Глава 9. Штурм (222 ночь после часа Х)

На часах было 23:23, когда я, соблюдая порядок вышла в коридор. Кровь прибоем  шумела в ушах и по шее пробегали волны мурашек. «Будут ли турки такими отчаянными, что бросятся на автоматы? Отступят, если кого-то из них убьют? Найдем ли мы там что-нибудь, что оправдало бы нашу безумную акцию?» Эти мысли проскакивали с бешеной скоростью, пока мы преодолевали  последние метры до баррикады, за которой царила мертвая тишина.

       Димон остановил нас движением руки, ногой пнул баррикаду, которая отозвалась скрипом на его резкое движение, после чего отрывисто заговорил, как мне показалось, на турецком.

– Я не хочу кровопролития и требую, чтобы все разошлись по комнатам, по крайней мере, уберите женщин, – шепотом перевел мне Жан-Клод, глаза у него были широко раскрыты от удивления.

       Вот уж, действительно, ночь открытий! Значит, Дима все это время мог говорить и понимал турок, но молчал? Почему? Интересно, какие еще сюрпризы скрываются в этом человеке?

       Через несколько минут кровать, закрывавшая узкий проход сдвинулась и оттуда показалось бородатое лицо Малика. Он ожидал увидеть Жан-Клода, но  в лоб ему смотрела черная дырка автоматного ствола. Димон медленно наступал, и потихоньку мы все просочились внутрь. Тут был точно такой же коридор, но застеленный пестрыми ковриками (когда и из чего они успели их наделать?), с аккуратными рядами обуви возле заслона, он имел совершенно восточный колорит. Молчаливо стоящие люди угрожающе заворчали, когда из их плотной массы крадущимся шагом вышел по пояс голый мужик. Я прижалась к стене, и, похолодев от страха, наблюдала за ловкими движениями этого верзилы, на две головы выше Димки. Они являли собой точную иллюстрацию к библейскому сюжету, только Давид был вооружен автоматом, а в руке Голиафа блеснуло лезвие.  «Неужели он будет стрелять!?» пронеслось в моей голове.

– Что тут у нас? А... ножичек... Красивый. Вот это я люблю, – голос Димона опять стал шутливым. – Ну, иди сюда...

       Не было никакого киношного кружения напруженных тел, ложных выпадов, а только замершие перед броском два хищника, а потом смазанное движение, почти неуловимое для глаз, и нож, описав изящную дугу где-то под потолком, вонзился в баррикаду, а Димон коленом прижал спину сопротивляющегося верзилы к полу и выкрутил руку, пока она не хрустнула с сухим звуком. Вой захлебнулся, и человек обмяк. Не только я, а и никто не успел понять еще что произошло, как наш предводитель уже вновь был на ногах, решительно сжимая автомат.

– Забрать. Оказать первую помощь, – отпрыгнув на пару шагов скомандовал Димон.

       Хотя сказано это было по-русски, но его отлично поняли, и двое мужчин, настороженно косясь, перевернули бесчувственное тело, неуклюже приподняли за плечи и за ноги, и поволокли его в ближайшую открытую дверь, откуда раздались женские крики и плач.

– Больше нет желающих? Отлично. Жан-Клод, кто главный у них?    

– Я думаю, вы хотите говорить со мной, - говоря это, вперед выступил старик, которого я, еще в первые дни, окрестила Патриархом.  Голос его был размеренным и произнес он эту фразу по-русски,  практически без акцента.

       Я ушам своим не верила: все это время выставляя Жан-Клода единственным связующим звеном, и Димон и Патриарх скрывали свои знания, и скорее всего, не только языков. Мы таращили друг на друга глаза, а вот Димон, похоже, совсем не был удивлен.

– Еще раз повторяю, что не хочу крови. Лучше пусть спокойно зайдут в комнату. И пока мы их там запрем.

       Повелительным жестом руки и одной фразой, сказанной в пол-голоса, Патриарх заставил немедленно умолкнуть ропщущих мужчин и они скрылись в одну из комнат.

– Вы можете их закрыть в этой спальне, чтобы чувствовать себя спокойно...

– Глеб, давай-ка, стань возле двери. Будут попытки выйти, очередями по ногам. Не раздумывай! – отдал приказ Димон и повернулся к старику. – Ну, показывайте, что тут у вас.

