Глава 11
Невеста
Его Двойник, которого Стас снова увидел, находясь в отключке, сумел выбраться из беды. А получится ли это у него?
Неподъемная тяжесть прижимала Стаса к грязному полу туннеля. Наверное, примерно так чувствуют себя те, по кому проползает червяная «колбаса». Ни вдохнуть, ни пошевелиться.
Хотя…
Стас попробовал сделать вдох. Получилось! Воздух прошел сквозь противогазные фильтры. Пыль не прошла.
Дышать еще можно. Чуть-чуть.
Он двинул рукой. Земля под толстой резиновой перчаткой поддалась.
Значит, и шевелиться – вполне реально. Обычным зрением Стас сейчас мало что видел, но чувствовал: противогаз цел, химза, похоже, тоже. Даже налобный фонарик не разбился. Бетонный выступ, за которым Стас укрывался от гранатных осколков и под которым он оказался в момент обрушения, образовал небольшую нишу, где худо-бедно, но еще можно двигаться.
Только что это дает? Всего лишь небольшую отсрочку. Все равно его ждет медленная, но от того лишь более ужасная смерть в тесной могиле.
«Похоронили! Похоронили заживо!» – Стас почувствовал надвигающуюся панику.
Под плотной резиной противогаза горела и ныла кожа.
«Бум-бум-бум!» – билась кровь в висках и ушах.
«Бум-бум-бум!» – отчаянно колотилось сердце, непозволительно быстро расходуя скудные запасы кислорода, еще остававшиеся в земляном мешке.
И…
«Бум-м!» – Стасу показалось, что он слышит что-то еще.
«Бум-м! Бум-м!» – точно! Слышит! Глухие звуки доносилось откуда-то снаружи, из-за слоя засыпавшей его земли.
Илья-Колдун?! Неужели он? Здесь? Сейчас?
«Бум-м!»
Шаманский бубен словно указывал направление, в котором следует копать. И Стас начал.
Ко-пать-ко-пать-ко-пать…
Сначала дело шло туго. Навалившаяся земля и обломки бетона сковывали движения. Стас работал лишь пальцами одной руки, потом удалось задействовать всю кисть. Земляные оковы постепенно разрушались. Тиски завала слабели.
Рука начала двигаться свободнее. Затем подключилась вторая рука.
Пространства, отвоеванного у могилы, становилось больше. Свет уцелевшего налобного фонарика вселял надежду.
«Бум-бум-бум!» – звал и подбадривал бубен Колдуна.
В конце концов земля сдалась и отпустила добычу. Стас откопал себя. Выполз из кучи, как червь из норы.
Колдун в своей шаманской одежде, с бубном в руках, стоял перед ним и смотрел бесстрастным взглядом. Противогаза на Илье не было. Мертвым противогазы ни к чему. После смерти, наверное, вообще живется легче, чем до.
Свет налобного фонаря уперся в лицо Ильи. Тот даже не прищурился. Мертвый синий свет отразился от глаз призрака и вернулся к окулярам противогаза.
Колдун молчал, и на этот раз первым заговорил Стас.
– Раз уж пришел, мог бы не стучать в бубен, а помочь откопаться, – попенял он.
– Не мог, – возразил Колдун. – Я лишь указываю направление и путь. Все остальное зависит от тебя.
Похоже, эту тему с ним развивать бесполезно. Стас перешел к другой:
– Что с Гришко и Кирей?
– Не знаю, – мотнул головой Колдун. – Я не могу быть одновременно в разных местах. Сейчас я здесь, с тобой.
– И это, кстати, очень странно, – признался Стас.
– Ты удивлен?
– Вообще-то да. Я думал, ты призрак «крота» и дальше подземной лодки не сунешься.
– Ты часть этой лодки, – Колдун пожал плечами, от чего наброшенная на него шаманская накидка дернулась как живая, – так что мешает мне быть рядом с тобой?
Ну, если так рассуждать, то, наверное, ничто не мешает.
Стас осмотрел завал, из-под которого только что выбрался. Завальчик, судя по всему, основательный. Или просто его ослабленные вне «крота» особые способности не позволяли просканировать эту плотную преграду насквозь. В общем, на ту сторону фиг пророешься. Даже если там будут бить в бубны десяток Колдунов.
Стас посветил в другую сторону. Луч уткнулся в другой завал – старый, тупиковый, который остановил их с Гришко и Кирей. Там он уже все осматривал.
Итак, получается, что в его распоряжении остался кусочек туннеля, перекрытый с обоих концов. Да, из могилы он выбрался. Но зачем? Чтобы сдохнуть в чуть более просторном склепе?
Колдун молча наблюдал за ним. Хорошенькая компания в последние часы перед смертью. И все же присутствие мертвеца удивительным образом успокаивало.
– Где мы? – спросил Стас. – Знаешь?
