Глава 9
НОВЫЙ ДРУГ

Нюта была очень плоха, поэтому было решено немедленно доставить героиню на Баррикадную, где жил один из лучших врачей метро, доктор Акопян. Считалось, что Оганез Ваганович уступает в мастерстве разве что медикам Полиса. «И то не факт», — добавляли обычно жители станции. Своим врачом они гордились по праву — за время жизни в метро Акопян, хирург по профессии, не только превратился во врача-универсала, но и ухитрялся, оперируя в антисанитарных условиях с минимум инструментов, спасать совершенно безнадежных больных и даже несколько раз удачно пришить полуоторванные руки и ноги. Сокрушался, правда, что так и не научился пока пришивать оторванные головы.

— М-да, пациент скорее мертв, чем жив, — оптимистично заявил Оганез Ваганович, осмотрев Нюту.

У Кирилла затряслись руки.

— Что с ней, доктор?

— Так сразу трудно сказать. Похоже на сильное нервное истощение вкупе с интоксикацией. Отравление каким-то веществом паралитического действия. Ну, пару сломанных ребер, контузию и ушибы по всему телу я даже не беру в расчет — если удастся нейтрализовать действие яда, то с этим мы справимся. Хотя, судя по всему, левое ухо нормально функционировать уже не сможет. Куда хуже рана на предплечье — видимо, через нее яд и попал в организм. Видите, как распухла и посинела рука? Будет чудом, если удастся ее сохранить.

— Ну, полно, доктор, — вмешался один из помощников. — Хватит парня пугать, а то вместо одного пациента у вас сейчас будет два. Вон, побледнел как — того и гляди, в обморок рухнет, а с нашатырем у нас, сами знаете… А ты, дорогой, не путайся под ногами, все равно ничем нам помочь не сможешь. Иди лучше, отдыхай. Завтра придешь.

Кирилла кто-то взял за руку и отвел к костру. Сунули в руку кружку с каким-то алкоголем, он глотнул пару раз, не чувствуя вкуса. И, не допив, провалился в сон.

Едва проснувшись, он бросился в госпиталь, но ничего утешительного не услышал — Нюта все еще была без сознания. Акопян боялся, что она впадет в кому и будет находиться в таком состоянии неопределенно долгое время. Чувствовалось, что врач многого не договаривал, но Кирилл догадывался и сам — долго возиться с такими больными здесь возможности не было. Впрочем, случай был особым — тем же утром на Баррикадную явилась делегация с Улицы 1905 года, на которой наступила, наконец, благословенная тишина. Люди принесли с собой, кажется, все имеющиеся на станции продукты, совершенно точно — все лекарства и даже две чудом сохранившиеся и до ужаса грязные мягкие игрушки. Гости были готовы дежурить около отважной девушки сколько потребуется и беспрестанно донимали Оганеза Вагановича вопросами, просьбами и даже категоричными требованиями сделать все возможное и Невозможное. Наконец тот буквально взмолился:

— Друзья мои, друзья мои! Мне трудно работать в таких условиях. Поверьте, пока я не могу сказать вам ничего определенного. Увы, я не господь Бог, чтобы исцелять словом. Мне нужны нормальные медикаменты, оборудование, а вместо этого я располагаю только самыми примитивными инструментами и крохами давно просроченных лекарств! Но не сомневайтесь, для этой отважной девушки будет сделано все возможное. А вы со своей стороны старайтесь разговаривать с ней, вытягивайте ее обратно, не отпускайте. Нужно, чтобы она сама захотела жить, чтобы она боролась. Только, пожалуйста, не все сразу, по очереди. И это вот… — он покосился на игрушки, видимо собираясь попросить убрать «антисанитарию» из палатки, но потом махнул рукой: А, пусть будут!

Кирилл сидел возле Нюты. Она лежала с закрытыми глазами, укрытая простыней, на которой кое-где проступали кровавые пятна. Голова обрита и забинтована, лицо белое до синевы. Парень пытался говорить с ней, но с тем же успехом можно было бы обращаться к мраморной колонне.

