Глава 4
СМЕШЕНИЕ ЯЗЫКОВ
У Даньки просто глаза разбегались. Еще ни разу за недолгую жизнь ему не приходилось видеть стольких людей под открытым небом, собранных в одном месте и торгующих самыми разнообразными товарами.
— Настоящий Вавилон, смешение языков, — непонятно пошутил Семен Степанович, показывая спасенным детям Площадь Конституции.
Что он имел в виду, Даня не понял. Равно как и Гарик. О шестилетнем Ромке и говорить нечего. Совсем малой, ему только осенью предстояло пойти в школу. Расспрашивать солдата не стали. Не все ли равно, что это за Вавилон такой и почему там смешивались языки. Хотя представить картину, когда куча человеческих языков перепутывается между собой, как-то не получалось.
Площадь Конституции, располагавшаяся рядом с выходом Советской, была крупнейшим торговым центром нового Харькова. Сюда стекались челноки с товарами со всех концов бывшего города-двухмиллионника. Подконтрольная конфедератам территория включала Бурсацкий Спуск, Спуск Соборный и улицу Квитки-Основьяненко. Здесь производилась львиная доля всех пищевых продуктов и фильтров для респираторов. В кое-как восстановленных зданиях располагались свинофермы и птицефабрики. Разводили даже коз, главный поставщик свежего молока и сыра.
Семен Степанович ушел, как он сказал, утрясать кое-какие важные вопросы, пообещав вскоре вернуться. Ему следовало доложиться о результатах превентивной боевой операции против расплодившихся в подземке мутантов (так называемой «весенней зачистке» туннелей), сдать оружие и добытые у рейдеров трофеи, выправить мальчишкам разрешение на посещение территории конфедератов и тому подобное. Все эти процедуры займут некоторое время, а пока дети могут осмотреться и перекусить. На «перекус» солдат выдал три патрона от АКМ, сказав, что этого вполне достаточно.
Универсальной валюты и впрямь хватило на целых шесть пирожков. Горячих и больших, с Данькину ладонь. Что в них за начинка, мальчишки так и не разобрали, живо проглотив лакомство. Но что-то соленое и очень пряное, потому как после еды тут же захотелось пить.
Вонючка, поглядев на унылые физиономии парней, довольно прищурился и, заговорщицки оглянувшись по сторонам, извлек из кармана защитного комбинезона еще один патрон.
— Откуда?.. — удивился Даня.
— А зевать меньше надо, — наставительно молвил Гарик.
Подойдя к находившемуся поблизости с лотком пирожника прилавку, где торговали всевозможными напитками, «богатей» начал прицениваться то к одному, то к другому.
— Это у вас что? — поинтересовался, ткнув пальцем в дымящуюся на морозе кастрюльку.
— Кофэ, маладой человек, — приветливо улыбнулся смуглый брюнет в облезлом респираторе. — Самый натурални индийский кофэ. Из паследних даваених запасав. Бери, нэ пажалеишь.
— А чего оно так смердит? — подозрительно принюхался мальчик.
— Сам ты смэрдыш… — огрызнулся торговец. — Нэ хочишь кофэ, тагда вот бэри лиманад. Хароши лиманад.
Оскорбленный в лучших чувствах брюнет ткнул грязным пальцем в трехлитровую банку, наполненную жидкостью мутно-желтого цвета, тоже не вызвавшую у потенциального клиента желания расстаться с патроном.
— А обычной обеззараженной воды у вас нет? — справился Данька, подойдя поближе.
Очень уж хотелось пить.
— Нэт! — лоточник наградил его презрительным взглядом. — Я таргую толка благародни напитки. Чай вот ест.
Чай выглядел более-менее нормально. Такой себе обычный отвар из традиционного мха. Что в нем благородного, оставалось лишь догадываться. Переглянувшись, ребята сошлись на нем. Гариков патрон обменяли на три пластиковых стаканчика чаю.
Утолив жажду, дети принялись праздно шататься вдоль тесных рядов лавок, лавчонок и лотков, разглядывая выставленный товар. Удивительно, как на таком относительно небольшом пространстве смогло уместиться такое количество людей и вещей. Сразу за прилавками со съестным расположились посудные лавки. Ну, естественно, где еда, там и тарелки, чашки, ложки с вилками. Данька никогда особенно не заморачивался из-за того, чем и с чего есть. Главное, чтобы удобно и практично. Кружки и миски не должны биться, дабы дольше служить людям. Поэтому лучше, когда посуда металлическая. Ну, в крайнем случае, деревянная. Такой и здесь торговали. Правда, более праздничной на вид. Не простыми алюминиевыми изделиями, а стальными, с эмалью, разукрашенными диковинными цветами.
Впрочем, у посуды мальчишки надолго задерживаться не стали. Что они, девчонки, чтобы такое рассматривать? Вот лотки с инструментами — это другое дело. Тут можно и задержаться. Особенно у прилавков с ножами. Ух, красотища какая! Дорого бы отдал любой мальчишка, чтобы иметь такой вот длинный и грозный кинжал или вон тот охотничий нож с широким лезвием. Хотя и от обычного перочинного ножичка никто б не отказался. Вон они какие — с красными колодочками, украшенными белыми крестами. С одним или двумя лезвиями. А то и с целым набором таковых. Тут тебе и шило, и открывалка, и ножницы…
— Швейцарские, — с особо торжественной интонацией пояснил продавец.
Слово детям ничего не сказало, но по выражению лица торговца выходило, что это очень круто.
— Сколько? — приценился к одному такому ножу Даня.
Тому, что с ножницами. Такая ценная вещь всегда пригодится в походе. Услышав количество патронов, запрашиваемое за нож, мальчик охнул. Рожок от автомата Калашникова! Целое состояние. Переглянулся с Гариком. Тот покачал головой. Откуда, мол, такое богатство? Другие ножички немногим уступали в цене облюбованному Даней. Самый дешевый, однолезвийный стоил десять патронов.
Повздыхав, пошли дальше. И очутились в оружейном ряду. В безмолвном восторге замерли у аккуратно разложенных пистолетов, револьверов, автоматов. Вонючка с видом знатока стал перечислять названия. «Макаров», «Стечкин», «Токарев», «Беретта», «Форт», «Вальтер»… Какой чудесной музыкой звучало все это для ушей пусть и маленьких, но все-таки мужчин!
Они могли стоять здесь, наверное, целую вечность, если бы на них не прикрикнули торговцы. Дескать, нечего тут малышне торчать, товар загораживать.
И впрямь, люди вокруг толкались все больше угрюмые и суровые. С серьезным видом брали в руки ту или иную смертоносную машинку и деловито осматривали ее, вертя так и этак. Неожиданно Данька заметил, что рядом с Вонючкой возник какой-то вертлявый худосочный парень с неприятной рожей. Гарик, завороженный лотками с различными моделями дозиметров, не обратил на тощего внимания. А вот Даня заметил, как узкая рука с длинными пальцами молниеносно проникла в карман ротозея.
