Глава 4
ЗАЯЦ И МЫШИ
Шоссе номер М-17, соединяющее Джанкой с Феодосией, знавало и лучшие времена — хотя, как говаривали знающие люди, идо Катастрофы не отличалось качеством асфальта. Сейчас же, много лет спустя после чудовищного катаклизма, от шоссе осталось только название да направление. По сути, это была разъезженная колея посреди степи, отличавшаяся от окружающей пустоши лишь чуть более серым цветом из-за рассыпавшегося в мелкую крошку древнего асфальта. На обочинах колеи росли дикие травы, желтые, зеленые, даже красные — сухие и ломкие от жары. Само шоссе пересохло и растрескалось, местами зияли рытвины и выбоины.
Если бы листоноши ехали верхом, наверное, скорость была бы даже выше: кони-мутанты легко бы скакали что по степи, что по шоссе, срезая углы и перескакивая через препятствия. Но, увы, Один и его собратья остались в конюшне клана, а Пошта сидел за рулем «Мародера», рядом с Бандеролькой, на заднем сиденье дремал профессор Кайсанбек Аланович. Телеграфу и Штемпелю достался старый, но еще крепкий «Тигр» с переделанным под грузовик кузовом — туда сложили все наспех собранные припасы, в том числе бочки с солярой и мешки с углем.
Обе машины, теоретически, считались внедорожниками — но Пошта не хотел рисковать и гнать напрямую через степь. Влетишь в какой-нибудь овраг и русло пересохшего ручья, и дальше придется идти пешком. Поэтому ехали по дороге.
Вскоре на горизонте показался старый покосившийся знак «Азовское». За ним виднелись десятка полтора полуразрушенных строений из белого песчаника. Пошта притормозил на въезде в поселок — хоть и заброшенный, тот мог служить прибежищем каким-нибудь мутантам или бандитам — и поехал очень медленно, поглядывая по сторонам.
Со слов Филателиста Пошта знал, что здесь, в ближайшем населенном (поправка: некогда населенном) пункте, у листонош был тайный склад с горючим. Филателист, будучи трезвомыслящим человеком, не складывал все яйца в одну корзинку, и, обустраивая цитадель клана, предвидел возможную эвакуацию в случае массированного нападения.
Поэтому на черный день в Азовском были зарыты в условленном месте несколько цистерн с дизельным топливом — достаточно, чтобы дозаправить караван с эвакуированными листоношами. На черный день, так сказать.
«Вот он и настал, черный день», — подумал Пошта грустно. Ему было больно и горько покидать родную цитадель в таком состоянии — разбомбленную, обстрелянную, залитую кровью. Еще горше было потрошить запасы клана, сделанные на всех.
Но ведь и миссия у Пошты — одна на всех. Важнее дела нет ни у кого в Крыму.
Условленным местом была, как ни парадоксально, бывшая заправка. Ну логично — кто же станет искать запасы топлива там, где уже все давным-давно обыскали и выкачали до капельки.
Пошта остановил «Мародер» возле здания заправки — оно, как ни странно, практически уцелело, только окна разбили, и из рам торчали острые, как клыки, осколки стекла, и вылез из машины, с наслаждением размяв ноги.
Телеграф припарковал «Тигр» чуть сзади и сбоку, чтобы не перекрывать выезд, если придется удирать, и тоже вылез наружу. Следом выбрался Штемпель. Судя по настроению, они всю дорогу ругались из-за чего-то не слишком серьезного — то бишь не ругались по-настоящему, а так, переругивались для поддержания беседы.
— Что, приехали? — осведомился Телеграф.
— Почти, — сказал Пошта. — Пополняем запасы.
Телеграф скептически выгнул бровь:
— Здесь? В этих руинах?
— Угу, — кивнул Пошта. — Именно здесь. Под этим зданием Филателист и Контейнер спрятали цистерну с соляркой. На всякий случай. Здесь мы наполним бочки — мы же взяли пустые бочки, да, Бандеролька? — и поедем дальше, в Советский. А там уже будем думать, как нам одной задницей сесть на два стула и успеть и в Керчь, и в Феодосию...
