9.2.

Впереди послышался звук, похожий на скрип далёкой двери, открываемой сквозняком. Юргенд, приложив особым способом руки ко рту, издал такой же звук. Это бы условный сигнал. Через несколько минут они встретились с ещё одной бригадой, вернее тем, что от неё осталось: семеро диггеров, двое из которых были тяжело ранены.

Бригадиром этой бригады был Гапон – невысокий диггер. Тело и лицо Гапона были испещрены шрамами и рубцами от ран, полученных в схватках с людьми и хищниками. Он сухо поздоровался с Юргендом, грустно посмотрел на Радиста и Рахманова и быстро изложил:

– Ленточники тоже идут на юг. Их много. Сотни. Они идут всеми ходами в этой части Муоса. Они нас окружили. Нам с трудом удалось пробиться к вентшахте и уйти от них. Как видите – не всем. Но задание выполнено. Мы нашли старый склад и захватили десять костюмов с противогазами. В схватке с ленточниками шесть комплектов утеряно. Осталось четыре.

Бригада Гапона выполняла свою роль в большом замысле землян. Пока остальные бригады осуществляли нападение на гнездо Восток, освобождали Рахманова и Радиста и доставляли их в юго-восточную часть Муоса, бригада Гапона напала на охраняемый ленточниками склад военной амуниции и захватила десять костюмов химзащиты. Четыре из них теперь лежали на полу в развёрнутом виде. В результате столкновения с ленточниками один костюм в рюкзаке был полностью изрублен и поврежден арбалетными стрелами. Остальные – без видимых повреждений. Светлана лично осматривала костюмы, что-то проверяя и поправляя в них. В какой-то момент она с Юргендом и Гапоном отошли и приглушенными голосами спорили. Радист слышал упрямые высказывания Светланы: «я пойду…», «…одного не оставлю…», «…я так решила…», «…что будет – то будет…».

Рахманов описал диггерам, где находятся вышка и вертолет. Это было вблизи станции Партизанская. Диггеры рассчитали ближайшую точку выхода на поверхность в этом месте. Диггеры никогда не выходили на поверхность, так как считали её проклятой. Это было для них табу. Поэтому к мертвой сталкерше должны были идти Рахманов, Светлана и Радист. Так было задумано изначально. Но Гапон и Юргенд почему-то стали отговаривать Светлану идти на поверхность, указывая на какую-то опасность для неё. Что это за опасность – Радист узнал позже.

Они одели костюмы и противогазы. Из нижнего подземелья поднялись в верхнее – в старую теплосеть. Диггеры с ними уже попрощались, так как в верхнем подземелье был слишком высок уровень радиации. Они быстро нашли канализационный люк, по проржавевшей лестнице поднялись и вылезли на поверхность.

Это было оптимальное время для вылазки – восход солнца. Ночные хищники ушли в свои норы и жилища, а дневные ещё не вышли на охоту. Люк открывался на Партизанский проспект – когда-то одну из крупнейших транспортных артерий Минска. Солнце зловещим кругом вздымалось над руинами, поросшими деревьями и кустарником. Было тихо, очень тихо. Радист слышал своё дыхание, тяжко пробивающееся через фильтр и клапана противогаза, слышал биение своего сердца. Разрушенный город и искалеченная мутациями природа враждебно смотрели на трёх существ, которых считали виноватыми в своих бедах. В метрах трехстах была вышка – та самая ржавая вышка, с которой вещал передатчик. До неё надо дойти.

Они шли медленно по проспекту. Сквозь асфальтобетонное покрытие пробивались деревья, кусты и травяная поросль. Они обходили эти редкие деревья и заросли, опасаясь нападения невидимого врага. Их наблюдали – это чувствовалось. Десятки глаз или других органов чувств наблюдали, изучали и одновременно ненавидели этих давно чужих для поверхности существ.

Через сто метров деревья полностью разломали асмфальтобетон и небольшой рощей перегородили весь проспект. Интуитивно чувствовалась опасность, таящаяся в кронах деревьев. Но обойти рощу можно было только по руинам, что казалось ещё более опасным. Немного постояв, они сделали шаг к роще. Даже сквозь резину противогазов слышалось зловещее острожное шуршание в кронах, хотя ветра не было.