– Знаю, – ответил Илья. – Секретный объект. Пермские подземные убежища. Их строили после войны пленные немцы. Хотя… Ты вряд ли что-то знаешь о той войне.
Верно, о Последней Войне Стас знал гораздо больше, чем обо всех прочих войнах вместе взятых. Просто потому, что Последняя отразилась на его жизни, а остальные никак на нее не повлияли.
– Значит, все-таки Пермь? – задумчиво проговорил Стас. – Навигация «крота» не глючит.
– Ваша навигация работает нормально, – кивнул Колдун. – Просто есть места, где трудно ориентироваться и где отказывают приборы.
«Ну да, ад, например, такое место».
– Да, ад, – подтвердил Колдун невысказанную мысль Стаса.
Под луч фонаря попался белый червь с оторванным хвостом, пытающийся зарыться в землю. За червяком тянулся влажный слизистый след. Стас раздавил тварюшку безо всякой жалости.
– Кто это? – спросил он, с омерзением вытирая подошву о землю. – Что за опарыши?
– Всего лишь еще один вид, который приспособился к новым условиям жизни. Сам по себе червь ничего не значит. Неопасная мелюзга. Добыча. Мясо. Закуска на зубок. И два червяка тоже, и десять. И даже сто – всего лишь сытный обед для твари покрупнее. И тысяча – не очень большая проблема. Но если вместе собираются десятки тысяч таких червей, они сомнут массой и мутанта, и человека. Размажут, разотрут, переломают кости. Потом – сожрут. Пока нет крупного врага или крупной добычи, червячки живут порознь и питаются, кто чем может, потому что так проще выжить. Им подходит любая органика: падаль, корни, плесень, лишай, мох… Но когда возникает необходимость, они действуют сообща.
– Удивительно, что безмозглые твари могут действовать так слаженно, – заметил Стас.
– Не они первые не они последние. – Колдун то ли задумался о чем-то, то ли что-то вспомнил. – Муравьи, саранча, муранча…
– Что?
– Неважно. Сейчас мы говорим о червях.
– Ну да. Для меня они станут могильными…
Стас вздохнул. Разговорчики у них, однако. Очень жизнеутверждающие такие.
– Эти не станут.
Хотелось бы верить. Только почему-то не получается.
Стас снова посветил фонарем на один завал, на другой. Скверно, очень скверно. А что, если «опарыши» очухаются, прогрызутся сквозь завалы и соорудят свою «колбасу» прямо здесь?
Илья поднял над головой бубен и колотушку.
– Пошли.
– Куда? – не понял Стас.
– За мной. Мертвые ходят своими дорогами.
– Но я ведь еще не…
– Не бери в голову, – отмахнулся колотушкой Колдун, – я поведу. Вернее, покажу, куда можно идти.
Он ударил в бубен. Раз, другой…
Стасу почудилось, будто слева чуть качнулась источенная червями тюбинговая полусфера. Он посветил на нее фонариком. Присмотрелся получше. Увидел то, на что не обратил внимания раньше. По частым темным отверстиям, оставленным «опарышами», шли трещины, а на разошедшихся стыках зияли щели.
Стас осмотрел фрагмент тюбинга еще раз. Теперь уже другим – особым — зрением. За округлой бетонной стеной угадывалась пустота – узкий тесный лаз, в который, однако, вполне мог протиснуться человек средней комплекции. Странное дело: в прошлый раз, когда он был в компании Гришко и Кири и «сканировал» туннель, здесь никаких пустот не было. Когда же она появилась?
– Когда произошел обвал – ответил Колдун, не дожидаясь вопроса. Пояснил: – Просадка грунта, сдвиг и разрушение бетонных конструкций. В общем, здесь можно пролезть. Хотя бы попытаться.
Стас улыбнулся. Раз можно – он попытается.
Подошел ближе. Толкнул плечом округлую бетонную стенку. Вроде шатнулась, но не поддалась. Нет, так дело не пойдет. В одиночку у него не получится.
Стас повернулся к Колдуну:
– Не хочешь помочь?
– Я только указываю путь, если у тебя есть желание по нему идти, – спокойно ответил Илья.
Ах да, конечно… Ждать помощи от Колдуна не стоило. А если попробовать так?
Он ударил прикладом по щели на стыках тюбинга. От округлой конструкции отвалился кусок дырявого бетона.
Снова удар – и бетонная крошка во все стороны. Второй обломок упал на пол.
Еще удар. Еще…
С ржавых арматурных ребер осыпа́лась бетонная плоть.
Вскоре за тюбингом открылась темная нора.
Теперь – приклад между арматурой. Надави-и-ить. В одну сторону. Надави-и-ить. В другую…
Металл раздвинулся. Можно протиснуться? Нет, пока нет. Еще раз надави-и-ить. Ага, теперь можно.
