Существует ли что-то, более мотивирующее, чем страх? Что-то, способное так же сильно влиять на наши поступки? Чем страх является для каждого из нас? Он изменчив и многолик. Изобретателен и хитер. Зачастую страх творит с нами странные вещи. Заставляет плакать и смеяться, покоряться и предавать, ненавидеть и стыдиться. Огульно называя окружающих паникерами, свои эмоции выдавать за разумную предосторожность. Стоит ли стыдиться страха? Бороться с ним? Или, может, потворствовать ему? Страх обладает воистину потрясающей силой. Без него — скучно, а с ним — невыносимо. Он может сделать жизнь серой и неполноценной, а иногда наоборот, яркой и насыщенной. Чем ему являться для каждого из нас — личный выбор каждого. Но есть правило, касающееся всех. Страх не должен становиться частым гостем. Лучше его не приманивать. Не впускать страх в душу. Потому что игры с ним опасны. А ставки в таких играх иногда непомерно высоки.

— Долго еще?

— Почти пришли. За тем изгибом дорога в тоннель уходит. Если не затоплен, считай, добрались до острова. — Таран заглянул в карту.

— А сверху что? — Ксива недоверчиво рассматривал замысловатые постройки.

— Сверху судопропускное сооружение С1. А вон те дуги здоровые, что над землей торчат — плавучие батопорты. Ими канал перекрывали на время наводнений.

— Да… Умели раньше делать. — Шаман завороженно смотрел на выраставшее перед ними технологическое чудо. — Я думаю, стоит осмотреть постройки. Возможно, с них светили.

Кондор покосился на Фарида. Боец держался молодцом, хотя и шел как-то неуверенно. Нужна была передышка.

— Сделаем так. Шаман, мы с тобой сейчас прошвырнемся по верхам, остальным — осмотреть тоннель. Если чисто все, встанем на привал.

— Это что же, прямо под водой ночевать будем? — Ксива напрягся.

— А ты ноги промочить боишься? — Резанул вдруг Таран. — Вот кореш твой не испугался.

— Не испугался! — передразнил Ксива. — Потому что думал не тем местом. Романтик, мля…

Ната развернулась на каблуках, ударила зло, наотмашь. Боец повалился на землю, схаркивая кровью. Потрогал разбитую губу. Зыркнул на девушку исподлобья.

— Пасть. Свою. Заткни. — Девушка побледнела. Ноздри ее гневно раздувались.

— Ну знаешь ли… Нет дыма без огня!

Кондор оторвал взгляд от бинокля, посмотрел на нерадивого бойца отрешенно, убрал прибор в подсумок. Ксива как-то вдруг съежился под взглядом командира, опустил голову.

— Тут ты прав. Нет Дыма… И не будет больше.

Сталкеры разошлись. Шаман с Кондором скрылись за оградой. Таран повел сталкеров к автомобильному тоннелю. Плавный спуск подъездного пандуса закончился двумя широкими проемами. Дорога здесь ныряла внутрь, исчезая в темноте тоннелей. У границы света и тьмы проводник притормозил.

— Проверить оружие. Фонари включить.

Ишкарий вдруг упал на колени, задрожал всем телом и принялся истово бормотать свою тарабарщину. Ната попыталась поднять сектанта, но тот лишь отмахнулся, посмотрев на нее как на клятвопреступницу.

— Загляни к себе в душу, дева, и узнай, готова ли ты перейти Рубикон? Задайте себе вопрос, братья, нет ли в сердцах ваших скверны мирской, ибо только сильный разумом и духом обрящет спасение, а слабых забвение ждет…

Сталкеры неуверенно переглядывались, косясь на сгустившийся впереди сумрак.

— Кончай трепаться, болезный. — Недолго думая, Таран указал на правый проем. — Здесь войдем.

— Что, сталкер, до сих пор по «встречка» не ходи? — Таджик улыбнулся сквозь стиснутые от боли зубы.