Вся роща была затянута какой-то паутиной, предающей ей вид обиталища леших и русалок. Рахманов уже собирался ступить в рощу, но его схватила за руку Светлана. Она показала рукой на что-то, привлёкшее её внимание и направилась туда вдоль рощи.

Это был человек. Почти в таком же, как они, противорадиационном костюме и противогазе. Он повис на ветвях рощи, опутанный ещё более густой паутиной и какими-то полупрозрачными нитями. Его согнутые в коленях ноги касались земли. Приглядевшись, они рассмотрели, что нити, пробив прорезиненную одежду и противогаз, внедряются в тело человека, безусловно уже мёртвого. Бедняга стоял спиной к ним, он буквально повис на самом входе в рощу.

Рахманов выхватил меч – подаренный ему диггерами трофей. Сделав несколько неумелых взмахов, он обрубил нити и побеги, оплетавшие труп. Труп упал, упал спиной назад. Стеклянные окуляры противогаза угрюмо смотрели в небо. Радист стащил противогаз. Высохшее, словно высосанное изнутри, лицо с обвисшей кожей; мутные глаза, в которых застыл предсмертный ужас. Но Радист и Рахманов узнали погибшего. Это был уновец – именно тот ганзеец, которого осчастливили на станции Восток ленточники. Его сделали ленточником. Он на поверхности. Шёл туда же, куда и они. Осознание того, что произошло или может произойти, медленно формировалось в голове Радиста.

Потеряв его и Рахманова, ленточники направили на юг в погоню свои полчища. Но вместе с этим они сами создали экспедицию из числа других осчастливленных уновцев. Эти бывшие уновцы знали, где вертолёт. Их примут в вертолёт. Они объяснят, что с остальными произошло несчастье и летчик, уже будучи осчастливленным или ещё нет, – отвезёт их в Москву. Ленточники начнут захват новых территорий. Этот ганзеец случайно попался в ловушку рощи. Вряд ли он был один. Наверняка остальные ленточники, увидев опасность, пошли в обход. Радист пожалел, что у них сейчас нет огнемёта, чтобы прожечь себе дорогу в роще. Они тоже вынуждены были обходить рощу через руины.

Когда-то это была пятиэтажка – теперь куча восьмиметровой высоты из кирпича, ломанного бетона и мусора. В костюмах было очень неудобно. Становилось жарко. Изменённый в результате Последней Мировой климат планеты сместил субтропический пояс вплоть до Балтийского моря. Они метр за метром по наклонной стене взбирались на вершину. Светлана с этим справлялась успешней, чем Радист и Рахманов. Она даже им помогала, подавая руку или подсказывая знаками, где лучше ступить.

Из расщелины вылезла змея. Она хотела укусить Радиста, но вцепившись своими ядовитыми зубами в прорезиненную перчатку, она так и не смогла её прокусить. Радист сбросил рептилию и спокойно подымался дальше. Они взобрались на гребень холма и увидели человека. Он сидел между бетонными глыбами, вяло глядя на внезапно появившихся путников. В руке у него был заряженный арбалет. Он пытался его поднять, чтобы выстрелить в незнакомцев, но у него ничего не получалось.

Человек был одет в муосовское подобие противорадиационного костюма: прорезиненный кожаный плащ, такие же кожаные штаны и сапоги. На голове – прорезиненная матерчатая шапка в виде спецназовской маски с прорезями для глаз, носа и рта, закрывающая почти всю голову и лицо. Нос и рот закрывала толстая повязка, наполненная ватином – ненадёжный противорадиационный фильтр.

Светлана подошла к несчастному, ногой отбросила арбалет, который он всё также пытался поднять, сорвала с лица ватиновую маску, а потом и шапку. Это была женщина, вернее девушка. Радист сразу её узнал – Валентина Кожановская – дочь мёртвой сталкерши. Тоже ленточник. Она с ненавистью смотрела на врагов. У неё были явные признаки лучевой болезни, так как самодельные муосовские повязки только частично задерживали радиоактивную пыль при вдыхании. Лицо у неё было бледным, на лице и снятом фильтре – следы рвоты. Видимо экспедиция ленточников вышла на поверхность где-то далеко и шла долго – к счастью ленточники пока не знали более близких точек выхода на поверхность. Валентина ослабела и поэтому её бросили умирать. Слабым хриплым голосом Валентина сказала:

– Поздно… Вам нас не догнать… Вертолёт будет нашим и Москва будет наша… Слава хозяевам.

