Книга: Ледяной плен
Назад: Глава 10 О.А.К
Дальше: Глава 12 ЗЕМЛЯ КОРОЛЕВЫ МОД

Глава 11
МОРЕ УЭДДЕЛЛА

Погрузившуюся под воду девушку, оглушенную падением, моментально сковал пронизывающий холод. Разинув рот в беззвучном вопле, Лера хлебнула соленой воды. Легкие словно полоснули раскаленным ножом, а по барабанным перепонкам, в секунду отрезая прочие звуки, ударило мерное клокотание зловещей морской пучины. Оказавшись в незнакомой среде и опасаясь нападения со всех сторон, девушка принялась отчаянно барахтаться, изо всех сил стараясь разогнать пузырящуюся вокруг непроглядную, сомкнувшуюся над головой водяную толщу.
Она не умела плавать! Да и зачем, спрашивается, девчонке из подземелья это умение? Вряд ли оно может пригодиться человеку, который, хоть и живет у моря, нос на поверхность высовывает только в несуразном и мешковатом костюме химзащиты. Так она думала раньше.
Как же она ошибалась!
В отчаянно барахтающемся в поисках спасения мозгу коротнуло стыдливое воспоминание: она, четырнадцатилетняя девчонка, втайне от деда бежит подглядывать за тренировками по плаванию, которые регулярно устраивали будущей команде «Грозного» Лобачев и Тарас. Тогда долговязого подростка, в котором только начинала просыпаться женщина, больше волновали крепкие, красивые, мускулистые тела знакомых ребят, которые, словно выпускаемые из отсека торпеды, один за другим резво ныряли в стоячую воду, черным озером окружившую подлодку.
Дура!
Чудовищный первобытный страх всей своей мощью навалился на беспомощно барахтающуюся под четырехметровой толщей воды девушку.
Спастись! Выплыть! ЖИТЬ!
Держась рядом с громадным боком накренившегося под весом чудища «Грозного», неумело дрыгая руками и ногами, словно угодившая в крынку с молоком лягушка, Лера рывками стала подниматься, отчаянно отталкиваясь от плотной воды быстро коченеющими руками.
Быстрее! Взмах, еще один… Каждое новое движение давалось с все большим усилием. Скованные холодом мышцы начинали быстро уставать.
Дышать!
Перед глазами заплясали пульсирующие красные круги, тревожно сигнализируя о скором отключении сознания. Голова, словно стиснутая обручем, сильно кружилась, руки онемели, а пальцы перестали гнуться. Сердце спотыкалось, словно пьяное, неровно перебиваясь с удара на удар.
Это конец…
И вот, когда в горящих легких растворился последний атом кислорода, пучина неожиданно разверзлась. Запрокинув голову, Лера широко разинула рот, делая большой жадный вдох, мгновенно задушенный приступом тошноты и кашля. Поверхность встретила какофонией из рева, выстрелов и криков. Неслушающимися руками откинув с лица слипшиеся пряди волос, девушка с ужасом посмотрела наверх. Чудовище уже практически целиком выбралось на палубу субмарины. Его огромная морда с кровоточащими глазницами, расковырянными пулями из снайперской винтовки, венчала продолговатое суставчатое туловище, передвигающееся на восьми массивных, похожих на крабьи, конечностях — по четыре с каждой стороны. С внутренней поверхности клешни украшали зазубренные и острые, словно лезвия пилы, роговые отростки, которые с противным скрежетом царапали сильно притопленную корму лодки.
Над Лерой с отчаянным воплем пронесся цепляющийся за воздух человек — с громким всплеском тело рухнуло в воду далеко позади. Кровавая схватка была в самом разгаре — человек не хотел уступить порождению нового мира, из последних сил огрызаясь огнем и свинцом. Укрытую пологом ночи Атлантику озарял зловещий фейерверк из алых бутонов от разрывов гранат и многочисленных вспышек автоматных очередей. Разумеется, в такой суматохе никто не заметил соскользнувшую за борт девушку.

 

— Помо!.. — заглушив крик, море отвесило Лере пощечину, хлестко ударив по лицу упруго накатившей волной.
Кашляя и тщетно пытаясь восстановить сбитое дыхание, девушка забарахталась, стараясь подплыть ближе к борту лодки, — ее начинало сносить в открытое море.
— Помогите, я здесь! — улучшив момент между нещадно налетающими волнами, отчаянно заорала она, стараясь перекричать рев сражения и изо всех сил царапая ногтями скользкий бок лодки. — Слышите меня?! Пожалуйста, помогите… кто-нибудь!
Двигаться становилось все труднее, зубы лихорадочно выстукивали отдающую в виски звонкую дробь. Неожиданно, чуть не придавив, рядом с девушкой шлепнулся извивающийся кончик пупырчатого щупальца, обдав ее фонтаном колючих брызг. С палубы донесся дружный воинственный вопль раззадоренных сражением членов команды.
— Молодчага, Треска!
— Батон, ты живой? Скорее, оттащите его!
В следующую секунду, извиваясь, словно змея, сверху спустилось длинное щупальце, будто желая подхватить отрубленную конечность. Пошарив по борту лодки над головой тщетно цепляющейся за гладкий металл девушки, оно опустилось в бушующую воду в нескольких метрах от Леры.
И тогда она сделала то, на что в иной ситуации никогда бы не решилась. Исступленное желание жить мгновенно затуманило все другие ощущения — брезгливость, отвращение, страх. Из последних сил оттолкнувшись от лодки, Лера навалилась на омерзительный склизкий отросток, цепко обвив его слабеющими руками. В грудь тут же уперлась мягкая присоска размером с ведро и начала сокращаться, обследуя неожиданного пассажира.
Тем временем палубу в очередной раз тряхнуло от взрыва, и вокруг вжавшей голову девушки с шипением заплескался град дымящихся осколков. Сопровождаемое разъяренным воем щупальце с такой силой рванулось из воды, что Лера едва не опрокинулась обратно в бурлящие волны. Перед глазами все смазалось, сливаясь в одну сплошную разноцветную полосу, как если бы кто-то плеснул воды на незаконченный акварельный рисунок. Ледяной ветер с наслаждением лизнул девичью фигуру в облепивших тело штанах и тельняшке. А потом щупальце, описав дугу, с такой силой грохнуло по палубе, что ослабшую от долгой борьбы девушку точно пушинку отшвырнуло в сторону. Кубарем прокатившись по залитой кровью поверхности, она съежилась, словно придавленный червяк, крепко вцепившись в подпорку ограждения смотровой рубки, прямо под ногами водрузившего на перила «ГШГ» Азата. По телу Леры тут же застучали обжигающим ливнем стреляные гильзы.
Крупнокалиберные пули рикошетили о крепкий панцирь обитателя морей, не причиняя ему видимого вреда. Но чудище казалось растерянным, словно…