— Держи вора! — завопил Данька, с кулаками бросаясь на тощего.
Мальчишка чуть было не схватил грабителя за рукав поношенного брезентового комбинезона, но тут кто-то подставил ему ножку, и Даниил, потеряв равновесие, рухнул прямо на раскладушку с разложенными оранжевыми коробочками индивидуальных походных аптечек. Товар посыпался на грязную землю. Мальчик тут же вскочил на ноги, перепрыгнул через развороченный прилавок и помчался вслед за ворюгой.
— Караул! — понеслось в Данькину спину. — Хватайте разбойника!
— Сейчас, сейчас! — пробормотал мальчишка, не думая, что под разбойником подразумевают как раз его. — Воню… Гарик, догоняй! Он украл твои патроны!!
За спиной послышался гам и топот множества ног. Впереди мелькал запримеченный им латаный комбинезон. Еще пару метров, и вор будет в его руках. Но тут паренька самого схватили за руку, а потом и за ухо. Да с такой силой, что из глаз брызнули слезы. Данька попытался вырваться, однако держали его цепко.
— Попался, щенок! — мерзко захихикали над головой. — Я тебя живо отучу безобразничать!
— Да я…
— Отпустите его, дядечка! — взмолился объявившийся рядом Вонючка. — Он ничего у вас не брал, честное слово!
— Что здесь происходит? — раздался поблизости знакомый голос Семена Степановича. — Кто посмел обидеть сына моего друга?!
Ухо отпустили. Оно горело огнем. Утерев кулаком глаза, Данила повернулся к обидчику. Им оказался узкоглазый мужик в полосатом халате, накинутом поверх рваного ватника. Макушку узкоглазого прикрывала смешная остроконечная шапочка.
— Что случилось? — поинтересовался у него солдат.
— Вот этот маленький гаденыш разбросал моя товар, — стал тыкать в Данькину грудь пальцем мужик. — Все рассыпал, вай. Настоящий шайтан!
— Документы! — сурово потребовал Семен Степанович.
— Да, да, — закивал узкоглазый. — Покажи документы, щенок!
— Твои документы! — уточнил конфедерат, протягивая руку.
— Пожалуйста! — торговец угодливо положил в нее кусок картона.
Солдат скользнул по документу внимательным взглядом и выжидающе уставился на Даню.
— Рассказывай!
Мальчик поведал спасителю суть дела. Как он увидел, что какой-то босяк ограбил товарища, как погнался за ним и нечаянно опрокинул лоток узкоглазого.
— Это правда? — обратился Семен Степанович к Гарику и Ромке.
Те дружно подтвердили сказанное приятелем.
— Да кому вы верите, уважаемый? — всплеснул руками продавец. — Шантрапе всякой! Меня тут все знают. Спросите любого, кто такой Улугбек Сатвалдиев, они подтвердят…
— Заткнись! — грубо оборвал конфедерат. — Твой документ просрочен. Регистрация на территории Торговой Конфедерации и лицензия на торговлю аннулируются.
— Вай! — возопил мужик. — Но как же так?! Я буду жаловаться! Я это так не оставлю!
— Закрой пасть! — велел озлившийся не на шутку Семен Степанович. — Ребята, — окликнул он двух вооруженных мужчин, меланхолично покуривающих в сторонке, — выдворите-ка с территории рынка этого субъекта.
Мужчины взяли под локотки упирающегося изо всех сил узкоглазого и куда-то грубо поволокли.
— Что же вы, парни? — покачал головой конфедерат. — И на полчаса одних оставить нельзя, чтоб не набедокурили… Ладно, пойдемте за мной.
— А как же мои патроны? — всхлипнул Гарик.
— Зевать меньше надо, — посоветовал солдат. — Я ж говорил, что это Вавилон — смешение языков, нравов…
* * *
Бурсацкий Спуск, куда они попали пройдя по улице Университетской, тоже оказался весь заставлен торговыми рядами. Товар, выставленный здесь, немного отличался от виденного на площади. Оружием не торговали, зато имелась мебель, ковры, одежда, книги. Столько книг, собранных в одном месте, обитателям Холодногорской крепости видеть еще ни разу не приходилось.
Данька заприметил в толпе странных девиц. В отличие от окружающих, те почему-то не носили респираторы, только светозащитные очки. Чем-то они напоминали его несостоявшуюся мачеху Наталью. Наверное, тем, что находились в нетрезвом состоянии. И еще взглядом. Жадно ощупывающим проходящих мимо мужчин, как бы приценивающимся к товару.
— Воровки? — проходя мимо, кивнул на одну из них Вонючка.
— Нет, — странно улыбнувшись, покачал головой солдат, при виде которого ближайшая девица поспешно спряталась в подворотне. — Тоже… торгуют.
— Чем? — удивился Данька, не заметивший в ее руках никакого товара.
— Собой, — с той же ухмылкой ответил Семен Степанович и, спохватившись, посуровел. — Впрочем, рано тебе еще знать такие вещи… Ты вот лучше скажи, как там поживает Музыкант?
Данила вспомнил, что солдат и впрямь в разговоре с узкоглазым назвал себя другом его отца. Тогда он не придал этому значения, но вот конфедерат снова заговорил о том же.
— Вы знаете моего папу?
— Я? — поразился Семен Степанович. — Знаю ли я Карела?! Да мы с ним, да я… эх, сколько же лет прошло… — он не договорил, обиженно махнув рукой.
— А Зулуса вы, случайно, не знаете? — решился спросить мальчик, когда мужчина остановился у одного из лотков, на котором лежали кипы журналов с обнаженными женщинами.
— Зулуса? — переспросил, наморщив лоб, солдат. — Зулус, Зулус…
— Сталкера с Университета! — подсказал, страшно волнуясь, Даня.
— Ах да, — хлопнул рукой по лбу спаситель. — Ну конечно… А тебе он зачем?
— Отец его часто вспоминал, — уклончиво ответил мальчуган, отчего-то не поверив в такую забывчивость.
Какая-то неискренность послышалась ему в словах Семена Степановича… А меж тем, однажды Музыкант сказал сыну: «Если ты вдруг потеряешься, если нас разлучат, доберись до станции Университет и найди там сталкера по кличке Зулус. Зулус работает на ученых. Он мне кое-что должен. Скажи, что ты мой сын, и он о тебе позаботится».
— А станция Университет — это далеко?
— Не очень, всего-то одна остановка метро, — ответил конфедерат и затем задумчиво добавил: — Что же мне с вами, сорванцами, делать? Ладно, идите за мной.
