План Тиграна сработал, и это подтвердило догадку Загорского о ловушке, перекрывающей дорогу назад и открывающей путь в иной, подземный мир, в котором, быть может, не было ни одной живой души уже восемьдесят восемь лет.

Они какое-то время с тревогой смотрели на опустившуюся стену позади, и, скорее всего, каждый думал о том, как же вернуться назад, если что-то пойдет не так. Немного успокаивало наличие взрывчатки, которая, судя по толщине отрезавшей обратный путь перегородки, все же должна пробить брешь и дать шанс людям на спасение. После недолгих колебаний, троица шагнула в открывшийся коридор. Уже через двадцать метров обнаружился поворот налево под прямым углом. А из стены прямо на путников смотрели два каких-то ржавых раструба. Левее них, уже за поворотом, — небольшая и такая же ржавая дверь. Немного поколдовав, Тигран открыл ее при помощи ломика и тихой бранной лексики. За дверью оказалось небольшое помещение с парой огнеметов, чьи раструбы и выходили навстречу тем, кто попал в ловушку.

— Умно придумали. Ловушка срабатывает, и огнеметы делают залп. Кто не сгорел, тот задохнулся, потому что огонь сожрет весь воздух, — хмыкнул Баграмян.

— А почему они не включились? — спросил Александр.

— Ты расстроен этим что ли, Санек? Наверное, топлива нет. Или выдохлось, — Тигран осторожно открыл один из баков огнесмеси. В нос ударил резкий запах. — Так и есть. Смесь превратилась в желе. Все забито. Да и пиропатроны протухли. Но это желе, судя по запаху, все еще огнеопасно, — он осторожно завинтил горловину. — Ладно. Идем дальше. И всем быть предельно внимательными. Могут встретиться простые мины, а это более надежные и долговечные штуки.

— А как же сами хозяева тут ходили? — спросила у Загорского Рита.

— У них, наверное, другой коридор был. Скрытый. А этим они не пользовались…

Дальнейший путь казался практически бесконечным. Прямой коридор уходил вперед и, казалось, все глубже вниз. Иногда попадались дверные проемы, за которыми находились глухие помещения, заваленные остатками стульев, столов, каких-то бумаг, обвисшими обрывками проводов. Законсервированный почти на столетие подземный мир, настолько привыкший к вечной мгле, что даже трем незваным гостям свет их фонарей казался тут неуместным, встречал их могильным безмолвием. Только компас Тиграна позволял хоть как-то связать этот потусторонний, загробный мир с мертвым миром на поверхности. Лишь благодаря ему исследователи сейчас понимали, что, направляются куда-то на северо-запад.

По пути им попалась пара массивных стальных дверей. Тигран пожертвовал немного взрывчатки, чтобы взорвать их петли. За одной обнаружилось частично затопленное помещение. За ним — коридор, снова дверь и еще одно помещение, более обширное и также частично затопленное. В нем было найдено много различных вещей, не относящихся к военным. Например, гнилая тряпичная кукла, ржавая коляска или остатки фанерного чемодана, обтянутого кожзаменителем.

— Тут, похоже, бомбоубежище было для гражданских. И от него имелся выход в общую подземную сеть, — предположил Тигран.

После беглого осмотра и неприятного хлюпанья по просочившимся грунтовым водам, они вернулись в тот сухой и бесконечный коридор. За второй железной дверью скрывалось помещение с четырьмя генераторами. Естественно, нерабочими. Хотя после того, как Загорский обнаружил в глубинах лабиринтов под Пятым фортом генератор, пригодный к ремонту и работе, можно было ожидать чего угодно. Нет, эти заржавели напрочь. Возможно, из-за более высокой влажности, к которой данный тип генераторов был менее устойчив. Да еще и часть узлов была демонтирована. Имелся и трубопровод для отвода выхлопных газов и подпитки камер сгорания воздухом с поверхности. В углу помещения нашлось что-то вроде пожарного крана и еще один кран. Видимо, для доставки сюда по топливопроводу горючего.