 

— Оно ослепло! — обезумев от радости, хором заверещали Паштет и Треска, когда последний глаз твари с чавканьем лопнул, заливая обезображенную харю новыми потоками мутной, фосфоресцирующей слизи. Неразлучная парочка давно опустошила свои магазины, и теперь, спина к спине, отбиваясь от щупалец, ловко орудовала небольшими топориками, которыми пользовалась для разделки мяса. — Батон! Чувак!
— Вам спасибо, — подобрав винтовку, охотник поднялся на ноги. — Вовремя подоспели: еще чуть-чуть, и она бы меня точно расплющила…
— Оно в ахтунге! — взревел вооруженный огнеметом Тарас, видя, как животное неуверенно остановилось, оторопело мотая залитой слизью башкой. — Поднажмем, братухи! Покажем чертовой гадине, что такое Балтийский флот!
Измотанные затянувшейся схваткой люди из последних сил бросились в атаку.
— Что, решили тут передохнуть?! — по-польски подначивал своих Ежи, сражающийся на передовой, несмотря на раненую руку. — Или только и научились языком молоть да мамкину сиську сосать?! Вперед, щенки, чего хвосты поджали?! Марек, Йозефу подсоби!

 

Ожоги от гильз привели в чувство трясущуюся, перепачканную чужой кровью девушку, и она, все еще боясь подняться, медленно отползла за спину Азата.
Стволы пулемета раскалились, но стрелку было плевать. Изо всех сил стараясь удержать в горизонтальном положении вибрирующую махину, поливающую тварь свинцом, в ту секунду он был с ней единым целым, лишь стараясь не зацепить мечущихся по палубе товарищей. Наконец шквал огня, изрыгаемый «ГШГ», принес результат: две ноги чудовища с громким хрустом разломились в местах сочленений, брызнув фонтанами голубоватой крови, и безжизненными культями упали за борт.
— Выкуси, шайтан! — торжествующе заревел Азат во всю мощь легких.
Монстр с отчаянным ревом повалился на содрогнувшуюся палубу, пытаясь уцепиться за покатую поверхность уцелевшими конечностями. Морозный ночной воздух сотряс единый восторженный вопль:
— УР-Р-А-А!!!
— Еще пара ударов, и мы ее стряхнем! — крикнул подволакивающий ногу Савельев.
В соленом воздухе повеяло долгожданным ароматом победы.
— С патронами как?! — увидев, как Батон отбивается от щупалец прикладом винтовки, ухватив ее за ствол, крикнул Треска, молотящий гадину сплошь покрытым едкой слизью топором.
— Пустой! Все на ее зенки истратил!
— Тогда держи, — на секунду оторвавшись от схватки, толстяк ловко перекинул Батону гранату. — Но эта последняя!
В следующее мгновение скользнувшее по палубе щупальце сбило его с ног, и повар, опрокинувшись навзничь, чуть не выронил спасительный боеприпас.
— Едрить!
Откинув винтовку и выдернув чеку, Батон извернулся и со всей силы запустил блестящий шарик в огромную раззявленную пасть, в которой остервенело метался раздвоенный мясистый язык. На подлете гранаты чудище мотнуло головой, и снаряд разорвался на одной из пупырчатых роговых пластин, которыми обросла башка морского дьявола.
— Не одолеть! — обреченно выдохнул Паштет, видя, как ослепший, лишенный нескольких конечностей мутант, яростно клацая зубастой пастью, продолжает упрямо ползти в сторону рубки. — Дожимает, тварь!
* * *
Под потолком капитанской каюты грохнуло, и сидящий за столом Лобачев поднял взгляд к потолку, оторвав его от иконы Николая-Чудотворца. Дорожа жизнью товарища, все еще не пришедшего в себя после Ла-Манша, Тарас строго-настрого запретил ему покидать помещение, отрезав в ответ на все протесты:
— Из тебя с твоими нервами сейчас боец никакой!
По корпусу судна с заунывным стоном пробежала дрожь. Капитан проводил отрешенным взором судовой журнал, который медленно пополз по столу, обгоняемый граненым стаканом. С полок ранеными птицами спикировали на пол растрепанные тельца шелестящих страницами книг.
— Что ж это получается? Ребята там за жизнь корабля сражаются, а я тут как последний трус сижу? — нахмурившись, пробормотал Лобачев.
Придержав двумя пальцами сползающий со стола стакан, капитан позволил журналу мягко упасть себе на колени. Переложив его на застеленную койку, он одним длинным неторопливым глотком допил давно остывший чай и, поставив стакан на вибрирующий пол, посмотрел на висящие над капитанским столом фотокарточки. Бережно взяв одну из тех, на которых были изображены он и первая жена, он осторожно приложил снимок к губам.
— Я должен искупить, пойми, — обдавая снимок горячим дыханием, зашептал он. — Как-нибудь еще свидимся, бог даст!
Встав из-за стола и спрятав фотографию под фуражкой, Лобачев решительно вышел из своей каюты.
* * *
Безрезультатно отстреляв очередную кассету, обессилевший Азат с рычанием разжал пальцы, от которых тянулись тонкие струйки дыма. Пулемет тяжелым бревном с грохотом рухнул на палубу. Устало присев и облокотившись спиной о рубку, стрелок с наслаждением прижал обожженные руки к влажной спине лодки, под которыми тут же тихонько зашипела чья-то кровь. Тыльной стороной ладони смахнув с лица крупные капли пота, которые холодил атлантический ветер, Азат, наконец, огляделся и заметил рядом съежившуюся Леру, которую рвало морской водой.
— Лер, а ты чего вся мокрая-то? — мгновенно позабыв про все, оружейник склонился над содрогающейся девушкой. — Что с тобой… елки-палки!
— Меня… за борт… выкинуло… — между приступами удушливого кашля, кое-как произнесла девушка. — У тебя… руки обожжены…
— Как это «выкинуло»?! Ты что, была в воде?!
— Да… сначала меня кто-то сшиб, а потом за щупальце уцепилась и поднялась… — словно пьяная пробубнила заплетающимся языком раскачивающаяся Лера. — Твои руки, дай посмотрю…
— Черт с ними! — в сердцах воскликнул тут же наплевавший на сражение и приближающуюся тварь Азат. — Тебе к врачу срочно надо…
— Сильно болит… Дай перевяжу, — не давая ему возразить, с трудом усевшаяся Лера непослушными руками тщетно пыталась оторвать рукав своей тельняшки.
— Оставь ты руку в покое, и не такое видали! — отстранив девушку, Азат приложил ладонь к ее лбу, облепленному мокрыми волосами. — Да ты вся горишь!
Лера резко отвернулась, и ее снова стошнило.
— Извини, — прокашлявшись, пробормотала она, так и не повернув головы.
Азат попытался взять девушку на руки.
— Не надо… не трогай, — вяло запротестовала та. — Сама… я сама…
— Тогда вставай!
Кое-как поставив Леру на ноги, оружейник втолкнул ее в распахнутую дверь рубки, прямо навстречу выходящему на палубу Лобачеву.
— Капитан, вы куда?
— Идите, куда шли, — ответил тот и, шагнув на смотровую площадку, оглядел сцену побоища: извивающиеся, брызжущие фонтанами слизи обрубки щупальцев, отчаянно отбивающихся людей, вспышки пламени, корчащиеся тела раненых. И всюду кровь, кровь, кровь.