– Сколько ваших? Куда они пошли? Как давно здесь были?

– Нас – легион… мы победим… земля будет наша… слава хозяевам…

Девушка явно бредила. Светлана кивнула Рахманову и тот схватил ленточницу за руки. Светлана взяла умирающую за волосы, пригнула голову и сделала надрез на шее. Из последних сил женщина дёрнулась, но Светлана уже доставала червя. Она просто бросила его в бетонную крошку, не посчитав нужным даже задавить. Она нагнулась и посмотрела ей в глаза:

– Помоги нам!

Трудно понять, что чувствовала женщина, после удаления из неё червя, всаженного ещё в младенчестве. Весь её разум в течении всей сознательной жизни было подчинено одной цели, которая теперь оказалась мороком. В немного прояснившихся глазах чувствовалось глубокое замешательство, растерянность. Но она сделала последнее усилие и едва слышным шёпотом произнесла:

– Осталось пять… час назад… сперва – вышка, потом – вертолёт…

Она ещё немного шевелила губами, но разобрать было невозможно. Потом она застыла. Светлана произнесла отходную молитву, слова которой неразборчиво вырывались из фильтра противогаза. (Радист заметил, что так Светлана молится над всеми убитыми – и над своими и над врагами). Они двинулись дальше.

Ленточников осталось пятеро. Они собирались сперва пробраться к вышке, чтобы снять рацию, а потом к вертолёту. Видимо в Москву должны лететь не все – ведь кто-то должен доставить рацию в Муос.

Быстро оценили ситуацию. Вертолёт расположен в метрах двухстах за вышкой, до него было идти почти в два раза дальше. Но вышка расположена дальше от проспекта, чем вертолёт. Путь от этих руин к вышке и от вышки к вертолёту – пол-километра по кривой через руины и редколесье. До вертолёта по проспекту – триста метров по прямой и потом сто метров по руинам. Если ленточники замешкаются у вышки, есть шанс опередить их и придти к вертолёту первыми.

Светлана, а за ней Рахманов и Радист, прошли по гребню руин дома, и снова вернулись на проспект, уже за полосой рощи. Хотелось бежать, но бежать было нельзя – слишком много шума. Они шли средним шагом, глядя по сторонам. Слева оставалась вышка.

Из кустов выбежал ящер. Метровое пресмыкающееся быстро семенило с открытой пастью, чтобы откусить ногу одному из путников. Щелчок арбалета и пасть захлопнулась – только оперение пущенной Светланой стрелы торчит между зубов. Животное, слабея, поползло обратно в кусты. Больше местная фауна на них не нападала.

Радист уже узнавал местность. Именно здесь они проходили в первый день высадки. А вот и гермоворота на станцию Партизанская, захваченную лесом и лесниками, через которую они впервые попали в Муос. Вот ложбина между холмами руин, через которую они шли к этой станции от вертолёта. Светлана, Радист и Рахманов пошли через ложбину.

Им открылся вид на наружную сторону южной «трибуны» амфитеатра, в котором прятался вертолёт. Пять фигур карабкались туда со стороны вышки. Пять ленточников – они их всё-таки опережали. У одного за плечами – большой рюкзак, который он еле тащит на гору.

Светлана бросилась бежать. Теперь им тишина не к чему. Радист и Рахманов тоже побежали. Светлана направлялась прямо к подножию руин, как раз туда, где взбирались ленточники. Ленточникам до гребня руин оставалось метров десять. Они увидели бегущих, на несколько секунд остановились, обдумывая, что делать, а потом двинулись дальше. Ленточники считали Светлану и её спутников не опасными.

