Шагая по шоссе Энтузиастов, Гиви и Мартин думали об одном и том же. Об уюте Метро и коварстве поверхности. Открытое пространство давило на психику. Больше всего на свете хотелось сейчас вернуться в родные туннели и темные лабиринты, которые они знали, как свои пять пальцев.

Это там от них шарахалось все живое. А здесь — бескрайнее небо, серая даль, летающие, ползающие и плавающие монстры, от которых некуда было бежать, сколько бы свободного пространства вокруг ни было. Нет ничего хуже, чем спиной, затылком, всей кожей ощущать их присутствие.

Впрочем, шоссе или то, что от него осталось, пока не выказывало своей враждебности.

Здесь все выглядело так же, как на дорогах, оставленных позади. Навеки замершие машины, покрытый трещинами, местами вздыбленный асфальт. Фонарные столбы, которые выстояли в борьбе с непогодой, замерли вдоль дороги, как молчаливые часовые. Они словно охраняли границу между шоссе и заповедным миром руин, за которым человеку было разрешено лишь наблюдать.

Напряжение постепенно спадало, но заговорить так никто и не решился. Мартин и Гиви, хоть и считались отчаюгами, нарушать хрупкое перемирие с мертвым городом не собирались. Как-никак, главное испытание было впереди. Нервы и силы еще понадобятся и в Измайловском парке и на обратной дороге.

По мере приближения к парку, на обочинах становилось больше деревьев и кустов. Виднелись просто лужи и заболоченные участки. Поросшие уродливой пародией на камыши, затянутые ряской ямы с черной жижей. У Габунии вид воды вызывал стойкое отторжение. Возможно, поэтому он забеспокоился первым. Гиви услышал гудение еще несколько минут назад, но сразу тревоги поднимать не стал. Решил, что гудит у него в ушах после пережитого, а снова показаться паникером Лацису — все, конец карьере.

Однако по мере продвижения отряда вперед гудение усиливалось.

Вскоре его слышали все.

Воздух буквально вибрировал отзвука непонятного происхождения. Казалось, что совсем рядом работает какая-то машина. Мартин подал знак остановиться. Пятеро человек озирались по сторонам, пытаясь отыскать источник звука. Наконец один из солдат поднял руку, указывая на исполинский тополь. Кора на толстом, в три обхвата стволе полопалась, обнажив истекающий черной слизью луб. Ствол пораженного радиацией великана раздваивался в четырех метрах от земли. Там, под прикрытием мясистых листьев с белесоватым низом и ярко-зеленым верхом, прятался серый шар. Его поверхность напоминала лицо древнего старика. Склеенная из множества пластин, она была морщинистой и подрагивала, как живая. Гудение, несомненно, доносилось оттуда. Хотя на шар и были направлены стволы пяти автоматов, стрелять никто не собирался.

Еще немного, и отряд убрался бы восвояси, так и не раскрыв секрета серого шара. Однако из отверстия наверху морщинистого кокона появилась черная голова. Затем — туловище в черно-желтую полоску.

Оса размером с человеческий кулак расправила прозрачные чешуйчатые крылья. Сделав короткий перелет, она уселась на ствол. Остроугольная, увенчанная парой челюстей голова подрагивала. Два овальных черных глаза уставились на людей. Затянувшуюся паузу прервала автоматная очередь. Пули сорвали со ствола кору, а оса исчезла в кроне дерева. Мартин пытался остановить пальбу, но было слишком поздно. Осиное гнездо разлетелось на мелкие клочья. При этом погибли лишь несколько его обитательниц. Остальные осы с яростным гудением взмыли вверх и укрылись в густой листве. Мартин и Гиви тычками и затрещинами восстановили дисциплину. Стрельба стихла.

— Убираемся отсюда! — взревел Лацис. — Лично пристрелю того, кто бабахнул первым!

