7.4.

Шли очень быстро. Впереди шёл Митяй, за ним Радист с Майкой на руках (Майка указывала путь), за ними – все остальные. Митяй доверял девочке, спасшей их таким чудесным способом.

Ментал, когда они ещё шли, обратился к Митяю:

– Командир?

– Говори быстро!

– Я насчёт девочки…

– Я заметил, что у неё способности твоих получше будут.

– Я ни про это…

– Сейчас не время.

Они шли по лабиринтам подземных переходов и вошли в расширение хода, из которого вела дверь-люк в какое-то сооружение. На двери имелась облупленная трафаретная надпись «МУОС, убежище 14/23, вместимость 120 человек» и более свежая рукописная надпись красной краской: «Штаты Муоса. Штат Фрунзе-Кепитал. Поселение Новосёлкино». Значит они шли совсем в другую сторону.

Дверь-люк была приоткрыта. Майка указала на дверь и сказала: «Там». Митяй осторожно культёй-арбалетом открыл дверь и посветил внутрь фонарем. Вниз вела лестница. Митяй стал спускаться по лестнице и наткнулся на труп мужчины с арбалетной стрелой в груди.

Помещение убежища состояло из трёх частей. Буферное помещения, в котором ранее находились кухня, санузел, привод артезианской скважины и бытовые помещения. Теперь оно было переоборудовано под оранжерею для выращивания сельхозпродукции – под самый потолок уходили этажерки с ящиками с землёй, в которых росли какие-то злаковые. Злаковые были чахлыми – они не могли нормально расти от нескольких лампочек, висевшей под потолком. Следующим помещением была столовая-гостинная. Здесь тоже была оборудована оранжерея. Третье помещение – спальное, частично также было заставлено ящиками с землей. Кроме ящиков были установлены четыре велопривода для мускульной выработки электроэнергии, и в четыре этажа нары примерно на сорок спальных мест. Судя по всему, жильцов когда-то здесь было больше, чем кроватей, просто они спали по-очереди. Сейчас живых в убежище не было. Несколько ящиков с землёй перевёрнуты, разбросаны другие нехитрые пожитки жильцов. В помещениях они нашли двенадцать трупов с ранениями от холодного оружия. Нападение произошло совсем недавно – трупы ещё не стали разлагаться и кровь на бетонном полу ещё не засохла.

– Ленточники, – уверенно заявил Митяй.

– Почему ты так решил?, – спросил Рахманов.

– Оставили только убитых. Остальных увели делать пересадку. Их превратят в ленточников. Вернут сюда… У ленточников стало ещё на одно поселение больше. Совсем близко к Америке. Скоро будут брать Америку. Если уже не начали.

– Значит нам надо уходить?

– Нет, они вернуться только через несколько дней или недель. Я думаю, нам пока в этом убежище ничего не угрожает. Предлагаю остаться здесь. Нам всем надо отдохнуть. У нас был тяжелый день.

В течении часа они убрали трупы, найдя невдалеке разрытую нишу, которую когда-то местные использовали одновременно как туалет, кладбище, мусорную свалку и питомник для разведения слизней. Митяй и Рахманов подошли к двери. Рахманов, осматривая стальную дверь полуметровой толщины с мощным герметизирующим и запирающим механизмом, на которой не было не единой царапины, спросил:

– Как они взломали дверь?

– Её не взломали. Дверь открыли изнутри.

– Предательство?

– Это слово здесь не уместно. Без участия своих тут не обошлось: или снаружи или изнутри был кто-то из местных, ставший ленточником. Изнутри врядли – они бы определили его сразу. Может кто-то из торговцев или охотников был захвачен и пришел сюда уже ленточником, приведя своих новых друзей. Ему, как своему, дверь и открыли. А может они были в осаде долгое время – ленточники они ж терпеливые. Да с холодухи решили сами дверь открыть, чтобы погибнуть в бою или попытать счастья и прорваться. А может кто-то решил сдаться, и добровольно стать ленточников, испугавшись голодной смерти, – такое тоже бывает.

Они закрыли дверь, выставили дозор. Митяй спросил у Рахманова:

– Что теперь делать будем, друг?