* * *
У забаррикадированного всевозможным строительным мусором входа на станцию Исторический Музей располагался сторожевой пост. Суровые патрульные придирчиво осмотрели предъявленные Семеном Степановичем документы и сопровождаемых им мальчишек. Не церемонясь, обыскали всех троих. Удовлетворившись осмотром, позволили следовать дальше. Конфедерат раздал детям новые фильтры для респираторов и велел тут же сменить старые.
Миновав пост, четверка оказалась на перекрестке с улицей Рымарской. Данька во все глаза смотрел вокруг. Направо, вдалеке, виднелись перегораживающие улицу завалы, слева бурлил рынок.
Чуть дальше возвышалось нечто вроде очередной баррикады, сооруженной из шести или семи рядов сложенных друг на друга мешков с непонятным содержимым. С двух сторон укрепления уставили длинные стволы в небо крупнокалиберные пулеметы. Мальчику грозное оружие было знакомо: в их поселении тоже имелся один такой «Утес», к сожалению перед самым падением форта пришедший в негодность и не сумевший защитить обитателей Холодногорского от нашествия мутантов.
Один из пулеметчиков, наблюдавший за небом в большой бинокль, вдруг встревожился и, повернувшись к солдату, приказал:
— Ну-ка, Степаныч, убирай отсюда своих гавриков!
— А что такое?
— Кажись, очухавшиеся после спячки гости пожаловали.
И, уже обращаясь к остальным бойцам, крикнул:
— Внимание! Нужно срезать их еще над Пушкинской. Тоовсь!
— Уходим, уходим, пацаны! — заторопился Семен Степанович.
В небе и впрямь показалось три черные точки, медленно приближающиеся к Площади Конституции.
— Летуны! — выдохнул Вонючка. — Вот же…
Затрещали пулеметные выстрелы, заглушив его последние слова.
Удивительно, но разношерстная толпа на рынке даже не обратила на пальбу внимания. По всей видимости, к подобным вещам здесь давно уже привыкли.
Перепуганный до полусмерти Ромка пулей помчался от баррикады. А вот его старшие приятели покинули укрепление не без сожаления. Ими овладел охотничий азарт.
* * *
Неподалеку от стерегущей небо баррикады находилось большое старинное трехэтажное здание из красного кирпича. Стрельчатые окна первого и второго этажей заложены мешками, на крыше примостилась парочка «Утесов», у тяжелых металлических дверей 122-миллиметровая гаубица Д-30. По обе стороны от пушки застыли грозные гвардейцы в длинных шинелях, островерхих суконных шлемах и с автоматами Калашникова на груди.
Здесь, как пояснил солдат, размещалось руководство Торговой Конфедерации, а также силовые органы и санчасть. Отбитым у рейдеров детям предстояла спецпроверка и медицинское освидетельствование.
Пройдя, как выразился конфедерат, «фейс-контроль» у гвардейцев, вошли под высокие и мощные своды сооружения, где прежде располагался городской исторический музей, а еще раньше — ломбард. Толстенные стены здания вызывали невольное уважение. Такие ничем не возьмешь. Не удивительно, что уцелели после бомбежки.
Сначала их отвели в военную комендатуру, где суровые дяденьки в строгой форме с синими петлицами расспрашивали каждого по отдельности, кто он, кто его родители, чем занимаются и так далее.
Быстрее всех прошел «чистку» Роман, как самый маленький и несмышленый. К тому же сирота. Отец умер во время недавней эпидемии в Холодногорском, а мать погибла на той самой «женской» дрезине во время боя с мутантами. Так что он почти сразу получил разрешение на постоянное проживание на территории Конфедерации с размещением в местном детском приюте.
Едва Данька сел напротив кряжистого, с очень усталым лицом мужика, как тот выпятил в сторону паренька квадратную челюсть и принялся буравить тяжелым колючим взглядом. Мальчик насупился, но глаз не отвел. Игра в гляделки продолжалась довольно долго, пока, наконец, взор военного не прояснился. Заулыбавшись, мужчина подмигнул и сказал:
— Что, совсем не страшно, малец?
Данька отрицательно покачал головой: мол, не страшно. А чего бояться, все страшное осталось позади. В родном форте, в кишащих мутантами подземельях метро…
— Ну, раз так, то рассказывай, — велел военный.
— О чем?
— Обо всем. Начни с самого рождения…
— Ладно, — пожал плечами и стал рассказывать.
Пока он говорил, его не перебивали. Сидящий напротив внимательно слушал и время от времени что-то записывал. Лишь когда пошла речь о поразившей население Четвертого форта эпидемии и исходе остатков холодногорцев в метро, военный напрягся и стал задавать дополнительные вопросы. О болезни, о смерти коменданта крепости, о роли отца в тех событиях. Паренек отвечал без утайки.
— Да, как видно, совсем уж вы были в полном отчаянии, раз решили в метро спуститься. Из двух зол, как говорится… Гм… Значит, ты не видел, как твой отец погиб во время захвата рейдерами?
— Нет.
— И полагаешь, он жив? — усомнился мужчина. — После всего того, чему ты стал свидетелем?
— Обязательно! — с жаром подтвердил Данька. — Вы его не знаете. Он у меня такой, такой…
Не подобрав нужных слов, мальчик вдруг заплакал.
Военный смягчился. Хотел было встать, чтоб успокоить ребенка, но потом сдержался. Лишь подал ему стакан воды.
— Хорошо, — подвел итог, когда рыдания допрашиваемого прекратились. — Считай, что мы тебе поверили. Поскольку ты не сирота и пока не нуждаешься в постоянном виде на жительство, я тебе выпишу временное разрешение на пребывание во владениях Торговой Конфедерации. С ним ты можешь беспрепятственно передвигаться по всей нашей территории. Жить же пока будешь…
Он заглянул в лежащую на столе бумагу.
— У Семена Степановича Бурого, друга твоего отца. Он предоставляет временный кров и пищу, пока не найдется твой батя. Вопросы есть?
— Нет, — ответил Данька, которого удивило то, что почти незнакомый человек оказался столь гостеприимен и добр к нему.
— Тогда шагом марш в медпункт! — скомандовал мужчина. — Это на втором этаже, третья дверь направо от лестницы.
Дважды повторять не пришлось. Мальчик пулей вылетел из комнаты.
В медпункте его долго и внимательно рассматривали, приказав раздеться догола и для начала принять душ. Когда он обсох, одеться не позволили, а, вооружившись увеличительным стеклом и пинцетом, оглядели чуть ли не каждый миллиметр кожи, заглянули в уши, рот, нос. Осмотрели стыдные места. Потом взяли кровь на анализ, больно уколов палец.
Пока врачи колдовали над микроскопом, Данька, дрожа от холода и стыда, переминался с ноги на ногу.
— Ну, как ты тут? — заглянул в кабинет Семен Степанович.
