Глава 14
Новый помощник. Точнее, помощница

Как бы то ни было, оленя требовалось похоронить; бросать его лежащим под открытым небом казалось Нанасу неправильным. Но вырыть могилу было нечем, да вряд ли это и удалось бы ему, усталому и ослабшему, сделать в мерзлой земле.

Его взгляд упал на расщелину, и выход нашелся сразу. Нанас взялся за ветвистые рога и потащил быка на край трещины. Рискуя сорваться сам, он столкнул его вниз и пробормотал:

– Беги, догоняй своего товарища. Спасибо вам, и простите меня за все.

Нанас бросил в расщелину и свою рваную малицу, а потом вновь подумал: «Надо бы и самому туда же. Теперь-то уже все равно…»

Его траурные мысли прервал появившийся рядом Сейд. Весь его вид недвусмысленно говорил: «Пойдем, пойдем скорей! Незачем тут больше торчать».

– Сейд, – посмотрел Нанас на друга. – Ты вообще понимаешь, что произошло?

Наверное, из-за надетой на лицо морды его было плохо слышно, поскольку пес недоуменно склонил набок голову.

– Я говорю, куда мы теперь-то пойдем? – почти выкрикнул Нанас. – То есть, как?

Сейд сделал несколько шагов в сторону, будто показывая, как именно они пойдут. И Нанас вдруг словно очнулся, поняв, что друг, в общем-то, прав. Ну да, нарты теперь придется оставить, но ведь свои-то ноги и у него, и у Сейда имеются! Мешок, конечно, нужно теперь нести на плечах, но он стал вдвое легче. Правда, ему самому в тяжеленной шубе будет куда труднее идти, но что ж теперь сделаешь. Пусть медленней, но они все равно дойдут, тем более что идти по сравнению с уже пройденным осталось не так уж много.

Конечно, оставлять нарты не хотелось – вдруг девушка Надя окажется больной или раненой, что тогда? На руках ему ее точно не донести – не то что до Полярных Зорей, а и вообще никуда – рухнет через десяток шагов. Но об этом он будет думать потом, когда найдет Надю и увидит, в каком она состоянии. А сейчас – да, нужно двигать вперед.

Нанас подошел к кереже, чтобы забрать лук со стрелами, дротик и остатки еды, и увидел, что Сейд стоит впереди нарт, возле брошенной в снег упряжи. При этом он смотрел так, словно хотел сообщить нечто важное.

– Вижу, Сейд, вижу, – стараясь говорить громче, произнес Нанас. – Некому больше тащить нарты, разве что самому впрячься, так из меня теперь бык никудышный. Так что придется их бросить. – Сказал и лишь после этого полностью осмыслил и свои слова, и выжидательную позу Сейда. – Погоди-ка… Ты что, предлагаешь запрячь в нарты тебя?..

Пес радостно гавкнул.

– Но ты… Но тебе не утащить их одному. Я ведь не особо легкий… – И опять умная мысль пришла к нему уже после сказанного: – Хотя, что это я? Меня и не нужно везти, я ведь и так ногами идти собрался. Но если ты повезешь и просто одни нарты – это будет о-го-го как здорово. Какой же ты у меня умница, друг!

«А то!» – без лишней скромности пролаял Сейд. Так, во всяком случае, понял его горделивое гавканье Нанас.

Запрячь пса оказалось не очень сложно, все-таки тот был достаточно крупным; пришлось лишь подтянуть хомут и нагрудный пояс. Вторые хомут с поясом Нанас хотел было выбросить, но воспитанная суровыми условиями жизни прижимистость не позволила этого сделать. Да и кережа теперь все равно пустовала, так что он сложил освободившуюся упряжь туда.

Сейд потащил пустые нарты без особых усилий. Правда, мешок со второй шубой Нанас тоже оставил в кереже, решив надеть его на плечи, если друг сильно устанет. Впрочем, и без мешка в тяжелой волшебной малице шагать было куда тяжелей, чем раньше. Зато он быстро согрелся, стало даже жарко. Это заставило вспомнить о том, что нужно подложить снега в мешочек с оберегом.

Перед тем как тронуться в путь, Нанас еще раз сверился с картой. Он ей уже не очень-то доверял, но направление она в любом случае указывала верно. Судя по всему, идти теперь следовало вдоль верхнего края отсутствующего на карте круглого озера, а потом повернуть резко влево. Это радовало; находиться возле странного озера было отчего-то неприятно, оно вызывало неосознанную тревогу.