Осуществиться благим намерениям не было суждено. Над тополем появилось черное, гудящее облако диаметром метра в три. Разъяренные нападением, осы-мутанты готовились к ответной атаке. Лацис полоснул очередью по осиному рою. Добиться удалось немногого — насекомые разлетелись в стороны, чтобы через несколько секунд вновь слиться в гудящий черный рой.

Он начал медленно, но неумолимо опускаться. Оставалось только одно — искать укрытие. Задача была не из простых. Места, куда не смогли бы проникнуть осы, поблизости не наблюдалось. Выход нашел Гиви. Инстинкт самосохранения подтолкнул Габунию к ненавистной ему воде. Он в три прыжка оказался у болотца на обочине шоссе и рухнул в него, взметнув фонтан воды и черной грязи. Четверо его товарищей тоже не стали медлить. Один за другим нырнули в болото, побросав на берегу оружие и рюкзаки. Случись подобное в другом месте, трусы были бы жестоко наказаны. Однако сейчас Габуния и Лацис меньше всего думали о дисциплине и субординации. В этот момент они, как и подчиненные, ничем не отличались от животных: валялись в вонючей грязи и время от времени вынуждены были погружаться в нее с головой. Черно-желтые насекомые зависли над болотцем. Они пикировали вниз, как только замечали в грязи малейшее шевеление. Казалось, осиный рой будет патрулировать болото до бесконечности. В тягостном ожидании прошел час. Второй. Когда Мартин осмелился в очередной раз высунуть голову и протереть стекла противогаза, то увидел, что насекомые-мутанты улетели.

Лацис на четвереньках выбрался на сухое место. Кое-как отряхнул грязь, поднял автомат. Он испытывал сильное желание пальнуть поверх голов своего войска, но боялся привлечь внимание ос. Подал руку карабкавшемуся на сушу Гиви.

— Грязевые ванны окончены, товарищи отдыхающие! Подъем и рысью вперед!

Третье транспортное кольцо в этом месте пересекалось черт знает с какой автострадой. Аршинов осмотрелся и указал на ржавый жестяной щит. Полуприсыпанный землей, он сиротливо валялся на обочине транспортной развязки.

— Помогите-ка, ребятки… Сейчас проверим, куда мы забрели.

Когда щит подняли, Томский увидел под ним ненормально крупных земляных червей, спешивших укрыться в своих норах. Их ярко-красные сегментированные тела производили отталкивающее впечатление, но прапор без всякой брезгливости смахнул повисших на жестянке тварей.

— Так-так. Что ж тут пишут? Ага. Волгоградский проспект. Верным путем идем, дорогие товарищи!

Томский с тревогой наблюдал за Кольцовым. В отличие от остальных, старик с отсутствующим видом смотрел не вперед, а куда-то в сторону. Думал о чем-то своем. Когда объявили привал, Владар уселся в сторонке и принялся нервно теребить пальцами край мешка. После стычек с птеродактилями и пауком все едва держались на ногах, а впереди были длинный день и трудный переход.

— Через пару километров с Нижегородской улицей пересечемся, — сообщил Аршинов. — Мимо Рогожского кладбища проходить будем. Местечко еще то. Главное — Старообрядца не повстречать. Сталкеры рассказывали, что от этого добра не жди. Если ему не понравишься, можешь на кладбище и остаться.

— Старообрядец? — Федор уселся поближе к дружку. — Это еще что за зверь?

— Вроде нашего взводного попа батюшки Владара, — усмехнулся прапор. — Дед с длиннющей седой бородищей. Говорят, что этот мертвяк давным-давно от моровой язвы помер. С него-то Рогожское кладбище и началось. Старообрядца и до Катаклизма люди видели, но по-настоящему он только сейчас разошелся. Попадется этому деду человечишка, он хвать его за руку и в склеп.

— И съедает! — заключил Федор.

— Не каждого. Если Старообрядцу по душе придешься, он может тебе старую Москву показать. Из его склепа выходы в любую временную точку имеются.

— Чушь несете, Аршинов, — с усталым видом сказал Владар. — Не думал я, что вы в сказки верите.