Троица снова вернулась на прежний маршрут. Вскоре коридор круто повернул на север, а прежний маршрут оказался обрушен. И за этим-то поворотом, в полу, обнаружились рельсы. Совсем узкие.

— Это твое метро? — усмехнулся Тигран, толкнув локтем Загорского.

Тот задумчиво мотнул головой:

— Нет, конечно. Здесь, похоже, какая-то сеть снабжения. Наверное, что-то на тележках катали.

Вскоре они обнаружили и первое подтверждение этому предположению: справа в стене темнел широкий колодец круглого сечения, уходящий вверх. В колодце можно было разглядеть ржавые остатки подъемного механизма, а также гнутые и частично отсутствующие скобы вертикальной лестницы.

— Черт! На какой же мы глубине?! — охнул Баграмян, посветив фонарем наверх. — Конца этому колодцу не видать. А там, метрах в десяти над нами, похоже, дверной проем или другой коридор. Что это такое вообще?

— Возможно, на поверхности, над колодцем располагалась зенитная или гаубичная батареи. А тут к ней боеприпасы подвозились.

— Не слишком ли расточительно строить сеть туннелей для подвоза боеприпасов? — спросила Рита.

— Ну, в условия осады города… А Кенигсберг, напомню, был городом-крепостью. Так вот, в условиях осады, когда идут артобстрелы и бомбардировки, расточительно подвозить припасы именно по улицам города. Одно попадание — и целый квартал можно детонацией положить. А тут тихо, спокойно и бесперебойно. Может, там вообще не батарея, а какое-нибудь важное здание. Например, управа гауляйтера. А это эвакуационный канал. Хотя кто его знает…

Тигран принялся осматривать различный хлам, скопившийся на дне колодца.

— Похоже, там действительно была батарея, — произнес он после того, как извлек какой-то мятый цилиндр.

— Что это? — поинтересовался Загорский.

— Это гильза. Восемьдесят восемь миллиметров. Ходовой калибр для немецких зениток и противотанковых орудий был.

— Ну да, — кивнул Александр. — «Тигриный» калибр.

— Слушай, а может, где-то под землей у них вообще завод боеприпасов был, и прямо с конвейера — сюда?

— Вполне возможно, — Загорский ухмыльнулся. — Под Ленинградом и в Сталинграде на горьком опыте научились, из заводского цеха — сразу в бой.

— Это точно, — кивнул Баграмян. Внезапно что-то привлекло его внимание в остатках смонтированной у стены моторной установки механического подъемника, от которого уцелела только пара вертикально уходящих наверх рельс.

— Чего ты там нашел?

— Тут, на кронштейне, надпись какая-то, сваркой выведенная. По-русски!

— Да ты что?! — Александр подскочил к Тиграну и также посветил своим фонарем.

«Кр-армеец Демьян Трофимов. Пленен в II/42 г.»

Тигран, вооружившись ломиком, принялся отбивать крепление мотора от стены.

— Ты чего делаешь? — удивился Загорский.

— Опыт мне подсказывает, что он не просто так расписался тут, — кряхтел, орудуя инструментом, Тигран. — Я когда только в армию призвался и в учебке был, пришлось нам гараж строить одному говнюку-полковнику. Ну мы с пацанами там, во время перекура, решили заложить в кладку шлакоблоков записку для потомков. Расписались там и написали все, что думаем о том полковнике и чего помимо вечной диареи ему желаем.

Кронштейн, наконец, не выдержал напора и отошел от стены. Ко всеобщему удивлению, за ним был спрятан сложенный вчетверо полуистлевший лист бумаги.

Взяв его в руки, Баграмян осторожно развернул.

На одной стороне был печатный текст.

— Саня, ты вроде немного знаешь немецкий. Тут одно и то же слово повторяется много раз.

— Что за слово?

— «TOD».