«Вот отвернем от озера и сделаем передышку, – решил юноша. – Только подальше отойдем, чтобы его и видно не было».

Но до отворотки пришлось пройти куда дольше, чем думалось: Сейд не мог двигаться с нартами так же быстро, как два специально обученных этому оленя. Впрочем, это было и кстати, иначе бы Нанас все время отставал, и псу приходилось бы постоянно останавливаться, дожидаясь его. А стоять на морозе, пусть и не таком сильном, как утром, было сомнительным удовольствием.

Из-за сплошной низкой облачности Нанас никак не мог сообразить, далеко ли еще до вечера. То, что пришлось вынести после того, как утром они отвернули на Колу, показалось ему столь долгим, что думалось, будто пора уже начинаться и ночи. Но, поразмыслив и прокрутив в голове минувшие события, он все же решил, что день еще едва ли сильно перевалил за середину.

К его радости, вскоре опять началась настоящая дорога, а еще через какое-то время она, наконец, стала ощутимо поворачивать влево. Окружающий озеро холм стал медленно, но верно отдаляться.

Снег на дороге и вокруг был очень пушистым, рыхлым, свежим. Похоже, здесь совсем недавно прошел сильный снегопад, миновав Колу стороной. И эта нетронутая белизна придала Нанасу уверенности в том, что все самое худшее осталось уже позади, что все у них обязательно будет теперь хорошо.

Начался пологий и длинный подъем. Впрочем, Сейд его будто и не заметил, продолжая бежать легко и размеренно. Нанас, убедившись в этом, стал смотреть по сторонам. Пространство вокруг стремительно расширялось, будто спешило показать путникам свои красоты. Стало видно, что здесь, как и раньше, до Колы, главными хозяевами мира являлись лес и снег. Но если снег был везде одинаково белым, то лес тут не мог похвастаться особой густотой, а деревья стали ощутимо ниже. Тут и там вздымались невысокие, каменистые сопки, белели проплешины озерков и болот, петляли меж ними нитки речек и ручьев. Но все-таки главной владычицей мира по-прежнему была тишина.

Внезапно Сейд начал озираться по сторонам, подняв торчком уши. Ход его также замедлился; пса определенно что-то тревожило. Нанас достал из кережи дротик, а в другую руку взял нож. Он тоже стал внимательно приглядываться и прислушиваться, но ничего подозрительного пока не видел и не слышал. Правда, как зрению, так и слуху сильно мешала постылая серая морда, надетая на лицо.

– Что случилось? – спросил Нанас, но Сейд на вопрос не отреагировал. Может, не разобрал из-за морды, а скорее – и сам еще не понимал, что именно вызвало его беспокойство.

Юноша уже стал подумывать, что пора бы в любом случае сделать привал, как Сейд вдруг замер. Остановился и Нанас. На фоне заснеженной дороги он не сразу заметил стоявшую посреди нее в пяти-шести десятках шагов впереди от них белую собаку. А когда увидел ее, изумился. Не столько даже тому, что в этом вымершем месте наконец появилось живое существо, сколько тому, как эта собака выглядела. Даже издалека было видно, что у нее такая же большая и круглая, как у Сейда, голова. И, насколько мог разобрать с такого расстояния Нанас, у собаки тоже отсутствовал хвост. Если бы не цвет, который, в отличие от Сейда, у нее был полностью, без единого пятнышка, белым, можно было с уверенностью сказать, что она с ним единых кровей. Впрочем, с учетом того, что мать Сейда была далеко не белоснежной породы, серо-бурый оттенок его окраса легко объяснялся.

– Вот так, – сказал вдруг Нанас.

Сейд оглянулся на него и почти по-человечески кивнул. Похоже, пес тоже был ошарашен. Однако он быстро отвернулся от Нанаса и вновь устремил взгляд на собаку. Их взгляды встретились. Сейд превратился в камень. Собака тоже не шевелилась. Нанас мог бы поспорить – было бы с кем, – что между ними идет оживленный бессловесный разговор. Опасаясь ему помешать, он тоже замер, боясь шелохнуться. И подумал вдруг: а где же остальная стая? Не может ведь эта собака жить тут одна. Что тогда получается: стая их учуяла, а эту собаку послали разузнать, что тут и как? Вот она разузнала, что их всего двое, вернется сейчас к своим, «расскажет», и… жди нападения? Ладно, если стая небольшая, пять – семь зверюг, тогда еще, может, и справимся. А если больше? Все тогда, приехали, что называется. Однако развивать эту мысль дальше Нанас не стал. Изменить он все равно ничего не мог, так что незачем и думать попусту. И он вновь стал наблюдать за безмолвным собачьим «разговором».

