейной жизни? — Лера засмеялась но, видя серьезность приятеля, осеклась.
— С оружием сейчас сама знаешь, перебои. Дед вон твой «макарыч» в сейф запирает…
— А ты откуда знаешь?!
— Разведка донесла. С рогаткой ты всегда вооружена, мне спокойней будет. Оставь мне что-нибудь на память, — неожиданно попросил он.
— Что? — растерялась беглянка.
— Не знаю.
Посмотрев на поникшую фигурку приятеля, Лера поддалась секундному порыву и, наклонившись, чмокнула Юрика в щеку.
— Мне пора, — выпрямившись, она пошла по коридору. — Приглядывай за дедом, ладно? Надеюсь, еще увидимся.
— Пудреницу взяла? — с беспокойством окликнул девушку Юрик, у которого от внезапного счастья запылали уши.
— Да, — кивнула Лера, пощупав задний карман джинсов.
— Переложи. А то сядешь, — посоветовал Юрик и тихо добавил: — Вспоминай обо мне.
— Хорошо, — смутилась остановившаяся Лера: вечно дуркующий парнишка как-то неожиданно повзрослел.
В этот момент в коридоре мягко погас свет, и силуэты замерших ребят несколько секунд выхватывали из сумрака малиновые сполохи аварийного освещения.
— Лодку отключили, — догадалась Лера, когда под потолком с едва слышным гудением снова разлился тусклый желтоватый свет. — Я пошла.
— Ты вернешься?
— Обещаю. С кем еще ты будешь собрания старейшин срывать?
— А помнишь, как мы подложили бомбу-вонючку Климову, когда они совещались о ремонте дренажных систем? — лицо Юрика тут же растянулось в улыбке.
— Еще бы! С ним потом неделю не разговаривали, — засмеялась Лера. — Завтра тоже будет финт — накануне свадьбы старейшин невеста сбежала!
— Класс! — оценил Юрик. — Крик поднимут! Я тебе потом все в подробностях расскажу…
Где-то в глубине коридора гулко хлопнула дверь.
— Возвращайся быстрее, — обернувшись, поторопил подругу Юрик. — Я буду скучать.
— Я тоже, — прошептала Лера.
Юрик кивнул и растворился во мраке коридора. Но сгустившаяся темнота еще пела его звенящим голосом:
Выбери меня!
Выбери меня!
Птица счастья завтрашнего дня!
* * *
Ствол вентиляционной шахты по обыкновению встретил ее таинственной полумглой и тишиной. Лера немного постояла, задрав голову, привычно всматриваясь в невидимый конец колодца. Ни шороха, ни знакомых аккордов чарующей мелодии, ради которых она столько лет тайком убегала с плантации, чтобы здесь, в одиночестве, укрывшись от посторонних глаз, побыть наедине с фотокарточкой родителей и своими мыслями.
Ни звука.
Загадочное место словно давало понять, что сейчас не желает посторонними шумами нарушать торжественную тишину, пронизывающую убежище и ее обитателей. Сверху долетел легкий порыв теплого воздуха, пропитанный запахом смазки работающих где-то наверху воздухоочистительных фильтров, и тихонько потрепал выбившуюся из-под шапки челку.
Как будто прощаясь.
Ждать не решилась — время стремительно утекало, словно песок сквозь пальцы.
— В другой раз, — сунув большой палец за лямку рюкзака, уверенно прошептала Лера и, в последний раз оглядев свое секретное место, быстро зашагала назад.
* * *
Рядом с дырявой бочкой, в которой с потрескиванием трепыхалось пламя, расположились трое ребят, оставленных на карауле. Переговаривались вполголоса. Неуверенно тренькала гитара.