— Кто тут в сказки верует, это открытый вопрос, ваше преосвященство. А мой знакомый сам со Старообрядцем в довоенный город ходил. И не один раз. Там все, как до Катаклизма. Троллейбусы, автобусы. Люди по магазинам шастают. Как думаете, откуда у нас в Метро разные штуковины появляются? Те, что в принципе сохраниться не могли, типа батареек, лампочек и того же бензина? То-то и оно, братцы! Их из старой Москвы сталкеры приносят. Не обязательно те, кто со Старообрядцем дружат. И без него временных дыр хватает. Правда, дед с Рогожского кладбища — особый случай. За побывку в старой Москве ему платить надобно. Годами собственной жизни. Скажем, сходил ты один раз. Ничего страшного — пара лишних морщин или седой волос. Два-три раза — изволь на пару лет состариться. Ну, а кто на старом городе бизнес делает, тот быстро сам в старика превращается. Старообрядец твои годы себе забирает, потому и живет без конца. Вот тебе, Владар, и наука, и религия. Так куда топаем, к Старообрядцу или на колесо обозрения?

Шутку Аршинова не оценили. Повисла пауза. Томский легко догадался, о чем думают его люди: каждый мечтал хоть одним глазом взглянуть на довоенную Москву, даже если за это придется заплатить годами собственной жизни. Он окинул взглядом бойцов: у всех на лицах появилось совершенно одинаковое мечтательное выражение. Это не дело, нельзя сейчас расслабляться. Мечты мечтами, а дела делами…

— Группа, подъем! — крикнул он командным тоном. — Хватит прохлаждаться. Пошли, а то состаримся раньше, чем на Подбелку попадем.

Отдохнувший отряд двинулся в путь. Была вторая половина дня, поблизости не наблюдалось мутантов, но находившемуся под впечатлением рассказа Аршинова Томскому было не по себе. Полянка — еще понятно. Галлюциногенные газы, встречи с умершими родственниками… Но проводник-призрак, который помогает попасть в старую Москву, — это уж слишком. Целый город просто так не спрячешь.

Хотя… В такое не веришь, а хотелось бы.

Через час в стороне от шоссе появились ржавые железнодорожные пути, обрушившийся забор и груда поросшего травой красного кирпича на месте платформы. Аршинов тоном профессионального экскурсовода объяснил, что это останки станции Калитники. Перекресток с Нижегородской улицей прошли не останавливаясь. А вот на шоссе Энтузиастов пришлось задержаться из-за Кольцова. Старик отстал, но от предложения Пьера помочь с тяжелым мешком наотрез отказался и вскоре нагнал группу.

Томский вспомнил о Елене, перед глазами возникло любимое лицо, в ушах зазвучал ее голос. Ничего. Есть план, любимая. У меня есть план. Пока Чеслав ждет меня с поверхности с отравой, он тебя не тронет, так? Я приду. Осталось потерпеть совсем немного, и я приду.

Тут остановился Аршинов. Не просто замер, а, как показалось Томскому, даже попятился.

— Это еще что за хрень? Толян, ты когда-нибудь видел такие чудеса? Дождевики, кажись. Мать честная, почему такие большие?!

По обе стороны шоссе плотной стеной стояли огромные грибы, молодые и старые, со сморщенными шляпками. Самые крупные из дождевиков-гигантов достигали двух метров в высоту. Белые, грушевидной формы, они походили на живых существ, на каких-то фантастических безликих толстяков. Стражников, охраняющих узкий проход. Несколько дождевиков даже выбрались на шоссе, пробив асфальт снизу.

Томский с опаской приблизился к ближайшему грибу и поморщился при виде его белой куполообразной поверхности. Радовало только одно: дождевики были всего лишь грибами. Не жри их, и они тебе тоже ничего не сделают.