На самом деле Нюта находилась в каком-то полубессознательном состоянии, словно сквозь плотный кокон слыша все происходящее вокруг. Она понимала, что лежит в маленькой белой палатке, что ее пытаются лечить. Но чем закончится лечение, девушке было безразлично. Да и вообще, она не понимала, зачем жить дальше.

«Чего они еще от меня хотят? — думала Нюта. — Я сделала так, как они хотели, — пусть и не своими руками, но все же уничтожила Тварь. Теперь, в благодарность за это, могли бы просто дать мне спокойно умереть».

Из разговоров она представляла себе, как ее спасли. Кирилл и один из местных сталкеров поднялись на поверхность и нашли ее совсем рядом с павильоном Краснопресненской, успев буквально в последний момент. Нюта даже помнила, как увидела их. Высокий человек склоняется над ней, беспомощной, это Кирилл. Ей казалось, что она даже узнала нож в его руке, которым парень очень дорожил. Так чего же он хотел — помочь Нюте или убедиться, что она погибла? Может, если бы не ненужный свидетель, он бы ее добил? А теперь ходит к ней, делает вид, что беспокоится, — ведь вокруг люди, нельзя обнаруживать свои истинные намерения. Ну и зачем ей вообще жить, если она никому не нужна? Какой смысл бороться? И зачем он только поднимался на поверхность, да еще до наступления темноты? Стоило ли так трудиться, рисковать, когда проще было оставить ее там умирать. «Да ведь я живучая, — грустно усмехнулась про себя Нюта. — Еще очнулась бы и доползла бы до метро сама. Тогда бы его стыдили, что он ничего для меня не сделал. Надо же было ему притвориться, что я ему небезразлична».

У нее то и дело начинались галлюцинации — наверное, продолжал действовать яд. В бредовых видениях ей являлись то баба Зоя, то Крыся, то Верховный. Хуже всего было, когда ей мерещились веселые глаза маленькой гусенички за секунду до того, как по воле Нюты она превратилась в мертвую оболочку. «Люди служат пищей монстрам, а сами монстры идут на корм червям. Вот так и продолжается жизнь…»

Иногда появлялся Макс, но теперь это совсем не радовало — сталкер приходил к ней в длинной замызганной белой рубахе и с трупными пятнами на лице. Тянул к ней руки, звал с собой. Иногда она слышала голос Кирилла: «Нюта, Нюточка, очнись». Но голос был слабым и неубедительным.

«Макс хочет забрать меня с собой, — думала Нюта. — Только почему он такой страшный, бледный, а глаза так злобно сверкают? Если бы он заговорил со мной ласково, я бы, наверное, ни на секунду не задумывалась и ушла с ним».

И однажды ее желание сбылось. Ей померещилось, что Макс сидит возле ее постели и внимательно смотрит, но на этот раз он был в камуфляжной форме и без страшных пятен на лице. Девушка приоткрыла глаза.

— Тебе лучше? — спросил Макс; голос у него тоже слегка изменился.

— Макс, не уходи! — попросила она.

— Конечно, я посижу возле тебя, если хочешь. Но… Я не Макс. Меня Алек зовут.

Нюте трудно было повернуть голову, но она догадывалась — рядом находятся еще люди. Видимо кто-то из них стал делать парню знаки, и тот поспешно добавил:

— А впрочем, как тебе нравится, так и называй.

Но Нюта сама уже видела — это не Макс: шире расставлены глаза, более пухлые губы. А все же сходство удивительное, и так хорошо, когда он смотрит на нее своими веселыми, любопытными глазами. А когда Алек накрыл ее руку своей, она оказалась такой теплой, живой. Нюта вдруг подумала: «Я же, наверное, выгляжу как чучело! Волосы наверняка грязные, спутанные (не знала, что ее обрили). Интересно, какое у меня сейчас лицо?»

— Хочешь чего-нибудь? Попить или поесть? — спросил парень.

— Хочу зеркало, — прошептала Нюта.

Разглядывая себя, девушка ужасалась: без волос, лицо какое-то зеленое, под запавшими глазами синева, нос заострился. Иные покойники, которых она видела, выглядели куда приличнее. И ей вдруг так захотелось, чтобы Алек увидел ее прежней — такой, какой она пришла на Улицу 1905 года!