* * *
Лаз вывел в другое подземелье. На этот раз – совсем старое, со стенами и сводами, выложенными из крупного кирпича и черного мореного дуба. Мощная кладка хотя и потрескалась кое-где, но выглядела добротно. Ходы были узкие, тесные. Или казались такими после обвалившегося туннеля.
– Это что? – Стас вертел затянутой в резину головой. Снять противогаз он не рискнул. Может быть, в старых катакомбах воздух чище, но пока твердой уверенности в этом не было, а дозиметром его не снабдили. – Эти убежища тоже строили пленные… как их… ненцы?
– Немцы, – поправил Колдун. – Нет, Стас, это уже не убежища. Тут под землей всякое попрятано. Старые купеческие подвалы, склады, склепы…
– Склепы? – удивился Стас.
– Да, есть и они. Есть даже древнее языческое капище. Когда-то там приносили в жертву людей и молились богам, о которых никто уже не помнит. Только мы туда не пойдем.
– А что там теперь?
– Ничего. Просто ходить туда не надо.
– Почему?
– Я же говорил, что ад выплескивается из своих глубин.
– Ну да, говорил, и что?
– Тот разлом, который ты видел, – не единственный. Есть разломчики поменьше, но поближе к поверхности. Они обычно образуются в таких вот местах.
– Вроде того капища?
– Да. От него лучше держаться подальше.
Они вошли в небольшое помещение с диковинными чугунными колоннами и низким потолком. Оттуда через пролом в стене попали в другое – небольшое и захламленное. Здесь среди истлевших досок и мусора лежали кости. Человеческие, судя по всему. Ага, так и есть. Попавший под свет налобного фонаря череп смотрел на Стаса пустыми глазницами, скалился и, казалось, хотел что-то сказать. Или о чем-то предупредить.
Кости, кстати, были целыми, не раздавленными. Да и вообще…
Стас обратил внимание на то, что в стенах нет червоточин. Старый кирпич пришелся не по вкусу «опарышам»? Бетон аппетитнее? Или червяной «колбасе» в тесных ходах не развернуться в полную силу?
– Здесь не на кого охотиться, – пояснил Колдун. – Эти ходы уже пару веков запечатаны и забыты. Здесь никто не прячется и никто не живет. Из живых – никто.
Последнее уточнение заинтересовало Стаса.
– А из неживых? – спросил он.
– Я же сказал: здесь есть склепы и древнее капище.
«А еще ты сказал, что мертвые ходят своими дорогами», – подумал Стас.
– Верно, об этом я тоже упомянул. – Колдун легко прочел его мысли.
«Так может быть, «опарыши»-мутанты просто не хотят пересекать пути мертвецов, плотью которых уже не поживишься? Может, здесь поделены сферы влияния?
– Ты догадливый, – похвалил Колдун. Только почему-то от этой похвалы Стасу приятно не стало.
Через очередной извилистый лаз-пролом, по которому пришлось пробираться на четвереньках, они попали в совсем махонькую, куполообразную комнатку с отслоившейся штукатуркой. Наверное, еще один склеп.
Стас резанул лучом налобного фонарика по сторонам.
В центре комнаты возвышался холмик, покрытый истлевшей тканью, толстым слоем пыли, кирпичной крошкой и обломками штукатурки. Надгробие? Могильная плита?
В углу справа зиял провал. На противоположной стене в глубокой нише виднелась низенькая дверца, обитая ржавыми железными полосами.
Стас подошел к надгробию. Смахнул рукой пыль и мусор.
Отшатнулся.
Нет, это было не надгробие и не могильная плита. Стекло! Гладкое, толстое, прозрачное. Старое.
На небольшом возвышении стоял массивный стеклянный гроб. В гробу лежала…
Катя?!
Там, где остался след от сталкерской перчатки, можно было рассмотреть лицо. И в первый момент показалось, будто оно… Стас с трудом удержался от крика. Вставшие дыбом волосы чуть не проткнули резину противогаза. Нет, этого не может быть!
Этого и не было. Стас перевел дыхание, слушая, как бешено колотится сердце.
Нет, не Катя.
Очень похожая на нее, удивительно красивая молодая девушка, но все же не она. Просто показалось…
Русые, такого же, как у Кати, цвета, но очень длинные волосы заплетены в косу, челки – нет. Мягкие округлые черты, высокий лоб, точеный, чуть вздернутый нос, длинные ресницы на прикрытых веках, пухленькие щечки, чувственные губы, которые, казалось, вот-вот изогнутся в озорной улыбке. Вроде и знакомые черты, но все-таки другие.
Миловидное, юное, спокойное, умиротворенное и совсем не тронутое тленом личико было похоже на лицо спящего человека. Только очень бледное. Но совсем как живое. Или это преломлявшийся в гробовом стекле свет фонаря создает такую иллюзию?