 

— Док, сделай что-нибудь! — с порога проорал ввалившийся в медпункт Азат, поддерживающий потерявшую сознание Леру. — Она за борт выпала!
— Сейчас я, сейчас! — засуетился медик. — У меня тут еще наших… Как там? Справляетесь?!
— Продержимся! Девчонку вытащи, мужики сами как-нибудь…
— Сейчас-сейчас, — суетился медик. — Так, переохлаждение… Согреть, сначала надо согреть…
Позвенев склянками, он наконец вытащил одну, в которой плескалась прозрачная жидкость, и, открыв крышку, скомандовал:
— Нос, нос ей зажми!
— Что это?
— Спирт. Ей кровь разогреть надо, и как можно скорее… — начал объяснять медик, но, видя недоверие Азата, заорал: — Делай, что говорю!
Помешкав, Азат сомкнул ноздри девушки, в то время как Колобок приоткрыл ее безвольные челюсти и влил внутрь несколько глотков спирта.
Обжегшись о жидкое пламя и задыхаясь в нем, Лера попыталась вскочить с лежанки, но тут же снова провалилась в небытие, удерживаемая двумя парами сильных мужских рук.

 

Тварь продолжала приближаться, с упорством бездушной машины неторопливо передвигая шипастыми конечностями.
— Погружаться надо! — вцепившись в перила, закричал Тарасу Лобачев. — На скорости мы ее стряхнем!
— Ты что творишь?! Вали обратно в рубку! — увидев его на смотровой площадке, истошно заорал старпом.
— Это единственный способ!
— Вали, говорю!
— Перестаньте, не на базаре! — откликнулся перезарядивший винтовку Батон. — Стряхнуть не выйдет, она своими крючьями крепко за бока зацепилась, может и перевернуть, а тогда все, кранты! Есть еще вариант, правда, последний. Баллон снимай!
— Чего? — растерялся Тарас.
А когда сообразил, неуверенно стянул со спины баллон огнемета.
— Живее! Нужно его к ней в пасть закинуть! — настаивал Батон.
— Сдурел? Это ж верная смерть!
— Для твари — точно, — коротко кивнул Батон. — Разве не видишь: так просто ее не пронять! Давай, у меня тут два последних патрона обнаружились, лучшего применения им не найти!
— Да как же…
— Она же слепая! Что ты, как телок…
Пока мужчины пререкались, между ними протиснулся Лобачев и, подхватив баллон, побежал к приближающейся твари.
— Юрка! Назад, твою мать!
Остановившись в нескольких метрах от окутанной паром пасти, из которой вырывался невероятный смрад, капитан выждал момент, когда огромная дыра с множеством украшенных алыми лентами чьей-то плоти зубов окажется прямо пред ним, и изо всех сил метнул в нее баллон.
— Стреляйте!!! — заорал он, со всех ног бросаясь назад.
Батон вскинул перезаряженную винтовку, и после второго выстрела над палубой с грохотом расцвел алый султан пламени, разбрасывая во все стороны ошметки горящей плоти. Не успевшего отбежать Лобачева толкнуло в спину взрывной волной, с силой приложило о металл головой, с которой слетела фуражка.
— Юрка! — испуганно выдохнул бросившийся на помощь Тарас.
Лишенная головы туша сделала пару неуверенных движений и, с противным скрежетом корябая металл обшивки, медленно сползла в море. Над судном, словно в прощальном взмахе, взвилось одно из немногих уцелевших щупальцев. Ударившись о палубу рядом с оглушенным капитаном, оно, рефлекторно сокращаясь, обвило его за ногу и с чавканьем множества присосок утянуло даже не успевшего вскрикнуть человека в ледяную пучину.
— Юрка-а-а! — истошно заорал не добежавший нескольких метров старпом.
Но скрывшееся под водой мертвое чудовище, сжимающее давно бездыханное тело товарища, уже было на полпути в царство Посейдона. Освободившаяся от противовеса корма «Грозного» вынырнула из воды, уравновешивая судно, и оставшиеся на палубе члены команды едва успели схватиться, кто за что.
— Ура, чуваки? — обалдело выговорил Треска, еще не верящий, что изматывающий поединок, наконец, закончился.
— Ур-ра-а! — поддержал товарища Паштет, поднимая над головой руку с автоматом.
А Тарас, безвольно опустивший руки, лишь смотрел на волнующиеся черные волны, минуту назад поглотившие Морского Дьявола и последнего капитана чудом уцелевшей в огне ядерного кошмара субмарины.
* * *
Таким — солнечным, радостным, раскинувшимся под необъятным куполом глубокого синего неба, дышащим теплым летним ветром и напоенным ароматом свежих цветов — Лера родной Пионерск никогда не видела. Люди в пестрых одеждах, она сама — в легком ситцевом платьице, стремящаяся куда-то, резво выстукивая каблучками босоножек по мостовой…