Завидев его, один из врачей, по всей видимости главный, махнул рукой:
— Заходите.
Солдат зашел и принялся бесцеремонно пялиться на паренька. Тому сделалось неприятно. Что за новости? Нашли, понимаешь, диковину!
— Одевайся, — разрешил врач.
Мальчик потянулся за одеждой, но медик покачал головой:
— Нет, возьми вот это.
Пожилая медсестра протянула Дане ворох не новой, но видно, что чистой одежды, из которого парень выбрал подходящие по размеру трусы, майку, свитер и брюки. Старую одежду, обработанную специальным дезинфицирующим раствором, ему вернули. Само собой, не забыл он и свое сокровище — захваченную отцом из погибшего форта книгу о Пустынном Лисе. Сунул за пазуху, поближе к сердцу.
— Удивительно здоровый ребенок, — развел руками врач, протягивая Семену Степановичу бумагу с печатью. — Просто поразительно! В таких-то условиях…
— Можно забирать? — справился Бурый.
— Да, конечно. А вот его приятелям не повезло — у обоих признаки кожных инфекционных заболеваний. Придется их недельку-другую подержать в карантине.
Солдат легонько подтолкнул мальчика к двери. Доктор смотрел ему вслед, продолжая твердить:
— Поразительно, поразительно!..
* * *
Выйдя на улицу, Семен Степанович сказал, что до вечера Данька может погулять, осмотреться на новом месте. А вечером, часиков в шесть, пусть приходит вон в то здание, «Дом под градусником», и спросит его, Семена Бурого. Там и поговорят в спокойной обстановке, решат, что им делать дальше и как побыстрее разыскать Музыканта. Сам Бурый пока жутко занят, но к шести непременно освободится.
— А почему здание называется «Под градусником»? — спросил мальчик, не заметив на изувеченном войной фасаде ничего похожего на измеряющий температуру прибор.
— Да раньше, до Катастрофы, здесь висел самый большой в городе градусник. Можно сказать, городская достопримечательность. Потом, во время бомбежки, когда часть дома осыпалась, прибор разрушился. Но по привычке старожилы продолжают называть здание прежним прозвищем.
— Понятно!
— Ну, бывай, — протянул руку солдат. — До вечера.
«Какая-то она у него влажная, — отметил юный следопыт, отвечая на рукопожатие. — Будто сильно переживает из-за чего-то. Может, на службе неприятности?»
Впрочем, вскоре мальчик отвлекся на более интересные предметы.
Перед ним снова бурлила Площадь Конституции. Непривычно, завораживающе огромная. Куда там их Холодногорскому форту! Здесь три или даже четыре такие крепости поместились бы.
Сама Торговая Конфедерация состояла из нескольких разброшенных по всему городу фортов. Здесь же располагались главные. Один из них, по левую сторону от ломбарда-музея (старая облезлая многоэтажка), другой был обозначен Бурым как «Дом под градусником». Фасад «Дома под градусником» частично обрушился, а вот стены, выходившие во внутренний прямоугольный дворик, сохранились. Внутрь двора вела арка, прикрытая мощными, хорошо укрепленными чугунными воротами. Еще один форт, направо от главного административного здания конфедератов, находился на территории бывшего Покровского монастыря. По всей окружности площадь охватывали высокие мрачные стены, образованные уничтоженными во время Катастрофы домами. Впоследствии эти «естественные» укрепления кое-где подправили, усилили, и получилось очень даже мощное фортификационное сооружение.
Покружив по площади и не найдя ничего любопытного, паренек подался в сторону Покровского форта. Его окружали стены метров в пять-шесть высотой, тоже образованные из бывших домов. Окна, выходившие на площадь, как и почти всюду здесь, заложили.
На воротах Данька показал патрульным временный пропуск, и мальчика пустили внутрь.
Большое желтое двухэтажное здание по центру, маленькое красное — справа, а налево — голубое, с острой башней, увенчанной крестом. «Ага, — догадался паренек, — это называется „церковь“». Неподалеку от Холодногорского тоже находилось похожее сооружение, только сильно разрушенное. Это вот сохранилось.
У входа в церковь скопилось немало народу. Подойдя поближе, Даня невольно содрогнулся от отвращения. Несчастные люди перенесли какую-то жуткую болезнь. У многих отсутствовали глаза, на месте которых темнели багровые провалы. Некоторые лишились носов и ушей. У троих не хватало ног. И почти все безволосы.
Несчастные калеки жалко скулили, выпрашивая у прохожих «милостыньку Христа ради». Люди почти не останавливались и, хмуря брови, проходили мимо. Какая там милостыня, если самим на пропитание едва хватает.
Вдруг у красного здания мелькнула тощая мальчишеская фигура, показавшаяся Даньке знакомой. Оттолкнув протянутую к нему трехпалую руку, Данька бросился следом. Парень скрылся за углом.
Данила, подойдя к дому, осторожно выглянул из-за угла, стараясь рассмотреть, что там происходит. Пятеро ребят лет по тринадцать-четырнадцать кучковались под стенкой, увлеченно о чем-то споря. Самый крупный и упитанный, чуть ли не в три раза больше самого Даньки, щелкнул одного из мальчишек по лбу.
— Эй, Амбал, мы так не договаривались, недовольно пропищал потерпевший. — Гони сюда мой патрон, я его честно заработал! Меня чуть не поймали!
— Отвянь, Длинный. Я тут старший, значит, мне больше нужно, — отрезал здоровяк.
— Ну хоть один отдай, я ведь целых шесть у того дурачка стащил! — продолжал гнуть свою линию худосочный паренек.
— Ладно, лови! — подбросил в воздух патрон старший.
Длинный бросился вслед за драгоценным кусочком металла, стараясь поймать его на лету. Вот мерзавец! Это был тот самый прохвост, свистнувший пригоршню патронов у Вонючки. Не долго думая, Данька незаметно подставил малолетнему воришке подножку, да так, что тот аж перекувыркнулся в воздухе от неожиданного препятствия. Сын Музыканта тихонько засмеялся.
— Эй, парни, тут кто-то есть! Хватай его! — растянувшийся на земле Длинный поднял истошный вопль. — Скорее!
Трое мальчишек, по пути поднимая товарища, рванулись искать обидчика. Будь у Даньки ноги чуть подлиннее, он бы, может, и удрал. Но, к сожалению, самому низкому из местных босяков он едва доходил до уха, что уж тут говорить о тощем воришке, который был его выше больше чем на голову. Потому-то и погоня длилась недолго. Схватив Даню за запястья, парни потащили его к главарю.
— Ты кто такой и что здесь делаешь? — полюбопытствовал Амбал, с интересом рассматривая мальчишку.