— Привычка — страшная вещь, Фарид. — Проводник ухмыльнулся в ответ. — За рулем тысячу лет не сидел, а гайцы до сих пор мерещатся.

Они двинулись внутрь, настороженно прислушиваясь. Сзади семенил Ишкарий — страх остаться в одиночестве пересилил. Звуки шагов гулким эхом прокатились вдоль бетонных сводов тоннеля, исчезая во мраке перехода. Под ногами захрустел песок. Из темноты выплыла обуглившаяся детская коляска. Чуть дальше на боку лежал остов джипа с распахнутыми дверьми. Тут же по полу были раскиданы кости. Человеческие, судя по всему. Сталкеры осторожно продвигались вперед. Чем глубже они забирались, тем больше полуистлевших автомобилей им попадалось. Глеб представил, как люди в панике съезжались сюда, завидев яркий свет в небе. Как набивались внутрь этого бетонного колодца в надежде на спасение. Разглядывая унылые детали ушедшего времени, Глеб ощутил дискомфорт. От этого места веяло запустением и могильным холодом.

— Склеп какой-то… — Ксива словно мысли его прочитал. — Мертвое место. Валить отсюда надо.

— Не мельтеши. — Таран продолжал спуск, поглядывая по сторонам.

Уклон тем временем сошел на нет. Глеб догадался, что они достигли средней части тоннеля. И где-то там, над бетонным сводом — толща воды. Мальчик поежился. В голову лезли нехорошие мысли. Стены вокруг перестали внушать доверие. Что может противопоставить хрупкая бетонная коробка природной стихии? Теперь Глеб понимал Ксиву, поднявшего вой из-за места ночлега.

Проводник остановился напротив прямоугольных ниш боковых ответвлений.

— Слева перемычка с параллельным тоннелем. А вот справа, похоже, то, что нам надо. Короткий закуток вывел в электрощитовую. Чуть дальше расположился громоздкий вентилятор и короб приточного воздуховода. Таран переглянулся со сталкерами. Те поняли без слов. Со вздохом облегчения Фарид опустился у стены. Ксива скинул автомат, обошел с дозиметром каждый угол, облегченно стянул противогаз. Ната принялась копаться в рюкзаке, вылавливая упаковки галет и консервы.

— Зараза ты, Натка. — Ксива сосредоточенно водил языком по опухшей десне. — Зуб выбила.

— Жалко, что не все, — огрызнулась та. — В следующий раз думать будешь, прежде чем рот разевать.

Глеб увидел, как таджик возится с комбезом. Подскочил и помог стянуть неподатливую прорезиненную ткань. Девушка разложила на полу аптечку.

— Аккуратнее… Вот так. Что тут у нас? — Ната сняла пропитавшуюся кровью повязку, разглядывая спину таджика. — Не так плохо. Корка подсохла. Ранки почти не воспалились. Повезло тебе, Фарид.

Таджик улыбнулся. Подмигнул Глебу. Девушка, вколов раненному противостолбнячное, развернула свой лежак, закуталась в байковое одеяло и отвернулась к стене. Заводить разговор никто не решался. Пока шли, голова была забита другим — на маршруте особо не отвлечешься — теперь же каждый думал о смерти Дыма.

Именно такими, угрюмыми и молчаливыми, их и застали Кондор с Шаманом, вернувшись из разведки. Проводник, заслышав шаги в гулком тоннеле, вышел навстречу и довел бойцов до каморки. Посовещавшись, Таран с Кондором перекрыли выход тяжелым трансформатором.

— Пусто. — Шаман присел рядом с Фаридом, прочитав немой вопрос во взгляде приятеля. — Ни души вокруг. Даже крысы — и те попрятались.

Сталкеры затихли, впав в оцепенение. Вспыхнул огонек горелки. Таджик возился у котелка, заваривая чай.

— Фарид, ты как?