— Ай да Филателист, — восхитился Телеграф. — Старый лис, все предусмотрел. И главное — место какое выбрал, заправку! Ха!
Кайсанбек Аланович степенно выбрался из «Мародера» и туманно заявил:
— Где умный человек прячет лист...
— Чего? — не поняла Бандеролька.
— А, — отмахнулся Кайсанбек Аланович. — Была такая фраза из старого рассказа. Где умный человек прячет лист? В лесу. Честертон.
Бандеролька ничего не поняла, но на всякий случай сказала:
— Круто, — после чего принялась выкатывать пустые бочки из кузова «Тигра».
— Что обидно, — продолжил рассуждать профессор, — что в тех злополучных бункерах, из-за которых заварилась вся эта кровавая каша, мы наверняка найдем массу оружия и технологий для смертоубийства — но вряд ли хоть одну художественную книгу. Так было заведено до Катастрофы (а впрочем, и после нее), что важнейшим из искусств считалось убийство себе подобных. Заготовить бункер с боеприпасами, ну или там с соляркой — это правильно, это мудро. А вот заготовить библиотеку на случай ядерной войны — об этом как-то не думали.
— А толку с той библиотеки, — хмыкнул Штемпель, — если жрать нечего и все хотят тебя убить?
— Ты не прав, — перебил его Телеграф. — Жрать нечего и все хотят убить — проблемы сиюминутные, легко решаемые при наличии оружия. А вот отсутствие книжек — это очень хреново. Отсиживались мы как-то в бункере под Симферополем, пережидали набег муранчи.
— Кого? — переспросила Бандеролька.
— Муранча. Мутировавшая саранча. Страшная хрень в виде огромных насекомых. Слава богу, рой тогда прошел стороной и больше в Крыму не появлялся, — пояснил Телеграф, — так вот. Человек семь нас было, и провианта достаточно, и воды, наружу не сунешься, сиди себе да в ус не дуй. Неделю сидели. На третий день скандалы начались, склоки. На пятый — драка. К концу недели чуть не поубивали друг друга. Страшное дело, когда сидишь взаперти и почитать нечего. С ума сходишь.
— Ну сейчас-то мы не взаперти! — хохотнул Штемпель. — Еще чего не хватало, книжки читать!
— Еще как взаперти, — возразил Телеграф. — Только не в бункере, а в Крыму. Он побольше будет, конечно, но все равно с него нам деваться некуда...
— Ну ты еще скажи — взаперти на этой планете! — завелся Штемпель.
— Я не про то, — перебил их Кайсанбек Аланович. — Я про возрождение цивилизации. Технологии и оружие — это, конечно, хорошо. Это важно. Без этого нельзя. Но цивилизация не сводится к оружию. Цивилизация — это еще и культура. Традиции. Музыка, литература, поэзия, живопись. Мы же все это потеряли. Безвозвратно.
Пошта не выдержал:
— Ну вы даете, мужики! Пока вы тут о культуре-литературе рассуждаете, там маленькая щуплая девушка бочки разгружает. А ну-ка отставить дебаты, марш Бандерольке помогать!
— Не такая уж она и щуплая, — прокомментировал Штемпель и тут раздался истошный женский вопль из кузова «Тигра».
Листоноши на миг оцепенели, потом сорвали с плеч автоматы и, взяв их наизготовку, начали обходить грузовик с двух сторон.
«Надеюсь, Бандеролька просто уронила пустую бочку себе на ногу», — подумал Пошта.
Визг оборвался так же внезапно, как начался, а потом сменился другим звуком, больше всего напоминающим хныканье. «Совсем не похоже на Бандерольку», — успел подумать Пошта, прежде чем кувырком выкатиться из-за машины и взять на прицел кузов.
В кузове происходило следующее. Валялась опрокинутая бочка. Стояла Бандеролька. Держала в руке — за ухо — хныкающего и вырывающегося пацаненка, чумазого, как черт, который дергался и причитал:
— Пустите, тетенька, ухо больно!
