Глава 7
Встреча на развилке
И он увидел эту дорогу, увидел совсем скоро. Даже не одну, а целых четыре. Первая шла строго влево, вторая поворачивала туда же, но не прямо, а по крутой дуге и почти сразу скрывалась за деревьями, а резко вправо от нее отделялась третья. Еще же одна, самая правая, тянулась куда-то вдаль. Похоже, именно она и вела к разрушенному Мурманску, тем более что там, куда пролегала третья, виднелись каменные короба, один из которых был очень внушительным по размеру, с буквами наверху. Поскольку пошел снег, а короб стоял далеко, Нанас не смог разобрать ни одной из них. Тогда он достал карту и сравнил дорожные пересечения. Все совпадало: рисунок, в который складывались дороги, был вполне узнаваем на карте. Правая дорога должна была вести в Мурманск, а значит, Оленегорск – вот он, прямо перед Нанасом. Наверное, буквы на коробах – это и есть имя «Оленегорск»! Небесный дух называл это место «развилкой». А еще он говорил, что где-то тут должен быть указатель.
Нанас повертел головой и увидел невдалеке два торчащих из снега столбика, с одного из которых свисала, утопая нижним концом в снегу, доска синего цвета. В общем-то, он и так был уже уверен, по какой дороге нужно теперь двигаться, но все-таки захотел убедиться. Тем более, небесный дух говорил про указатель и, если следит сейчас за ним, может рассердиться, что он не выполняет всех указаний. Зачем же зря гневить духа? К тому же, доска недалеко.
Выбравшись из кережи, Нанас зашагал по дороге в сторону указателя. Да, эта дорога была шире, чем та, по которой они ехали до сих пор. И снега на ней было почему-то меньше, словно ею часто пользовались. Правда, сейчас навалило свежего, и следов от чужих полозьев не было видно.
Возле указателя Нанас сошел с дороги, но успел сделать всего один шаг к столбикам, как по пояс провалился в снег. Вообще-то, он хотел вырыть всю доску, чтобы посмотреть надпись полностью, но и того, что было видно сейчас, уже хватало. Надписей было две. На верхней белели буквы «Сан», на нижней было нарисовано что-то похожее на стрелу, а дальше виднелись буквы «Му».
Нанас ничего никогда не забывал. И в памяти тотчас послушно всплыли слова небесного духа: «Это будет трасса Санкт-Петербург – Мурманск…» Вот тебе и «Сан», вот тебе и «Му»! Стрела рядом с «Му» показывала сейчас вверх, в облака, словно город со всеми своими обитателями отправился к духам на небеса. Отогнав глупую мысль, Нанас «повесил» доску на столбики и понял, что был совершенно прав – к Мурманску нужно ехать, куда он и думал до этого. Конечно, очень бы хотелось поехать сразу в сторону «Сан», к Полярным Зорям, но… «Ничего, – подумал Нанас, – скоро поедем и на Сан».
На душе сразу как-то полегчало. В самом деле, все получалось пока так удачно, так просто! Ну, если забыть о встрече с громадной тварью. А о ней и надо забыть. Все, чудовище, кем бы оно ни было, осталось далеко позади! Нанас даже молодецки прихлопнул в ладоши, будто разобрался с великаном окончательно и теперь руки отряхивал.
И лес, который, в общем-то, ничуть не изменился, здесь, возле развилки, совсем не вызывал чувства тревоги. Березы и елки если и казались порой живыми существами, то не опасными и злобными, а доброжелательно-любопытными, с интересом разглядывающими и эти непонятные пересекающиеся гнутые просеки, и странные квадратные образования вдалеке. Дувший теперь уже совсем ощутимо ветер создавал в их ветвях похожие на шепот звуки, словно деревья, обсуждая увиденное, оживленно переговаривались между собой.
И вдруг Сейд, который остался рядом с оленями, призывно залаял. Сразу навалилась тревога, под ложечкой засосало. «Неужели опять? Неужели оно их все же догнало? Вот, не надо было о нем вообще вспоминать!»
Но Сейд смотрел не туда, откуда они приехали. Его морда была повернута в сторону Оленегорска.
Нанас выбрался из сугроба на дорогу и поспешил к нартам. При его виде пес коротко гавкнул и вновь навострил уши. Человек тоже прислушался, но ничего не услышал.
– Что? – спросил он у Сейда.