       Теперь эти два человека стояли друг против друга, олицетворяя собой всю суть нашего конфликта. Высокий седой старец, одетый в некое подобие халата  и чалму из все той же камуфляжной ткани, выглядел неправдоподобно архаично. При этом, его глаза излучали  волны властной энергии, перед которой мгновенно склонялись его соплеменники. Димон, хотя и был ниже почти на голову, ни в коей мере не тушевался, и, если и чувствовал себя неуверенно, то, по крайней мере внешне, это ни в чем не проявлялось. Может быть, спокойную силу он черпал в оружии, ловко лежащем в его руках.  Только тут я вспомнила, что у меня тоже есть пистолет. Ладонь взмокла от напряжения, но вытереть ее я не решилась.

       Мы двинулись вслед за неспешно идущим стариком и остановились возле двери в самом дальнем конце коридора. Старик посмотрел на меня скептически, нахмурился и начал говорить:

– Женщина, ты останешься снаружи.  Аллах тебя предостерегает,  ты потеряешь себя, если войдешь в эту дверь...

       Обращение «женщина», невнятная ахинея про Аллаха, и самое главное -  презрительный взгляд, настолько меня взбесили, что я грубо ответила:

– С какого перепуга он обо мне волнуется, твой Аллах?

– Аргументы всегда одни: воля судьбы.

– Командовать ты будешь своей женой, тоже мне, пророк Мухаммед нашелся! А я войду внутрь.

– Так, нам придется разделиться, – прервал Димон этот обмен любезностями. – Караулить коридор останусь я, а ты, Жан-Клод, Детлеф и Мартин идите с Катрин в комнату. Заберите женщину или кто там есть,  и лучше бы нам поскорей отвалить...

       Он выразительно повел автоматом, и старик вставил в замок ключ, висевший у него на шее. Едва дверь приотворилась, мне в ноздри ударило непередаваемое зловоние.  Патриарх  вошел в темноту первым, и лишь только он зажег свет, раздался пронзительный вой, который при всем желании нельзя было посчитать человеческим. Старец с вызовом посмотрел  мне в глаза и высокомерно поднял бровь. Если бы я не так желала ему противоречить, то наверное бы отступила, но дурацкое «А слабо!» заставило покрепче сжать рукоять пистолета и сделать шаг вперед.

       Я оглядывала абсолютно пустую комнату, ища запертую тут женщину. В дальнем углу на полу лежало что-то, напоминающее тюк грязного тряпья, однако он был живым, так как лохмотья вздрагивали и вой исходил именно из них. Это было так странно, что я даже не успела испугаться.

– Кто это? – спросил Жан-Клод.

– Преступница, – ответил старик совершенно спокойно.

– За что вы ее так? Что она сделала? – во мне вскипало возмущение.

– По закону ее надо побить камнями, но где взять тут камни? – Патриарх говорил торжественно, и в его словах звучала столь непоколебимая уверенность в своей правоте, что никто не нашелся как-то возразить. – Поэтому я решил, что она умрет от голода, не так ли, Айше?

       Пока мы растерянно озирались друг на друга, какое-то неясное предчувствие заставило меня отступить в сторону, и время будто застыло. Я увидела, как существо, названное Айше, с быстротой молнии рванулось из своего угла к двери, но на дороге стоял Мартин. В его руку и впилась зубами Айше. Мартин только еще открывал рот, чтобы закричать от боли, как моя рука подняла пистолет, и когда длинный ствол был направлен точно в середину лохмотьев, палец надавил на неожиданно легко поддавшийся  курок.

       Неимоверной силы толчок отдачи буквально вывернул мою руку из плеча и я, потеряв равновесие, стала падать. А потом я оглохла от грохота выстрела, вопля Мартина, криков Детлефа, Жан-Клода и ворвавшегося в комнату Димона, от  грома автоматной очереди, которую выпустил Глеб, от  визга женщин и рычания мужчин, колотящих в  двери запертых нами комнат.

Тишина длилась несколько мгновений, и тут все как будто сорвались с цепи. Не умея сгруппироваться и сильно ударившись об пол правым локтем, я чертыхнулась, а потом заледенела,  увидев, что скрывали грязные, в засохшей крови лохмотья. Из них протянулась тонкая девичья рука, на которой не было пальцев! Пальцы свои Айше - как правильнее сказать? - съела... сжевала... сгрызла...  