Стас очистил массивный прозрачный саркофаг от комьев грязи, клочьев истлевшей ткани и толстого слоя пыли. Отступил на шаг. И даже невольно залюбовался.
Девушка в стеклянном гробу была как с картинки. Платье с длинными рукавами, короткая кофта без воротника, на голове – странного вида убор: широкий, плоский, высокий, островерхий. Немного перекошенный.
– Кокошник сбился, – задумчиво проговорил Колдун из-за спины Стаса.
Кокошник? Так это называется… Странный головной убор был обшит золотом и жемчугом. Жемчужные нити тускло поблескивали на груди и шее, жемчужные серьги висели в ушах.
«Катя, кстати, сережек не носит», – вспомнил Стас. Сережки плохо сочетаются с наушниками акустика. Конечно же это была не Катя. Катя осталась в субтеррине. В гробу лежит кто-то другой. Лежит. Спит… Стасу вдруг почудилось: девушка под стеклом вот-вот проснется, сладко потянется, улыбнется.
– Сбился кокошник, – повторил Илья. – Ворочалась она, что ли?
Ворочалась? Стаса передернуло. Вернулся страх.
– Кто это? – поинтересовался он.
– Судя по наряду – купеческая дочь, – ответил Колдун.
– И давно она здесь лежит?
Спит?
Илья пожал плечами:
– Трудно сказать. Если ее саму не спрашивать.
«Не надо ее спрашивать! – с ужасом подумал Стас. – Вдруг ответит». Он не знал почему, но эта мертвая девушка пугала его больше, чем мертвый Колдун.
– Может быть, двести лет, может, триста, – после паузы продолжил Илья.
«Двести – триста лет?! – поразился Стас. – И нет следов разложения!»
– Как такое возможно?
Колдун подошел к гробу. Провел ладонью по гладким краям.
– Гроб запаян. Воздух откачан. По сути, это колба, а не гроб. Вероятно, причина в этом. Хотя я не думаю, что только в этом.
– Офигеть! – качнул головой Стас.
– Она не первая, – добавил Колдун.
– В смысле? – не понял Стас.
– В Перми уже находили купеческую дочь в стеклянном гробу-колбе. Еще до Последней Войны. Только тот гроб разбился.
– Думаешь, есть связь?
– Может, да, а может, нет. Может, они были сестрами. А может, она… – Колдун снова тронул толстое гладкое стекло, на миг задумался, словно прислушиваясь к чему-то. И словно бы что-то услышал. Илья закончил фразу совсем другим голосом, без всякого «может»: – Она та самая и есть, Стас.
– Как это? Если ее гроб разбился?
– Мое тело тоже выбросили наружу из подземной лодки, и от него мало что осталось. Но сейчас я стою перед тобой.
Да уж, у мертвых не только свои дороги, но и свои посмертные причуды, непостижимые для живых. Хотя, конечно, странно все это. Призрак Колдуна Стас почему-то воспринимал проще и легче, чем призрак покойницы в стеклянном гробу.
Он решил не мучить себя вопросами, на которые, скорее всего, не получит внятного ответа и спросил о другом:
– Как думаешь, почему она здесь? Почему ее не похоронили на кладбище?
Раньше ведь людей хоронили на кладбищах?
Рука Ильи еще раз погладила прозрачное стекло. Склонив голову набок, Колдун слушал или ощущал что-то, что было недоступно даже особым способностям Стаса.
– Она – невеста, – ответ Колдуна прозвучал тихо, но уверенно.
– Что?
– Невеста без подвенечного платья. Невеста, до срока потерявшая честь. Невеста, которую обманули. Невеста, не дошедшая до алтаря и не попавшая на погост.
Стас удивленно уставился на Колдуна.
– Девчонка наложила на себя руки. – Тот стоял над гробом и не моргая смотрел на девушку сквозь стекло. – Самоубийц на кладбищах не хоронили.
– Самоубийца? – с сомнением переспросил Стас. – Такая молодая?
– Для этого дела возраст самый подходящий, – возразил Колдун. – Несчастная любовь, девичья дурость… Теперь невеста без фаты ждет в стеклянном гробу нового жениха.
Стасу вдруг показалось, что ресницы девушки дрогнули, а уголки рта чуть приподнялись.
Слышит? Она их слышит? И улыбается. Да нет, не может быть! Просто игра теней и света. Слабеющего фонарного света и толстого стекла, преломляющего этот свет.
В наступившей тишине послышалось шуршание. Не из гроба, нет. Звук доносился из угла, под которым зиял пролом.
Стас повернулся, вскинув автомат. Все-таки «опарыши» приползли за ним, наплевав на запретные дороги мертвецов? «Колбаса» почувствовала на мертвой дороге живого и отправилась на охоту?
Однако это были не белые липкие черви.