— Даниил, — пролепетал тот, отчаянно пытаясь вырваться из цепких рук. — Вот этот, — указал он на Длинного, — украл патроны у моего друга. Отдайте их сейчас же!
Босота дружно захохотала, тыкая в наглеца грязными пальцами. Ишь, какой умный выискался, патроны ему назад подавай!
— Э нет, дорогой, так дело не пойдет, — противно хихикнул толстяк. — Ну-ка, хлопцы, обыщите героя.
Паренек, державший Даньку за запястье, потянулся к его карманам. Ладно насмешки, но такой наглости он уже вытерпеть не смог. Перенеся вес на кисти противников, что держали его за руки, мальчишка подпрыгнул, пребольно стукнув ногой того, что был справа, по коленной чашечке. От боли босяк разжал захват. Сильный рывок в сторону, и вот Данька уже на свободе.
— Остолопы, вы что, с этим сопляком белобрысым справиться не можете!? — выкрикнул из-за спины Амбала Длинный, видимо решивший переждать потасовку в безопасном месте. Замешкавшийся было главарь заметил наглеца и грубо выдернул из «убежища».
— Ты что, вообще охамел, худосочный? — просипел толстяк, выталкивая воришку вперед. — Давай, хватай гниду!
Длинный, опасливо озираясь на главаря, осторожно двинулся на Даньку. Сжавшись, как кошка перед прыжком, малолетний преступник бросился мальчишке в ноги, пытаясь сбить на землю. Тот попытался увернуться, но остальные беспризорники уже отошли от мимолетного замешательства и вновь рвались в бой, сжимая невесть откуда взявшиеся палки.
Ситуация оборачивалась не в пользу Даньки. Единственное правильное решение — бежать, пока бока не намяли.
— Ах ты ж сучий потрох! Ну держись!
Даньку снова схватили, приложив кулаком по защитившему нос респиратору. На этот раз руки за спину выкрутили так, чтоб даже дернуться не смог.
Амбал подошел поближе, перекидывая из руки в руку внушительную толстую палку.
— Ну что, ублюдок мелкий? Будем ребра считать?
И, не дожидаясь ответа, обрушил резкий удар на левый бок Дани. Звук вышел каким-то глухим.
— Что это у тебя там? — нахмурил брови толстяк и тут же велел приятелям: — Гляньте-ка, чего он туда напихал.
Несмотря на все попытки Даньки вывернуться, Длинный рванул пуговицы его ватника и выхватил из-за пазухи мальчика книгу.
— Ты гляди… — разочарованно протянул Амбал. — Так он еще и ученый. Ученый, ученый, съешь кирпич толченый…
Компания лоботрясов снова издевательски загоготала.
— Отдайте! — набычился пленник.
— Ишь чего захотел! — высунул язык Длинный. — Самим нужна. На подтирки сгодится.
И долговязый принялся грубо щупать листы книги.
— Хорошая бумага… Мягкая!
Темная волна захлестнула Даньку. Из груди вырвался дикий рев раненого зверя. Звук вышел таким страшным и пронзительным, что у державших его парней заложило уши. Руки врагов непроизвольно разжались.
Ощутив свободу, мальчик бросился на Амбала, не ожидавшего атаки, и сбил его с ног. Вырвав из рук толстяка палку, он пару раз огрел лежащего, не разбирая, куда бьет. Послышался громкий крик, перешедший в бульканье. Не мешкая, мститель метнулся к Длинному и обрушил оружие тому на голову. Худосочный, ойкнув, осел на землю, пытаясь прикрыться книжкой. Даня вырвал бесценное сокровище из мерзких лап и сунул назад, за пазуху. Потом, нанеся еще пару ударов по голове и плечам жирдяя, обернулся к остальным подросткам, застывшим на месте и не решавшимся вмешиваться в это побоище. С ужасом смотрели они на желтоголового мальчишку, сжимающего окровавленную кривую палку. На лбу мстителя выступил пот, синие глаза полыхали опасным огнем. Ребятня поежилась. Такой и убить может.
— Ну, — прохрипел Данька, — кто первый?
Босяки нерешительно переглянулись. Первым быть никто не желал.
— Эй, уважаемые! — послышался громкий окрик. — Что у вас там происходит?
Рядом с группой подростков возник высокий мужчина в черном длиннополом халате и высокой черной шапке. Из-под темно-зеленого респиратора свисала ухоженная седая брода. На груди странного незнакомца висел большой металлический крест.
— Охальники! — насупив брови, обратился вновь прибывший к притихшим подросткам. — Что затеяли? Впятером на одного? Ну-ка расходитесь, Христа ради, пока я вам уши-то не надрал!
Странно, однако мальчишки послушались непонятно одетого человека.
— Давайте-давайте, — поторопил малолетних бандитов незнакомец с крестом. — Ступайте себе с богом подобру-поздорову.
Не желая, чтобы последнее слово осталось не за ним, Амбал тихо выругался, погрозив Даньке кулаком, и, презрительно сплюнув, повел шайку восвояси. Когда они скрылись из виду, мужчина пристально посмотрел на Данилу.
— А ты откель, чадушко, и как тебя кличут?
Отчего-то мальчик не испытывал страха перед этим человеком. Наоборот, почувствовал к нему необъяснимую симпатию и доверие.
— Я из Холодногорского форта, только сегодня прибыл. А зовут Данькой.
— Даниил, значит, — кивнул бородатый. — Хорошее имя, церковное. И сам ты ничего, лепообразный, хоть и драчун.
Улыбнулся, демонстрируя отлично сохранившиеся зубы.
— А меня кличут отцом Павлом. Можно просто: батюшка или дедушка, как тебе сподручней.
— Вы кто? — поинтересовался мальчик, с любопытством разглядывая нового знакомого. — Торговец, патрульный?
Бородач грустно покачал головой:
— Нет, отрок, не тот и не другой. Когда-то, когда здесь еще находилась обитель, был монахом.
— Монахом? — удивился паренек. — Это как?
— Хочешь, покажу тебе наш форт? — ответил вопросом на вопрос отец Павел. — Заодно и расскажу о былых временах.
Данька кивнул.
Человек с крестом порылся в карманах и извлек оттуда пару мятных леденцов. Протянул угощение ребенку, и тот не отказался.
Взяв мальчугана за руку, бывший монах повел его по территории Покровского форта.
* * *
— Давным-давно, тысячу лет назад, могущественная Византийская империя вела войну со злобным и лютым ворогом. И вот однажды, когда люди во главе с императором собрались в церкви, чтобы просить Иисуса Христа отвести напасть, явилась им Богоматерь в окружении святых. Подойдя к алтарю, Дева Мария стала молиться вместе со всеми, а потом сняла с головы покров и распростерла его над всем присутствовавшим в храме народом. Потом она ушла, но благословение ее на людях осталось. И победил народ тот своих врагов. С тех пор церковь православная христианская установила праздник Покрова Божьей Матери.