       Жан-Клод рывком поднял меня и выволок в коридор. Другой рукой он тащил ошалевшего Мартина. Воздух был  накален и пропитан острым запахом сгоревшего пороха. Димон возглавлял отряд. Лицо его было перекошено, ноздри раздувались, он  выкрикивал что-то на турецком, подталкивая Патриарха дулом автомата. Дверь комнаты, в которой закрыли турков, была снесена с петель и валялась посреди коридора в крошеве штукатурки, а три человека, срезанные очередью  Глеба, корчились на полу. Они мешали другим, озверелым  в своей ярости мужчинам, кинуться на нас с голыми руками.  Если бы не Патриарх, их пришлось или перестрелять всех до единого, или мы были бы растерзаны в клочья, однако старик обладал прямо-таки магической властью. Он с достоинством прошествовал мимо раненных, подняв руку успокоительным жестом. Глеб и Детлефф пятясь прикрывали наше отступление.

       Когда мы выбрались за баррикаду, нас встретила прохладная тишина и абсолютная пустота. Казалось, что я бреду по колено в воде, с трудом переставляя непослушные ноги. Кто-то разжал мне руку и забрал пистолет. Голоса за моей спиной что-то толковали насчет несения вахты, куда поместить старика, как передать перевязочный материал и про дезинфекцию раненных... Наверное, на самом деле, все это продолжалось несколько минут, но время перестало иметь для меня всякое значение.

       Шаги за дверью заставили меня повернуть голову. Если раздастся тихое постукивание, почти поглаживание – значит Мартин. Парень, кажется, вообразил, что я спасла ему жизнь. Можно подумать, что от укуса умирают... Не могу заставить себя выйти из комнаты. Не могу видеть людей. Ведь надо будет как-то выдерживать их вопрошающие взгляды. Или даже отвечать: а как это ты смогла...

       Мартин приходит с тарелками какой-то еды и молча пытается заставить что-нибудь съесть. Мне в горло ничего не лезет, а вот Маркиз на отсутствие аппетита не жалуется. Я прижимаю к себе кота, утыкаюсь носом в его теплую шкурку и хочу заплакать, но слез нет. И вот, уже не знаю сколько часов, сижу с воспаленными сухими глазами, глядя в пустоту перед собой, потому что если прикрыть веки, опять увижу лохмотья и смуглую изящную ладонь... Я не могу представить себе, какие мучения нужно было пережить, чтобы это сделать. Можно ли сойти с ума от голода? С каждым часом эта история кажется мне все более и более дикой. Что нужно иметь в голове, в душе, в сердце, чтобы оставить семнадцатилетнюю девчонку одну, в кромешной темноте, без крошки еды, и ежедневно приносить воду, слыша ее мольбы о прощении?

       Но сейчас что-то другое. Решительный стук в дверь предварил появление Димона.

– Официально передаю тебе Стечкина на вечные времена. Владей. Тем более, что пользоваться им ты уже умеешь, – сказал он вместо приветствия и подойдя к столу положил увесистый пакет.

– Не надо мне об этом постоянно напоминать, у меня пока все нормально с головой.

– И отлично! Вот тут еще инструкция, рассмотришь потом, что непонятно - спросишь, ну и по мелочи... Кобура, патроны, ершик. Ты должна будешь научиться чистить, разбирать и собирать свое оружие.

- С закрытыми глазами и на время! – этот человек злил меня, принеся шум, суету и воспоминания, от которых я хотела спрятаться в кокон отчаяния.

– Хорошая идея, вскоре устроим соревнования! Только тебе придется покороче ногти остричь, мешать будут! Работы впереди много. Так что, давай-ка киска, не кисни, – он почесал Маркиза за ухом. – Ты хоть понимаешь, что в рубашке родилась или даже в двух?

– Это нашего здесь появления касается?

– Да не только. Вам всем, ну и тебе в частности, очень повезло, что вы до следующей остановки не доехали. Сильно повезло, – ногой пододвинув стул, он оседлал его по-ковбойски.

       Это заявление можно было понять в том смысле, что только на Моренштрассе был вход в этот бункер, спасший нам всем жизнь. Но нечто в тоне Димона заставляло искать другой смысл – везение было еще в чем-то.

– Значит ты не про бункер говоришь?