Прошло немало времени, прежде чем белая собака отвела взгляд в сторону, встряхнулась, будто вылезла из воды, и уверенно затрусила к ним. Приблизившись к Сейду, она вытянула к нему такую же, как у того, плоскую морду, их носы коснулись друг друга, словно в поцелуе, и Нанас заметил в желтых, точь-в-точь таких же, что и у белоснежной собаки, глазах Сейда столь неподдельную, сумасшедшую радость, что у него мелькнула невольная мысль: «Точно, одно племя. Отпустить его, что ли?» Но он тут же испугался этой мысли: один, без оленей, а теперь и без Сейда, он точно пропадет! Да и не оставит его верный друг, как бы тяжело у того ни было на сердце.

Но то, что произошло дальше, повергло его в еще большее изумление. Деловито обнюхав друг друга во всех полагающихся местах, Сейд и собака замерли бок о бок, будто оленья спарка. Верный друг обернулся.

«Чего застыл, не холодно, вроде, – сказал его ликующий взгляд. – Запрягай давай, поскачем дальше!»

Нанас сглотнул и опустился на край кережи – ноги от волнения перестали его держать. Сорвав маску – перехватило дыхание, – он начал жадно глотать воздух. В глазах вдруг защипало, и вряд ли это случилось из-за радиации. Слегка отдышавшись, он сказал терпеливо ожидавшей его паре:

– Э, нет, ребята, так не пойдет. Давайте-ка перекусим сначала. Видите, я уже на ногах не стою.

Он протянул руку и достал опустевший лосиный желудок. Там оставалось четыре куска мяса и последняя из подстреленных вечером куропаток. По одному куску он протянул Сейду и белой собаке, два других решил поджарить и скормить им теплыми. Сам же он мог обойтись куропаткой и чаем, а если покажется мало, можно будет сварить похлебку из вяленой рыбы, несколько плоских «щепок» которой валялось на дне кережи.

Распрягая Сейда, он обратил внимание, с каким вниманием и любопытством разглядывает его белая собака. Взгляд ее желтых глаз был не менее умным, чем у Сейда.

– Что смотришь, нравлюсь? – усмехнулся он.

Собака едва заметно дернула головой, будто кивнула.

– Значит, давай знакомиться. Я – Нанас. А тебя я стану называть Снежком, договорились?

Сейд вдруг столь негодующе фыркнул, что Нанас сразу все понял и мысленно настучал себе по лбу.

– Тогда Снежкой, – быстро поправился он.

На это никто возражать не стал.

Костер он развел быстро – есть уже хотелось нестерпимо, поэтому куропатку решено было для скорости поджарить, а не варить. На огонь же Нанас сразу поставил котел для чая – большой, чтобы отлить теплой воды и собакам.

Съев куропатку, он почувствовал, что голод, хоть и не прошел окончательно, слегка поутих, и решил все же не трогать рыбу. Да и собакам пожарил один кусок на двоих, оставив последний им же на вечер. Кто знает, удастся ли добыть что-либо еще, – что-то ему не нравился здешний жиденький лес, такой же низкий и кривой, перепутанный, как и перед отвороткой на Колу. Может быть, когда они отъедут подальше, станет получше, но это будет уже завтра. А сегодня перед сном есть тоже захочется.

Напившись до отвала чаю и напоив собак, юноша потянулся и сказал:

– Значит, так. Едем, пока не устанете или пока не стемнеет. Учуете что живое – дайте знать, запасов у нас почти не осталось.

Заночуем, а потом двинемся дальше. Очень бы хотелось завтра добраться до Видяева. Но жилы не рвите. Как выйдет, так и доедем.

Надев на собак упряжь, Нанас встал позади кережи, натянул на лицо ненавистную морду и, собираясь подтолкнуть нарты, сказал:

– Ну, поехали легохонько.

Однако новоиспеченные «олени» с места не двинулись. Сейд обернулся, перевел взгляд с него на кережу и призывно рыкнул.

– Хочешь, чтобы я сел? – удивился Нанас. – А сдюжите?

Пес так весело и заливисто залаял, что Нанас понял: тому сейчас гору свернуть под силу. Интересно, а что его подружка думает на этот счет?

И Снежка, будто подслушав его мысли, залаяла под стать Сейду столь жизнерадостно, что Нанас невольно рассмеялся.

– Ну-ну, – сказал он, водворяясь в кережу. – Ишь, что любовьто делает…