С этого часа Нюта медленно, но уверенно пошла на поправку.

Среди прочих посетителей с Улицы 1905 года оказались Вэл и Мура. Они рассказывали, как все на станции любят и ждут свою спасительницу, передавали приветы от Маши, коменданта и еще кучи каких-то незнакомых людей. Оказывается, какая-то женщина даже назвала в честь Нюты свою новорожденную дочку.

Старик-торговец, приятель Кирилла, чуть только Нюта пришла в сознание, принес ей почитать несколько книг. Нюта пока еще была слаба для чтения, да и Акопян не советовал ей напрягать глаза, но все же девушка выбрала парочку. Одна из них была толстой, в глянцевой, хотя и сильно потрепанной обложке, картинка на которой понравилась Нюте — двое парней и девушка в темных одеждах, с необычными задумчивыми, отрешенными лицами на фоне ночного неба. Темноволосый парень тоже слегка напоминал Макса. Нюте сразу захотелось узнать, что это за люди, в каких они отношениях между собой и что они делают в ночном лесу. Жаль, что, кроме обложки, картинок в книге больше не оказалось, а когда ее увидел Кирилл, то неодобрительно хмыкнул, но сдержался и ничего не сказал. Он вообще теперь старался не спорить с подругой — Оганез Ваганович категорически велел всем не утомлять и не расстраивать пациентку, словно не верил до конца в случившееся чудо.

Врач, конечно, не мог знать, что куда действеннее его скудных лекарств и ухода стал неизвестно откуда появившийся Алек. Он был так похож на Макса, и при этом куда лучше него, потому что не избегал девушки, а наоборот, подолгу сидел рядом и разговаривал с ней. Не так, как Кирилл, больше слушая самого себя, а внимательно, как будто все, что говорила Нюта, было необыкновенно умным и интересным. И от его внимания она расцветала — начинала с аппетитом есть, чаще улыбалась. Окружающие, заметив это, старались им не мешать. Стоило появиться Алеку, как все остальные куда-то тактично испарялись. А он садился рядом и с улыбкой брал ее за руку, словно не замечая, какая она страшная. Нюте даже начинало казаться, что она, как и прежде, красива.

И все же, кое-что странное в Алеке тоже было. Например, несмотря на общительность, у него была манера не отвечать на вопросы, которые ему не нравились. Он словно не слышал их. Так что девушка до сих пор ничего не знала о том, кто такой ее новый друг, о его прошлом или семье. Но она и не пыталась настаивать — ей было так хорошо в его присутствии, что Нюта боялась спугнуть это счастливое ощущение. Она все узнает когда-нибудь потом.

Зато сам Алек с любопытством расспрашивал ее обо всем. Сначала Нюта поведала ему о том, что видела на поверхности, потом понемножку стала рассказывать о своих прежних приключениях. Правда, в ее изложении история выглядела несколько по-другому, как будто они с Крысей просто пошли по каким-то делам на Тушинскую, оттуда — на Сходненскую, а там на них напали неведомые существа, и им пришлось по поверхности добираться до другой станции. Нюта решила, что осторожность, на всякий случай, не повредит. Раз сам Алек ей почти ничего о себе не рассказывает, то и она не станет выкладывать все сразу.

— А на Спартаке ты с самого рождения жила? — спросил как-то парень, и по его интонациям Нюта вдруг догадалась: он знает все. Наверное, ему рассказал Кирилл. Ох уж эта его подлая манера сплетничать! Наверняка тушинец боится, что теперь станет ей не нужен, и хочет поссорить подругу с соперником. Если она сейчас соврет, Алек будет хуже к ней относиться. Конечно, можно было, по примеру самого Алека, просто пропустить вопрос мимо ушей, но почему-то ей захотелось узнать, что он обо всем этом думает.

— Нет, — сухо сказала девушка. — Я родилась на Беговой. В возрасте пяти лет меня нашли в туннеле возле станции. Меня сопровождали двое взрослых, но их сожрали монстры, а мне удалось спастись. Что еще тебя интересует?