— Ухо вспухнет, — добавил Кайсанбек Аланович, со вздохом облегчения убирая пистолет в кобуру.
Телеграф и Штемпель чуть ли не хором выматерились и опустили оружие.
— Что тут у нас? — осведомился Пошта, тоже убирая автомат за спину.
— Заяц! — доложила Бандеролька. — В пустой бочке прятался. Напугал меня до... э... дрожи в коленках, вот!
— Я не заяц, я Костя! — возразил пацан, размазывая грязь по лицу. — Я же вам жизнь спас, Пошта, помните?
— Костя? — Пошта прищурился. В чумазом, как негритенок, мальчишке с трудом узнавался племянник Контейнера. Впрочем, верный бумеранг торчал у парня за поясом. — Чего ж ты грязный-то такой, Костя?
— Так это все бочка, — пожаловался Костя. — Она ж оказалась из-под мазута!
— Ну да, ну да, — покивал Кайсанбек Аланович, — а должна была быть из-под яблок. Чтобы ты ехал, так сказать, с комфортом и собственным продовольствием, подслушивая разговоры пиратов.
— Каких еще яблок? — не понял Костя ни черта. — Каких пиратов? Тортуга? Они здесь? За нами следят?!
Профессор разочарованно махнул рукой.
— Проехали. Долго объяснять.
Пошта скрежетнул зубами. Манера профессора давить интеллектом временами раздражала. Вот так живешь себе спокойно, мир спасаешь, а потом перекинешься парой слов с Кайсанбеком Алановичем — и чувствуешь себя неграмотным идиотом. Ведь наверняка профессор опять какую-нибудь книжку имел в виду.
— Что ж с тобой делать, Костя? — задумался Пошта. — Вроде и отъехали от Джанкоя недалеко, а возвращаться неохота — темп потеряем, полдня впустую. Не с собой же тебя тащить. А может, бросить тебя здесь, а?
— Бросайте! — дерзко вскинул мальчонка, чье ухо наконец-то отпустила Бандеролька (и теперь брезгливо вытирала пальцы ветошью). — Все равно я вас догоню! За бампер уцеплюсь — и поеду!
— Дурак ты, Костя, — вздохнул Пошта. — Ну куда тебе в экспедицию? Тебе учиться надо, испытания проходить, нормативы сдавать и ещё много чего другого сделать, прежде чем тебя одного за ворота цитадели выпускать можно будет. Нет, не проси. Не можем мы тебя с собой взять. Да меня Контейнер прибьет!
— А если вернете меня в Джанкой, — парировал хитрый пацан, — дядя Контейнер прибьет меня. Неужели вам не жалко ребенка?
— Ни капельки! — сказал Телеграф. — Я сейчас сам тебя прибью — и дело с концом. Нет мальчишки — нет проблемы.
— Не прогоняйте меня, я вам пригожусь! — взмолился мальчишка.
— Пригодишься, — решил Пошта. — Вылезай из кузова, выкатывай пустые бочки и ставь их возле во-он той колонки. Потом берись за насос и качай соляру. Как всю выкачаешь — подумаем, что с тобой делать дальше.
— Понял, командир! — расцвел Костя и метнулся выполнять задание.
Листоноши с удовлетворением наблюдали, как вкалывает парнишка. Щуплый, он оказался на диво выносливым, качал насос так, что работа споро близилась к финалу.
— И что, — негромко спросил у Пошты Телеграф. — Ты серьезно хочешь тащить пацана с нами?
— Чего я, сдурел? — ответил Пошта. — Сейчас он докачает — и домой отправим, Штемпель на «Мародере» завезет, а потом нас нагонит.
— А зачем тогда работать заставил?
— А чтоб была мальцу наука...
Листоноши негромко захихикали.
— Готово, — отрапортовал Костя, вытянувшись по стойке «смирно».
— Молодец, — оценил его работу Пошта. — А теперь умойся, и дядя Штемпель отвезет тебя в Джанкой.
— Сам ты «дядя», — ругнулся Штемпель и побрел прогревать «Мародера».