* * *
В пролом осыпалась земля, а из темной дыры в полу поднималась… поднималось… поднимались…
В склепе показались черные руки с длинными растопыренными пальцами. Всего пять рук, синхронно тянущихся вверх. А потом…
Потом выяснилось, что руки сами были пальцами огромной и такой же черной пятипалой лапищи, поднимающейся из-под земли. Рука шевелила пальцами, и на конце каждого пальца, там, где у человека растет ноготь, а у хищной твари – коготь, тоже двигались пальцы и сжималась-разжималась ладонь.
Руки-пальцы… пальцы-руки… Пятерни вместо ногтей… И все это, казалось, состояло не из плоти, а из плотного мрака.
Стас почувствовал, как вставшие дыбом волосы снова скребут противогазную резину.
– Что это? – прохрипел Стас. Противогаз искажал голос до неузнаваемости.
Но Колдун понял вопрос.
– Подземное капище, – ответил Илья. – Оно далеко, но сюда дотянуться сумело.
Капище? Это рука древнего капища? И это нужно понимать дословно?
– И что оно здесь ищет, – голос Стаса задрожал.
– Души, – прозвучал ответ. – Или тела. Пищу или забаву.
Чудовищная лапа с пальцами-руками поднялась из пролома до запястья. Потянулась к Стасу. А ведь если такая схватит – не вырвешься.
Проклятая черная рука! Ужас, который она вызывала, был особого рода. Какой-то первобытный, глубинный, от которого немеет и холодеет нутро. Стас вспомнил, как «аидовская» детвора пугала друг друга страшилками перед сном. Особое место в детском фольклоре занимала черная рука мутанта. Но вряд ли кто-то из рассказчиков имел в виду ТАКУЮ руку. Если бы речь шла о ней, дети просто не смогли бы спать. Никогда.
Стас не выдержал – дал очередь из автомата. Пули, попавшие в черную ладонь и пальцы-руки, выплеснули облачко густого мрака, но сами сгинули бесследно. И, увы, безрезультатно. Те пули, что пролетели мимо цели, выбили кирпичную крошку из кладки.
Взвизгнули рикошеты. Что-то просвистело над ухом. Сзади раздался звон и гулкий хлопок. «Бум!» – отразилось эхо от стен.
«Гроб!» – промелькнула мысль.
И сразу же – «Бум-м! Бум-м!» – раздались удары бубна.
Обернувшись, Стас увидел, как с постамента на пол сыплются куски толстого стекла. Купеческая дочь и несостоявшаяся невеста лежала уже без защитной колбы. А среди стеклянных осколков, приплясывая, стучал в бубен Колдун.
Рука капища отдернулась, втянулась обратно в пролом, но не исчезла совсем. Осталась там, бесшумно шевеля жуткими пятипалыми пальцами и выжидая. Видимо, удары бубна в некоторых случаях действуют эффективнее, чем автоматная очередь.
– Идем, – голос Колдуна прозвучал напряженно и сдавленно, словно чудовищная лапа уже схватила его за горло. – ЭТО я долго не удержу.
Словно в подтверждение его слов, из пролома поднялся палец-рука. Указательный. Указательная… Поманил-поманила к себе. Ладонь на конце «пальца» тоже изобразила призывный жест. Безумно захотелось пойти на этот безмолвный зов. Стас почувствовал, как незримая сила влечет его к пролому, и уже поднял ногу, чтобы сделать шаг.
«Бум-м!» Очередной удар бубна над самым ухом привел его в чувство. Наваждение рассеялась, оставив лишь боль и тяжесть в голове.
– Не смотри туда! – велел Колдун.
Как будто это легко. Стас с трудом отвел глаза. Будто оторвал.
– Нам в другую сторону. – Илья указал колотушкой на дверь склепа.
Дверь была недалеко. Рядом совсем она была, эта дверь, но чтобы до нее добраться, нужно сначала пройти мимо мертвячки, лежавшей над грудой битого стекла.
«Бум-м! Бум-м! Бум-м!» – снова стучал бубен.
Под ногами хрустело и звякало. Крупные тяжелые осколки гроба-колбы мешали идти. Стас покосился на покойницу.
Невероятно! Плоть и одежда, лишившиеся стеклянной защиты, разлагалась буквально на глазах. Кожа иссыхала. Миловидное лицо девушки покрывали быстро разрастающиеся пятна тлена. Тускнели краски сарафанчика, кофты и высокого кокошника. С порвавшейся нити посыпались крупные жемчужины.
Но разве может все происходить так быстро? Здесь, наверное, может.
«Какая красота портится!» – пронеслась еще одна не совсем уместная в данной ситуации мысль.
А в следующий миг Стас понял, что не только он смотрит на покойницу. Она – тоже. Смотрит!
Стас вздрогнул. Кровь в жилах превратилась в лед.