— Нормальна, командыр. Заживет. Комбез жалко! Попортил, шайтан! Зашить буду.

— Подлатаем твою снарягу. И тебя подлатаем, не боись. До свадьбы заживет! — Кондор попытался расшевелить приунывших подчиненных. — У тебя есть кто на примете?

Таджик смутился. Загремел кружками. Улыбнулся своим мыслям.

— Есть… Решил, с поход вернемся, рука просить буду…

— Если вернемся… — Ксива принял протянутую кружку чая, отхлебнул, обжигаясь. — Пока что-то не очень верится.

— Не каркай. — Встрепенулся Кондор. — Сюда дошли, значит и дальше сможем. Нам бы только найти этих «сигнальщиков».

— Свет Ковчега не каждый узреть сможет, и лишь избранным откроет путь к земле обетованной.

Глеб оживился, услышав волнующие слова, но сектант затих так же быстро, как и вещал мгновением раньше. Необычная обстановка влияла на него самым существенным образом.

— Ната, иди сюда, чаевничать будем. — Кондор застыл с протянутой кружкой.

— Не трогай ее, командир. Пускай поспит. Оклематься ей надо.

Кондор сунул кружку Ишкарию. Тот сидел, обхватив колени руками, и зябко поводил плечами. Заметив бойца, отрицательно замотал головой.

— Пей, блаженный. Прогреться тебе надо. И сил набираться. Тоже, поди, намаялся за нами бегать. Пей, говорю. Считай, приказ это.

Сектант отхлебнул горячего варева, кивнув в знак благодарности. В сгустившемся сумраке помещения снова повисла ватная тишина. Разговор не клеился. Лишь со стороны Наты изредка доносились тихие всхлипы. Похоже, девушка плакала во сне.

— Плохое место. Гиблое. Стрёмно здесь. — Наконец подал голос Ксива. — Дежурства бы организовать…

— Смысла нет. И так услышим, если кто в тоннель сунется. Ты мне лучше скажи, — Кондор оглянулся на девушку, и подался в сторону Ксивы, переходя на шепот. — За каким хреном ты гранату кидал?!

— Дык, они ж его сожрали! Зло меня разобрало! Думал, хоть поквитаюсь напоследок…

— Думал… — Прервал командир. — Ни черта ты не думал! А если его взрывом накрыло?

Ксива ошарашено перевел взгляд с Кондора на свои руки, будто кровь на них увидел. Гневные слова застали его врасплох.

— Это что ж, получается, я его мог…

— А то получается, что сначала голову включать надо, а потом — рефлексы! Запомни, Ксива, еще одна подобная выходка, и пойдешь на все четыре стороны! Мне нужна команда, а не параноики с пушками!

Глеб отрешенно следил за перепалкой сталкеров. Мысли в голове ворочались как-то тяжело и неспешно. Видимо, сказывалось нервное напряжение минувшего дня. Неловко повернувшись, он задел ногой кружку нерадивого бойца. Исходящая паром жидкость расплескалась по полу. Ксива лишь глянул мельком, успокаивающе махнув рукой. Мальчик выдохнул с облегчением.

— Испытания ниспосланы нам свыше. — Снова завел шарманку брат Ишкарий. — Через лишения и беды лишь сильные обретут избавление, а слабые да заблудшие погрязнут в грехах и смертоубийстве…

— Ты о чем это, сектант? — Ксива встрепенулся, с вызовом уставившись на Ишкария. — На меня, что ли, намекаешь? Какие такие грехи?

— Слабый духом слаб разумом. И деяния его как ничто другое влияют на судьбы ближних. — Сектант продолжал вещать, не обращая внимания на нападки бойца. — Рубикон перейдут достойные, а остальных ждут скверна и тлен… Тлен и забвение.