Особо чтили его украинские казаки. В честь Покрова Пресвятой Богородицы триста пятьдесят лет назад они возвели неподалеку от Харьковской крепости собор, вот этот самый, небесно-голубого цвета. В нем было два храма — нижний, теплый зимний, и верхний, холодный летний. Рядом с собором, соединенная с ним переходом-гульбищем, высится колокольня. Висящие на ней колокола, волею Господа сохранившиеся после бомбежки, бьют каждый час, отмеряя время и славя Всевышнего за то, что дал верующим прожить это время.
Триста лет назад был учрежден мужской Свято-Покровский монастырь, и вокруг собора стали возводить разные здания. Вот это, двухэтажное, желтое — Архиерейский дом, в котором находилась резиденция главы всех харьковских православных христиан, а красное — Епархиальное управление. Вон в тех двухэтажных корпусах, которые теперь служат стенами форта, находилась трапезная, где монахи принимали пищу. За собором высится Озерянская церковь о двенадцати куполах-главках, названная так в честь Озерянской иконы Божьей Матери — некогда главной святыни и покровительницы города Харькова и всей Слобожанщины.
Монах подвел юного собеседника к участку высокой, трехметровой стены форта, расположенному за Озерянской церковью. По ступеням, сложенным из традиционных «стратегических» мешков, они взошли на стену. Перед Данькой возникла такая же страшная картина, что и напротив здания управы. Огромная воронка, начинающаяся прямо у Покровских стен и заканчивающаяся у подножия высокой стройной башни серого цвета, увенчанной золотым куполом. Колокольня Успенского собора, построенная двести лет назад в честь победы над французскими захватчиками Наполеона.
Когда началась катастрофа, одна бомба угодила прямо рядом с монастырем, уничтожив Соборный спуск с расположенным на нем парком с фонтаном. Чудесным образом ударная волна пощадила Успенскую колокольню, находящийся в конце спуска Благовещенский собор и Покровский монастырь. Воистину, Богоматерь набросила покров на святые места.
Еще два взрыва надежно запечатали Площадь Конституции со стороны улиц Сумской и Пушкинской, а также со стороны Московского проспекта. Так и образовалась территория того, что потом стало Торговой Конфедерацией. Не иначе как по промыслу Создателя, раскинулась она на холме, называвшемся прежде Университетской горкой и издревле приспособленном для обороны от всевозможных врагов. Тут находились первые городские укрепления Харькова, здесь же разместилось и самое большое из нынешних оборонных сооружений разоренного города. Так сказать, альфа и омега, начало и конец. Хотя кто знает пути Господни? В ином конце кроется и новое начало…
Отец Павел оказался очень интересным рассказчиком, и время до вечера пролетело незаметно. Данька встрепенулся, когда на звоннице Покровского собора колокол ударил шесть раз.
— Ой, мне пора, — виновато молвил мальчик.
— Куда это ты собрался?
— Да в «Дом под градусником», — махнул рукой в сторону форта. — К Семену Степановичу Бурому. Он меня приютил на время, пока папка не отыщется.
— Бурый? — монах нахмурился. — Слыхал я, что он промышляет неблаговидными делишками. Может, останешься тут?
Данила покачал головой. Обещал ведь, надо слово держать. К тому же солдат уже дважды спасал его.
— Ладно, ступай, чадушко, — погладил ребенка по голове отец Павел. — Но ухо держи востро. И вдруг чего, беги прямо сюда да спроси меня. Помогу, чем сумею.
— Спасибо, дедушка, — улыбнулся Данька.
И помчался к воротам.
Старик перекрестил его и прошептал:
— Храни тебя Господь, отрок Даниил. Да выйдешь ты живым и невредимым изо всех передряг, как твой тезка изо рва со львами…
* * *
Выяснилось, что Семен Степанович давным-давно освободился от дел и уже битый час поджидал Даньку у арки, ведущей внутрь форта. Чувствовалось, что конфедерат сильно взволнован.
— А я уж думал, ты заблудился, — Бурый приобнял мальчика, ласково потрепав по волосам. — Или снова влип в какую историю.
Данька не стал рассказывать о драке с покровскими сорванцами. Сказал, что встретил одного интересного человека, который рассказал много увлекательного о монастыре и истории района.
— Ну, пойдем, пойдем скорее, — повлек его куда-то Семен Степанович. — Там тетя Тоня уже заждалась. Ужин стынет.
«Какая еще тетя Тоня?» — удивился Даниил.
Тетей Тоней оказалась дебелая женщина с неприятным лицом, на котором особенно выделялись блеклые, бегающие глаза и острый длинный нос. Она встретила их на пороге квартиры, расположенной на втором этаже (самом безопасном — подмигнул гостю солдат), и тут же распорядилась, чтобы «мужики» снимали обувь, а то «грязищи нанесут».
Квартира у Бурого выглядела, на Данькин взгляд, весьма роскошной. Такой и у покойного коменданта Четвертого форта не было. Двухкомнатная, с небольшой кухней, раздельными ванной и туалетом. Стены и полы комнат покрывали ковры, причем — довольно хорошо сохранившиеся. Мебель не ограничивалась стандартным набором из стола, стульев и кровати. Имелось здесь и несколько вместительных шкафов: один для одежды, а другой — для посуды, стеллаж, заставленный книгами, и пара тумбочек, на одной из которых высилось большое трехстворчатое зеркало.
Юный следопыт, само собой, первым делом кинулся к книжным полкам. Хозяйка при этом пренебрежительно фыркнула и строго сказала, что нужно идти мыть руки и садиться за стол. «Всякими глупостями» после ужина можно позаниматься. Пристыженный Данила понуро поплелся за Семеном Степановичем в ванную. Тетя Тоня ему не нравилась.
Зато от ванной мальчишка испытал нескрываемое удовольствие. Водопровод, естественно, не работал, как и во всем городе. Но конфедерат приспособил для воды большой металлический бочонок, приделанный к стене, и при повороте медной ручки вода лилась из крана веселой струйкой. А еще ему выдали мыло. Не обычное, коричневое хозяйственное, а приятно пахнущее розовое, здорово пенящееся. И вытерся Даня большим и пушистым полотенцем, с которого задорно подмигивал забавный большеухий мышонок.
Стол, накрытый в большой комнате, ломился от яств. Украшением его была большая фарфоровая кастрюля с аппетитно пахнущим мясным варевом.
Откуда ж такое богатство у обыкновенного солдата? Вспомнились слова отца Павла о том, что Семен Степанович занимается какими-то сомнительными делами. Однако урчащий от голода желудок заставил прогнать неприятные мысли.
Съев целых две тарелки чудесного бульона, Данька осоловел от сытости и уже не мог смотреть на еду, хотя выглядела она восхитительно.