Тот мотнул белой головой, то ли просто избавляясь от насыпавшегося снега, то ли признаваясь, что пока сам ничего не может понять. Затем встряхнулся уже всем телом и побежал по дороге в сторону, ведущей к Мурманску. Остановился, призывно залаял и снова сделал несколько торопливых шагов. Псу это место явно пришлось не по душе, и он старался всеми силами дать Нанасу понять: отсюда надо убираться, и поскорее.
Парень и не собирался противиться. Ему самому хотелось отъехать подальше от селения, прежде чем останавливаться на ночлег. Слепые окна давным-давно заброшенных коробов будто прозрели и теперь внимательно вглядывались в Нанаса и его животных сквозь снежную пелену.
Он забрался в кережу и погнал оленей вперед.
Однако далеко они уехать не успели.
Сейд стал беспокойно оглядываться назад все чаще и чаще, поскуливая и словно умоляя Нанаса гнать вперед еще быстрее. Но олени и так уже бежали на пределе своих возможностей.
А потом Нанас услышал странный жужжащий звук.
Тот быстро приближался к ним сзади, вскоре превратившись из жужжания в громкий тарахтящий треск. Живое создание такой звук издать никак не могло! Может быть, Нанас вторгся в чьи-то владения, растревожил поселившихся на месте исчезнувших из Оленегорска людей злых духов? Вот почему Сейд звал его уйти из проклятого места!
Сквозь нарождающийся буран разглядеть преследователя никак не удавалось. Но духи могут вполне оставаться невидимыми, пока сами не изволят показаться человеку. Нанас заклинал оленей бежать быстрей, но тем становилось все сложнее пробираться сквозь снежное крошево. Трещание становилось все ближе, все громче…
Нанас оглянулся через плечо еще раз, и наконец преследователь решил позволить ему себя увидеть. У парня отвисла челюсть…
За ними, стремительно их нагоняя, мчались… нарты. Удивительным и странным было то, что нарты, на которых восседал человек, ехали… сами! Колдовство! В них не было запряжено ни единого оленя! Зато у самих самобеглых нарт спереди было что-то вроде рогов, раскинутых в стороны. За них и держался рукой седок.
Это был странный человек – или кто-то, пожелавший показаться Нанасу человеком. Одет он был непривычно, а в свободной руке держал вместо хорея короткую палку. Палку он вытянул в сторону Нанаса, и ничего хорошего это не предвещало.
А дальше все произошло столь быстро, что позже, вспоминая эти мгновения, Нанас, несмотря на прекрасную память, не мог точно сказать, какое из них за каким следовало – все будто случилось разом…
Мужчина отпустил рога своих нарт и взялся за палку обеими руками. Он уже приблизился настолько, что было видно, как он прищурил один глаз.
Зарычав так, что Нанас услышал это даже сквозь непрекращающийся оглушительный треск, бросился наперерез самобеглым нартам Сейд. Казалось, они переедут пса, и Нанас невольно вскрикнул. Одновременно с этим (а может, чуть раньше или позже, время сразу и растянулось, и сжалось) конец палки, что смотрел в его сторону, с оглушительным грохотом плюнул огнем. Возле уха Нанаса свистнуло, щеку обдало жаром. «Опасно! Убей его!» – громким эхом раздалось в голове. Он готов был поверить, что это крикнул Сейд, хотя пес, к счастью живой, мчался сейчас позади чужих нарт, и за их трескучим шумом не было слышно даже его лая, лишь беззвучно раскрывалась пасть. Но конечно же о смертельной опасности вопил его, Нанаса, разум. Рука сама потянулась за луком. И тут он вспомнил, что на последней стоянке спустил тетиву, чтобы зря не вытягивались жилы…
Но был же еще дротик! О нем Нанас подумал в последний момент, когда человек на колдовских нартах снова прижал к плечу плюющуюся огнем палку и прищурил один глаз. Схватить дротик, размахнуться и бросить – на все это у Нанаса ушло, пожалуй, не многим больше времени, чем нужно на то, чтобы моргнуть.
Громыхнула, плюясь уже в небо, и вырвалась из вскинутых рук преследователя страшная палка, а сам он, медленно откинувшись назад, сорвался со своих ревущих нарт и покатился по снегу прямо под ноги Сейду. Его нарты, потеряв седока, круто свернули с дороги, подпрыгнули на обочине, задрав кверху полозья, и опрокинулись в сугроб, с диким скрежещущим воем взметнув к небу белый столб снега. И сразу стало тихо. Тихо так, что у Нанаса зазвенело в ушах. Только сейчас он заметил, что все еще сжимает в левой руке, хорей, и тут же отбросил его в сторону. Олени, косясь назад испуганными глазами, остановились не сразу. Они опять дрожали всем телом, как тогда, при падении огненных нарт небесного духа.
