— Малой, ты чего там щемишься? Иди к огню!

Глупо было отказываться от приглашения. Да и не в том Глеб находился положении, чтобы привередничать. Подхватив тушку добытой в туннеле крысы, мальчик робко подошел к костру, примостился между бугаем в смешной, с помпоном, вязаной шапке и веснушчатым пареньком с гитарой. Народу в тесном кругу оказалось гораздо больше, чем виделось издалека. Прямо над огнем, отекая в пламя каплями жира, шипел и шкворчал на вертеле огромный свиной окорок. Тут же, на импровизированных столах из пустых ящиков, красовались поистине царские яства — невесть где добытая консервированная ветчина, маринованные грибочки и даже белесая травка с жиденькими лепестками — заменитель петрушки, о которой некогда рассказывал Таран.

Окинув «поляну» голодным взглядом, Глеб покосился на трупик грызуна в собственной руке. Его он только что хотел отдать в качестве платы за место у огня, но узрев подобное изобилие…

— Да выкинь ты эту заразу! — ухмыльнулся все тот же мужик в экстравагантной вязаной шапке. — Ешь, не стесняйся. Мы не жлобы какие, ребенка всегда накормим.

Мальчик с благодарностью кивнул и, не медля, накинулся на угощение. Бунтующий от спазмов желудок благодарно заурчал, а Глеб, облизывая жирные пальцы, в первый раз за последние несколько дней улыбнулся.

Череда событий, приключившихся с ним, оказалась настолько неожиданной и пугающей, что теперь вспоминать о них не хотелось. Каждый раз, когда перед глазами вставал образ полудиких огрызков или головорезов-безбожников, мальчик клял себя за то, что открыл тогда эту злополучную гермодверь. Страха пришлось натерпеться — будьте-нате. Особенно неуютно было во время скоротечного боя в коллекторе, когда пули бандитов свистели над головой. А удачно завершившийся побег по прошествии некоторого времени и вовсе казался чистейшей авантюрой. К счастью, караванщики не заметили затерявшегося в толпе рабов чужака, и только благодаря этому удалось незаметно покинуть владения безбожников. Но все пережитые треволнения с лихвой окупились обнадеживающей вестью, которой поделился неугомонный разбойник по кличке Живчик.

А рассказал калека, ни много ни мало, об одном головорезе из их шайки, страдавшем от падучей болезни, по описаниям очень похожей на хворь Тарана. И самое важное в той истории заключалось в том, что бедняга излечился! Выздоровел окончательно и бесповоротно! О том, как и где искать исцеления, Живчику, к сожалению, хватило мозгов умолчать. За эту самую информацию и пришлось расстаться с любимой зажигалкой. Но о весомой потере Глеб старался не думать. За здоровье новообретенного отца еще и не то отдашь…

Мальчик огляделся. Хоть Владимирская и казалась тесной и невзрачной из-за короткого центрального зала, радушие и простота ее немногочисленных обитателей создавали на станции поистине неповторимую атмосферу уюта. Несколько костров, хаотично разбитых вдоль платформы, самодельные палатки вокруг и небрежно сваленные в общую кучу тюки с провиантом — вот, пожалуй, и вся нехитрая обстановка этого непримечательного места.

Шустрый паренек — тот, что с гитарой, — болтал без умолку, разбавляя пустопорожний треп незатейливыми музыкальными экзерсисами. Окружающие звали его Психопатом. Глеб решил не уточнять, за что. Возможно, гитарист был чрезмерно эмоционален, упражняясь в словоблудии… Наблюдая за тем, как ловко порхают пальцы по струнам, мальчик вслушивался в звуки убаюкивающей мелодии, но голова была занята другим.

Возвращаться в разоренное бомбоубежище опасно: огрызки могут поджидать там, и тогда не стоит снова надеяться на удачное стечение обстоятельств. Вопросы, отчего вдруг миролюбивые дикари превратились в охотников и почему ищут именно его, пока придется отложить на потом. Сейчас главное — как можно быстрее найти Тарана и поделиться хорошими новостями. Тот, конечно, будет его искать и начнет с ближайших к Московской станций, поэтому правильней всего сейчас идти к Дыму, на «Электру». Под присмотром мутанта можно будет спокойно дождаться отца.