— Прости меня, — покаянно сказал парень. — Тебе, наверное, тяжело вспоминать об этом…

— Да нет, уже столько лет прошло. Просто ты не представляешь, насколько часто меня этим попрекали в детстве, — смягчившись, сказала она. — Люди на Спартаке считали меня чуть ли не оборотнем. Вот если бы меня тоже растерзали, тогда все было бы в порядке.

В утешение Алек стал рассказывать ей всякие байки. О том, как когда-то давно, когда люди еще жили наверху и были так же суеверны, как и сейчас, они судили женщин, которых подозревали в колдовстве. Подозреваемую полагалось бросить в воду. Если она утонет, то не виновата, а нет — значит, ведьма, и ее нужно сжечь на костре. Еще рассказал, что около ста лет назад наверху правил Великий диктатор, которого все боялись до смерти, а у него в советниках был ученый. И тот ученый уверял, что если, например, корову кормить мясом, то она постепенно превратится в тигра. Диктатор ученому верил, хотя многие считали его шарлатаном. А теперь, когда наверху такое творится, впору опять пересмотреть взгляды на науку. Может, тот ученый был по-своему нрав? Кто знает, не имел ли он в виду, что превращение происходит под влиянием радиации?

Нюта посмеялась, хотя и не слишком весело.

— А ты помнишь что-нибудь о том, что с тобой было в том туннеле? — вдруг спросил Алек.

— Не очень хорошо. Мы долго шли в темноте, я устала, хотела есть и пить. И нога очень болела. Помню, все время жаловалась, но меня не слушали. Дядька Федор тащил меня за руку и ругался, а тетка Люся сзади шла. Вдруг она вскрикнула, и послышался какой-то шум. Дядька Федор окликнул ее, но она не отзывалась. Он мою руку выпустил и кинулся бежать, а я отползла к стене туннеля и лежала там, боялась пошевелиться. Что-то мимо меня пронеслось, я только почувствовала движение воздуха и противный запах. Тут дядька Федор выстрелил раз, другой, а потом заорал так ужасно, но скоро замолчал. Раздался хруст, чавканье, а потом что-то большое приблизилось ко мне, оно сопело и вздыхало прямо над ухом. Я сознание потеряла. Потом очнулась — и не пойму, где я. Темно, вокруг какие-то теплые шерстяные комки возятся, глаза желтым светятся, и запах ужасный. Они меня облизывали, я согрелась и заснула. Не помню, сколько времени я там была. То засыпала, то просыпалась, совсем от голода ослабела. Они что-то вонючее жевали, а я такое есть не могла, вот и решила выбираться оттуда. Поползла наугад, через какое-то время нашарила на полу немного мха, пожевала — ужасно живот заболел. Думала, умру. Потом опять услышала — сопит кто-то поблизости. Я в какую-то щель заползла, и вдруг вдали свет замелькал, голоса послышались. Зверь испугался, ушел, а ко мне подошли люди, дали нормальной еды и увели с собой. Так я на Спартак и попала. С тех пор иногда снится, что я опять в логове этих зверей. Да, еще нога перестала болеть. Она у меня с детства ныла, а после того случая я почти поправилась. Только люди все равно относились ко мне так, словно я сама — опасное животное. Мальчишки дразнили подкидышем, найденышем, оборотнем, говорили, что я в туннелях человечиной питалась, оттого и выжила. Только когда выросла, перестали дразнить, но все равно косились. А я не помню, чем питалась! — с отчаянием сказала она. — Хочу вспомнить — и не могу. Что же мне теперь, из-за этого всю жизнь отверженной быть?!

— Не думай больше об этом. Все позади, — сказал Алек и погладил ее по руке.

— Постараюсь. Знаешь, я вот рассказала тебе — и мне уже будто легче стало. До этого со мной никто так не говорил об этом. Почему ты ко мне так хорошо относишься?

Алек вроде бы смутился.

— Да что тут особенного? — произнес он. — Нормально отношусь. Ты очень храбрая, ты не такая, как все. Может быть, у тебя и вправду какой-нибудь дар?

— Ну вот, и ты туда же! Пойми, я самый обычный человек. И то, что я победила Зверя, — это просто случайность.