Светлана бежала быстрее Рахманова и Радиста. В какой-то момент она сорвала противогаз и бросила его. Радист, схватив его, закричал: «Что ты делаешь, дура?!» Но она не слушала и бежала дальше. Светлана остановилась у ржавого остова грузовика, прицелилась и выстрелила. Первый из ленточников, который уже влез на гребень, вздрогнул, остановился, сделал два шага назад и покатился вниз.

Радист и Рахманов подбежали к Светлане. Радист почти кричал, протягивая в руке противогаз:

– Одень!

Светлана, выхватила у Радиста его арбалет, вскинула его к плечу и выстрелила ещё раз. Второй ленточник согнулся и завалился на бок. Ленточники стали перекрикиваться. Их осталось трое. Они поняли, что на вершине разваленного дома они видны как на ладони и меткий арбалетчик их может запросто всех перестрелять. Втроём через оконный проём они влезли в помещение квартиры на третьем этаже дома.

Пользуясь заминкой ленточников, Светлана взяла из рук ничего не понимающего Радиста противогаз и натянула его себе на голову. Она скомандовала:

– Заряжайте арбалеты.

Со стороны руин щелкнуло. Стрела, пролетев высоко над их головами, упала где-то в зарослях кустов за их спиной. Светлана с облегчением вздохнула. Ленточники отстреливаются, значит они не ушли. Значит они не нашли другого выхода из квартиры, значит они будут пробиваться через окно.

Светлана, оценив ситуацию, указала на будку теплосети в десяти метрах от того места, где они были. Будка была развалена, но стены частично сохранились. Светлана быстро перебежала к будке. Со стороны окна – два щелчка, но стрелы прошли опять мимо. Пока неумелые стрелки перезаряжали арбалеты, Радист и Рахманов тоже подбежали к будке, и впрыгнули в дверной проём без двери. Крыша будки и частично стены обвалились. Но стена, обращённая к руинам дома, сохранилась. Светлана заняла позицию у небольшой бреши в кирпичной кладке. Отсюда окно квартиры, где засели ленточники, было отлично видно. Если ленточники попытаются выйти, им надо перелезть через подоконник и аккуратно стать на карниз под окном, а потом вдоль стены идти влево или вправо. Но тогда они станут отличными мишенями для партизанки. Ленточники тоже это понимали и ничего не предпринимали.

Радист взволнованно спросил:

– Светлана, ты что делаешь? Зачем ты сняла противогаз…

– Мне надо было успеть, а с этим бежать и дышать очень неудобно. Ты, Игорь, сам понимаешь, чтобы было бы, если б они перелезли на ту сторону. А мне надо было не только добежать, но и добежать без сильной одышки, чтобы метко выстрелить. Видишь – у меня получилось! Да и смертельной дозы за это время я не получила, не переживай…

Радист понимал, что она говорит правду. Светлана, как всегда, всё правильно и чётко рассчитала. Но его сердце отказывалось принимать эту жертву храброй девушки … его девушки.

Светлана быстро вскинула арбалет и выстрелила ещё раз. Попала или нет – видно не было. Но стрела прошла именно там, где только что была голова выглянувшего ленточника. Видимо ленточники поняли, с кем имеют дело – больше они не высовывались. Рахманов спросил:

– Что будем делать?

Светлана, не думая, ответила: останусь здесь…

– Я тебя не оставлю одну!, – перебил Радист, но Светлана спокойно продолжала:

– Вы пойдёте вдвоём, потому что идти всегда опасней, чем сидеть в засаде. Дойдёте до вертолёта, возьмёте подкрепление и нормальное оружие и придёте сюда. Со мной ничего не случится. Я здесь в безопасности, а эти (она кивнула на окно) пусть только высунутся.

– Радист, она права!, – поддержал Рахманов, – это наш единственный шанс. Если мы уйдём все, они или перелезут или сами нас перестреляют. Да тут ведь не далеко. В обход метров двести будет. А потом мы с нашими вернёмся и выкурим этих придурков.

Они оба говорили всё правильно. Но сердце Радиста разрывалось на кусочки. Он не хотел её оставлять одну. Рахманов потянул его за руку и они пошли.

– Стой!