– Соображаешь. Умница. Ага, совсем про другое, хотя и бункер, и Клаус, вечная ему благодарность,  подвернулись кстати, – он замолк, испытующе глядя на меня, будто альпинист проверяя: надежно ли закреплена веревка на скале;  решая: выдержит ли она груз...

– Ну уж, выдавай свое самое большое откровение. Или я заранее должна поклясться, что тайну хранить умею?

– Я знаю, что умеешь, – он еще помедлил, а потом ровным голосом продолжил. – Дело в том, что я должен был всех, понимаешь, всех вас ликвидировать. А груз вакцины передать встречающим. На Мендельссон-Бартольди-Парк должны были вас встречать, а не возле посольства. До посольства никто не доехал бы...

        Теперь многие вещи сложились в одну цельную картинку, и я удивлялась собственной слепоте: как же я могла не замечать всех этих маленьких странностей и несостыковок, как же я могла игнорировать постоянные сигналы, которые мне посылала моя интуиция? Господи, все было разыграно, как по нотам! Мы познакомились в очереди, когда я заказывала авиабилеты для Жан-Клода, Павла и себя, в том странном сне, о котором старалась не вспоминать – в нашей прежней жизни. Димон заговорил со мной и попросил помочь разобраться в расписании, которого якобы не мог прочесть на немецком. А потом оказалось, что нам ехать в одном направлении, а потом он попросил меня посоветовать какую одежду купить для матери и сестры (которых, наверняка и в помине не было!) и я пару дней моталась с ним по магазинам, болтая обо всем на свете, а потом мы ходили обедать, а потом он предложил свою помощь для доставки вещей в аэропорт, и я согласилась с большой радостью, ведь багаж у нас был тяжелый...  

       Как смотреть в глаза человеку, который только что сообщил, что собирался тебя убить? Не знаю, что со мной было бы, услышь я такое до ночного штурма, но сейчас я почувствовала только легкие мурашки по спине. Молчать, уставясь на него, было, по меньшей мере глупо, поэтому я сглотнула накопившуюся слюну и как можно равнодушнее спросила:

– И как же ты нас вычислил?

– А я и не вычислял. Мне заказ дали. Я поехал его выполнять. Хотя не люблю Европу.

– Угу. Понятно. И ты собираешься его дальше... Ну, заказ... – в голове моей, как на палубе корабля во время шторма, свистел бешеной силы ветер, срывая паруса, сметая незакрепленные вещи.

– Можно подумать, что тебе не плечо, а мозги вывихнуло. Катрин, очнись! Тот мир кончился навсегда. И мы оказались в одной лодке. А ваши заказчики, если живы конечно, – в другой. И мы с ними уже никогда не встретимся. В этой жизни, во всяком случае. Понимаешь?

– Ясно. И что же ты теперь собираешься с нами делать? – меня все-таки колотила нервная дрожь, когда я представляла себе, что из-за моей глупости и легкомыслия я подставила под удар совершенно невинных людей! Ладно еще наша троица, мы, в конце концов, представляли себе на что идем, воруя вакцину, но Глеб, но Мишаня? Они-то нас всего лишь провожали...

– Ничего плохого, успокойся, но нашу ситуацию надо исправлять,  – улыбнулся он, как всегда иронично и бесконечно искренно. – Все у нас тут расслабились, того и гляди до ментального поноса дойдет. Ты вот, понимаешь, почему в таком депресняке сидишь? Ты хочешь создать цель для далекого будущего. Тебя волнует: «А что, если мы все вымрем?» А я этим не озабочен. Вымрем, ясно, но остается вопрос КАК. Можно превратить свою жизнь в сплошные страдания по ушедшему, по настоящему и будущему. А можно устроить комфортную разумную общину, где у каждого будет свой участок  труда на общее...

– Благо, – перебила я.

– ...выживание. Это разные вещи, запомни. В конце концов, жизнь сама по себе хороша. Я человек ответственный, и если беру на себя решение какого-то вопроса, то должен подумать обо всем, в частности и о преемнике, – он ткнул пальцем в мою сторону. – Мало ли, что со мной может произойти. Тише, тише, я не собираюсь умирать завтра, но тылы надо обеспечить сейчас.

– Почему я?

– Хороший вопрос! Я знаю, как тебе непросто сейчас. Много раз это видел. Первое убийство. Кого-то рвет, кто-то плачет, кому-то и крышу снести может. А ты молчишь. Это признак. Мне достаточно. Ты из волков.