— Мой отец говорит, что случайность — это неосознанная закономерность, — заметил Алек.

— А кто он, твой отец? — с любопытством спросила Нюта, радуясь случаю узнать о нем побольше.

— О, он тоже интересный человек. Я тебе потом расскажу о нем, — пообещал парень, и Нюта разочарованно вздохнула: опять это «потом».

— Я сама была бы рада, если бы у меня какие-нибудь способности открылись, — призналась вдруг она. — Все не так обидно. Но я только вижу иногда странные сны, а сны видят многие, что тут такого? Если даже в моих снах и есть какой-то особый смысл, то я не умею их правильно истолковывать. Другое дело — Вэл и Мура. Мне потому и хочется на Улицу 1905 года, что там тоже живут необычные люди, и никто в них не тычет пальцами, не дразнит. То есть, некоторые косо смотрят, конечно, но все равно… — Она запуталась, не зная, как объяснить.

— А те люди, с которыми ты шла, были твоиродственники? — спросил Алек.

— Да не помню я! — с отчаянием сказала Нюта. — Но вряд ли. Они плохо ко мне относились, все время ругались.

— А как же так получилось, что ты оказалась у них? Твои родители умерли?

— Нет, — покачала головой Нюта. — На Беговой у меня осталась мать.

— Как же она тебя отпустила?

— Не знаю. Я ведь совсем еще маленькая была, сама не понимаю, что произошло. Думаю, челноки меня украли или увели обманом. А иногда снится, словно бы какой-то человек ведет меня к ним, только он впереди идет, и лица его не видно. Может, оттого, что это был кто-то из знакомых и мне страшно узнать об этом? Говорят, бывают такие гадалки, которые могут нарочно погрузить человека в сон, и тогда он видит все, что с ним было. Вот бы мне найти такую!

— Ладно, ладно, — торопливо сказал Алек, увидев, что Нюта опять начинает волноваться. — А про Беговую ты что-нибудь помнишь?

— Как ни странно, помню, — ответила девушка. — Помню, как мама меня спать укладывала, песни пела или сказки рассказывала. Она веселая была, красивая.

— А отца совсем не помнишь?

— Нет. Может, он еще до моего рождения умер или пока я грудной была. Последний год с нами стал жить мамин приятель, его звали Петр, а фамилию не знаю. Я его не любила, но старалась ради мамы виду не показывать. Он все орал, что меня надо воспитывать, что я совсем от рук отбилась. Помню, как-то раз я взяла без спроса лепешку, а он дат мне подзатыльник. Я рассердилась и укусила его за руку. Ох, как он тогда орал! На этот раз отлупил меня как следует, хотя мама плакала и просила его перестать. Потом Петр куда-то ушел, а она обнимала меня, утешала… Я вообще не понимала, чего он с нами живет? У него здесь же, на станции, был сын от другой женщины, Сашка. Противный такой мальчишка, все время дразнил меня бледной поганкой и за волосы дергал… — Немного помолчав, Нюта задумчиво сказала: — Интересно, что теперь с ними со всеми? Когда я оттуда ушла, мама ребеночка ждала. Наверное, у меня уже взрослый брат или сестра…

— Так значит, ты хочешь вернуться обратно на Беговую? — спросил Алек.

— Конечно хочу. Вот только надо поправиться немножко, чтобы маму не испугать. Да и сил у меня пока нет.

— Тогда тебе нужно как следует питаться. — И Алек принялся кормить ее с ложечки теплым грибным бульоном.

— А ты пойдешь со мной на Беговую? — робко спросила Нюта. Парень, казалось, задумался, а она ждала его ответа так отчаянно, что, казалось, вот-вот сердце выпрыгнет из груди.

— Ну, если ты захочешь, — наконец сказал он слегка неуверенно, — пойду.