От размышлений Глеба отвлек очередной взрыв хохота. Зажигал, как всегда, Психопат. Объектом его внимания на сей раз стала группа отдыхающих у соседнего костра. Веснушчатый парень величал их не иначе, как заезжими туристами. Из разговоров мальчик уже уловил, что на станции собралась довольно разношерстная публика. Кого здесь только не было! Приютившие Глеба сорвиголовы оказались роуп-джамперами, а молчаливые дядьки за дальним костром — спелеологами. Нашлось также место для нескольких альпинистов с невесть где добытым снаряжением. Пытаясь прислушиваться к неспешным беседам собравшихся, мальчик лишь запутался в обилии терминов и, как ни старался, так и не понял суть происходящего на станции действа.

Столько новых слов за один присест давно не приходилось слышать. Вот только смысла в увлечениях этих людей Глеб все никак не мог уловить. Изучать туннели — еще куда ни шло. Про диггеров много баек ходит. Но, к примеру, лазать по стенам… Зачем, если есть стремянки? Однако выспрашивать мальчик робел, да и некогда ерундой заниматься. Волею судеб оказавшись так далеко от дома, следовало как можно быстрее отправляться в обратный путь.

Поблагодарив компанию за постой, Глеб направился к туннелю. На полпути его нагнал Психопат.

— Постой! Куда ж ты без света? На, держи. — В руке у мальчика оказался фонарь. — Пройдусь с тобой немного. Ты, кстати, почему один болтаешься, без взрослых? Сирота?

— Ничего не сирота! — выпалил Глеб. — У меня отец есть.

— Убег, значит? — музыкант ухмыльнулся.

Мальчик решил отмолчаться. Только сопел сердито и косился на провожатого исподлобья.

— Сам-то откуда и куда? — не отставал Психопат.

Несмотря на благожелательный тон попутчика, мальчик не горел желанием рассказывать о своих злоключениях. Мало ли, что на уме у этого типа?

— К мазутам мне надо, — уклончиво ответил он.

— А сюда-то зачем притопал, дурья твоя голова? Хотя, погоди… Ты, видать, про Разлом ничего и не знаешь?

— Что за Разлом?

— Э, брат! Ну ты даешь! Ладно, пошли. Сейчас сам все увидишь.

Музыкант заговорщически подмигнул и устремился вперед. Глеб, заинтригованный донельзя, двинулся следом. Когда туннель впереди внезапно оборвался, уткнувшись в чернильную пустоту гигантской пропасти, края которой терялись во мраке по бокам туннеля, отчего-то стало не по себе. Мигом закружилась голова.

— Ну, чего тормозишь? Не бойся, не обвалится. Сработано на совесть.

Облокотившись на дощатые перила, Психопат стоял на хлипком с виду деревянном мостике, нависавшем над обрывом, и снисходительно наблюдал за реакцией Глеба. Тот осторожно прошел по доскам и вцепился в ограждение, заглянув вниз.

— Это и есть Разлом? — уточнил мальчик осипшим от волнения голосом.

— Он самый. Спецы глотки надорвали — все решить не могут, откуда эта хрень появилась. Одни говорят — карстовая полость, другие… как там ее… тектоническая трещина. Тут один геолог рассказывал, мол, Питер стоит на стыке Балтийского щита и Русской плиты. А в день Катастрофы какие-то там сдвиги произошли из-за ядерных ударов по всему континенту. Я, честно говоря, толком не вникал… Говорят, некоторое время до Пушкинской еще можно было пробраться. Тюбинги осели, но проход оставался. Старожилы рассказывают, в тот день, когда туннель обвалился, обоз шел богатый с боеприпасами. Целое состояние под землей кануло. Эх…

— Там глубоко?

Непроглядный мрак заполнял собой все вокруг. Лишь свет от факела, вмурованного в огрызок тюбинга, выхватывал из темноты зев оставшегося позади туннеля и фрагмент глинистой отвесной стены.

— А кто его знает? До дна еще никто не добирался. Спелеологи даже трос специальный у мазутов заказали. Все кумекают, как бы разведать, что там, на глубине. А мы на этот счет не запариваемся. Прыгаем в свое удовольствие. Благо стена отвесная — не расшибешься.

Мальчик окинул взглядом тросы и карабины, разложенные на мостках, треногу лебедки с шестеренками поворотного механизма. Похоже, Психопат не врал. Значит, действительно находились чудаки, готовые рисковать собственными жизнями не ради пропитания, а в поисках острых ощущений. Для Глеба это казалось неестественным. Если уж хочется пощекотать нервы, так почему бы не выйти на поверхность, не раздобыть что-нибудь ценное, к примеру?