На этот раз никто даже не пытался утихомирить безумного служителя «Исхода». Сил не было. Под его монотонный, завораживающий голос Глеб закис окончательно. Веки отяжелели, слипаясь. Горелка погасла, но никто даже не пошевелился. Каморка погрузилась во мрак. Сектант прекратил бубнить, тяжело вздохнув. Из-за двери доносилось тихое завывание тоннельного сквозняка. На мгновение мальчику показалось, что в шелесте листвы, влекомой ветром по асфальту, рождаются слова, фразы. Еле различимый, на грани восприятия, «шепот» давил на психику и не давал мыслить трезво.

— Это я во всем виноват… — Нарушил молчание Ксива. — Я один. Я ж так Бельгийцу завидовал… Все винтарь его нахваливал, говорил, выброси «калаш» с такой-то машинкой на руках! А он и послушался. Выбросил.

— Не придумывай. — Встрял Кондор. — Это его решение. И от осечек никто не застрахован.

— Нет, нет… — Слова командира Ксиву не убедили. — И Окунь из-за меня сгинул. Я ж его все подначивал. Гол как сокол, говорю, а туда же — семью заводить. А он смеялся все, а внутри, видать, отложилось. Вот и поперся за наживой… Прав Ишкарий. Слова силу имеют. А необдуманные слова — вдвойне. Из-за меня это все…

— Чушь… — Еле слышно бросил Кондор, зевая, и повернулся на другой бок. На большее его уже не хватило. Сталкер отключился.

Глеб замер, стараясь ничем не привлечь внимания Ксивы. Не то, чтобы он боялся импульсивного бойца, просто не хотелось остаться для него единственным собеседником. Ксива сопел где-то там, у противоположной стены, потом вдруг дыхание его сбилось, подошвы ботинок шаркнули об пол.

— Эй? Кто… там? Зачем… Я не знал! Не хотел!

Мальчик напрягся, вслушиваясь. Ксива горячечно шептался с кем-то. Голос его подрагивал. Бедняга то и дело всхлипывал и все прогонял кого-то. Похоже, совсем умом тронулся. То ли от перенапряжения, то ли от страха.

Глеб и сам уже еле соображал. Уловив ровное дыхание сталкеров, он крепко зажмурил глаза, желая поскорее уснуть. Оставаться наедине с неадекватным бойцом не хотелось. Мальчик задышал медленнее и глубже. Грань между сном и бодрствованием нехотя приближалась, истаивая туманной дымкой, обволакивая сознание и вытесняя боль из натруженных мышц. Тело постепенно стало легким и невесомым, а потом вдруг пришло осознание наступившего сна. Удивившись тому, что сознание его при этом оставалось кристально ясным, Глеб прислушался к новому ощущению. Потом попробовал шевельнуть одной рукой, другой. Осторожно поднявшись на ноги, не ощутил привычной тяжести и посмотрел вниз. Ног не было. Как не было и всего тела. Он парил посреди помещения, осознавая, что не может видеть в абсолютном мраке и, тем не менее, отчетливо различал фигуры спящих сталкеров. Мальчик осмотрелся, остановив взгляд на двери, из-под которой била тонкая полоска света.

«Это все во сне…» — успокоил себя Глеб и подплыл к выходу, не ощущая никакого дискомфорта от своего нового состояния. Ощущение абсолютной свободы пьянило. Не испытывая какого-либо страха, Глеб просочился сквозь дверь и выплыл в тоннель. Неровный свет шел из коридора напротив. Достигнув противоположной стены, мальчик пересек узкий коридор-перемычку, попав в тоннель, параллельный первому.

Звуки нахлынули внезапно. Нервный шепот, всхлипы, ругань… Кругом были люди. Много людей. Ярко освещенный тоннель был заполнен ими битком. Они стояли, высыпав из автомобилей, и напряженно вслушивались в раскаты грома. Глеб парил над головами, рассматривая испуганные, бледные лица. Взгляд его остановился на женщине с маленькой девочкой на руках. Испуганная мать затравленно озиралась, крепко прижимая драгоценное чадо. В глазах ее была паника. Девочка так же яростно прижимала к груди плюшевого медведя и плакала, не переставая.