А еще родной город заполняли лица. Веселые, улыбчивые, живые! Были среди них детские и взрослые, изборожденные морщинами старческой мудрости и разглаженные легкомысленной беззаботностью юности. Были и хмурые, и задумчивые, но все-таки это были настоящие лица, а не намордники респираторов и бездушные лупоглазые противогазы, ставшие тупыми одинаковыми масками для навсегда обезличенного человечества.
Лиц было много, и Лера с жадностью всматривалась в каждое, любуясь ими, словно картинами на выставке.
А еще среди них были папа и мама. Почему-то девушка знала это наверняка, но никак не могла отыскать родителей среди горячих, купающихся в полуденном зное улочек.
— Мама! — в очередной раз неуверенно позвала девушка.
— Тихо-тихо, — ласково отозвался Колобок, сидящий рядом с койкой.
— Можно?
В дверь лазарета осторожно заглянул Батон и с надеждой посмотрел на врача, который, закончив натирать грудную клетку распластанной на влажной простыне девушки драгоценным спиртом, бережно укрыл пациентку шерстяным одеялом.
— Ну, как она?
— Бредит, — вздохнул медик. — Да еще и жар усилился, хотя это-то как раз и немудрено: в такой воде и десяти минут достаточно, чтобы окочуриться.
— Какого лешего ее на палубу потянуло? — с жалостью глядя на горячечно-бледное лицо девушки с приоткрытыми губами, Батон поскреб в затылке.
— За тобой увязалась, ясное дело, — невесело усмехнулся Колобок. — Она ж твой хвостик, это всем известно. Вообще-то, что она за щупальце твари догадалась схватиться, уже чудо — сами-то вряд ли бы заметили. Вон, какая от присоски отметина осталась!
Откинув одеяло, медик продемонстрировал широкое красное пятно на груди и впалом животе девушки.
— Тяпнула? — забеспокоился Батон.
— Нет, просто легкий ожог, как от слабого раствора кислоты. Ничего серьезного.
— Что еще нужно сделать, давай помогу?
— Ничего, Миш, чесслово, — вздохнул Колобок и поднял голову от пациентки, через стекла очков взглянув на собеседника грустными глазами спаниеля. — Я и так бедняжку уже по самый край накачал всем, чем можно. Если до утра доживет — значит, выкарабкается.
Лера тихонько застонала, и медик поспешно заменил сухую повязку влажной на горящем лбу девушки.
— Мы в ответе за тех, кого приручили, — стиснув зубы, тихо сказал Батон.
— Чего?
— Ничего. Ладно, я тогда еще попозже зайду, — дрогнувшим голосом буркнул охотник и вывалился в коридор, не желая, чтобы медик увидел навернувшуюся на глаза слезу.
— Чего сидишь? — всхлипнул Батон, посмотрев на мышь, по обыкновению привалившуюся к стене. — Загибается наша Лерка!
* * *
«28 октября 2033 года.
В 12:30 ночи пересекающая Атлантику со скоростью пять узлов „Иван Грозный“ подвергся неожиданному нападению неизвестного морского животного, атаковавшего лодку с кормы. Вынуждены были остановиться и принять бой, значительно истощив боезапас. Монстра удалось одолеть лишь ценой многих жизней. Капитан Лобачев пал смертью храбрых и спас корабль, а также уцелевших членов команды. Всего к обряду погребения представлены пятнадцать тел из тех, что удалось найти на палубе. При общем пересчете всего экипажа судна выяснилось, что еще около десяти человек пропали без вести — вероятно, утонули или были сожраны чудовищем. Их списки позднее будут приведены ниже.
Вечная память героям!
Остается надеяться, что все эти жертвы в конечном итоге были не напрасны.
Тяжело…»
С закрепленных над столиком пожелтевших фотографий на Тараса смотрели обитатели прошлого. Застывшие улыбающиеся фантомы, призраки, вырванные из вечных объятий времени щелчком давно сгинувшей техники. Лобачев с женой, еще той, первой, они со старой командой «Грозного» в учебке — разудалое залихватское пацанье, которому море по колено. А вышло-то оно вон как…

 

— Наделал ты дел, Юрка! — вздохнул старпом, бережно проводя пальцами по судовому журналу. — Что я теперь Верке с ребятами скажу?..
— Все готовы, товарищ капитан, — тихо напомнил возникший в дверном проеме позади Тараса Савельев.
— Иду.
В последний раз вздохнув, Тарас решительно надел фуражку Лобачева, привычным жестом проведя пальцами по лакированному козырьку.