— Так нечестно! — лицо у Кости было — как будто лимон съел.
— Зато разумно, — парировал Пошта, понимая, что выглядит в глазах мальчишки последним гадом — но оно и к лучшему, меньше будет творить себе кумиров.
Костя вдруг прищурился, хищно пригнулся и схватился за бумеранг. «С ума он спятил, что ли», — подумал Пошта, судорожно размышляя — педагогично или нет будет поймать сопляка и отходить ремнем, если тот вдруг решит метнуть бумеранг в его, Пошты, голову?
Но Костя круто развернулся, отводя плечо для замаха, и запустил бумеранг по пологой дуге. Раздался тупой удар и почти неслышный, зато пробирающий до костей ультразвуковой вопль.
Остроглазый мальчишка сбил на лету гигантского нетопыря — опаснейшего мутанта, оглушающего жертву ультразвуком, а потом выпивающего из него всю кровь.
Листоноши и профессор собрались возле бьющейся в конвульсиях твари и с отвращением смотрели на кожистые крылья с перепонками (размах этих крыльев был — метра два, не меньше), противной, похожей на свиную, мордой и трубчатыми ушами-локаторами. Клыки у твари были сантиметров по десять длиной.
— Ого! — сказала Бандеролька. — Откуда он днем?
— Ходили слухи, — сообщил Штемпель, — что в Советском этих тварей — целая колония. А нам туда ехать. Ох, чует мое сердце, добром это не кончится. Может, в объезд? Представляешь, сотни две таких гадов, пикирующих с неба?
— Нет, — покачал головой Пошта. — В объезд — время потеряем. Попробуем пробраться через Советский по-тихому, не разбудив нетопырей.
— Это как? Машина — не конь, ей копыта тряпками не обмотаешь. Перебудим мышек — и они нас сожрут.
— А мы их всех убьем! — запальчиво выкрикнул Костя. — Вон как я этого!
— Боюсь, что сделать это будет не так-то просто... — пробормотал Кайсанбек Аланович. — Если они будут драться за потомство и свою территорию, то драться будут до последнего. Законы природы в этом смысле распространяются и на мутантов.
—Пацан-то молодец, — вполголоса сообщил Поште Телеграф. — Не растерялся, не промахнулся. Горяч, конечно, но это нормально в его годы. Может, с собой возьмем? Как талисман экспедиции.
Пошта вздохнул. К черту такие талисманы. Сначала выбраться в экспедицию впопыхах, даже толком не собравшись. Потом потерять пару часов на возврат Кости в любящие руки дяди Контейнера.
Потом — вляпаться в колонию нетопырей в Советском либо потерять часов десять на объезд.
Да что ж это такое! Вот уж, ей-богу, экспедиция не задалась.
— Поехали, — решил Пошта. — Поедем напрямик, через Советский. На малых оборотах, тихонько-тихонько. Костя с нами, но слушаться меня во всем: скажу прыгать, будешь прыгать, скажу падать — сразу падай, понял?
— Понял! — расцвел Костя, подобрал бумеранг и воинственно заткнул его за пояс.
— И не радуйся раньше времени, — сказал ему Пошта. — У нас просто нет времени возвращать тебя в Джанкой. Доберемся до Феодосии, найдем там листонош — и отправлю тебя домой заказным письмом. Или двумя, если будешь плохо себя вести, понял?
Костя кивнул.
— Если разбудим нетопырей, — продолжал инструктаж Пошта, — в бой не вступать, профессор правильно сказал — им отступать некуда, полный газ и идем на прорыв. Главное — не потерять друг друга. Но до заката еще далеко, а летучие мышки — твари ночные, пока крепко спят, есть шанс проскочить. Поэтому — по машинам и в путь!
— Не нравится мне это, — пробурчал Штемпель. — Нехорошее у меня предчувствие.
— Ничего не могу с этим поделать, — пожал плечами Пошта. — Ехать-то надо!
***
Уже на подступах к Советскому начало темнеть.
— Нехорошо, — сказал Пошта. — Ой как нехорошо!