— «Tod», значит «смерть». — Александр деликатно принял листок из рук напарника. — А тут не только на немецком. Тут еще вон, на польском и внизу на русском.

— А точно!

За неподчинение надзирателю — смерть.

За опоздание на построение — смерть.

За распевание песен в бараке — смерть.

За утаивание еды — смерть.

За саботаж — смерть.

За отказ вставать во время трансляции речи фюрера или германского марша — смерть.

Некачественная работа есть саботаж и за это — смерть.

…смерть, смерть, смерть, смерть…

— Н-да, — покачал головой Тигран и развернул листок. На оборотной стороне этой памятки, которая, по логике, должна была быть пустой, также имелся текст. Выведенный неровными буквами, возможно, соломинкой либо древесной щепкой. Какими-то бурыми чернилами… Хотя нет…

— Тут кровью написано, — тихо прошептал Баграмян.

«…за отказ работать на объекте повесили 25 человек. 9 поляков. 1 германский коммунист. Остальные наши. Пришлось работать, чтобы уберечь остальных. Смерть фашистским псам! С нами Сталин! Верим, нас освободят, и мы искупим свой позор плена и отомстим за умученных товарищей…»

Ниже шел список имен. Похоже, тех, кого казнили.

Тигран медленно присел на кучу хлама и тяжело вздохнул, глядя на текст:

— Мой дед в плену тоже был, — тихо заговорил он. — Потом бежал с дружками. Одного он часто вспоминал. Здоровый такой лось, говорил. Старшина Маломальский. Кулаком голову часовому расплющил. Вернулись к своим. И до Одера дошел. Дед потом с самураями поехал воевать на Восток. Америке подсобили с квантунами. Задавили их деды наши, Санька. Отомстили за все.

— Да какая сейчас разница? — пожал плечами Загорский.

Баграмян удивленно уставился на него:

— Как это, какая? Как это, какая, Саня? Большая разница! Мы ведь такого врага одолели! Это ведь история наша!

— И кому теперь вообще нужна история?..

— Нам нужна, баран! — воскликнул Тигран, вскакивая. — Потомкам нашим! Чтоб не оскотинились, не освинячились, как многие! Позабыли все к чертям! Позабыли, как страшна война, и на тебе! Угробили все! Не для того ведь наши предки кровь проливали и кровью имена эти выводили, чтоб потом потомки просрали все! Не для того! И мы сейчас шарахаемся в руинах этого мира, чтоб нашим потомкам что-то после себя оставить!

Александр угрюмо повесил голову.

— Ты, наверное, прав… может быть…

Тигран осторожно сложил листовку и протянул ее Загорскому.

— Прости за грубость, Саня, но просто нехорошо забывать такие уроки. Сохрани это. Обязательно сохрани.

— Конечно, — кивнул Александр, не поднимая взгляд. Похоже, он и вправду почувствовал себя виноватым за свои слова.

Теперь Баграмян обратился к женщине:

— Рита, давай уже положим нашей внезапной вражде конец. Да, я оказался куда хуже своего деда, вынесшего тяжесть войны и плена и сумевшего победить. Да, я не помог тому мальчонке и терзаюсь этим. Но не в оправдание себе скажу, а истины ради: другая это война была. И другая страна. Не знал я, зачем нас туда послали. Не понимал, ради чего воюю. Ради того, чтобы кто-то продолжал качать оттуда нефть? Или ради чьего-то рейтинга предвыборного? Предательство наших же главарей и те ужасы, с какими мы столкнулись… Не благородный порыв в стремлении отстоять великую Родину, которая сама-то не весть во что превратилась, у меня был, а животный инстинкт: выжить и убраться оттуда не в полиэтиленовом кульке, а на своих двоих. Ведь не вся страна ковала победу, и не грозный враг напал вероломно. И не единый народ был, сотканный в крепкий кевлар прочными нитями этнического разнообразия, а совсем наоборот. Один народ превратился в русню, чурок, хачиков, хохлов, жидов и тому подобное. И сами же вооружили бандитов. Сами им дали распоясаться, чтобы потом вот так… Ведь где-то парни необученные гибли целыми ротами, а в это время в стране люди так же в казино сидели да в телевизоры пялились. Да новый год отмечали. Да пьянствовали. Да подруг наших в ночные клубы водили. Не та это страна была уже. Забыл я про все. И про славного деда своего. И про былые лихолетья. И весь мир забыл в своих инстинктах звериных о том, что мы можем сотворить. Все мы, наверное, виноваты в том, что с этим миром стало. И я тоже. Но мне у того мальчишки прощения не попросить уже. Так хоть ты прости.