— Адреналин, брат… — Музыкант словно мысли прочитал. — Штука похлеще наркоты. Здесь все до этого дела больные. Если подождешь чуток, увидишь, что такое роуп-джампинг. Это ничем не передать… Кромешная тьма… Свободный полет… И никого вокруг. Только ты и бездна. Один на один…

Психопат зажмурился, поднял руки в стороны. Постоял с минуту, переживая восторг воображаемого полета. Затем открыл глаза, посмотрел на собеседника растерянно и грустно.

— А потом рывок… И вот уже снова ощущаешь тяжесть бренного тела, зависаешь над пропастью небытия, и затем тебя медленно поднимают наверх, в мир живых…

— Ты говоришь об этом с таким сожалением, — Глеб покосился на мрак за перилами, — как будто не хочешь возвращаться оттуда…

Музыкант дернулся, как от оплеухи. Посмотрел на мальчика с неким удивлением, будто не ждал, что ребенок вот так, с ходу и безошибочно поднимет больную тему, приблизится к пониманию сути его нездорового увлечения Разломом.

— А может, ты и прав. Ради чего возвращаться? Ради жизни в норах? Бесконечных посиделок у костров? Подачек заезжих туристов из богатых колоний? Осточертело до тошноты. Наверх не сунешься — радиация. Единственное место, где мы еще не успели наследить, — там, внизу. Во мраке первородном. Потому, может, и тянет туда, как магнитом. Мы ведь из него вышли. Туда и вернемся. Мрак снаружи, мрак внутри нас…

Настроение у парня беспричинно пошло под откос. Но, заметив, как напрягся Глеб, Психопат встряхнулся, в глазах его снова появился озорной блеск.

— Не бери в голову. Напускное это, — стушевался он. — Ну-ка, подай лучше ту штуковину.

Подобрав с настила увесистый арбалет, мальчик протянул его Психопату. Тот сноровисто взвел спусковой механизм, поджег наконечник болта и выстрелил. Огненный росчерк пронзил кромешную тьму. С глухим стуком болт воткнулся в противоположную стену разлома метрах в десяти впереди, осветив небольшой участок вокруг. Теперь мальчик смог оценить масштабы локального природного катаклизма.

— Значит, попасть на Пушкинскую…

— Этой дорогой нельзя, — закончил фразу музыкант. — Продолжение туннеля где-то на той стороне, под толщей грунта. Придется тебе выбрать другой путь.

Это был он. Ответ на терзавший Глеба вопрос — двигаться к дому в поисках приемного отца или попытать счастья у военных медиков и найти способ исцелить Тарана. Сами обстоятельства подталкивали к выбору второго варианта. Тем более, что до Площади Ленина рукой подать — каких-то три перегона. Отец, конечно, волноваться будет, но, если дело выгорит, потраченные нервы окупятся с лихвой.

— Что ж, другой так другой. Спасибо тебе за экскурсию, Психопат.

Аккуратно перебирая ногами, мальчик сошел с настила. Ступив на бетонный пол туннеля, с облегчением выдохнул. В отличие от попутчика знакомство с Разломом не показалось ему завораживающим. Скорее пугающим. Музыкант все еще стоял у края пропасти, вглядываясь во мрак под ногами.

— Ты иди, — бросил он, не оборачиваясь. — Я еще побуду здесь немного. Один на один…

Глеб кивнул и заспешил прочь. Его ждали дела поважней, чем общение с полубезумным экстремалом. Впереди уже показался край станционной платформы, когда он, повинуясь инстинктивному порыву, обернулся. Далекий огонек факела освещал пустую площадку. Напрягая зрение, мальчик все пытался высмотреть на мостике фигуру парня, но тот словно испарился. То ли скудный свет тому виной, то ли…

Постояв в нерешительности, мальчик отбросил глупые предположения и зашагал через станцию к противоположному туннелю. В конце концов, Психопат — взрослый человек. Пусть сам как-нибудь разбирается со своими «тараканами».

В отличие от блокпостов Площади Восстания подходы к Чернышевской не охранялись так строго. Дозорный не стал докапываться до одинокого мальчугана, приняв его за местного. Лишь пригрозил, что в следующий раз обязательно надерет уши, если Глеб будет болтаться без присмотра родителей невесть где. Станция чем-то напоминала родную Московскую: похожие запахи нехитрой стряпни, жмущиеся друг к другу клетушки бараков, тусклый свет потолочных ламп…

Бордюрщиков, само собой, и здесь хватало, но все же местный люд заметно отличался от обитателей Площади Восстания. Ни тебе подозрительных взглядов, ни снующих повсюду патрулей. Ту станцию мальчик проскочил серой тенью, чудом избежав ненужного внимания. Сказывалось близкое соседство бордюрщиков с ненавистной Маяковской, принадлежащей Приморскому Альянсу. Таран как-то рассказывал запутанную историю про украденный дизель, но тогда слухи о разборках колоний звучали для мальчика как интересные сказки — уж очень комфортной и безбедной казалась жизнь в безопасном бомбоубежище.