Через неделю Нюта смогла, наконец, подняться на ноги и в сопровождении Алека решила немного пройтись по станции. Ощущение было не из приятных: побывав наверху, она уже иначе ощущала пространство. Теперь ей казалось, что на Баррикадной слишком тесно и даже как будто тяжело дышать. Низкие и массивные колонны давили, свет, хотя и неяркий, резал глаза, а попадавшиеся навстречу люди раздражали. Немудрено, что Нюта быстро устала, и Алек усадил ее отдохнуть возле того самого торговца книгами, благо Кирилла рядом не было. Зато рядом крутился какой-то мальчишка в драной майке, выцветших шерстяных штанах и калошах на босу ногу — видно, помогал торговать.

— Покупайте последние новости! — важно выкрикивал он. — Вся правда о метро! Кто терроризировал Улицу 1905 года? Откуда пришла девушка, победившая Зверя? Правда ли, что Тот-кто-сидит-в-пруду когда-то сбежал из аквариума в Зоопарке? Все самое интересное в нашем экстренном выпуске!

— Да какие же это последние новости? — рассмеялся Алек. — Они уже устарели.

— Не мешай торговать! — нахально ответил пацан. — Ты, может, все уже знаешь, а приезжие еще не в курсе.

— А почем твои новости?

— Так и быть, отдам за патрон.

Алек хмыкнул, вручил мальчишке патрон и взял в руки тетрадный листок, исписанный мелким неразборчивым почерком. Текст предварял портрет высокой девицы с автоматом наперевес и развевающимися волосами. Как ни странно, неизвестному художнику удалось передать сходство, хотя черты лица были несколько утрированными: неправдоподобно пухлые губы и огромные глаза с длинными ресницами. К тому же грудь у нее была такая, что казалось — комбинезон вот-вот лопнет.

— Забавно, правда? — Алек протянул листок Нюте.

Едва взглянув, девушка вернула его обратно и поморщилась:

— Не понимаю, зачем это делать? Изобразили меня какой-то идиоткой! Между прочим, Мура говорила, что без противогазов на поверхности только нелюди ходят…

— Ну, наверное, это просто такой образ героический. Каждый зарабатывает, как может, — философски заметил Алек.

Он помог девушке подняться и осторожно повел обратно в госпитальную палатку. Стоявший неподалеку человек с редкими волосами и родинкой на лбу, одетый в защитный костюм, проводил их задумчивым взглядом. Заметив, что Алек выронил листок с «новостями», он подобрал его, быстро огляделся по сторонам и впился глазами в рисунок. Торговцу книгами это не очень понравилось, но он промолчал. В конце концов, мало ли тут чужого народу толчется? Не делать же замечание человеку, который не совершил ничего противозаконного, — он же не украл листок, а просто поднял. Да и небезопасно — вдруг обидится?

Ближе к вечеру Нюту навестил Кирилл, нарочно выбравший время, когда Алек отлучился. Оба парня как-то сразу невзлюбили друг друга, что очень расстраивало Нюту. Кирилл называл Алека исключительно «этот тип» и насмехался над его неотесанностью. Судя по всему, еще в самом начале знакомства они со стариком-торговцем пытались втянуть Алека в беседу о книгах и выяснили, что тот не читал почти ничего. Но Нюта видела и другое — может, ее новый друг и был менее начитанным, зато очень чутким и моментально ощущал перемены ее настроения. Он интуитивно чувствовал такие вещи, о которых Кирилл со всей своей высокомерной «ученостью» даже не догадывался.

Алек, в свою очередь, за глаза называл Кирилла «метросексуалом». Когда Нюта услышала это слово в первый раз, она даже немного обиделась за Кирилла, посчитав незнакомый термин заковыристым матерным образованием. Алек, услышав ее версию, весело рассмеялся и объяснял, что так до Катастрофы называли людей, которые маниакально следят за своей внешностью. А потом так уморительно изобразил, как Кирилл расчесывает волосы и поправляет воротник рубашки, что девушка невольно рассмеялась. И все же эта взаимная неприязнь ее утомляла.

— Я вижу, тебе получше? — спросил Кирилл.

— На самом деле я все еще чувствую себя паршиво, — призналась Нюта. — Слабость, рука болит, хотя опухоль вроде спадает, и левое ухо слышит плоховато.

— Это ничего. Акопян сначала думал, что руку придется ампутировать. И вообще, он удивляется, что ты так быстро идешь на поправку! Ведь еще неделю назад были серьезные опасения, что ты вообще не выживешь.