Со стороны далеких выходов полыхнул яркий свет. Тоннель тряхнуло. Люди попадали на асфальт. Раздались испуганные крики. Освещение, мигнув, погасло. Включились тусклые аварийные лампы. Испуганные лица погрузились в полумрак. Вслед за этим загрохотало сильнее, поднялся ветер. Завывая на все лады, он вмиг наполнил пространство взвесью из песка и мусора. Кто-то пытался закрывать лица полами курток, другие полезли внутрь автомобилей, пытаясь защититься от проносящегося по тоннелю пылевого вихря. Глеб почувствовал тепло. Ветер становился теплее с каждым мгновением и уже обжигал кожу. Вопли вокруг слились в жуткую, не прекращавшуюся какофонию. Где-то вдалеке разгорался яркий свет. Стало нестерпимо жарко. Люди заметались, Завыли. Некоторые ринулись к выходу. Рокот нарастал с каждой секундой. Тоннель вибрировал все сильнее. С потолка, отслаиваясь, падала штукатурка.

Женщина, в отчаянной попытке спасти дочь, запихнула ее в окно ближайшего джипа. Люди, что сидели внутри, приняли ребенка и подняли стекло дверцы. Девочка забарабанила в окно, глядя на мать, но та отрешенно стояла, в последний раз глядя на чадо и улыбаясь. Хотелось верить, что этот отчаянный шаг оградит ребенка от надвигавшейся катастрофы…

Лицо женщины озарили всполохи света — по тоннелю неслась волна огня. Еще мгновение она стояла у автомобиля, затем улыбка ее вскипела, оплывая. Крики разом исчезли, потонув в реве пламени. Ударной волной повыбивало стекла, автомобили закрутило в воздухе, сминая, впечатывая в стены. Прокатившись по тоннелю безжалостной всепоглощающей волной, огонь в одно мгновение слизнул людей с их страхами, мольбами и ничтожными проблемами.

Спустя несколько безумно долгих секунд все было кончено. Рев пламени стих, стена огня откатилась, опала. Пространство от пола до потолка заволокло черным едким дымом. Стены покрылись ровным слоем копоти. Остовы автомобилей пощелкивали, медленно остывая. От скрючившихся головешек, только что бывших людьми, шел ровный жар.

Глебу захотелось проснуться. Он попытался открыть глаза, потом зажмуриться — сделать что угодно, лишь бы не видеть больше этого ужаса, но перед взором все еще стояла, не исчезая, безумная картина разыгравшейся когда-то трагедии. Мальчик ринулся обратно, в поисках заветного перехода, но стена тоннеля оставалась монолитной, без каких-либо разрывов.

В оглушающей, звенящей тишине скрипнула дверь. Глеб обернулся. С ближайшего джипа осыпались черные хлопья окалины. Дверь кабины приоткрылась, на пол ступила детская ножка в ярком цветастом сандалике. Мелькнул нарядный сарафан. Из клубов дыма показалась та самая девочка — ни ожогов на теле, ни сажи на румяном личике… Сжимая в руках дымящийся уголек, некогда бывший плюшевым мишкой, прошла сквозь языки догоравшего пламени, поманив Глеба за собой. Мальчик словно в трансе последовал за ней по длинному переходу тоннеля. У самого выхода они остановились. Подняв пухлую ручонку, девочка указала на груду оплывших от жара бесформенных останков и улыбнулась. Глеб в недоумении смотрел на обуглившийся труп, пока не заметил припорошенный пеплом кусочек металла. В лучах закатного солнца блеснул рельеф двуглавого орла. Зажигалка…

— Мы уже двадцать лет мертвые. В землю зарылись и слоняемся все, как неприкаянные. Ищем чего-то… — Проговорила девочка голосом Тарана. — А только зря это. Мертвые мы. Нет нас…

— Нет, нет, не может быть… — Глеб отшатнулся, замотал головой, не желая видеть, не желая слышать, не желая верить. — Этого не может быть, НЕ МОЖЕТ!