— Погоди причитать, прорвемся, — обнадежил его Телеграф. — Если колония большая, то гнездиться они должны где-то в центре, а мы — огородами, по окраинам, тихонечко-тихонечко.
По машинам листоноши распределились следующим образом: Пошта, Телеграф и заяц-Костя ехали в «Мародере», Штемпель, Бандеролька и Кайсанбек Аланович — в «Тигре». Пошта сидел за рулем, Телеграф — на пулемете, Костя старался не отсвечивать лишний раз и не напоминать о себе, нервно поглаживая бумеранг.
Небо над горизонтом стремительно темнело, наливалось синевой. Черной громадой маячили предгорья — заканчивалась степь, начинались крымские горы с их обманчиво пологими склонами и громадными плоскогорьями-яйлами. В свое время Пошта протоптал не одну сотню километров по горам и тихо их ненавидел.
Дорога вильнула, свернув к Советскому. Даже в лучшие времена этот поселок не насчитывал и десяти тысяч жителей; после Катастрофы его одно время использовали в качестве базы бандиты — уж очень удачно он был расположен на пересечении торговых путей, потом захватили полуразумные мутанты, которых в итоге истребили нетопыри.
Теперь листоношам предстояло проехать сквозь логово гигантских летучих мышей — и в сумерках, после заката, идея уже не представлялась Поште такой удачной. Скорость скоростью, но добровольно соваться в это логово совсем не хотелось.
Впрочем, было уже поздно менять решение.
Пошта заглушил двигатель, выбрался наружу, открыл капот. Поколдовал над движком, переключившись с соляры на уголь, проверил, есть ли уголь в топке. Во-первых, так будет тише, во-вторых, соляру надо экономить.
—Значит так, — сказал он подошедшему Штемпелю. — Ехать за мной, держать дистанцию три метра. На самых малых оборотах. Огонь не открывать, вернее, открывать при самой крайней необходимости. В первую очередь использовать бесшумное оружие — у профессора и Бандерольки есть глушители, вот их пусть и используют. Словом, крадемся и не шумим. Понял?
— Понял, — угрюмо подтвердил Штемпель.
Въезжали в Советский, словно похоронная процессия на кладбище, — степенно, мрачно и неторопливо. Название поселка довольно точно отражало его внешний вид: обшарпанная статуя Ленина на въезде, угрюмые панельные пятиэтажки, невесть почему называемые «хрущобами», разбитый асфальт, разбитые окна, разбитые фонари, пустынные улицы и непонятные белые пятна земле и стенах домой.
— Что это? — шепотом спросил Пошта.
— Очевидно, помет летучих мышей, — вполголоса пояснил Телеграф. — Дерьмо, проще говоря. Главное, в него не вляпаться...
С центральной улицы, носившей, разумеется, название «ул. Ленина» они почти сразу свернули в сторону, в какой-то узенький переулок, потом выехали на дорогу чуть пошире — и опять свернули, уже на грунтовку, тянущуюся среди покосившихся заборов, за которыми виднелись приземистые одноэтажные домики. Заборы были оплетены густыми зарослями дикого винограда, у домиков местами прохудилась и провалилась крыша.
«Мародер», попыхивая угольным котлом, полз неспешно и грузно, как большая черепаха. Похрустывала щебенка под могучими покрышками. Сзади постанывал на низких оборотах движок «Тигра». Пошта, судорожно всматриваясь в темную дорогу (фары он решил не зажигать), периодически поглядывал в зеркало заднего вида.
И не зря! «Тигр» вдруг замер и отчаянно замигал поворотниками.
— Черт, — выругался Пошта. — Неужели заглохли? Только этого не хватало!
Он остановил машину, вылез наружу. Штемпель уже стоял перед «Тигром» с автоматом наперевес и беззвучно матерился.
— Что такое? — спросил Пошта.
— Радиатор закипел. Перегрелся.
— Блин. Ну что поделать, — решил Пошта. — Надо обождать.