Теперь же приходилось судорожно вспоминать то немногое, что успел поведать неразговорчивый сталкер о жителях подземки.

О самой станции Глеб знал совсем немного. Тот факт, что она — одна из самых глубоких во всем питерском метро (что-то около семидесяти метров), особо не впечатлял. Родившиеся под землей клаустрофобией не страдали, скорее наоборот. Чем больше этих самых метров отделяло своды станции от пугающей поверхности, тем спокойнее было на душе.

Как назло, больше ничего полезного припомнить не удалось. Повезло еще попасть на станцию до объявления комендантского часа, по наступлении которого входы и выходы блокировались до утра. Условного, конечно, и без какой-либо привязки к смене дня и ночи на поверхности. Однако с целью экономии электроэнергии и для дисциплины большинство колоний придерживалось общепринятого режима, с отбоями и подъемами. Спустя считаные минуты освещение в центральном и перронных залах отключилось, возвестив о наступлении «ночи».

Обругав себя за нерасторопность, мальчик огляделся. Ничего не поделаешь, придется куковать на станции, пока блокпосты снова не откроются. В тусклом свете редких дежурных ламп он отыскал свободный клочок пространства, притулился к фанерной стене ближайшей хибары и закрыл глаза. Следовало хоть немного вздремнуть, раз уж подвернулась возможность. Но, как назло, сон все не шел: ныли натруженные ноги, пол неприятно холодил бока.

Повернув голову, Глеб столкнулся с настороженным взглядом пожилой женщины, что сидела рядом, сноровисто орудуя вязальными спицами.

— Я за тобой слежу, — резко прошептала та, погрозив корявым пальцем. — Только попробуй что-нибудь стянуть, живо сообщу коменданту!

Мальчик покосился на котомку с пряжей и демонстративно отвернулся в другую сторону. Судя по возобновившемуся позвякиванию спиц, подозрительная дама в необъятном берете собственной вязки вернулась к прежнему занятию, но, во избежание эксцессов, Глеб продолжал старательно сопеть, изображая спящего, и так увлекся, что сам не заметил, как отключился.

Шум со стороны блокпоста выдернул его из состояния полудремы глубокой ночью. Вытянув затекшую шею, мальчик попытался разглядеть, отчего вдруг засуетились дозорные, а по рядам сонных жителей понесся тревожный шепот. Наконец в поле зрения показалась огромная фигура человека. Хотя человека ли? На мгновение Глебу вдруг привиделось, что это Дым, — настолько внушительно выглядел рослый визитер. Но когда незнакомец ступил под свет лампы, стало возможным рассмотреть детали устрашающего облачения.

А посмотреть было на что!

Броня покрывала визитера с ног до головы. Глухой металлический шлем с узкой прорезью для обзора, нагрудный панцирь кирасы, поножи, наручи — все угольно-черного цвета. Несмотря на громоздкий и, судя по всему, тяжеленный костюм, двигался гигант на удивление плавно и легко. Из-за спины пришельца выглядывал край продолговатого ранца. Тонкий армированный рукав тянулся из днища емкости к брандспойту огнемета с закопченным соплом.

Игнорируя настороженные взгляды патрульных, громила двинулся по центральному проходу, то и дело останавливаясь и подолгу оглядывая жмущихся к колоннам людей.

— Свят, свят… — запричитала вязальщица, перекрестившись. — Господи, отведи напасти, упаси от пролития крови…

На немой вопрос Глеба женщина тихо, скороговоркой, зашептала:

— Сиди тихо и молись, чтоб стороной обошел! Это Черный Санитар! Видать, чумные на станции объявились! Он их по всему метро вылавливает. Говорят, прибор у него специальный, заразу чует. Ежели отыщет хворого — пиши пропало. Был человек и нету! Вот ведь принесла нелегкая…

Мальчик съежился, стараясь не дышать. Сердце заходило ходуном. Сразу вспомнилось, как взрослые на Московской стращали их с пацанами за всякие шалости этим самым Санитаром. Глеб всегда считал его неким выдуманным персонажем и не реагировал на казавшиеся глупыми угрозы. Зато теперь, когда довелось воочию встретиться с кошмаром из детских сказок, по телу побежала дрожь. Волноваться вроде не о чем, на здоровье Глеб не жаловался. А вдруг как ошибется этот мифический борец с чумой?