 

Хлопающий на ветру приспущенный гюйс ВМФ с двумя перечеркнутыми синими полосами на красном фоне был озарен алым багрянцем восходящего солнца. Занимающийся кровавый рассвет освещал наспех очищенную палубу дрейфующего «Грозного», на которой, друг напротив друга, выстроилась в две шеренги поредевшая и смертельно уставшая, но не сломленная команда.
Море, тоже истощенное отчаянным ночным сражением, утихло. Смягчившийся ветер, словно чувствуя торжественность момента, теребил приглаженные наспех волосы.
Пьяный Батон, уставившись вперед невидящим мутным взглядом, что-то злобно бормотал сквозь зубы, обращаясь неизвестно к кому. По неподвижному лицу смотрящего в одну точку Савельева тихонько бежали тут же высушиваемые ветром слезы.
Когда на смотровую площадку вышел Тарас, члены экипажа, все как один, отточенным движением взяли автоматы «на караул». Оглядев застывших с каменными лицами присутствующих и лежащие между шеренгами пятнадцать тел, завернутых в парусину, на которой местами проступали багровые пятна, новый капитан с огромным усилием проглотил подкативший к горлу ком.
Океан потребовал от них свою цену за вторжение. И ее пришлось заплатить.
Несмотря на то что на церемонии погребения были обязаны присутствовать все офицеры и матросы, не занятые службой, изможденного круглосуточным бдением медика трогать не стали.
Первое тело, уложенное на специальной чисто оструганной доске и вынесенное на шканцы, было покрыто бугрящимся на ветру Андреевским флагом. Паштет и Треска поспешно привязали к ногам бедолаги груз.
За неимением священника, которого не смогли разыскать ни среди команды, ни среди польской группы, обряд отпевания срывающимся голосом совершил Тарас.
По окончании, под нестройное пение «Со святыми упокой», тело вместе с доской поднесли к борту ногами вперед и положили концом на приготовленный планшир. Азат и Савельев встали в изголовье и взяли края флага — несмотря на забинтованные руки, первый сразу согласился оказать последние воинские почести погибшим товарищам.
По сигналу горниста, роль которого выполнял Колотозов, Паштет и Треска аккуратно приподняли доску, и тело легко выскользнуло за борт из-под флага. Судовой караул проводил его оружейным залпом. Незыблемые морские законы, даже в новом, живущем по своим чертовым правилам мире, не позволяли экономить патроны на памяти боевых товарищей.
И так повторилось пятнадцать раз, пока ненасытные волны с тихим всплеском заглатывали парусиновые свертки один за другим, чтобы бережно, словно новорожденных детей, опустить их на вечный покой в качающуюся колыбель Атлантики.
Когда над последним погибшим сомкнулись холодные воды, Тарас, щелкнув каблуками, взял «под козырек». Стараясь чтобы голос не дрожал, он зычно рявкнул, изо всех сил стараясь перекричать усиливающийся ветер:
— Павшим гер-р-роям вечная слава!
Автоматное многоголосье слилось в дружный одиночный залп.
— Ура!
Эхо прощального салюта звонко разнеслось над Атлантикой.
— Ура!!
Пропитанное оружейным порохом последнее «прости» подобно птице взвилось к быстро идущим высоким малиновым облакам.
— Ура!!!
И, не в силах больше сдерживаться, Тарас скрылся за дверью рубки. По вечно пасмурному лицу старпома струились обильные слезы.
* * *
После похорон на борту потянулись унылые серые дни, наполненные болью утраты и тоской по ушедшим товарищам. Коротенько помянули погибших, нестройно что-то попели из полузабытого флотского фольклора, да и разбрелись, кто куда. Потом разговаривали мало, при этом избегая смотреть друг другу в глаза. На плечи людей, фантомами бродивших по коридорам и отсекам, неподъемным грузом наваливалось извечное: «А если бы я тогда успел? Ведь оставалось совсем чуть-чуть…», «Надо было протянуть руку, а не автомат перезаряжать…» и тому подобные извечные «а если», да «а что бы было».
Только ведь смерть — она не знает сослагательного наклонения.
Через несколько дней, когда первая волна горечи стала потихоньку отпускать, устроили собрание и перераспределили между живыми обязанности погибших.
Но в судьбе одного обитателя судна все-таки произошло маленькое чудо: вопреки опасениям Колобка, Лера выжила. Отчаянная борьба со смертью хрупкой, еще больше похудевшей девушки, на осунувшемся лице которой теперь остались только по-прежнему сверкающие изумрудом глаза, окончилась в пользу девчонки. Ей выпало жить, а заплатить пришлось остатками детства. Теперь в ее зеленых глазах поселилась тоска.
Вскоре, на радость Батону, к быстро идущей на поправку девушке стали чаще пускать друзей. А когда температура наконец перестала одолевать больную, Колобок разрешил девчонке недолго прогуливаться по коридору у медпункта в сопровождении мыши. В один из таких дней ее и подозвал к себе Ежи.
— Привет, как самочувствие? — окликнул он девушку, проходящую мимо двери в его каюту. — Зайди на минутку.
— Спасибо, уже лучше, — слабым голосом ответила Лера, переступая порог. — Посиди тут, я не долго.
Разочарованно пискнувшая мышь, неохотно потоптавшись у входа, наконец по обыкновению привалилась спиной к стене.
— Дверь прикрой, — попросил поляк.
— Вы что-то хотели?
— Присядь, — предложил Ежи.
Лера послушно опустилась на откидной стул, с любопытством разглядывая незнакомые схемы и документы на столе, поверх которых, словно маяк, возвышался початый графин сивухи. — Чаю хочешь?
— А у вас есть? — девушка с сомнением покосилась на графин.
— Могу распорядиться.
— Я думала, здесь теперь всем дядя Тарас распоряжается…
— Он распоряжается судном, я — своими людьми. Так чего, будешь?