Радист остановился и снова подошёл к Светлане. Она прижалась своей головой к его и посмотрела через две пары противогазных окуляр ему в глаза. Противогаз исказил её голос, но не повлиял на тепло её слов:

– Я люблю тебя, Посланный..

Игорь пошёл к пролому в задней стене будки, потом что-то почувствовал и повернулся. Светлана делала крестное знамение, крестя уходящего мужа. Так делали все женщины Муоса.

Неведомо откуда у Радиста появились силы. Рахманов еле за ним поспевал. Солнце взошло высоко и нещадно жгло уновцев, зажатых в резину их противорадиационных костюмов. Пот тёк по лицу и по туловищу. Окуляры противогазов запотели. Они дошли до следующей ложбины в круге руин амфитеатра и стали карабкаться. Рахманов где-то отстал. Радист спешил. Он должен успеть, должен вернуться. Светлана говорила всё правильно – опасность ей не угрожает, ленточники в мышеловке. Но что-то было в её последнем взгляде такое, что заставляло болеть сердце юноши. Случится или уже случилось что-то непоправимое. Нет, из-за трех минут без противогаза вряд ли могла произойти беда. Это что-то другое…

Эта ложбина была менее удобна для восхождения. Два раза Радист чуть не оборвался и не упал в пустоты между руинами. Оттуда он точно не выберется, даже если не разобьётся в результате падения. Сколько длилось восхождение: пол-часа или пол-дня, Радист не мог сказать. Он только говорил про себя: «Только бы успеть, только бы успеть!».

Наконец он залез наверх. Радист не узнал местности. Вся поверхность Минска неживописна, но амфитеатр явился вопиющим кошмаром. Поверхности амфитеатра была выжжена и превратилась в сплошную черно-пепельную чашу. Только обугленные остовы стволов деревьев упрямо торчали, как сюрреалистические памятники. Радист рассмотрел вертолёт, который стоял на том же месте и, кажется, был цел. Что произошло в амфитеатре – не время думать об этом.

Радист, пренебрегая осторожностью, быстро спускался вниз. Через двадцать минут он был у подножия и бежал, перепрыгивая через обугленные бетонные глыбы к вертолёту.

Его заметили и встречали. Радостные пилот и спецназовец вышли из вертолёта с тем, чтобы поприветствовать своего. Но Радист грубо оттолкнул от себя пилота, который хотел его обнять, и, уже вбегая в шлюзовой тамбур, тяжело дыша, произнёс:

– Взлетаем!

Вертолёт подобрал еле шедшего Рахманова, поднялся и полетел за бруствер амфитеатра. С другой стороны трибуны он развернулся и завис на высоте третьего этажа. Пока взлетали, Радист объяснил в двух словах ситуацию. Родионов предложил пустить в оконный проём ракету, чтобы враз уничтожить ленточников. Но Радист запретил это делать. Ведь с ленточниками была бесценная рация. Да и обломки здания, вырванные взрывом, могли рухнуть на будку, в которой находилась Светлана. Спецназовец с автоматом вышел в тамбур и открыл люк. Три ленточника сидели на полу небольшой комнаты, выход из которой был завален обвалившейся плитой перекрытия. Двое были в противогазах. Наверное, это были уновцы. Один, местный, – с повязкой на лице. Уновцы, увидев вертолёт, встали, стали махать, показывая, что здесь, мол, свои. Спецназовец, подавляя в себе противоречивые чувства, прицелился и сделал выстрел. Один уновцев медленно сползал по стене, оставляя на ней кровавый след. Второй схватил арбалет, пытался прицелится, но второй одиночный выстрел отбросил его к стене. Затем спецназовец выстрелил в третий раз, убив умирающего ленточника.

Места, достаточного для посадки, здесь не было. Пилот посадил вертолёт на площадке в метрах ста от будки. Светлана видела, что происходит, что ленточников расстреляли, но почему-то не вышла на встречу уже бегущему к будке Радисту. Радист вбежал в будку. Девушка сидела на полу. В руках у неё был арбалет. Она до последнего наблюдала за окном, но теперь голова в противогазе была опущена. На комбинезоне было пятно рвоты. Её стошнило. Значит, она получила дозу. Радист схватил девушку за плечи и стал трясти. Она открыла глаза:

– Я знала, что ты придёшь.