Да, купеческая дочь смотрела на него. И улыбалась ему. Глаза открыты. Рот растянут. Губы шевелятся, словно силясь что-то сказать. Из уголков глаз и рта что-то сочится.
Страшно! До чего же это страшно! И вдвойне страшно от того, что в ТАКОЙ ужас превратилась ТАКАЯ красота!
«Бум-м! Бум-м!»
– Дождалась невеста жениха, – словно сквозь вату послышался голос Колдуна.
«Так это я? – Стас оцепенел от ужаса. – Я, что ли, жених?! Не хочу!»
– Тогда иди, Станислав, не стой. Вынести тебя я не смогу. До двери ты должен дойти сам.
«Бум-м!»
Дойти? Как дойти? Его ноги словно приросли к полу.
А мертвячка уже поднималась с гробового постамента и вставала перед ним. От истлевающего наряда отваливались клочья ткани, открывая разлагающееся синюшное тело.
Дрожащими руками Стас направил на нее автомат. С трудом вдавил спусковой крючок.
В склепе громыхнула еще одна короткая очередь. Три пули прошли сквозь купеческую дочь. Три маленькие дырочки на полуистлевшей кофточке – вот и весь результат.
Глупо. Пули таких не берут.
Покойница покачала головой. Качала медленно, размеренно, как маятник. Глаза при этом внимательно смотрели на Стаса. Левый начал течь из глазницы. Изо рта тоже тянулась и тянулась белая струйка. Струйка коснулась «сдувшейся» и совсем непривлекательной груди, поползла ниже. Из-под покосившегося и поникшего, словно вялый гребень, кокошника падали на пол сухие ломкие волосы. С левой щеки сползал клок кожи. Сквозь дыру в щеке виднелись желтые зубы. Парочка уже выпала из десен. Один зуб увяз в сочившейся изо рта жиже, другой – вывалился через дырявую щеку.
И мимо этого ему надо…
– Иди, Стас! – требовал Колдун. – Не стой, Фрейда тебе в задницу!
«Бум-м! Бум-м! Бум-м!»
– Иди, пока тебя не женили!
Он сделал шаг, другой…
Мертвячка не попыталась ни схватить его, ни остановить. Просто смотрела и просто качала головой. Гниющие руки висели, как плети.
«Хорошо, что я в противогазе, – подумал Стас. – Наверное, поэтому не чувствуется вони».
Он сделал еще шаг.
«Бум-м! Бум-м!» – била колотушка в бубен.
«Бум! Бум!» – стучало в ушах.
Стас прошел мимо, едва не соприкоснувшись с покойницей, но все же счастливо избегнув этого.
А она с сожалением смотрела на него и качала головой. Левый глаз уже почти вытек. На лбу, носу, правой скуле, левом виске и подбородке обнажилась кость. Процесс распада шел полным ходом.
Когда Стас подошел к двери, купеческая дочь все качала и качала головой.
Дверь была заперта. Причем, с той стороны. Стаса начал пробирать нервный смех. А как еще запирают склепы? Он оглянулся.
Шея мертвой девушки не выдержала. Позвонки надломились. Голова отвалилась – бум…
«Бум-м! Бум-м!»
Откатилась в угол, к пролому, где ее тут же сграбастали цепкие руки-пальцы. Они больше не подзывали Стаса. Сейчас они были заняты другим.
– Нашла невеста жениха, – снова послышался голос Колдуна. – А жених нашел невесту.
«Типа, встретились два одиночества?» – подумал Стас. – Наверное, хорошо, что гроб разбился. Гроб разбился, невеста поднялась, отвлекла руку капища…
Тело покойницы так и осталось стоять у разбитого гроба, неподвижное и страшное, как вешалка с одеждой в темной комнате.
Наверное, именно страх и придал Стасу сил. Трухлявая дверь склепа – «Бум!» – развалилась после первого же удара прикладом.
Выходя, Стас увидел, как черная лапа капища сначала нежно огладила безголовое полуразложившееся тело покойницы, а потом с силой сжала пальцы-руки, раздавливая плоть и ломая кость. О-о-очень страстные объятья получились. Что ж, совет вам да любовь! И горько! Горько! Горько! Ох, как горько целоваться таким молодым… Таким старым молодым.
Зато на древнем капище теперь будет праздник. Свадьба-жертва-шабаш. Не дай бог оказаться там гостем!
Сразу за дверью начиналась лестница. Крутая, высокая, узкая и тесная, с разбитыми и присыпанными землей ступенями.
Они с Колдуном поднялись. Уперлись в люк. Теперь дорогу преграждали толстые дубовые доски – полусгнившие, прогнувшиеся под навалившейся сверху тяжестью.
Стас несколько раз ударил прикладом по доскам. Бесполезно. Сыпалась труха, а приклад отскакивал.