— Нет, спасибо. Меня Треска только что покормил, — отказалась девушка и улыбнулась, вспомнив, как совсем недавно оба повара, устроившись за столом напротив и подперев кулаками растекшиеся в глуповатых улыбках физиономии, с материнским умилением следили, как она расправлялась с кашей и котлетами.
— Дело твое. Проходит? — увидев, как девушка легонько поскребла живот, спросил Ежи.
— Ага, только чешется очень, — оставленное присоской чудовища красное пятно постепенно исчезало. — А как ваша рука?
Поляк слегка пошевелил пальцами висящей на перевязи руки.
— До свадьбы заживет. И чего тебя на палубу-то потянуло, а? — поинтересовался он, подливая из графина в свой пустой стакан. — Думала сама с монстром справиться?
— Хотела дяде Мише помочь…
— А в результате чуть не погибла, — покачал головой Ежи.
— Меня кто-то толкнул, — Лера виновато опустила голову. — Пистолет потеряла, жалко.
— Ты еще скажи: «Я нечаянно!» — усмехнулся поляк, отпивая из стакана. — Ничего, ствол можно новый добыть, а вот жизнь нынче второго шанса не дает, усекла?
— Усекла, — вздохнула девушка.
— Пока ты там, на койке, ручонками за хвост жизни цеплялась, команда о погибших не так остро тужить стала. Ты им, можно сказать, своей хворью пример подала. Да и Колобок, я гляжу, жирок основательно подрастряс, пока за тобой бегал…
— Если бы не Виктор Михайлович, я бы точно умерла, — согласно кивнула Лера. — Он от меня все эти дни не отходил, даже дядю Мишу не пускал.
При упоминании уютного медика в груди девушки снова поднялась теплая волна благодарности. Ее не смущало даже то, что все это время сражавшийся со смертью врач видел ее голой.
— Ясное дело! Еще не хватало, чтобы ты прямо у него на глазах окочурилась и потом до конца дней во сне к нему являлась.
— Не говорите так!
— Ладно, пустое. Я чего спросить-то хотел… Ты не знаешь, что случилось с Василем? — внимательно посмотрев на девушку, неожиданно спросил Ежи.
— Н… нет, — растерянно пробормотала та, испуганно ощутив, как внутри все сжалось. — А почему вы спрашиваете?
Знает или нет? Успел ли Азат отмыть с пола в душевой следы кровавой расправы над насильником или вынужденное убийство вылетело у него из головы в пылу схватки с чудовищем? А с другой стороны, чего она боится — это перед ней должны все оправдываться и извиняться! Навалился сзади, стал одежду стаскивать, обещал ухо отрезать и, самое главное, чуть не сделал с ней…
Разумеется, двадцатитрехлетняя Лера была давно посвящена во все тонкости и хитрости «процесса» своими подругами по грибной плантации, которые наперебой делились с товаркой своими немногочисленными любовными похождениями. Из всего услышанного Лера давно сделала для себя конспектики, и была уверена, что все это должно быть не так, как хотел голодный и злой поляк. Без агрессии и напора. Не по сиюминутной прихоти, вызванной желанием плоти. Только по любви — все эти годы она твердо хранила с раннего детства накрепко вдолбленный грозный завет старших.
Девушка брезгливо повела плечами. Даже горе-суженый Витек не позволял себе подобного. Придуривался, конечно, лез обниматься, норовил при случае ущипнуть за грудь или шлепнуть по заду, но чтоб чего больше — ни-ни. Слишком боялся деда и дядю Мишу, да и вообще трус был изрядный, несмотря на весь свой гонор.
Если бы не Азат… Прибежал ведь, как почувствовал чего. А она его так и не поблагодарила.
Чего она боится? Даже если поляки и знают правду, пусть ей спасибо скажут, что она Батону и остальным не пожаловалась. Тут бы такое началось, мигом бы всех пришлых покрошили, как грибы на сушку!..
— В последний раз я видел Василя ночью, накануне сражения с тварью, — прервал размышления девушки Ежи. — Тогда мы наблюдали миграцию медуз, а ты в душевой со своей стиркой колдовала, и он вызвался тебя привести, — поляк снова неторопливо наполнил стакан. — А потом — как в воду канул. Конечно, в той бойне вообще понять ничего было нельзя: столько народу полегло, да еще столько же за борт отправилось… Но все-таки он тебя нашел?
— Да, нашел, — Лера смело подняла на поляка глаза. — И позвал наверх.
— А ты?
— Сказала, что закончу и поднимусь, — не опуская глаз, уверенно врала девушка.
— И что сделал он?
— Вы что, меня допрашиваете?
— Ты пойми, — смягчил напористый тон залпом осушивший очередной стакан Ежи. — Может статься, ты его последней видела. Он же был один из моих, и причем хороший, пятерых стоил. Строптивый, конечно, гад, своенравный, но последние годы нам уже поздновато о нравственности да этикете думать. И вдруг — бац! — был человек, и нету, как корова языком слизнула.
— Когда по громкой связи объявили общую тревогу, он побежал наверх, — теряя уверенность, пожала плечами девушка. — А там уж сами знаете… Десять человек без вести пропали… Может, за борт смыло…
— А это тогда что такое? — словно обличая шулера в карточной партии, Ежи медленно выудил из-под стола изогнутый нож. Тот самый, который прижимал к ее горлу Василь и от смертельного удара которого через мгновение умер сам.
«Неужели он все-таки знает?» Но лезвие было тщательно очищено от крови, и когда Ежи повернул его, демонстрируя собеседнице, в начищенном металле сверкнул ее встревоженный глаз. Значит, Азат его вытащил из шеи трупа и вычистил. В новом жестоком мире хорошее холодное оружие ценилось на вес золота, будучи единственным оставшимся человечеству клыком, который можно противопоставить заново народившимся тварям. Но откуда нож у поляка? Выронил в спешке Азат? Вполне вероятно…
— Этот нож, между прочим, его наградным оружием был, он с ним никогда не расставался.
«А расскажешь своему меченому, сука, — ухо отрежу. Поняла?» — снова зашелестел в ушах леденящий кровь шепот. Почувствовав, как начинают мелко дрожать колени, Лера накрыла их ледяными ладонями и невероятным усилием собрала в кулак последние остатки самообладания. А что, если рассказать? В конце концов, не Ежи тут главный. Лодка принадлежит убежищу, и поляки тут, можно сказать, гости, так что нечего руки распускать!