Мир вокруг закрутился бешеной каруселью, образ смазался, потек. Глеб очнулся в кромешной темноте. Нашарил зажигалку, щелкнул колесиком. В свете огонька увидел рядом встревоженное лицо Наты.

— Чего там бормочешь? Кошмары? — Девушка потянулась со сна, включила фонарик, поднесла к часам. — Ничего себе! А что, все еще дрыхнут? Дело к полудню уже!

Ната вскочила, расталкивая сталкеров. Те поднимались тяжело, словно после продолжительной гулянки. В каморке стояла одуряющая духота. Отчаянно захотелось наружу.

— Мама родная, голова-то гудит как! — Шаман сел, покачиваясь.

Глеб судорожно зашнуровывал ботинки, поглядывая на бойцов.

— Надышали за ночь… — Кондор тяжело поднялся. — Нет тяги — нет воздуха. Сплошной углекислый газ. Усек, Звереныш? Собираемся, засиделись мы тут.

Сталкеры зашуршали снаряжением. В общей суматохе никто даже и не обратил внимания на разблокированную дверь. Короб трансформатора валялся в стороне.

— Ксива где?

Лучи фонарей зашарили вдоль бетонных стен, просветив опустевшую коробку помещения. — Твою ж… налево. Сговорились все что ли?! — Кондор рванул с плеча пулемет, выскочил в тоннель.

Сталкеры двинулись следом. Глеб семенил за наставником, терзаясь нехорошими предчувствиями. Идти стало тяжелее, тоннель плавно поднимался вверх. В прямоугольник далекого выхода вливался дневной свет. На фоне серого неба выделялся силуэт сидящего на полу человека. Отряд осторожно подобрался к одинокой фигуре. Ксива неподвижно сидел у стены, повернув голову к выходу. Руки его расслаблено лежали на коленях.

— Подъем, сталкер. — Голос Кондора дрожал. — Я сказал, подъем!

Глеб в ступоре смотрел на окровавленный нож, валявшийся на асфальте. Заметив на запястьях бойца глубокие порезы, мальчик отвернулся.

— Встать! — Кондора трясло.

— Уймись, — Шаман наклонился, стараясь не наступить в лужу загустевшей крови, повернул голову Ксивы.

Остекленевший взгляд. Сомкнутые в ровную линию губы. На бледном чумазом лице — две дорожки от высохших слез.

— Кто тебя за язык тянул с этой гранатой? — Шаман осуждающе глянул на командира. — Парень полночи с мертвецами общался, грехи замаливал. Пока крыша со страха не поехала…

— Похоронить бы… — подал голос Фарид.

— Бесполезно. Зверье набежит, раскопает. — Таран накинул капюшон поверх противогаза и побрел по дороге.

Заметно поредевший отряд покинул тоннель, медленно продвигаясь вдоль высоких песчаных наносов. Перед глазами Глеба еще долго стояло испуганное лицо Ксивы. Злосчастный тоннель подарил безопасный ночлег, отняв-таки самого слабого. Того, кто впустил страх в душу.

Грозовые облака затянули небо непроницаемым плотным покровом. Изредка сквозь пелену туч пробивались яркие всполохи света — предвестники надвигавшейся грозы. До слуха людей донеслись первые раскаты грома. Ветер вдруг разом стих. Воздух будто бы спрессовался, загустел. Природа внешнего мира замерла в преддверии разгула стихии.

Беспокойно посматривая на свинцовое небо, сталкеры поднялись по песчаной насыпи. Перед ними простерся остров Котлин. Где-то там впереди и правее маячили руины Кронштадта. Но взгляды путников были устремлены в другую сторону. В прибрежных водах, по левую сторону от дамбы, сквозь туманную дымку проглядывали очертания огромного корабля.