Отряд двинулся дальше, но уже через сотню метров его ждал новый сюрприз. Уродливые грибы оказались милой шуткой в сравнении с широким оврагом, разрубавшим Третье транспортное кольцо пополам. Неведомая чудовищная сила раздвинула землю не так давно — растения еще не успели обжить почти отвесные склоны оврага. Аршинов осторожно приблизился к краю оврага, взглянул вниз и присвистнул.

— Вот невезуха! Вряд ли тут переберемся. Придется обходить…

Толик подошел к прапору. Одного взгляда вниз было достаточно, чтобы признать правоту Аршинова. Не требовалось запредельной ловкости для того, чтобы спуститься на дно. А вот вскарабкаться на противоположную стену было просто невозможно. К тому же, дно оврага было покрыто подозрительной грязью, на вид довольно зловещей и словно медленно закипающей.

— Обходить так обходить! — решительно заявил комиссар. — Не вечно эта трещина будет тянуться! Через пару километров она закончится или сузится. Тогда в два счета переберемся…

Оптимистичную речь Русакова прервал странный звук. Гудение доносилось сверху, и когда Томский поднял глаза, вздрогнул от изумления и ужаса. На фоне серого неба пульсировало темное облако. Раздуваясь и сжимаясь, вытягиваясь в конус и закручиваясь в немыслимую ленту, рой стремительно приближался к людям. Уже можно было различить отдельных ос. Поблескивали серебром трепещущие крылья. Из задней части туловища выступали острые, как рыболовные крючки, жала. Таким пробить защитные костюмы — раз плюнуть.

— К грибам! — заорал Аршинов. — Пулей, мать вашу растак!

Прапор был прав — единственным приличным на вид укрытием была плантация дождевиков. На бегу Томский выпустил по рою пару очередей, но лишь потратил патроны впустую. Первым до грибов добрался Федор. Работая локтями, он ринулся в самую гущу пузатых мутантов. Его примеру последовали Лумумба и Вездеход. Пьер с ходу протоптал в грибных зарослях настоящую дорогу. А вот Русаков и Томский отстали. Оба видели, что Владару ни за что не успеть — мешок оказался слишком тяжелым для бега по пересеченной местности.

Толик вырвал у Кольцова его груз, а комиссар схватил старика за руку и толкнул к дождевикам.

В полете рой распался на три яростно гудящих шара. Два понеслись вслед за укрывшимися на плантации, а третий… В дикой спешке никто не заметил, что отстал Рафаэль. Наверное, споткнулся. Теперь он не бежал, а ковылял, волоча поврежденную ногу. Толик бросил мешок, вскинул калаш, надеясь хотя бы отпугнуть выстрелами повисших над головой Рафаэля ос. Не успел. Самая прыткая из тварей уселась парню на шею. Дернулось черно-желтое брюшко, и острое жало проткнуло прорезиненную ткань. Рафаэль остановился. Вцепился в насекомое обеими руками и рывком разорвал осу на две половины. Коричневая жидкость забрызгала стекла противогаза. Рафаэль швырнул останки осы на землю. Ударом кулака сбил с груди вторую осу и вдруг замер. Новые осы беспрепятственно вонзали в тело несчастного свои жала.

Облепленный насекомыми-убийцами, Рафаэль, как лунатик, вытянул руки перед собой и сделал два сомнамбулических шага вперед. Опять остановился. Уже не пытаясь сбить с себя ос, сорвал противогаз. С момента первого укуса прошло не больше десяти секунд, но лицо Рафаэля раздулось и почернело совершенно чудовищно. Он взмахнул руками, пытаясь отыскать опору, рухнул на колени и медленно завалился набок.

И осы тут же потеряли к жертве интерес.

Наступила очередь людей, прятавшихся на грибной плантации. Томский услышал крики и выстрелы. Осы вновь сбились в общий рой и кружили над дождевиками, выбирая, кого ужалить первым. Только теперь Толик заметил бурый дым. Он поднимался от сбитых им грибов и уже доходил до колен. Лопнувшая поверхность дождевиков расползалась, выбрасывая в воздух новые и новые коричневые облака спор. Томский махал руками, пытаясь разогнать бурое облако, но все было бесполезно. Дым поднялся на уровень груди. И вот уже плотная бурая завеса накрыла людей с головой. Осы носились где-то совсем рядом, но различить их было невозможно.