— Перед тревогой лодку сильно тряхнуло, — овладев собой, но все-таки сбиваясь, продолжила девушка. — Таз с водой опрокинулся, мы оба поскользнулись на мыльной воде, вот он его, скорее всего, и выронил.
— Может быть… — Ежи задумчиво посмотрел на нож и неожиданно, крепко стиснув за ручку, с размаху всадил его в свободный от карт участок стола так, что девушка испуганно вскрикнула. — Да не трясись ты… Значит, сгинул брат. Хоть память какая-то осталась…
— Мне жаль, — только и смогла ответить Лера, глядя на этого пожилого, уставшего человека. В конце концов, он ни в чем не был виноват.
— Всем чего-то жаль, — надев очки, Ежи задумчиво зашелестел картами, словно позабыв про девушку. — Нам всегда чего-то жаль…
— А что вы делаете?
— Пытаюсь точно определить расположение швартовочных доков на базе.
— Но здесь же все на непонятных языках, — Лера с удивлением разглядывала замысловатые печатные и рукописные закорючки, в изобилии украшающие карты и планы каких-то сооружений. — Вы их понимаете?
— Да, осталось еще кой-чего в голове. Я ведь на момент войны был аспирантом Гданьского политехнического университета. Уж нас там по наукам и языкам гоняли, будь здоров!
— Школьником? — нахмурилась Лера, не поняв незнакомого слова «аспирант».
— Что-то вроде, только постарше, — тихо усмехнулся поляк. — Говорил на английском и техническом немецком, что сейчас очень помогает, хотел изучать французский. А после войны за ненадобностью стало выветриваться потихоньку. Какой толк от этой тарабарщины под землей, где новое поколение и на родном-то языке двух слов нормально связать не может?
— Я знаю, почему языки разные. Мне Савельев рассказывал про Вавилонскую башню, — Лера вспомнила разговор с метеорологом под таинственным полотном бескрайнего звездного неба.
— Башни, Ковчеги… — вздохнул поляк, и впервые за время разговора в его голосе послышалась невероятная усталость. — Легенды. Предания. Заговорили все по-разному, не договорились и выжгли планету к чертовой матери? Ерунда! Бог тут совершенно ни при чем. У нас разрушение в генах, в каждой клеточке по самую маковку сидит.
— Вы не верите в Бога?
— Ишь, лиса! — с нотой удивления усмехнулся Ежи и внимательно посмотрел на девушку поверх очков. — Годков-то хватит со мной на такие темы разговаривать? Хочешь сказать, что сама веришь?
— Не знаю… — Лера задумчиво сдвинула брови и тут же спохватилась. — Но крестик у меня есть, вот.
— Убери, такие вещи никому не показывают, — остановил полезшую под тельняшку девушку поляк. — Боюсь, для веры твоего крестика маловато будет.
— А что для нее нужно?
— Вера и нужна. Только вот тут она сидеть должна, а не на поверхности, — с этими словами Ежи ткнул себя пальцем в грудь.
— Сложно для меня это все, — виновато улыбнувшись, Лера заправила за ухо волосы.
— А в жизни вообще ничего простого не бывает. Над этими вопросами люди и поумнее нас с тобой сотнями лет бились, и все без ответов. Не дано человеку всего понять, — Ежи потянулся за графином но, не донеся руку, положил ее на стол. — Да и вера сейчас уже ничем не поможет.
— А что поможет? — девушка с затаенной надеждой посмотрела на разложенные карты и схемы. — Вирус?
— Ничего. Надежда — опасная штука, Валерия. Она может свести с ума. Уйти надо, — неожиданно сказал Ежи, задумчиво глядя в стенку каюты.
— Куда? Нас никто не звал, — растерялась девушка, повернувшись в сторону прикрытой двери.
— Остаткам человечества надо уйти, — словно объявляя приговор, твердо ответил поляк, по-прежнему не глядя на собеседницу, явно блуждая в каких-то собственных мыслях. — Освободить место для других видов, которые природе будут более благодарными детьми.
— Я вас не понимаю, — с испугом пробормотала Лера.
— Ну, хорошо, — сняв очки и долив в стакан остатки сивухи, сказал Ежи. — Поясню. Возьмем этих африканских туземцев. Разве для них что-то изменилось после ядерной войны? Как жили, так и живут. Они на протяжении тысячелетий придерживались одного образа жизни, находились в согласии с природой, не пытались ее себе подчинить: не строили электростанций, не вырубали леса, не насиловали землю нефтяными бурами. А вот мы, цивилизованные и просвещенные, всем этим грешили. Теперь природа насилует нас. Отыгрывается. Можно ли ее за это укорять? Та же тварь морская — ее ведь, по сути, мы сами создали. И кто знает, что еще на земле и в воде за последние двадцать лет народилось… Со временем эта новая жизнь вытеснит нас всех.
— Откуда?
— Отовсюду, — вздохнул поляк. — В результате те, кто не вредил природе и жил с ней в гармонии, процветают, а мы под землей от радиации гнием. Скорее всего, те чернокожие вообще не заметили, что с миром что-то произошло. Только живность стала тучнее, да у нового поколения лишний палец добавился, зато удобней копье держать. Значит, нужно радоваться и духам больше благодарственных жертв приносить!
— Но они же злые, — Лера с удивлением посмотрела на Ежи: как он может говорить такое о людях, которые чуть не скормили ее обитающему в джунглях чудовищу?
— А как бы ты себя повела, ввались кто-нибудь в твое жилище, хозяйничая и переворачивая все вверх дном?
— Выгнала бы.
— То-то и оно. Вот и они защищались, только по-своему. Знаешь, Эйнштейн — был в старину такой великий ученый — однажды пророчески сказал: «Я не знаю, каким оружием будет вестись Третья мировая война, но Четвёртая — палками и камнями». Вот все к тому и идет.
— Но мы ведь можем измениться! — с жаром воскликнула Лера. — Есть еще хорошие люди: вы, дядя Тарас, дядя Миша… Вы же искренне хотите всем помочь!