А снизу, из-за разбитой двери склепа, доносились какое-то копошение, шорох, шарканье, позвякивало стекло разбитого гроба, что-то похрустывало. Стас живо представил, как черная лапа шарит пальцами-руками по усыпальнице и тянется к низенькому дверному проему.
В луч налобного фонаря попало лицо Колдуна. Колдун выжидательно смотрел на Стаса.
Ладно, попробуем по-другому. Стас поднял «калаш» и, без малого не упершись стволом в дощатый люк, нажал на спуск.
Длинная очередь ударила по старому дереву, прочертила в местах прогиба неровный пунктир пулевых отверстий. Узкую лестницу заполнили грохот и пороховые газы. По оставленным пулями дырочкам пошла трещина. Доски посунулись, просели. Посыпались земляные струйки.
– Прижмись к стене, – посоветовал Стас, сам впечатавшись спиной в неровную кладку.
Впрочем, призраку такие предосторожности, наверное, не нужны.
Перехватив автомат поудобнее, Стас еще раз саданул прикладом снизу. Аккурат по трещине в люке. Трещина лопнула, раздалась в стороны. Доски развалились. Вниз хлынул поток земли и мусора.
Стас едва успел скрючиться на ступенях, прикрыв голову руками и автоматом. Ему все же удалось удержаться наверху.
Земля завалила нижние ступени и запечатала вход в склеп.
«Кому вход, а кому и выход», – пронеслось в голове.
* * *
Колдун, до обвала стоявший на лестнице сзади, теперь ждал его наверху – на краю образовавшегося лаза. Чему, впрочем, Стас нисколько не удивился. У мертвых имеются свои способы перемещения в пространстве.
Они выбрались в подвал разрушенного дома. В просевшем фундаменте зияли дыры и трещины. Через одну такую они сюда и попали.
Потом были пара лестничных пролетов, заваленных строительным мусором и каким-то хламом. Железная дверь – ржавая, скрипучая, без замка. Вестибюль с огромными окнами, в которых не осталось стекол.
И – свет по глазам.
Вообще-то пасмурное небо было затянуто тучами, но после подземелий даже такой уличный свет показался ослепительно ярким.
«Надо бы выключить фонарик», – спохватился Стас. Не стоило без нужды сажать батарейки.
Вот только странное дело: его налобный фонарь не горел. Когда, интересно, он погас?
– Давно, – спокойно сказал Колдун.
– Давно что? – недоуменно повернулся к спутнику Стас.
– Твой фонарь погас, еще когда тебя завалило вместе с Гришко и Кирей.
– Но ведь он же… Фонарь же светил!
– Тебе казалось, что он светил, – покачал головой Колдун.
– Но я видел!
– Чтобы видеть в темноте, у тебя есть другое зрение. Фонарик для этого не нужен.
– Все равно, я не понимаю…
Илья вздохнул:
– Видишь ли, Стас, на этот город помимо всего прочего сбросили много ядовитой дряни, которая вызывает глюки. Она просочилась под землю и… – Колдун развел руками. – Концентрация, конечно, уже не та, что была раньше. Здесь, на поверхности, вообще все давно развеялось, но кое-где под землей, в замкнутом пространстве, отрава еще действует.
– Откуда ты знаешь про отраву? – недоверчиво спросил Стас.
– Мертвый всегда узнает о мертвом городе больше, чем живой о живом. Смерть объединяет сильнее, чем разрозненная жизнь.
«Ага, типа, все понятно».
– И что, противогаз от этой гадости не помогает?
– Не очень.
– Погоди-погоди! – Стас подумал о черной лапе с руками-пальцами и о поднявшейся из стеклянного гроба купеческой дочке. – Но если фонарь на самом деле не горел, значит, и все остальное мне тоже просто могло привидеться?
– Могло. Или не могло. Это зависит от тебя.
– Как это – от меня? – Загадки Колдуна начинали доставать.
– Если убедишь себя в том, что привиделось, значит, считай, что привиделось. Ну а если убедить не сможешь…
Заканчивать фразу Илья не стал.
Хорошенькое дельце! Стас задумался. Сможет он себя убедить? Не сможет? Ответ оказался не таким уж и очевидным. Слишком реалистично было то, свидетелем чему он стал в склепе. Да и потом… Ад-то он видел без всякой дури, просочившейся сквозь землю. И Колдуна сейчас видит, и разговаривает с ним. А ведь Илья не живее той невесты из стеклянного гроба. От подобных размышлений пухла голова. Стас решил пойти самым простым путем: положить на все это большой и тяжелый болт. Забить. Забыть. Хотя бы на время. Если получится…
* * *
Приоткрытая дверь сдвинулась с тихим, почти деликатным скрежетом. В отсек заглянул Додик. Атомщик смущенно улыбнулся, застав хозяина за неожиданным занятием.