— Не нравится мне тут, — поежился Штемпель. — Нехорошее у меня предчувствие, — в который раз повторил он.
Словно поддерживая его разгулявшуюся к ночи интуицию, счерного неба на исходящий струйкой пара «Тигр» спикировала черная же тень размером с крупную птицу.
— Не стреляй! — прошипел Пошта.
Нетопырь — маленький, размах крыльев меньше метра, детеныш, наверное — уселся на крышу грузовика, растопырил свои кожистые крылышки и беззвучно заклекотал.
Мороз прошел по коже, засвербило внутри черепа, заныли зубы. Ультразвук!
«Как бы он не позвал сюда маму и папу, гаденыш маленький», — успел подумать Пошта, с трудом преодолевая желание выстрелить в мерзкую тварь.
Раздалось тихое жужжание — и бумеранг (когда только Костя успел вылезти через люк в крыше «Мародера»?) с чавканьем снес уродливую башку нетопыря. Тушка, судорожно забившись, свалилась с крыши на землю.
Ультразвуковая атака тут же прекратилась.
— Детеныш? — поинтересовался Кайсанбек Аланович.
— Он самый, — подтвердил Пошта. — Молодец, Костя, — добавил он, возвращая мальцу перемазанный кровью бумеранг. Оказывается, пацан успел заточить края метательного снаряда, и теперь бумеранг, ставший еще более смертоносным, следовало брать аккуратно, чтобы не остаться без пальцев.
— Тогда родители его должны быть поблизости, — сказал профессор и оказался прав.
Два нетопыря — взрослые особи, раза в три крупнее детеныша, спикировали с неба, оглашая окрестности беззвучным ультразвуковым воплем. От акустического удара зазвенело в ушах, Пошта испугался было, что полопаются барабанные перепонки, — и экспедиция, начавшаяся славно, погибнет тут же от проклятых нетопырей — но профессор (кто бы мог ожидать от интеллигента!), преодолевая нагнетаемую ультразвуком панику, вытащил «Зиг-Зауэр» с заранее прикрученным глушителем и снял первую мышку, что называется, влет, положив полмагазина экспансивных пуль прямо в отвратительную морду.
А вот Бандеролька подвела. Она, конечно, успела высунуть дуло снайперской винтовки в окно и выстрелить, но промазала — не так-то просто пользоваться оптикой, тем более в сумерках — а потом не смогла быстро передернуть затвор.
«Надо было ей полуавтоматическую винтовку дать», — успел подумать Пошта, уходя кувырком от атакующего нетопыря. Сложнее всего было удержаться и не срезать тварь очередью из автомата.
Профессор выстрелил еще пять раз, звуки выстрелов были похожи на шипение змеи — но промахнулся. У Бандерольки, видимо, заклинило гильзу — девушка судорожно дергала затвор, но безрезультатно. Костя метнул бумеранг, тот пролетел в сантиметре от нетопыря и с жужжанием описал дугу в воздухе, после чего воткнулся в землю. Телеграф выхватил нож — здоровенный тесак с клинком полметра длину и пилой на обухе и приготовился вступить в рукопашную.
И тут у Штемпеля сдали нервы. Листоноша вскинул дробовик и выстрелил.
Грохот двенадцатого калибра разорвал тишину поселка Советский на миллион осколков. Заряд картечи превратил нетопыря (папашу или мамашу невинно убиенного детеныша) в мясной фарш, но ночь уже огласилась хлопаньем кожистых крыльев.
— Заводи! — заорал Пошта. — По машинам! На прорыв!
Телеграф метнулся в «Мародер» и уже через мгновение торчал в пулеметном люке, сжимая рукоятки управления огнем. Бандеролька, отчаянно матерясь, перебралась на водительское сиденье «Тигра» и повернула ключ. Стартер беспомощно заскрежетал. Перегревшийся радиатор пыхнул паром.
Пошта рванул к «Мародеру», открыл капот, вернул кабели зажигания на дизель, после чего вытащил из багажника трос и накинул на задний форкоп.
— Держи! — крикнул он, протягивая буксировочный трос Штемпелю. — Мы вас вытащим!