Маргарита вдруг прослезилась и, бросившись к Тиграну, крепко его обняла.

— Ты тоже прости, Тигрош. Зря я, — шептала она, всхлипывая. — И спасибо…

— За что? — удивился Баграмян.

— За то, что напомнил мне.

— Что я напомнил?

— Жениха моего.

— Это как? — Тигран слегка отстранился и недоуменно взглянул на женщину.

— Твой дед, в плену с его дедом был, оказывается. Старшина Маломальский. Это его дед, — улыбалась сквозь слезы Рита. — Кулаком, охранника, да не одного… Здоровый лось… Это ведь он… Я знаю эту историю…

— Вот ведь как… Вот ведь какая штука, судьба. Теперь я понял, где эту фамилию слышал, — Тигран с грустью улыбнулся и качнул головой. Уж чего-чего, а напоминать Рите о ее женихе он никак не собирался.

— Ладно, пошли уже, — грубо проворчал Александр, выходя в коридор. — Или вы тут еще на радостях сексом займетесь?

— Саня, ну не придурок ли ты все-таки, а? — бросил ему вслед Баграмян.

Самохин сидел на стуле, задумчиво положив подбородок на кулаки упертых в стол рук, и мрачно смотрел на свои новые апартаменты. Помещение поменьше прежнего. Да и вообще хуже. Непривычнее. Но зато нет радиации. Он с нетерпением ждал доклада. Его люди должны были отнести подальше проклятые банки с двести тридцать пятым ураном и закопать поглубже. Самохин извлек из стола какую-то книгу, от страниц которой осталась лишь половина, и оторвал новый клочок для самокрутки. Насыпал табак, скрутил. Скрепил слюной и прикурил от масляной лампы. Сделал жадную затяжку, и тут же глотку схватил спазм, словно его вот-вот вырвет. Майор сгорбился и засопел, втягивая через ноздри больше воздуха и успокаивая организм. Что это было? Вроде тошноты нет, но рвотный спазм не отпускает. Лишь слегка притупился.

Самохин прикрыл глаза и почувствовал озноб. Он вертел в руках уран. Не понимал, что он держит. И курил. Потом скрутил еще самокрутку. Теми же руками, о которые терся радиоактивный металл. Быстрее всего радиация поражает организм, если попадает внутрь. А самый верный способ — через пищевод. Частички металла, оставшиеся у него на руках, попали в рот. В организм. Эта догадка настолько перепугала бывшего офицера, что, помимо странного спазма, вызвала еще и острый приступ паники. Он тяжело задышал и вскочил со стула. Неужели так и есть? Неужели он поражен? Сколько он вертел эту проклятую болванку в руках? Пять минут? Десять? Достаточно ли этого? Или все это лишь мнительность и испуг? Эффект плацебо, но наоборот?

Да нет же. Это все сказки, что кусок урана сразу превращает человека в ходячий труп. Слишком недолог был контакт. Все эти спазмы лишь на нервной почве. Хотя, черт возьми, у него в руках была не урановая руда, а материал для ядерной реакции. Обогащенный…

В помещение вошел Борщов. Он был подавлен и, похоже, все еще не отошел от проблем, вызванных его попойкой, и гнева хозяина.

«Мне бы его проблемы», — подумал Самохин, зло глядя на порученца.

— Закопали? — произнес он строго вслух.