Михеич поставил на паузу и быстренько свернул компьютерную игру. Это была его любимая игрушка, в которой маленькие парусники воевали друг с другом при помощи старых добрых пушек, не способных устроить глобального катаклизма даже в этом виртуальном морском мирке. Еще в «Аиде» в свободное от работы время Михеич многократно прошел эту игру от начала до конца, а незадолго до эвакуации втайне от Гришко установил ее на свой рабочий комп в «кроте». На всякий случай, чтобы не скучать, если что. И сейчас Михеич надеялся с помощью морской стратегии скрасить тягостное ожидание. Вот только оно никак не скрашивалось, проклятое.
На самом деле Михеич был даже рад визиту Додика, только показывать этого, конечно, не собирался.
– Чего приперся, семитская твоя морда? – привычно и беззлобно проворчал он, зыркнув поверх очков.
– Твою антисемитскую не спросил, – так же по привычке огрызнулся Додик и воинственно поправил свои очки на горбатой переносице. – Куда хочу – туда иду. Реактор в порядке. «Крот» стоит на месте. Начальства нет.
– Нет, – вздохнул Михеич.
В том-то и дело, что нет. Было бы – не рубился бы он так спокойно в свою игруху. Но лучше бы было. Неизвестность уже достала всех. Скорее бы возвращался Гришко. И Киря. И «гэшник» этот. Со Стасом как-то чувствуешь себя не то чтобы спокойнее… предупрежденнее, что ли.
– Что, Додик, стремно одному? – угрюмо спросил Михеич.
– Неуютно, – признался атомщик. – Сходил в отсек связи. Но там тоже как-то невесело.
– Девчонки все еще сидят у полканки?
– Ага. Сидят. Ждут.
– Связи с Гришко нет?
– Пока нет.
Ну конечно, была бы – ему бы уже сообщили.
– Во что играешься? – Додик покосился на экран.
– Какая тебе разница?
Додик замолчал. У Михеича перед глазами колыхались компьютерные волны виртуального океана. Только почему-то любимая игрушка сегодня не радовала. Да нет, понятно, почему…
– Слушай, Додик, тебе чего больше всего не хватает? – спросил Михеич.
Додик аж опешил от такого вопроса.
– Да ничего, все вроде есть.
– Ты не понял. После Войны – чего не хватает?
– Ну… Долго перечислять.
– А мне – моря. – Михеич вздохнул.
Дурацкая игрушка! Лучше бы он в нее не игрался. Только душу растравил! Уже ведь и не вспомнить, как выглядит настоящее море. Уже и не верится, что столько воды может быть не на экране компьютера, а в реальности. В «Аиде» воду цедили через фильтры и расходовали очень экономно. На «кроте» вообще вода только для питья, и то по строгому лимиту. Когда он мылся нормально, по-человечески, не жалея воды? А когда плавал? Когда нырял? И было ли такое вообще когда-нибудь? Так хочется искупаться, как раньше, до Войны, поплавать там, где не видно берегов. Это, пожалуй, была его самая заветная мечта на протяжении последних лет. Может, поэтому он и притащил на «крота» свою морскую игрушку.
– Додик, ты был на море? Ну, до Последней Войны.
– Был, – ответил озадаченный атомщик.
– Бы-ы-ыл! – скривившись, передразнил Михеич.
– Ты чего?
– Ничего! Говоришь так, будто я тебя о соседнем секторе в «Аиде» спросил. – Михеич вздохнул еще раз. – Эх, попали бы мы на море – я бы там остался. Вот ей-ей, сдох бы, а остался! Если бы был выбор, как умереть, – утопился бы там. Лишь бы воды вокруг побольше. А то достало уже жить под землей. Как в могиле, ёпть!
Помолчали еще.
– А я бы хотел умереть по-другому, – неожиданно заговорил Додик. – Как-нибудь безболезненно.
– Хм… – Михеич задумался. – Если бы у нас тогда в «Аиде» рванул реактор на старте, так бы все и вышло.
– Не так, – покачал почти лысеющим черепом Додик. – Знаешь, как я тогда испугался?
– Ну, все тогда шуганулись, ясен пень. А ты чего хотел?
– Чтобы не только боли не почувствовать. Чтобы даже страха не было. Чтобы быстро все кончилось. Быстро и неожиданно. Чтобы жил, жил и – раз – умер. И чтобы понять ничего не успел.
– А ты хитрый, – фыркнул Михеич. – Хитрый старый еврей!
– Перестань, – поморщился Додик.
– И сдохнуть хочешь без мучений, и штаны при этом не испачкать. Так не бывает.
– Знаю. Это я мечтаю просто.
«Мечты у нас с тобой, однако, – недовольно подумал Михеич. – Радужные такие, веселенькие. Про смерть. Неужели больше не о чем думать и говорить?»