Радист схватил Светлану на руки и понёс из будки. Он сам себя успокаивал, вспоминая всё, что знал о радиации. Нет, она не могла за три минуты получить смертельную дозу – это однозначно. Значит, она выживет; должна выжить.

Вопреки своей усталости, Радист не разу не споткнулся, он не мог споткнуться, потому что нёс самое ценное, что у него было в жизни. Рахманов и спецназовец, увидев приближающегося Радиста с девушкой на руках, подбежали и чуть ли не силой забрали её у ослабшего Радиста. Они быстро внесли её в вертолёт и сняли костюм.

На лице у Светланы и на внутренней поверхности противогаза тоже была рвота. При последнем приступе у неё уже не было сил снять с себя противогаз. Светлану трясло.

Пока Родионов доставал лекарство от радиоактивного заражения, Радист успокаивал Светлану, делясь своими надеждами:

– Всё будет хорошо. Это временно. Ты за пару минут не могла сильно заразиться.

Светлана покачала головой.

– Клапан… выпускной клапан моего противогаза не исправен. Я всё время дышала этим…

Радист быстро схватил противогаз и посмотрел на выпускной клапан. Мембрана не прилегала к отверстию, а свободно болталась. Он не хотел этому верить:

– Ты это знала? Ты знала, что противогаз неисправен? Но почему ты ничего не сказала? Зачем ты пошла с нами?

– Сам видишь, без меня вы бы не справились. А если б я сказала или одела повязку вместо противогаза, ты бы меня не взял. Ведь правда?

Она вымученно улыбнулась, но потом гримаса боли пробежала по её лицу. Светлане становилось хуже. Радист вспомнил тот спор между Светланой, Юргендом и Радистом, когда они не хотели её отпускать. Они знали, что один из трёх противогазов – не исправен. Но Светлана сознательно шла на верную смерть, выбрав себе именно неисправный противогаз. Она поставила себе последнюю задачу – довести Радиста до вертолёта. Она её выполнила и теперь умирает…

У Радиста на глазах появились слёзы. Родионов сделал укол лекарства и обезболивающего прямо в вену. Но это уже не могло ей помочь. Несколько часов без противогаза в Минске неминуемо влекут необратимое разложение желудка, лёгких и костного мозга человека.

От обезболивающего Светлане стало немного легче. Она взяла Радиста за руку. Он слегка сжал в руке её пальцы. Они не сводили друг с друга глаз. Она произнесла последние слова:

– Благослови тебя Бог, мой Посланный.

Её указательный палец провёл две перекрёстные черты по ладони Радиста. Это было крестное знамение. Светлана закрыла глаза.

Земля. Небо. Руины. Вертолёт. Пилот и спецназовец. Всё в миг исчезло. Всё вокруг растворилось в невиданной вспышке боли, эпицентром которой явилось юное сердце Радиста. Он не плакал. Он выпал из бытия, вместе с этим милым созданием, которое любил больше жизни. Эта вспышка выжгла Радиста изнутри, враз уничтожив все страхи, желания, сомнения. Она не поделила его жизнь на «до» и «после». Этот раздел был давно – ещё на Тракторном, когда Светлана впервые к нему подошла возле Катиной квартиры. А теперь закончилось «после». Дальше нет жизни. Единственное, что осталось – это цель. Цель которой жил человек, холодеющую ладонь которого он держал в руке. Ради этой цели она пожертвовала собой, она пожертвовала своей молодостью и любовью. Теперь эта цель – цель Радиста. Радист становится Идущим к Цели. Он становится Посланным. В нём нет больше ничего, кроме этой цели и смутной надежды на обещание Светланы встретить его после смерти…

9.3.

– Радист, пора, – пробубнел сквозь противогаз Рахманов.

Они стояли возле холмика рыхлой земли. Радист не позволил Светлану забросать обломками бетона. Он вырыл ей могилу в земле и похоронил, как хоронили когда-то давно. Он не произнёс не слова.

Рахманов, пилот и спецназовец, не узнавали вчерашнего пацана. Это уже был другой человек – юношеское лицо превратилось в кусок стали.