— Не могу, — покачал он головой, когда тетя Тоня положила на тарелку очередной кусок дымящегося мяса.
— Ну, хоть чайку попей, — предложил радушный хозяин.
Гость со вздохом кивнул.
Тетя Тоня налила полную чашку непривычно пахнущего напитка. Данила сделал маленький глоточек. На вкус совсем не похоже на чай из мха.
— Пей, пей, — подбадривал солдат. — Это настоящий, краснодарский. Из старых запасов.
Хозяйка неожиданно одарила юного гостя каким-то непонятным взглядом, от чего мальчику сделалось как-то не по себе.
— Э, да ты, я вижу, уже спишь, — захихикал Семен Степанович.
Глаза и вправду стали слипаться. Веки налились такой тяжестью, что поднять их уже недоставало сил. И голова тоже стала тяжелой. Вместе с руками и ногами.
— Давай-ка, брат, я отнесу тебя в кровать. Пора баиньки. А утром поговорим о том, как нам разыскать твоего отца.
Мальчишка не сопротивлялся. Действительно устал.
Когда тело погрузилось в мягкие и теплые объятия перины, он сразу провалился в глубокий сон. И снился ему Пустынный Лис…
* * *
— Как мне называть вас, приятель? — спросил шериф, как только они вошли в тесное помещение офиса.
Как видно, блюститель местного порядка был из тех парней, что всегда прут напролом, стараясь сразу взять быка за рога.
— Джейк Корд, — ответил Пустынный Лис и по глазам шерифа понял, тот ему не верит.
— Чед Макнейли, — сухо представился шериф, тяжело опускаясь за грубо выструганный стол. — Ну что ж, мистер Корд, давайте все с самого начала и по порядку. Кто вы такой?
— Скажем, охотник.
— Охотник?
— Да. Некоторые называют меня именно так.
— Охотник на животных?
— Не обязательно. Иногда и на людей.
— И сколько же вы хотите за поимку этого… гм… зверя?
— Ни цента!
Шериф был определенно озадачен таким ответом:
— То есть как? Заранее извиняюсь, мистер Корд, но вы не создаете впечатление человека, склонного к бескорыстный поступкам.
— Тем не менее, это как раз такой случай.
— Вы заставляете меня несколько пересмотреть свои взгляды на мир, знаете ли…
— Я очень рад этому. Впрочем, после встречи со мной убеждения людей часто меняются.
— О, даже так?.. И все-таки я бы хотел узнать причину вашего интереса к нашему городу.
— Я пришел убить зверя, — коротко ответил Пустынный Лис, — и я не возьму за это с города ни единого цента. У меня личные счеты с этим… человеком.
— Так все-таки зверь или человек? — хитро прищурился Макнейли.
— Все-таки человек, — кивнул Корд.
— Что вам о нем известно?
Джейк пожал плечами:
— Собственно, не так уж и много. Убийства происходят стихийно в разных местах. Длятся три-четыре месяца, а затем все на какое-то время прекращается, иногда даже на целый год.
— И давно вы выслеживаете его?
— Несколько месяцев. В конце концов, поиски привели меня в ваш город. Зверь оставляет за собой след из свежих могил.
— Почему вы так уверены, что он по-прежнему здесь?
— Он здесь, поверьте мне. Десять смертей, и только после он уходит.
Шериф нервно заерзал на стуле.
— Значит, еще четверо?
— Значит, еще четверо, — подтвердил Пустынный Лис.
— Кто он? Белый? Индеец? — Макнейли хмуро смотрел в забранное решеткой окно.
— А это имеет какое-то значение?
— Для меня — да!
— Он белый, европеец, такой же, как мы с вами.
— Но откуда вы…
— Боюсь, на этот вопрос я не смогу вам ответить, шериф.
— Ну, хорошо, зачем он это делает, хоть можете сказать?
— Он убийца, только и всего. Он получает ни с чем не сравнимое удовольствие, отнимая чужую жизнь. Он этим живет. Убийства питают его некой… назовем это силой. Они пробуждают в нем желание жить и снова убивать. Он одержим.
— У индейцев есть древние легенды о подобных людях.
— Да, это так, — не стал отрицать Корд. — Человек, способный перекинуться в зверя, — пережиток тотемизма.
— Как вы сказали?
— Не важно. Это всего лишь страшные легенды, не более. Существует особая психическая болезнь, когда человек сходит с ума, считая себя диким зверем, но внешне остается прежним.
— Итак, мы будем искать именно такого человека?
— Нет, мы будем искать зверя.
— Но я не понимаю…
— Этот случай особый, — Пустынный Лис пристально смотрел на шерифа. — Я полагаю, вы не готовы ко всей правде, да и зачем, в общем-то, она вам? Я обещаю убить тварь, причем — бесплатно. Что вам еще нужно?
— Хорошо… — сдался Макнейли, окончательно переставший что-либо понимать. — Когда вы собираетесь его поймать?
— Когда он снова начнет убивать.
— Выходит, жители моего города — приманка?
— В своем роде.
— Но это недопустимо!
— У вас есть встречное предложение?
Шериф не ответил.
«Встречных предложений» у него не было.
* * *
Гостиница, которую посоветовал Макнейли, встретила Корда полусонным портье, близоруко таращившимся из-за громоздкой конторки.
В холле оказалось на удивление прохладно. В центре красовались две аккуратные пальмы в кадках, слева виднелся обеденный зал. Обшитые рейками двери, судя по всему, вели в бар. Оттуда доносились голоса местных завсегдатаев и бодрый звон стаканов.
— У вас есть свободная комната?
Портье недовольно уставился на кольт незнакомца.
— Вы уже виделись с нашим шерифом? Он не любит людей с оружием. Вам придется сдать револьвер.
— Я уже виделся с мистером Макнейли, и мы вполне миролюбиво разрешили этот вопрос.
— Значит, вам позволено носить огнестрельное оружие в пределах города?
— По-моему, это очевидно.
— Полагаю, вы либо судебный исполнитель, либо охотник за головами.
— Ни то ни другое, — холодно улыбнулся Пустынный Лис, — но вы почти угадали.
Больше вопросов портье задавать не стал. Подтолкнув к Джейку потертый журнал для записи постояльцев, он вручил огрызок видавшего виды карандаша. Девственно чистые листы журнала говорили, что гостиница переживает не лучшие времена.
Корд расписался, затем посмотрел в сторону бара, но, в конце концов, решил, что для того, чтобы выпить, еще слишком рано.
— Вот ключ! — портье протянул Пустынному Лису большую медную бляху с тринадцатым номером. — Добро пожаловать в «Маджестик»! Вы будете приятно удивлены нашими скромными расценками.
— Очень надеюсь.
— Вверх по лестнице и налево!
— Спасибо!