Томский сделал несколько шагов, сбил дождевик и остановился. Он понял, что не знает, куда идти. Протер стекла противогаза. На несколько секунд обзор улучшился, а затем бурая мерзость вновь покрыла стекла. Дождевики хоть и не были разумными существами, но мстили людям за свою гибель. Ослепив отряд, они сделали его абсолютно беспомощным. Оставалась надежда на то, что взвесь спор в воздухе мешает и осам.

Нужно срочно выбираться! Вот только в какую сторону бежать?!

Томский вдруг вспомнил гэмэчелов профессора Корбута: они ведь не надевали противогазы, когда передвигались по городу! А что, если… Он не стал взвешивать за и против. Просто резким движением сорвал с лица маску. В ноздри ударила невыносимая вонь. Легкие наполнились пылью. Зато видимость улучшилась. Немного, но вполне достаточно для того, чтобы различить метавшихся в буром дыму ослепленных товарищей. Толя подбежал к прапору, дернул его за рукав:

— Цепляйся за меня.

Таким же способом они собрали всех остальных. Все выстроились в цепочку, держась друга за друга. Все ли? Толик видел Пьера, Русакова, Федора, Лумумбу. Аршинов стоял первым. Вездеход замыкал колонну. Не хватало только Владара. Сколько ни вглядывался Томский в бурый туман, Кольцова отыскать не удалось. Более того — пропал его мешок, валявшийся у ног Толика.

— Отец Владар! — крикнул Аршинов. — Если живой, подай голос!

Ни звука в ответ. Только гудение ос, мечущихся в буром дыму.

— Давайте выбираться отсюда, — решительно бросил Томский. — Здесь мы его не найдем. Сначала выйдем на открытое место…

Гиви, Мартин и трое красногвардейцев добрались до границы Измайловского парка. Правда, эта самая граница давно стала условной. Растения, предоставленные самим себе, вырвались на свободу.

И королями заброшенного парка стали вовсе не дубы, липы и березы, а борщевики. Им-то радиация пошла на пользу. В новом мире они достигали гигантских размеров, высоты взрослого дерева. Их огромные, похожие на гипертрофированный лист клена листья-опахала перекрывали другим растениям доступ света. Громадные зонтики пронзали своими лучами кроны обычных деревьев, словно стремились их уничтожить.

Небо потемнело. Пошел снег. Его мокрые хлопья таяли на защитных костюмах, смешиваясь с успевшей подсохнуть болотной грязью. Гиви уселся прямо на землю. С наслаждением вытянул ноги.

— Что за погода! Ну и бардак!

— Не распускай нюни, — одернул дружка Мартин. — Находим контейнеры, и моментально в метро. Хватит с меня этих странствий! Разуй глаза и смотри сюда.

Лацис расстегнул молнию защитного костюма. Вытащил из-за пазухи промокший бумажный конверт. Развернул карту парка.

— Сейчас мы у Пролетарского входа. Видишь развалины? Это — бывшая конюшня. Бункер — на северо-западе. Там, где хозяйственные участки. Теперь находим главную аллею и пилим по ней.

— А как мы узнаем твой бункер? — сварливо буркнул Габуния. — На нем же не написано «Добро пожаловать!». Ой, чует мое сердце, будем плутать по этому парку, пока не подохнем!

— Бункер такой же твой, как и мой. Это — раз, — огрызнулся Лацис. — Твое сердце тут ни при чем. Чеслав советовал напрячь мозги. Это — два!

— Ну, и напряг?

— Бункер — часть объекта Д-6. Когда-то соединялся с нашим метро. Следишь?

— Не-а…

— Идиот! Хранилище будет неподалеку от обычной станции! Должно!