— Да, — Борщов кивнул, не глядя на начальника.

— А те банки, что я открыл? Которые оставались у меня в кабинете?

Бывший водитель слегка замялся, затем кивнул.

— Точно? — повысил голос Самохин.

— Точно. Просто никто их поначалу в руки брать не хотел. Потом химкомплект нашли и вынесли. Разбили пару старых аккумуляторов, свинец оттуда растопили и залили их. Потому и долго так…

— Ясно, — Самохин машинально прислонил самокрутку к губам и затянулся. Он планировал сделать это после того, как Борщов уйдет, чтобы тот не видел его спазма, если таковой, конечно, снова возникнет. Однако забылся.

Вместо спазма перехватило дыхание, и майор сильно закашлял. Настолько сильно, что заболели глаза и виски.

Борщов украдкой поднял взгляд. Видя, как его хозяин надрывается, тщетно стараясь унять предательский кашель и, естественно, не может сейчас видеть своего верного вассала, Василий зло ухмыльнулся.

Усталость била по ногам даже привыкшего к долгим плутаниям среди калининградских руин Баграмяна. О своей усталости заявил и неврастеник Загорский. А вот Рита молчит. Тигран взглянул на нее. Видно, что ей невмоготу больше идти. Но она молчит. Не жалуется. Баграмян уважительно улыбнулся.

— Сколько мы прошли, уже не разобрать, — сказал он. — Предлагаю привал.

— Согласна, — выдохнула Гжель, которая словно ждала этих слов, точно манны небесной.

Они уселись на свои рюкзаки. Поскольку у Риты была только наплечная армейская аптечка, то Александр предоставил ей свой вещмешок. Женщина бессильно плюхнулась на него и тут же вскочила, вскрикнув и растирая ладонью ягодицы.

— Крот, что у тебя там такое?! — воскликнула она?

Тигран тоже вскочил, обеспокоенный ее вскриком. Он, правда, пару секунд как завороженный смотрел на ритмичные движения ладони женщины по собственной попе, но затем тряхнул головой, прогоняя из нее всякие глупости.

— Сань, чего там у тебя?

Загорский растерянно на них посмотрел, затем хлопнул себя по лбу:

— Ах, это! Там пара банок. Погоди, я переверну мешок.

— Что за банки? — спросил Тигран.

— Ну те, что за рухнувшей стеной в ящиках были, — ответил Александр, манипулируя со своим вещмешком.

— И зачем ты их с собой взял?

— Да неизвестно, когда я теперь вернусь в общину. А за это время Самохин узнает о комнате и явно наложит свои руки на эти ящики, как и на все, впрочем. Любопытно же, что в них. Может, откроем, раз уж на привале?

— Ага, щаз. У меня один нормальный нож остался. И тот не так хорош, как тесак, утопленный твоими горе-помощниками. Банки крепкие, враз лезвие затупится. Повременим пока. Тем более, что в банках, скорее всего, не еда. Но даже если бы и еда. Девяносто лет практически…

— Тогда что в них может быть? — спросила Рита.

— Ну, судя по весу, возможно, что и золото. Может, они переплавляли коронки, кольца там обручальные, снятые с узников лагерей. А потом, как почуяли запах русского пороха на своих улицах, верхушка решила слинять с этим золотом. Ну и замаскировали под консервы, для секретности.

— Так что же это, у нас тут, может быть, несколько кило золота? — и без того большие глаза Риты расширились еще больше.

— Ну, возможно, — пожал плечами Тигран, присаживаясь на свой рюкзак. — Только что проку? Нынче ни золото, ни бриллианты на фиг не нужны. Нужен ствол ладный, да клинок булатный. Ну и пожрать что. Кстати насчет пожрать. Пора бы нам подкрепиться.

Баграмян приподнялся и стал извлекать из рюкзака свои припасы. В самом деле, неплохо бы поесть. И организм получит заряд энергии, и рюкзак хоть чуточку, но легче станет.