— Нет, — покачал головой Штемпель. — Езжайте, я прикрою. Это моя вина. Я стрелял. Я их разбудил.
— Кончай фигню нести! — рассвирепел Пошта. — Выберемся все! Привязывай!
Вдвоем с профессором Штемпель закрепили трос на бампере «Тигра» и залезли внутрь.
— Костя, водить умеешь?
— Обижаешь, командир! Меня дядька в прошлом году научил.
— Тогда садись за руль! — скомандовал Пошта. — Телеграф, прикрывай!
Телеграф послушно полоснул по небу с мельтешащими тенями длинной очередью. Звук был похож на треск разрываемой ткани. Каждый пятый патрон в ленте был с трассирующей пулей, от чего небо озарилось сполохами и стало видно, сколько тварей перебудил неосторожный выстрел Штемпеля.
Тысячи их!
«Мародер» натужно взревел, трос натянулся как струна — и могучая машина потащила за собой заглохший «Тигр». «Да, с такой скоростью мы далеко не уйдем», — понял Пошта. Он запрыгнул в кузов «Тигра», схватил ближайшую бочку с бензином и, крякнув от усилия, вышвырнул ее наружу, после чего выскочил сам, выхватил нож и начал дырявить толстую жесть.
Бензин хлестал во все стороны, от паров закружилась голова. Это хорошо, это славно, пары нам и нужны — без паров фиг ты пулей бензин воспламенишь...
Отстреливаясь из «Тавора» короткими очередями по пикирующим нетопырям, Пошта запрыгнул обратно в «Тигр» и, дождавшись, пока возле бочки соберется достаточное количество тварей, выстрелил по ней.
Тщетно! Крошечные пульки «Тавора» пробили бочку, ударились об асфальт — но не высекли ни единой искорки. Эх, были бы бронебойно-зажигательные, или хотя бы трассеры.
— Так не получится, — констатировал очевидное Штемпель, методично пополняя патронами магазин дробовика. — Погоди, я сейчас.
Он как-то очень спокойно, почти меланхолично выпрыгнул из еле ползущего на буксире «Тигра», пару раз выстрелил из «Моссберга» и пошел к бочке.
— Штемпель, стой! — заорал Пошта, но друг не обратил на него внимания.
В руке у Штемпеля появился фальшфейер. Штемпель дернул шнур, сигнальный патрон вспыхнул и загорелся, разбрасывая искры. Штемпель коротко размахнулся и швырнул факел в бочку.
Взрыв был до неба. Огненный столб взметнулся метров на пятнадцать вверх, превращая кружащих нетопырей в обугленные скелеты — и, что более важно, привлекая к себе всех остальных, летящих на шум и на тепло.
На фоне пылающего бензина даже ревущий движок «Мародера» и кипящий радиатор «Тигра» казались нетопырям слишком незначительной мишенью.
Штемпель стоял перед гигантским пламенем, широко расставив ноги, и стрелял по нападающим мутантам из дробовика.
— Надо остановиться! — заорал Пошта. — Посигналь им! — велел он Бандерольке. — Надо его подождать!
— Не надо, — мягко, но настойчиво возразил профессор. — Он не затем выпрыгнул. Если мы остановимся — они нас догонят. И все будет напрасно!
— Но же его сожрут! — едва не всхлипнул Бандеролька.
— Это его решение, — сказал Кайсанбек Аланович. — Он жертвует собой, чтобы спасти нас. Давайте уважать его выбор.
— Твою ж мать, — простонал Пошта, глядя как пикируют на Штемпеля все новые и новые твари.
«Мародер» ревел, пулемет в руках Телеграфа огрызался короткими очередями. Пошта и профессор стреляли по шальным, одуревшим от громкого звука и яркого света нетопырям. Буксируемый «Тигр» подпрыгивал на ухабах.
А в поселке Советский отстреливался, прикрывая отход товарищей, листоноша Штемпель.
Пошта искренне надеялся, что старый друг сможет выбраться из этой передряги хотя бы живым.