– В Америке нам делать уже точно нечего. Американцы хотели нас убить. Дехтер, Светлана и Глина видимо уже убиты или будут умертвлены в ближайшее время. Создателей радиопередатчика мы не нашли, да и не вижу возможностей их искать. Надо возвращаться в ваши лагеря, сообщить о предательстве Америки. С Тракторного мы вернёмся к вертолёту. Заберем радиопередатчик. Переустановим его поближе к вашим лагерям или где-нибудь в Центре. Радист его настроит как надо, научит какого-нибудь партизана с ним обращаться. Ну а потом мы возвращаемся в Москву, доложим о частичном выполнении задания.

Митяй грустно посмотрел на Рахманова, о чём-то своём подумал, тихо сказал:

– На этом и порешим… Только путь к лагерям будет нелёгким. Через Немигу возвращаться нельзя, там нас ждут. Возможно, и весь туннель между Немигой и Нейтральной патрулируют американцы, выжидая, где мы появимся. Поэтому до Нейтральной придётся идти ходами. А я здесь чужой, дороги не знаю. Можем наткнуться на ленточников или диггеров или тварей каких-нибудь. Ну да на всё воля Божья.

Радист осматривал поселение. Вещей было мало – только посуда, одежда, оружие. Один угол в убежище местные отвели пот детскую. На полу в картонной коробке лежали игрушки. Несколько древних, оставшихся от родителей или дедов. Несколько самодельных. Вот на самом верху лежит кукла, сшитая из тряпок. Нарисованная кем-то трогательная мордашка куклы улыбалась. На животике куклы зачем-то написано: «Маша» – имя либо самой куклы либо её владелицы.

В этом углу детям разрешалось рисовать на стенах. Всё пространство стен, насколько хватало детского роста, было зарисовано. Дети очень старались. Какой-то малыш нарисовал поверхность – такой, какой он себе её представлял. В верху рисунка красовался ярко-оранжевый кружок солнца с расходившимися от него в сторону лучиками. Солнцу были пририсованы глаза, нос и рот. Солнце улыбалось. Вокруг солнца небо белого цвета: не то синей краски у них не было, не то художник таким его себе представлял. Рядом с солнцем с неба свешивалась на проводе лампочка, такого же, как солнце, оранжевого цвета. Юному созданию не в домёк, что если светит солнце – лампочки уже не нужны. Под небом – зелёное поле, на котором там и тут стоят ящики с растущими из них злаковыми. На переднем плане нарисована семья автора рисунка, каждый из которых подписан: «Папа», «Мама», «Лизка», «Колька». У всех в руках что-то было – в каждой руке по большому куску. Радист догадался, что это – еда. Все четверо улыбались. Таким Лизка и Колька представляли себе счастье. Теперь они сидят в клетке в каком-то из поселений ленточников, ожидая пересадки им в шею глиста. Все их детские мечты, пусть даже нереальные, но такие светлые, будут заменены на патологическую заботу о сохранении жизни и размножении присосавшихся к ним червей.

Радиста защемило в груди. Он заставил себя отойти от детского уголка. Вот на стене под самым потолком висит полка, на ней книги. Радист, от нечего делать, пересчитал их – сорок одна. Это была библиотека этого поселения. Книги тут ценили и любили. Истрепавшиеся обложки были заботливо переплетены хорошо выделанными свиными кожами и поэтому каждая книга, когда её брал в руки Радист, была тяжела и приятна на ощупь. Из-за черно-коричневого ячеистого цвета кожи, казалось, что книга содержит какие-то таинственные древние знания. Здесь было несколько детских книжек, учебник средних классов по географии, несколько томиков стихов, романы. Три книжки были на белорусском языке.

Радист открыл наугад. На пожелтевшей странице была нарисована девушка с венком на голове, с длинными светло-русыми волосами в белом простом платье с национальным орнаментом красного цвета. Рядом – стихи на белорусском. Радист стал тихонько читать вслух, пробуя на вкус этот язык:

Он произносил в слух слова этого мягкого и ласкового языка, добрую треть которых не понимал. Сознание перенесло его куда-то наверх, на поверхность. Правда не на ту поверхность, какой она была в действительности, а на ту, на которой было солнце, не было руин, радиации и мутантов. Он стоял на холме и смотрел на поле – безбрежный океан зеленой травы и цветов. Может быть такой, а может быть и нет, была когда-то эта страна, в которой ему суждено было оказаться. Легкий тёплый ветер, который не может причинить ему зла, приятно обдувал лицо. По этому морю травы навстречу ему шла Светлана. Волосы её переливались в свете солнца. На голове у нее был венок из цветов и травы. Одета она была в белое короткое платье с красивым орнаментом на оборке. Ветер пытался приподнять платье, чтобы обнажить и показать миру её красивые ноги, но Светлана хватала оборку платья, тянула его вниз и при этом весело смеялась. Он смотрел на идущую к нему Светлану и ему было так хорошо и спокойно. Им не надо было ничего бояться, никуда идти и никого спасать. Когда Светлане будет двадцать три – её не заберут в верхние помещения, потому что верхние помещения уже отменены. У них будет долгая и счастливая жизнь…