— Наивная ты, девочка, непуганая, — покачал головой Ежи. — Жила себе, подрастала в теплом и уютном гнездышке с дедом-бобылем и горя не знала. А в мире его столько еще осталось! Никаким святым не искупить! Сколько великих цивилизаций сгинуло, оставив после себя груды камней да рисунки в пустынях, которые теперь видны только птицам, или что еще там теперь летает? Любой великий народ рано или поздно вырождается — и все от собственной алчности, от жажды власти и человеческой глупости. Просто теперь наша очередь. Всем собором и отчалим.
— Вы о чем? — дрогнувшим голосом спросила Лера, с затаенным дыханием слушая странные речи поляка.
— Пока не знаю, — снова погружаясь в свои мысли, задумчиво пробормотал Ежи. — Пока не знаю…
— Вот ты где! — дверь в каюту приоткрылась, и на пороге возник Колобок, держащий на ладони мышь. — Зверье вернулось, тебя нет, а режим пока еще нарушать нельзя, слабенькая ты.
— Это я ее вызвал, Виктор, не бушуй, — вступился за девушку Ежи. — Нужно было поговорить с глазу на глаз.
— Успеется еще, — ответил медик и тоном, не терпящим возражений, скомандовал: — А ну, сейчас же в койку и принять горизонтальное положение!
— До свидания! — попрощалась с обитателем каюты послушно поднявшаяся Лера.
— Поправляйся! — кивнул Ежи. — Уйти… — чуть слышно пробормотал он, когда за девушкой тихо закрылась дверь, и залпом опрокинул в себя остатки сивухи.
Внезапно лицо поляка исказила гримаса боли, а по съежившемуся телу пробежала судорога. В следующую секунду скатившегося под стол Ежи вырвало в мусорное ведро. Едва не захлебнувшись, обессиленный сильнейшими спазмами человек расшнуровал ботинок и, морщась, принялся стягивать носок. Ужаленная неизвестным африканским существом нога почернела от стопы до колена, вены посинели и вздулись, словно переваренные макаронины.
Инфекция? Или яд?
Ежи никому не сказал об укусе: зачем понапрасну тревожить команду? Даже когда через неделю ступня начала темнеть и все тело стало скручивать болями и рвотой, он все равно не пошел в медпункт. Не хватало загреметь в койку или, что еще хуже, в карантин, когда у него столько важной работы! Вылечится на базе, когда они доплывут, осталось потерпеть совсем немного.
Если доживет.
* * *
«2 ноября 2033 года.
Вчера, ровно в четыре часа ночи, неожиданно начался шторм. Едва метеоролог Савельев доложил о состоянии погоды за бортом, как все системы навигации неожиданно начали сбоить. Не в силах совладать с техникой и рискнув выбраться на палубу, мы обнаружили, что идем в полосе тумана, настолько густой, что изредка казалось, будто „Грозного“ завернули в перину. Мороз по коже. Однако ребята на палубе не расходились, хоть и видно было, что шибко струхнули. Словно что-то держало нас. Быстро идущее параллельно ходу белое марево озарялось частыми сполохами и раскатами грома, такими оглушительными, что казалось, будто сами черти кидались в нас камнями. А затем кто-то несколько раз крикнул, что примерно в двух часах к юго-западу ослепительные вспышки на мгновение освещали силуэт гигантского корабля, медленно проходящего тем же курсом.
Позднее техника выдала сбивчивые данные:
Расстояние: 3480 метров.
Курс: пеленг один-ноль-семь.
Скорость: 8 узлов.
Брешет, или…
Голландец?
Еще недостаточно потерял мозги, чтобы верить надуманным россказням. С перепугу чего не померещится.
Тем временем качка и помехи усилились, словно мы угодили в сильное магнитное поле, излучаемое объектом невероятных размеров.
Чертовщина какая-то. Приказал погружаться, от греха подальше…»
* * *
В столовой базы «Новолазаревская», где еще совсем недавно судили посягнувшего на пингвинье мясо Крюгера, были снова расставлены столы и стулья. В дальнем углу помещения, над тускло подсвеченным стареньким бильярдным столом, склонились Макмиллан и британский спелеолог Коротышка Джек, со степенным азартом взрослых людей резавшиеся в американский пул.
— Зря ты не выдал Крюгеру нормальную маску.
— Перебьется. Он все равно не жилец.
Поцарапанные, начисто лишенные краски, с кое-как подмалеванными номерами шары, как и двадцать лет назад, со звонкими беззаботными щелчками перекатывались по столу.
— Фол, — после очередного удара объявил Макмиллан. — Игра с руки.
Его соперник, задумчиво разглядывая поле, стал располагать биток на поверхности стола, подыскивая возможность хорошего удара по некоторым из оставшихся прицельных шаров.
— Там это!.. — нарушая тишину, с порога оживленно затараторил шумно ввалившийся с улицы Бак, на ходу откидывая припорошенный снегом обшитый свалявшимся мехом капюшон куртки и сдвигая на лоб защитную маску. — Корабль, парни!
— Дурак, всего в сорок лет окончательный дурак! — не оборачиваясь, усмехнулся в бороду Джек и ловко стукнул кием по шару.
— Ты что, снова после вчерашнего плохо проспался? — не сводя глаз с шара, невозмутимо поинтересовался в свою очередь изогнувшийся над выцветшим сукном Макмиллан. — Запомни, не перестанешь тусить с бельгийцами, скоро совсем от их наркоты рехнешься. Это наверняка просто кит, сейчас как раз сезон миграции.
— К черту кита! Говорю тебе, это самый настоящий корабль! — не сдавался Бак, поросячьи глазки которого сияли лихорадочным огнем детского восторга. — Я в бинокль его видел! Подлодка! Около десяти миль к северо-востоку от Королевы Мод, флаг Конфедерации… Это южане! Нигеров приплыли вешать…
Позабыв про свой удар, техасец с такой силой повернул голову к толстяку, что с нее чуть не слетела шляпа. В следующее мгновение, побросав на сукно кии, игроки, громыхая ботинками и напяливая на ходу куртки, выскочили на улицу вслед за Баком.
Назад: Глава 10 О.А.К
Дальше: Глава 12 ЗЕМЛЯ КОРОЛЕВЫ МОД