Радист вернулся со всеми в вертолёт. Разлили по кружкам спирт и, помянув усопшую, выпили. Радист не притронулся к кружке. Он подошёл к оружейной стойке и взял АКСУ. Из ящика под стойкой достал запасной магазин, несколько жмень патронов, гранаты, которые небрежно ссыпал в свой вещмешок.

Его друзья растерянно смотрели на его сборы. Потом Рахманов осторожно спросил:

– Ты куда собрался?

– Я иду в Муос.

– Зачем?

– Отнесу передатчик – он принадлежит им.

– Ты с ума сошёл! Радист, сядь, остынь. Я понимаю, погибла твоя девушка. Она – герой. Она спасла меня и тебя. Но твоя жертва – бессмысленна. Мы вернёмся в Москву и организуем новую экспедицию. Общими силами мы поможем нашим новым друзьям. А что ты можешь один? Или ты уверовал в то, что ты – Посланный?

Радист молчал.

– Радист, не дури.. Поверь мне, взрослому мужику… В юношестве всегда так кажется, что первая любовь – она же и последняя. Но потом ты встретишь другую девку и всё забудется…

Радист сделал шаг на встречу Рахманову. Рахманов не на шутку испугался. Он понял, что сказал лишнее… Это был не влюблённый пацан, который переживает расставание со своей пассией. Это был взрослый мужчина, который потерял свою жену… Радист молча, в упор, посмотрел в глаза Рахманову, отбив ему этим взглядом желание говорить, потом отошёл и стал собираться дальше…

Спецназовец, взяв свой вещмешок, сказал:

– Я иду с ним.

– Не, ну вы оба подурели что ли? А тебе-то что там делать?

– Там погибли все мои друзья. И я не знаю почему, но мне кажется, что прав парень, а не ты. И я должен ему помочь…

Рахманов снова хотел парировать, но его перебил Родионов:

– Оставь их. Они знают, что делают.

Радист хотел идти пешком, но Родионов его остановил. Из памяти компьютера он извлёк карту довоенного Минска с обозначением станций метро. Радист посмотрел на названия станций и тыкнул пальцев на «Тракторный завод». Он хотел вернуться туда, где начиналось его недолгое счастье.

Родионов поднял вертолёт. Намётанный взгляд пилота в поросших редколесьем руинах определил расположение улиц и других ориентиров. Вертолёт завис над руинами центральной проходной тракторного завода. Кругом были очищенные от леса и обломков площадки, удобные для посадки. Но Радист запретил приземляться:

– Это – картофельные поля. Не надо их портить.

Вертолёт завис над тропой разделявшей картофельную грядку и маковое поле. Спецназовец и Радист спустились по лестничному трапу. На них смотрели испуганные жители Верхнего Лагеря Тракторного. Три десятка мужчин и женщин в самодельных противорадиационных костюмах и с ватиновыми масками на лицах, осуществляли последнюю прополку картофеля, очищая его от свирепых мутировавших сорняков.

Поля были огорожены заборами из железобетонных плит, металлическими штырями и деревянными колами, вкопанными в землю. Увидев невиданный доселе вертолёт, Партизаны похватали арбалеты и были готовы выстрелить. Радист, подняв руки, произнёс:

– Партизаны! Мы пришли с миром. Мы – уновцы, которых вы знаете!

Видимо старший из этой группы грубо ответил:

– А почём мы должны вам верить?

До боли знакомый голос партизанки, снял недоверие:

– Игорь?! Здравствуй, Игорь!

К нему подошла девушка с тяпкой в руке. Лица за маской видно не было. Радист не хотел верить догадке:

– Катя?

– Да, я.

Почему-то к этой женщине-ребёнку, которая его когда-то назойливо домогалась, он испытывал почти братские чувства. Этот человечек – житель той станции и того времени, где и когда ему ещё было хорошо, где у него всё самое лучшее было впереди. Он обнял Катю:

– А почему ты тут?

– Да я сама попросилась. Детки мои умерли. Заболели и умерли. Их Боженька забрал. И я хочу быстрее к ним. А убивать себя нельзя – это грех. Вот я сюда и попросилась…

Комок подступил к горлу Радиста, а Катя спокойно продолжала:

– А ты как? Светлана погибла, да?