– Ты меня не знаешь, – мне было так нужно, чтобы он еще раз сказал, что я сильная.  

– Окей. Я тебя не знаю, – кивнул Димка. – Но ты и сама себя не знаешь. У всех людей есть такая область, нечто, что может назваться стержнем. Когда человек родится, он мягкий, как родничок на голове младенца. А потом происходит разное. Иногда он черствеет, роговеет. Иногда там появляется плесень, гниль. А у тебя он затвердел. Это не корсет, это настоящая жесткая закалка. Поэтому ты мне нужна. С турками проблем еще целая куча. Будем работать вместе.

– Тебе легко говорить. Ты убийца.

– Ты - тоже. И ты тоже живешь по сценарию победителей.

– Нет.

– Конечно, да. А иначе, зачем ты позавчера попросила пистолет?

       От его слов меня окатило беспомощной печалью: как может кто-то, хоть Дима, хоть Павел надеяться собрать эту кучку людей в нечто единое? Как заставить их делать полезное всем дело? Угрожая автоматом?

– На одной силе и угрозах ничего не выйдет...

– Ты про наших янычар? Не волнуйся, с ними я сам разберусь. Они, в сущности, неплохие ребята. Слегка запущенные, конечно, но не безнадежные... А вот ты... – голос Димона понизился на октаву и в нем прорезались бархатные нотки. – Знаешь, секс очень полезная вещь, если применять его правильно. Это всего лишь помощь, сбросить стресс. Хочешь попробовать? Гарантирую, поможет. Кстати, как плечо, болит еще? Давай, разомну...

       В два прыжка он уже был возле кровати, нависая надо мной.

– Не трогай меня! - мой возглас прозвучал так беспомощно и театрально, что Димон рассмеялся.

– Как хочешь, недотрога. Ты можешь даже вообще не спать со мной, хотя и к этому придет. А нам пока вполне хватает Бьянки...

– Бьянки? – моему удивлению не было предела. – Но ведь Анри... он ведь ее муж...

– Скажем тогда, нам с Анри вполне хватает Бьянки, – он явно насмехался надо мной. – Француз оказался вполне нормальным парнем, а я, так сказать, лучший друг семьи.

       Эти слова меня буквально ошеломили. Уж, казалось, что про наших людей мне-то все известно, но и тут были подводные течения о которых я не подозревала. Интересно, какие еще открытия ожидаются? Должна признать, в свои 33 года я оставалась абсолютной романтической дурой. И все сказки о принцах на белых конях были моей реальностью. Может быть, поэтому, все три кратковременных замужества, тянувшиеся самое долгое по полтора года - кончались одинаково: короткая вспышка безумного счастья, а потом приходили недели разочарования и бесконечные пытки разбитого сердца.  А однажды в душе кончаются запасы клея и разбитое остается разбитым – таким был мой последний роман, от результатов которого я и пыталась сбежать на Кабо Верде. Наверное, мое лицо исказилось в страдальческой гримасе. Димон быстро отошел к столу и, почти с осуждением, произнес:

– Да ладно тебе, Катрин! Я не насилую женщин...

– Ага, ты их убиваешь!

– Не будем больше об этом. Договорились? И, посуди сама, что бы вы тут делали без меня? Турок снотворным травили? Вам пришлось бы крепко под них прогнуться, и была бы ты у Малика четвертой женой. На большее с твоим Пашей надеяться не стоило бы.

– Почему это с «моим Пашей»?

–Ну-у-у, что я не видел разве, с каким придыханием ты на него смотришь? Учти, там, где меня натаскивали, там психологию тоже преподавали. Ага. Короче. Завтра ожидаю увидеть тебя за завтраком. Мы начинаем занятия по стрельбе, а потом нагрузочные тренировки. Если тебя не будет, приду сюда. И поверь, уж лучше тебе встречаться со мной на людях, – проговорил он закрывая дверь.

       Я знала две грани  этого  человека – мой случайный знакомый, веселый шутник и феноменально эффективный воин-убийца. Он был интригующе непредсказуем. "Какие еще пласты могли открыться в нем? А, интересно, каков он... теоретически, конечно!  мог бы быть..." но завершить эту мысль я не успела, потому что провалилась в сон.

При использовании материалов сайта обратная ссылка обязательна.

Ждем проду в формате Java, fb2, epub html, txt rtf на:  

Читать онлайн