На цыпочках прошмыгнув в ангар, Лера в очередной раз поразилась размерам окутанной сумраком лодки. Наверное, в старину все враги бросались наутек, едва завидев такое чудище, подумалось девушке. «Иван Грозный». Стошестидесятиметровый кит-исполин с душой былинного богатыря. Лера понятия не имела, кто такой Иван Грозный, но почему-то была уверена, что человек с таким именем обязательно должен быть похож на героев многочисленных сказаний, которыми изредка пересыпал свои сбивчивые проповеди Птах.
— …вот такой он Женька-фармазо-он, — с неуклюжим завершающим аккордом донеслось от костра, и негромко зашелестел одобрительный мужской хохоток.
Лера осторожно выглянула из-за поставленных друг на друга пустых топливных бочек. Рома-Дрын, Витя-Кальмар и местный заводила — Петя по кличке Шкура, которого так прозвали за ношение добытой с поверхности фасонистой кожаной куртки. Как всегда — с гитарой. Говорят, он ее обнимает куда чаще и охотнее, чем свою Вику… Нашли, кого оставить! Хотя, по большому счету, беглянке это даже на руку. Будет легче осуществить задуманное.
И Лера не стала медлить.
Достав из рюкзака фонарик и схему лодки, она подбежала к перекинутому на судно трапу и, изо всех сил стараясь, чтобы под ботинками предательски не скрипела доска, призрачной тенью юркнула на борт.
— Шкура, давай еще одну, — попросил Витя-Кальмар, прикуривая от мятущегося пламени самокрутку. — Да чтоб так, позабористей.
— Сейчас, подтяну только, — заскрипел струнами гитарист.
— Ты хоть настраивать умеешь? — фыркнул Дрын и бросил в бочку окурок.
— Не учи папу любить маму, — авторитетно оборвал Шкура.
Снова засмеявшиеся караульные не заметили, как от сложенных рядом с лодкой бочек отделилась еще одна тень и взбежала по трапу на борт, вслед за Лерой.
Натужный скрип досок заглушил первый гитарный аккорд.
* * *
Утром провожать лодку собралось все убежище от мала до велика. Пока створы ангарных ворот неторопливо расползались в стороны, успели в очередной раз наплакаться, заново перецеловать родные детские и женские лица, обнять друзей и рассовать по карманам памятные безделушки. Песен не было: «Прощание Славянки» без инструментов исполнить не получалось. В воздухе стоял возбужденный гомон.
— Ой, кровиночка ты моя! — в сотый раз приглаживая натянутую на могучие плечи Тараса химзащиту, причитала зареванная Михална. — Смотри, не простынь там. Деткам гостинцев привези.
— Ледышек, что ли? Так, глядишь, не довезу. Ну, полно, полно, мать, — пытался успокоить всхлипывающую жену явно растроганный Тарас. — Свидимся еще.
Чинно попрощавшись со старейшинами, облаченный в хрустящий кожаный плащ и начищенную фуражку капитан, гремя сапогами, поднялся на борт. Оставшиеся на берегу молча следили, как неторопливо убирали трап.
— Отдать швартовы! — наконец зычно скомандовал Лобачев.
— Ну, вот… Бог дал, бог и взял, — тихонько всхлипнула горстка толпящихся на пирсе старушек. — Как же мы без Иванушки-то теперь, горемычные?
— Хватит причитать, никуда они не денутся! — буркнул кто-то из мужиков в потертых офицерских кителях. — Мертвая та ледышка. Если тогда кто-то и выжил, то наверняка передохли все давно с голоду. Не найдут там ничего, да обратно воротятся. Благо, хоть «Грозный» разомнется, а то застоялся совсем. Глянь, как на волю тянет!
Лодка отправлялась в путь, медленно выходя в Балтийское море.
На крыше опустевшего ангара стояла одинокая фигура, под которой с гулким рокотом сомкнулись створы ворот. Соленый ветер трепал прикрывающие худое тело лохмотья. Что-то бормоча невидимыми под всклокоченной бородой губами, человек неторопливо крестил удаляющуюся навстречу неизвестности лодку.
Это был Птах.