– Ты знаешь?

– Да вчера диггеры приходили в Нижний Лагерь. Рассказывали, что она тебя сопровождать пошла, и что шансов вернуться живой у неё нет. Они боялись, что ты улетишь домой к себе. А ты вот к нам идёшь. Так?

– Так. У меня здесь дела…

– А-а-а. А Купчиха говорила, что Светлана влюблена в тебя и считает тебя Посланным. Ты и вправду Посланный?

– Не знаю.

– Ну ладно, я вас провожу в Нижний Лагерь. А мне работать надо…

Радист повернулся к вертолёту и махнул рукой. Вертолёт, сделав круг, улетел.

Рахманов, глядя на приборы, обратил внимание, что они направляют не на восток, а на юг. При этом Родионов явно изучал лежавшую под ним поверхность разрушенного города.

– Мы не в Москву летим?

– Пока что нет. У меня здесь есть одно дело.

Родионов вернулся к их месту стоянки, к выжженному амфитеатру. Вертолёт завис, и Родионов изучал поверхность. Вот, под одному из склонов стелется побег с отходящими от него тысячами нитей, которые поблескивают на солнце. Сюда он со спецназовцем каждый день ходил, чтобы пресечь дальнейший рост хищного растения. Родионов, на предельно низкой высоте, на малой скорость летел над этим побегом. Побег, по мере приближения к началу, утолщался, с ним соединялись ветви, расходившиеся в разные стороны, захватывая наземный Минск. Уже ветвь достигла метровой толщины. Наконец, Родионов увидел ствол-мозг. Это была огромная серо-чёрная глыба размером с одноэтажный дом, погружённая большей частью в землю. От неё, как лучи от солнца, в разные стороны расходились наземные побеги. Именно она была центром этого многотонного плотоядного растения, убившего Тузика, спецназовца и тысячи других животных, а также подчинившая миллионы растения от мельчайших травинок до больших деревьев. Её рост ничем не ограничен. Возможно, когда-то оно доползёт до Москвы.

Родионов нажал на пуск и две тяжелые ракеты отделились от вертолёта. Через секунду прогремел взрыв. На месте ствол-мозга дымилась черная яма. Куски ствол-мозга и оторванные концы побегов горели. Родионов огляделся и увидел, как задёргались отходящие от основных побегов щупальца. Родионов не знал точно – убьёт ли это монстра. Он сделал, что мог, и теперь с облегчением направил вертолёт к Москве.

Рахманов угрюмо смотрел на монитор, по которому пробегали однообразные пейзажи. Он не был трусом. Он говорил Радисту и спецназовцу именно то, что думал. Рахманов действительно считал бессмысленным двум москвичам с двумя автоматами спускаться в Муос. Он действительно рассчитывал на повторную победоносную миссию москвичей, которые, вооружившись до зубов и уже знающие об опасностях Муоса, освободят местных жителей. Начнётся великое взаимовыгодное сотрудничество двух миров. Осуществится давняя мечта Рахманова. Умом он чувствовал, что эти рассуждения – логичны и правильны.

Но почему-то на душе было так гадко! Почему-то гибель этой девчонки что-то перевернуло и в нём самом. Почему-то в поступке Радиста была какая-то своя, другая правда.

Нет, он непременно вернётся в Муос. Он поможет этому миру, а, если и нет, то заберёт Радиста. Ему хотелось стать другом этого постаревшего за один день пацана. Рахманов верил, что будет так.

Но Рахманов не знал, что в Полисе сменилась власть. Он не знал, что их миссию признали сущим расточительством. Он не знал, что ему предстоит долгие месяцы обивать пороги чиновников Полиса, Ганзы и даже Красной Линии, чтобы убедить их в необходимости повторной экспедиции, но его не захотят слушать. Особенно после того, как он расскажет про ленточников.

Рахманов не знал, что от отчаяния и чувства вины перед оставшимися в Муосе он пойдёт добровольцем в сталкеры и погибнет уже при первой вылазке на поверхность…