Гигант, тем временем, неумолимо приближался, с каждым мгновением становясь все больше, заполняя собой и без того тесное пространство центрального коридора. Широкие наплечники черного от копоти доспеха то и дело цепляли края ветхих хибар, рождая неприятный скрежещущий звук, от которого противно ныли зубы.

«Проходи, проходи, проходи…» — как заведенный, повторял про себя Глеб.

Зловещая тень медленно ползла по платформе впереди своего хозяина. Увидев на искрошенной станционной плитке очертания шлема, мальчик не выдержал и зажмурился. Бух… бух… бух… Каждый шаг исполина набатом отдавался в голове, опустошал, лишал воли. От бряцанья броневых пластин кровь стыла в жилах.

Достигнув апогея, какофония звуков, сопровождавших шествие Черного Санитара, разом оборвалась. В установившейся могильной тишине Глеб слышал только собственное сбивчивое дыхание. В напряженном ожидании прошла целая вечность. «Неужели ушел?» — пронеслась отчаянная мысль. Не в силах более оставаться в неведении, мальчик приоткрыл глаза. Взгляд уткнулся в огромные железные сапоги, скользнул по закованной в броню фигуре… Голова Санитара была повернута в сторону Глеба. Глухой шлем с вмонтированным под бувигер респиратором не позволял увидеть глаз гиганта, но отчего-то мальчик был уверен, что борец с чумой смотрит именно на него.

Глеб не отвел взгляд. Какое-то упрямство внутри не позволяло отвернуться в испуге. Черный Санитар скалой возвышался над мальчиком и, казалось, смотрел в самую душу. Секунды утекали одна за другой. Нервы звенели подобно натянутым струнам. Рядом послышался истеричный всхлип — женщина с вязанием, не выдержав, судорожно отползала куда-то в сторону.

Неизвестно, чем бы закончилась игра в «гляделки», если б не суета возле спуска в машинный зал. Чертыхаясь и костеря станционных механиков на все лады, на платформу выскочил, размахивая руками, коренастый очкарик с видавшим виды портфельчиком. Потасканный свитер в ромбик, очки-стрекозы… Глеб узнал его. Администратор Сенной, Пантелей Громов собственной персоной. Для поддержания торговых связей ему нередко приходилось покидать уютный кабинет родной станции. И это был, по всей видимости, именно такой случай.

Вышедший следом местный распорядитель что-то отчаянно доказывал коротышке, но, заметив закованного в броню огнеметчика, замер на полуслове и порскнул обратно, в нутро технических помещений.

Черный Санитар, наконец, зашевелился, резко повернувшись на шум. Завидев Пантелея, подобрался как гончая, взявшая след, и стремительно пересек платформу. Подойдя вплотную, выудил из-под брони непонятный механизм — что-то вроде пистолета с миниатюрным экраном вместо прицела. Как ни силился Глеб, но разглядеть мудреный приборчик со своего места он так и не смог. Даже не было видно, чтобы экран светился. Однако Санитар, руководствуясь одному ему известными признаками, убрал детектор обратно и, вцепившись могучей пятерней в истрепанный свитер, легко поднял Пантелея в воздух. Тот лишь хватал ртом воздух и хлопал глазами, пока гигант тащил его по платформе, на пятачок импровизированной центральной площади.

Шлепнувшись на бетон, бедолага возмущенно вскрикнул и попытался встать, но нещадный удар железного сапога в живот заставил его скорчиться на полу в позе эмбриона. Никто толком не успел ничего сделать, а патрульные стояли в прострации, не решаясь вмешаться, когда из сопла огнемета ударила струя ревущего пламени. Там, где мгновение назад барахталась фигурка человека, теперь бушевал огонь. Клубы черного чадящего дыма взметнулись вверх, растекаясь вдоль сводчатого потолка.

Колонисты, ставшие невольными свидетелями страшной расправы, шарахнулись в стороны. Истерически подвывая, самые слабонервные ринулись прочь, к входам в туннели.

— Стоять! — послышался властный голос начальника караула. — Назад, кому говорю! Сохранять спокойствие!