— А почему мне Корбут ничего не объяснил?

— По кочану, — хмыкнул Мартин. — Тебе, дураку, объяснять, только зря язык мозолить. Вставай!

Группа продолжила движение по шоссе Энтузиастов. Вход на центральную аллею парка зарос так, что поначалу его не заметили. Пришлось вернуться. Наконец Лацису удалось рассмотреть в буйных зарослях остатки мощенной плитами дорожки. Габуния пропустил своих людей вперед, а сам остановился.

— Стремаюсь я, Мартин. Глянь на этих уродов с зонтиками. Шевелятся, как живые.

— Ветер их шевелит! Вперед! Не заставляй меня тебе рожу чистить!

Гиви подчинился. Бурча себе под нос о том, что никакого ветра нет и в помине, он с опаской вступил под зеленые своды королевства борщевиков. Парк стал лесом. Превратился в настоящую чащу. Сквозь редкие прогалины в зарослях были видны заросшие осокой, затянутые рыжеватой ряской участки болота.

В отличие от города, предпочитавшего молчание, парк был наполнен звуками. Булькали, поднимаясь к поверхности, пузыри болотных газов. Тревожно шуршали, перешептываясь друг с другом, головастые камыши. Монотонно долбили землю падающие с листьев капли воды. Все это было фоном для других, более страшных звуков, от которых вставали дыбом волосы на голове, испуганно сжималось сердце и мурашки бежали по позвоночнику. Хруст сучьев, всплески воды. Кряхтение и постанывание невидимых существ. Эти звуки будили только одно желание — повернуть обратно. И уже не идти, а бежать. Стремглав нестись к границе парка и никогда больше в него не возвращаться.

Гиви вообще казалось, что за каждым деревом прячется невиданный зверь. Пару раз ему мерещились красные, как раскаленные уголья, глаза и мохнатые лапы, обхватившие ствол. Палец непроизвольно ложился на курок автомата, и только в последний момент Габуния осознавал, что красные глаза — это всего лишь бутоны неизвестного цветка, а мохнатые лапы — листья молодых мутантов-борщевиков.

Куски плитки под ногами становились все мельче. Аллея сузилась до едва различимой тропинки, пошла под уклон и уперлась в болото. К великой радости Мартина, ему удалось различить среди покрытых мхом кочек едва заметную старую гать. Она явно не относилась к числу аттракционов и была сооружена уже после того, как бывший парк культуры превратился в джунгли. Очевидно, строители гати не пользовались даже самым примитивным инструментом. Тонкие стволы деревьев были измочалены и грубо обломаны в районе комеля, прежде чем кто-то сделал из них примитивный настил, уходивший в глубь болота. На середине болота гать вообще была подтоплена. И все-таки это был мостик на противоположный берег. Пусть и плохонький, он позволял избежать знакомства с трясиной.

Провести испытание гати на прочность Лацис поручил подчиненному. Вслед за ним подтолкнул к болоту замешкавшегося Гиви. Только после этого сам ступил на скользкую от грязи переправу. Первый солдат уже спрыгнул на противоположный берег, когда позади раздался исступленный крик. Сначала никто не поверил собственным глазам. Росший на краю болота гигантский борщевик ожил. Сомкнул лучи своего зонтика вокруг головы солдата, не успевшего ступить на гать. Человек пытался вырваться, но зеленые щупальца сжимались все сильнее. Согнутый дугой ствол распрямился. Ноги солдата оторвались от земли. Секунда — и он исчез в кронах деревьев. Мясистый стебель борщевика завибрировал, как шланг, перекачивающий жидкость. Крики стихли, а через минуту в заросли колючего кустарника упало обескровленное тело с оторванной головой.

Мартин бросился бежать первым. Сбитый им Гиви плюхнулся в болото и пополз к берегу на карачках. Когда он выбрался на сушу, сразу обхватил голову руками. Хищных борщевиков тут было много, а голова — всего одна.