После этих слов Нюта неожиданно развеселилась.

— Это потому, что меня вскормили монстры, — зловещим шепотом произнесла она, закатывая глаза. — Человеческим мясом и кровью-юу!

— Не паясничай! — поморщился парень. — Оганез Ваганович сказал, что у тебя просто железное здоровье и отменный иммунитет… ну, знаешь, сопротивляемость организма. По его мнению, редкий мужчина смог бы очнуться от такой дозы яда, а потом еще и сражаться, да и вообще двигаться. Пей побольше, чтобы организм окончательно очистился от этой дряни.

От его нарочито кислого вида и традиционно наставительного тона хорошее настроение Нюты тут же улетучилось.

— Надоело мне тут, — жалобно сказала она. — Тесно, шумно, торговцы всякие шастают, и вообще приезжих полно. Все галдят, суетятся… Хочу обратно на Улицу 1905 года. Там как-то просторнее, и люди знакомые. Мне кажется, я бы там еще быстрее поправлялась. Сидела бы у костра, слушала всякие рассказы…

— Не понимаю, что ты нашла на этой захолустной станции, — покачал головой парень. — Хотя, конечно, — тут же добавил он с непонятной насмешкой в голосе, — ты там теперь героиня. Того и гляди — комендантом выберут!

Нюта уже хотела возмутиться, но Кирилл, видимо поняв, что хватил лишку, быстро сменил тему:

— Я сегодня говорил с Акопяном, он считает, что за твою жизнь уже можно не волноваться. Наверное, через несколько дней можно будет подумать о переезде.

— Переходе, — хмыкнула девушка. — Марш-броске. Кстати, ты в курсе, что в туннеле между Баррикадной и Улицей 1905 года привидение бродит?

— Какое привидение? — опешил парень. Вид у него был такой комичный, что Нюта невольно прыснула:

— Самое обычное, безголовое. А голова, чтоб ты знал, у него в сумке лежит, потому что так ее носить удобнее.

Кирилл озабоченно пощупал ей лоб — похоже, решил, что под остаточным действием яда у подруги начинается бред.

— Я не оговорился, именно о переезде. Эта женщина, Мура, договаривается с комендантом, чтобы тебя, да и всех нас на Улицу 1905 года доставили на дрезине, — сказал он.

— Ну и хорошо, — пробормотала Нюта. — Все так славно устраивается. И Алек тоже обещал, что с нами поедет.

Услышав имя ненавистного конкурента, Кирилл сузил глаза, а на его скулах появились желваки.

— Знаешь, я не хотел заводить этот разговор, пока ты была слаба, но больше его откладывать сил нет. Объясни, пожалуйста, почему какой-то посторонний человек сидит у тебя столько времени, не давая больше никому с тобой общаться? Кто он такой, в конце концов? Откуда взялся? Раз ты столь явно предпочитаешь этого типа всем прочим, может, знаешь о нем что-то, чего не знаю я?

— Не знаю, что ты там знаешь, а что — нет, — с деланной беззаботностью отозвалась девушка, — а мне плевать, кто он и откуда. Захочет — сам расскажет.

— Ты меня удивляешь! — всплеснул руками Кирилл. — Я-то считал тебя рассудительной, а ты ведешь себя, как идиотка!

— Никогда ты не считал меня рассудительной! — зло огрызнулась Нюта, начиная заводиться. — Наоборот! Постоянно высмеивал и говорил гадости еще с того дня, как мы очутились у анархистов. Благодаря мне, кстати, если ты позабыл!

Тут уже смутился Кирилл, но Нюту понесло:

— И, если уж на то пошло, что я знаю о тебе самом? Тоже не слишком много, правда? Но вот одно я уяснила слишком хорошо: всякий раз, когда мне была нужна твоя помощь, тебя рядом не оказывалось. Если бы ты не променял меня на свои драгоценные книжечки и комфорт, если бы пошел со мной на Улицу 1905 года, я бы сейчас тут не валялась!

— Вряд ли мне удалось бы тебя защитить от целой станции, — с сомнением пробормотал Кирилл. — В лучшем случае нас бы отправили сражаться со Зверем вдвоем, а я…

— А ты — трус! — безжалостно припечатала Нюта.