У блокпоста моментально образовалась давка. Солдаты еле сдерживали обезумевшую от страха толпу. Никому не хотелось разделить участь Громова. Казалось, еще немного, и заслон неминуемо сомнется под напором людского потока, но фигура Черного Санитара, удалявшегося в противоположном направлении, оказала на жителей отрезвляющее действие. Кратковременное помешательство закончилось так же быстро, как и возникло. Стоило бронированному гиганту покинуть станцию, толпа рассосалась за считаные минуты. Вопли ужаса сменились вздохами облегчения. Теперь, когда непосредственная опасность миновала, поведение окружающих магическим образом переменилось. Кто-то истово крестился, другие вполголоса восхваляли беспощадного борца с чумой. Миссия-то, как ни крути, благая, а ради искоренения заразы можно и потерпеть некоторые неудобства… На коптящее черное пятно посреди платформы внимания старались не обращать.

Глеб на негнущихся ногах подошел к тлеющим останкам. В горле запершило от резкого запаха горелого мяса. Стараясь не смотреть под ноги, мальчик скинул ветровку и прикрыл труп, проклиная себя за то, что не смог… Не совладал с собственным страхом, не вмешался, не сделал ничего, чтобы хоть как-то повлиять на судьбу Пантелея. Тот факт, что деятельный и неугомонный администратор Сенной оказался чумным, до сих пор не укладывался в голове. Но даже если и так, это не может служить оправданием проявленной жестокости.

Мальчик в смятении оглянулся, рассматривая лица снующих вокруг колонистов. Сонные, хмурые, озабоченные, испуганные… Но все, как один, — равнодушные. Почему люди вокруг допускают подобное? Отчего так трясутся за свои жизни и ни в грош не ставят чужие? Похоже, в копилке неразрешимых вопросов появился еще один. И Тарана, как назло, рядом нет. Уж он бы, наверное, объяснил Глебу, откуда у взрослых такое безразличие к чужому горю.

Местный люд, как ни в чем не бывало, разбредался по палаткам и лежакам — досыпать оставшееся до побудки время. Мальчик и не заметил, как остался в центре платформы один. Не сказать, что он хорошо знал Громова, но оставаться безучастным, а тем более взять и просто уйти — не мог. На плечо легла чья-то рука.

— Скоро прикатят мортусы. Не надо тебе на это смотреть. — Женщина в вязаном берете мягко подтолкнула Глеба в спину. — Пойдем, накормлю тебя.

Момент для еды был, прямо скажем, не самый подходящий.

— Спасибо… Не хочется что-то. — Глеб аккуратно отстранился, но престарелая дама продолжала настаивать.

— Пойдем, мальчик, пойдем. Угощу тебя супом, а ты отдашь то, что подобрал… — вязальщица натянуто улыбнулась.

— Вы о чем? — недоуменно переспросил Глеб.

— О том, что нашел… У этого чумного… Ты тут столько времени торчишь. Скажешь, просто так? Что там было, а? — Женщина подцепила носком ботинка оплывший от жара портфель Пантелея и, отпихнув крышку в сторону, заглянула внутрь. — Давай, шпана, выкладывай, чем поживился?!

Мальчик отшатнулся, скривившись. Замотал головой, не в силах мириться с подобным проявлением бессердечия. На лице его застыло отвращение. На женщину реакция Глеба оказала не меньшее действие. Осекшись на полуслове, она вдруг закрыла рот руками, словно пыталась вернуть назад брошенные в порыве алчности слова, потом стыдливо отвернула лицо и убежала прочь.

Когда над платформой включились дополнительные лампы, возвестив о наступлении утра, мальчика на станции уже не было. Дозорный с блокпоста безропотно пропустил его наружу еще ночью, побоявшись, что чумазый подросток, торчавший возле трупа, каким-либо образом мог подцепить заразу.

Шагая по шпалам, Глеб все не мог оправиться от испытанного потрясения. Сейчас, как никогда раньше, хотелось увидеть Тарана, поделиться переживаниями, спрятаться за надежной широкой спиной сталкера, успокоить расшатанные нервы. За последние несколько дней этот крохотный, уцелевший в ядерном катаклизме мир не переставал его удивлять и успел порядком надоесть своей абсурдностью, необоснованной жестокостью и безнадежным цинизмом. И в будущее этого мира Глеб уже давно перестал бы верить, если б не поселенцы Мощного. Люди открытые и жизнерадостные, в отличие от черствых и злых обитателей подземки… Пробираясь сквозь мрак незнакомого перегона к обиталищу военных медиков, мальчик отбросил хандру и зашагал бодрее. Мысль о далеком острове согревала душу.