Корд без труда нашел номер, который находился в конце длинного узкого коридора. Окно в дальней стене выходило на черную лестницу. Яркое солнце пыталось безуспешно проникнуть сквозь запыленные стекла.
Отперев дверь, Пустынный Лис зашел в комнату, положил ключ с номерком на столик возле кровати и внимательно осмотрелся. Железная койка, исцарапанный неведомыми вандалами шкаф, протертый сотнями чужих ног коврик. Что ж, могло быть и хуже. На одной из стен дешевая литография, изображающая охоту на куропаток, на противоположной — засиженный мухами портрет Линкольна. Идиллия!
Бросив на столик старую стетсоновскую шляпу, Джейк тяжело опустился на жалобно скрипнувшую кровать. Расстегнув кобуру, повесил ее на спинку ближайшего стула. Затем стянул сапоги из телячьей кожи и, вытянувшись в полный рост, заложил руки за голову.
* * *
Корд открыл глаза. За окном гостиничного номера уже вступал в свои права вечер, сулящий блаженную прохладу. Впервые Пустынный Лис не помнил момента, когда заснул, и это говорило о сильной усталости. Серьезное решение, которое он принял несколько месяцев назад, далось ему с большим трудом. Но теперь он не отступит ни на шаг, идя к выбранной цели с точностью и неумолимостью пули, выпущенной из снайперской винтовки.
В теле чувствовалась легкость. Он действительно хорошо отдохнул перед предстоящей охотой. Пожалуй, теперь самое время немного промочить горло.
Застегнув пояс с кобурой, Корд покинул номер, спустившись на первый этаж. Портье за конторкой отсутствовал, из бара, как и в прошлый раз, доносились громкие голоса и милое слуху любого ковбоя позвякивание. Обшитые рейками двери распахнулись от легкого толчка. В небольшом, но уютном помещении оказалось довольно людно. Давешний портье тоже здесь, исполняет обязанности бармена.
Джейк подошел к стойке, чувствуя спиной удивленные взгляды.
— Что изволите, мистер? — портье тщательно протирал маленькую рюмку застиранным до дыр полотенцем.
— А что у вас есть? — в свою очередь поинтересовался Пустынный Лис.
— Джин, виски, скотч, ром…
— Весьма богатый выбор.
— Мы всегда стараемся угодить нашим клиентам.
— Похвально. Что ж, приятель, плесни-ка мне для начала виски, на два пальца.
Портье коротко кивнул, быстро исполнив заказ.
Джейк сделал маленький глоток, слегка поморщившись. Как он и предполагал, напиток оказался полной дрянью.
— Вижу, у вас нет отбоя от клиентов, — Корд обвел взглядом окутанный табачным дымом зал.
— Не жалуемся.
— А разве в городе нет салуна?
— Почему же нет, очень даже есть… — обиделся портье, — целых три штуки. Но там… немного не та атмосфера.
— В смысле?
— Шериф часто туда заглядывает, а к нам — реже.
— Тогда понятно… Налей-ка, любезный, мне лучше джина, а то что-то ваш виски не очень пошел.
— Тебе не нравится наш виски, чужак?
Пустынный Лис медленно обернулся. Белокурый, сильно поддатый крепыш мрачно смотрел на него тупым мутным взглядом.
— Я вот все думаю, кто ты такой, мать твою?.. Эй, Бобби, что это за мудак к нам приперся? Может ты его знаешь?
Бобби оказался точной копией белокурого бугая, только менее пьяной.
— Остынь, Мэл, парень наверняка проездом, чего ты к нему лезешь.
«Братья, — решил Корд, улыбаясь задире, — долбаные обнаглевшие от выпивки близнецы».
— Так ведь этому говнюку не нравится наш виски!
— Так он ведь и впрямь как конское дерьмо.
— Но он же наш!
Пустынный Лис хладнокровно наблюдал за всем этим цирком, а остальные завсегдатаи слегка притихли, предвкушая эпическую развяжу.
— А это что у тебя на поясе? Неужели револьвер? — присмотревшись, удивленно воскликнул Мэл. — Разве ты не знаешь, что у нас в городе запрещено носить оружие?!!
— Ему шериф разрешил… — вмешался портье, пытаясь разрядить стремительно накаляющуюся обстановку. — Успокойся, Каванах, я не хочу неприятностей.
Но блондин, казалось, его не слышал, продолжая сверлить злобным взглядом Джейка.
— Да и что это за пушка у тебя? Неужели кольт семьдесят второго года? Да, вижу, он! Оружие слабаков. Ты же и обращаться-то с ним наверняка толком не умеешь.
— Хочешь проверить, щенок? — тихо поинтересовался Пустынный Лис.
— Что?!! — блондин обалдело вытаращился на Корда. — Как ты меня, грязный выродок, назвал?
Джейк не стал повторять. Просто молча ударил Мэла в лицо и вслед за этим молниеносно рубанул ребром ладони по кадыку задиры. Блондин захрипел, хватаясь за горло, из разбитого носа во всю хлестала кровь. В следующую секунду на Корда ринулся второй близнец. Этот оказался более трезвым и потому намного опаснее. Пустынный Лис ловко увернулся от резкого броска противника, желавшего сбить его с ног. Удар плечом пришелся нападавшему в грудь, второй — точно в живот. Бобби согнулся пополам. Джейк тут же нырнул под него, после чего резко выпрямился. Не успевший прийти в себя противник теперь висел у него на плече, словно мешок овса. Рванувшись к окну, Корд со всей силы метнул свою немалую ношу через стекло бара на улицу. Раздался оглушительный звон. Бобби приземлился среди разлетающихся осколков стекла. Его громоздкое тело тяжело откатилось к краю тротуара и замерло там совершенно неподвижно.
За спиной разлетелась бутылка. Пустынный Лис оглянулся. Второй брат держал в руке блестящее острое горлышко.
— Сейчас ты сдохнешь, сука…
Кровавые брызги веером разлетелись по бару, когда туша Мэла грузно опрокинулось на пол. Все случилось настолько быстро, что присутствующие не сразу поняли, что вообще произошло.
— Матерь божья, да он же его застрелил!
Все как завороженные смотрели на сизый дымок, поднимающийся из дула кольта сорок пятого калибра. Пустынный Лис хищно улыбался.
— Я так и знал, мистер, что с тобой будут серьезные проблемы. — Твердое ружейное дуло больно ткнулось Джейку в поясницу. — Только дай мне повод продырявить тебе потроха.
Корд не сопротивлялся, и шериф легко забрал его револьвер.
— Давай, пошел… — дуло настойчиво подтолкнуло Пустынного Лиса к дверям бара.
— Чед, он только что убил одного из братьев Каванах… — испуганно пролепетал бармен.
— Я все хорошо видел, парни. Теперь этот ублюдок ответит сполна…