Однако Нанасу было сейчас не до оленьего спокойствия. Он выпрыгнул из кережи и бросился обратно, туда, где чернело распростертое на дороге тело. Пробегая мимо опрокинутых нарт чужака, он почувствовал резкий, неприятный запах. Незнакомый и, в то же время, на что-то неуловимо похожий… Ну конечно! Небесный дух, огненные нарты! Оттуда, где они горели, тянуло почти тем же.
Его бывший преследователь был мертв.
Это был обычный человек.
Дротик попал ему в левый глаз, застряв глубоко в черепе. Правый, широко распахнутый, с ужасом уставился в темное, пасмурное небо. Снежинки падали на его лицо и тут же таяли, словно человек был еще жив…
На щеках и подбородке мужчины была такая же густая, как и у небесного духа, щетина. Только эта была черной, без единой седой искры, как и его растрепанная косматая шевелюра. Мертвеца, скорее, можно было назвать парнем – вряд ли ему исполнилось больше лет, чем самому Нанасу.
Одет он был во что-то, совсем не похожее на малицу. Наверное, нечто подобное небесный дух и называл шубой. Самое странное, что эту шубу явно сшили не из шкур, во всяком случае, не из оленьих. Она была темно-синего, как черничные ягоды, цвета, короткой, а полы ее скрепляли между собой черные кругляши, просунутые в узкие прорези. На ногах человека были надеты серые штаны из такой же шкуры, заправленные в совсем уж невообразимые черные каньги с продетыми во множество отверстий узкими веревками, завязанными сверху. На подошвах были вырезаны угловатые узоры, и выглядели эти подошвы так, словно были сделаны из черного дерева или из камня. Пушистая рыжая шапка, наверняка из лисьего меха, валялась в стороне.
Нанас покачал головой, взялся за дротик и не без труда вытащил его из раны. Глазница трупа сразу наполнилась кровью, которая алым ручейком потекла по щеке, словно убитый парень оплакивал свою загубленную жизнь.
И только теперь до Нанаса дошло: он убил человека! Впервые в жизни он сделал так, что только что дышащий, думающий, видящий, слышащий и двигающийся человек вмиг перестал видеть, слышать, двигаться, дышать и думать.
В ушах у юноши опять зазвенело. Белое поле дороги вдруг стремительно понеслось на него и закрыло свет, погрузив все вокруг во тьму.
Очнулся он из-за быстрых, легких прикосновений к щекам, носу и лбу чего-то мокрого, шершавого и теплого. Раскрыв глаза, он увидел перед собой морду Сейда с высунутым розовым языком. Желтые глаза пса смотрели на него так необычно, что на несколько мгновений Нанас почувствовал себя маленьким мальчиком, упавшим и до крови рассадившим коленку; ему больно и страшно, но рядом мама, она приложила к ране целебную травку, поцеловала его в лоб, нежно погладила вихры, шепнула что-то ласковое, и боль вместе со страхом сразу ушла…
– Спасибо, – шепнул Нанас и лишь затем, оглядевшись, понял, что лежит, распластавшись, посреди дороги неподалеку от убитого им человека. Он медленно поднялся на ноги. Наверное, надо что-то сделать с покойником – если не похоронить нормально, то хотя бы зарыть в снег… Или, наоборот, не надо, ведь тогда убитого не смогут найти, а если оставить лежать так – его обязательно обнаружат соплеменники и похоронят как полагается. Сейд гавкнул и сделал пару прыжков в сторону нарт. Снова гавкнул и опять прыгнул. Он настойчиво призывал хозяина двигаться дальше.
И лишь теперь до Нанаса дошло, что соплеменники черноволосого парня могут быть совсем рядом, что они вот-вот обнаружат не только тело дорогого для них человека, но и преступника, который его убил!
И тогда… Понятно, что тогда. Они нагонят бестолкового замороженного саама, устроят на него охоту и умертвят, а потом набьют из его трупа чучело.
Нанас, обгоняя Сейда, ринулся к нартам, подхватив на бегу хорей. Вскочил в кережу, ткнул оленей, а когда нарты уже тронулись, застонал от отчаяния: никуда он не сбежит от мести соплеменников убитого! След полозьев рано или поздно приведет их к нему.