Она сама понимала, что несправедлива сейчас, но ей так хотелось отплатить за все придирки этому… метросексуалу! Он издевался над ней, говорил, что она никому, кроме него, не нужна, и хороводился с Лолой чуть ли не у нее на глазах. А как только у него появился соперник, сразу заволновался. Ну ничего, ему еще и не так волноваться придется!

— Но ведь это я тебя спас, — опешил Кирилл. — Я пошел за тобой на поверхность, днем…

Нюта прищурилась:

— А откуда мне знать, шел ли ты меня спасать? Ты думал, что я без сознания, но я отлично помню, как ты наклонился ко мне с ножом.

Кирилл даже поперхнулся.

— Нет, ну надо же придумать такое! Нюта, Нюточка, ты что, вправду думаешь, что я мог бы поднять на тебя руку? И не просто поднять, а…

— То есть, ты отрицаешь, что доставал нож? Забыл, что с тобой был другой человек, сталкер? Он может подтвердить мои слова.

— Вот именно! — Кирилл тоже начал кипятиться. — Если б у тебя была хоть капелька мозгов, ты бы и сама додумалась: даже если допустить на секунду такую дикость, то убивать нужно без свидетелей! Я просто растерялся и хотел разрезать на тебе комбинезон, чтобы посмотреть, куда ты ранена. Совсем забыл, что наверху этого делать нельзя. Хорошо, что этот сталкер, Мулат, меня остановил.

— Можешь говорить что угодно, но верить тебе я не обязана! — буркнула девушка.

— Нюта, — ласково сказал Кирилл, хотя видно было, что терпение его на исходе. — Ты переутомилась. У тебя подорвана психика. Это и неудивительно, если учесть, сколько всего тебе пришлось пережить. Тебя нужно подлечить, и все будет хорошо.

«Вот он куда клонит, — мелькнуло в голове у Нюты. — Хочет выставить меня сумасшедшей фантазеркой, чтобы мне никто не верил. Эдак он скоро заявит, что и Зверя никакого не было!»

— Этот номер у тебя не пройдет, — сказала она. — Ты правильно сказал: теперь люди считают меня героиней, и они куда охотнее поверят мне, чем тебе. Только попробуй сказать кому-нибудь, что я не в своем уме!

— Дура! — тоскливо протянул Кирилл. — Тебе мерещится опасность там, где ее нет, а очевидного замечать не хочешь. Пойми, этот тип мне не внушает доверия. Ну подумай сама, чего ради ему сидеть с тобой целыми днями? Ты думаешь, он в тебя влюбился? Да посмотри на себя! Ты сейчас похожа на мумию. Или, может, он тебе вешает лапшу на уши, что любит тебя за красивую душу?

Нюта тоже не понимала, что привлекло в ней Алека. Подумав, она решила — наверное, то, что теперь ее считают героиней. Да и какая, в сущности, разница — лишь бы он был с ней, лишь бы не уходил. А вот Кириллу следовало объяснить все раз и навсегда. Конечно, она не станет ему рассказывать про Макса и про то, как похож на него Алек, но тушинец должен понять: отныне своей жизнью она будет распоряжаться сама.

— Знаешь, у меня болит голова и совершенно нет ни сил, ни желания спорить с тобой или выслушивать твои истерики, — сухо сказала она. — Будь добр, оставь меня одну. И учти — хочешь ты того или нет, но на Улицу 1905 года Алек поедет вместе с нами. Он мне это обещал.

— Конечно, чего бы ему не пообещать? — скривился Кирилл. — Все равно ведь по пути.

И удивился, увидев недоумение в глазах Нюты.

— А разве он тебе не рассказывал? Я был уверен, что ты знаешь, вот и тянешься к нему из-за своей навязчивой мании. Получается, он скрыл от тебя даже это…

— Что «это»? — прошептала Нюта, холодея от внезапной догадки.

— Что живет на Беговой. Нюта! Что с тобой, Нюточка?

Нюта лежала без сознания. Кирилл кинулся искать врача.