Но что это? Он, любуясь своей девушкой, не заметил, что к ней приближается какая-то черная масса. Он вгляделся и увидел что это – тысячи черных, абсолютно не уместных на этом зеленом пространстве силуэтов. Они шли тремя большими толпами к его Светлане. В одной толпе были смуглые девочки, с открытыми черепными коробками – детища его покойной матери. Они тянули руки к Светлане и быстро-быстро к ней приближались, но при этом не перебирали ногами. У них в руках медицинские скальпели. Они, мстя матери Радиста, хотят Светлану сделать такой же как сами. Во второй – ленточники. Радисту их ещё не приходилось видеть, но он понял, что это именно ленточники – в лохмотьях, с придурковато-довольными лицами. Они тоже протягивали вперед руки, бережно держа в ладонях своих ублюдочных хозяев. В третьей – морлоки. Эти отвратительные чудовища хотят излить на Светлану всю накопившуюся злобу на своих природных собратьев, которые сделали их нелюдями. Но ведь она не в чём не виновата!

Радист закричал: «Света! Беги! Света, сзади!». Но его слова были тихими и приглушенными, как в Большом Проходе под воздействием шатуна. Светлана ничего не видела, она по-прежнему смеялась и радостно махала Радисту рукой. Смуглянки, ленточники и морлоки неуклонно приближались. Радист хотел бежать к Светлане, но ноги были как вкопанные в землю. Он беззвучно кричал и плакал. Светлана уже почти подошла к нему. Он уже видел её серо-зелёные глаза и даже слышал ни с чем не сравнимый запах её тела и волос. Только бы она дошла и он обнял её – тогда этот кошмар закончится. Но вот земля между Радистом и Светланой провалилась и оттуда стало выползать Оно – то чудовище, которое захватило их вертолет на подлете к Минску. Оно вытянуло свои щупальца, стало похотливо извиваться ими вокруг Светланиных ног, щупальца скользнули под её платье, а потом стали плавно втягивать её в пропасть. Смуглянки, ленточники и морлоки столпились вокруг пропасти и радостно созерцали уход в небытие Светланы. А она, скрываясь в пропасти, спокойно смотрела на своего Радиста, который сделать ничего не мог. Светлана исчезла, пропасть сдвинулась – Радист завыл. Смуглянки, ленточники и морлоки зарукоплескали, радуясь исчезновению его любимой девушки. В ярости Радист схватил свой АКСУ и начал стрелять по этим ненавистным тварям. Они не убегали и спокойно принимали смерть, продолжая рукоплескать. Патроны кончились и тогда он схватил гранату и бросил её в толпу – раздался взрыв. Радист проснулся. Взрыв не был сном.

Убежище было заполнено дымом. Ничего не понимающие, только что проснувшиеся бойцы переворачивали искорёженное тело Ментала. Он выбрал себе спальное место на низу, но теперь почему-то лежал на полу, под нарами. Один уновец был ранен осколком в плече, больше никто не пострадал. Подбежал постовой-нейтрал и был также озадачен, как такое могло произойти – дверь в убежище никто не открывал. Ментал умирал, он вращал уже ничего не видящими глазами и что-то силился сказать. Было слышно только: «яка.. яка…». Никто не понимал, что он хочет сказать. Ментал умер. Осмотрев всё вокруг, пришли к выводу, что взорвалась граната Ментала (ещё вчера у них оставалось всего две гранаты – у Ментала и Радиста, но сейчас в распахнутом вещмешке Ментала гранаты не было). При этом Ментал своим телом накрыл гранату: об этом свидетельствовали повреждения на его теле и бетонном полу. Не оставалось сомнений – Ментал покончил с собой. Не выдержали нервы или встреча с шатуном для него не прошла бесследно или шатун его здесь настиг и поквитался с ним за его способности, которые позволили приоткрыть его тайну людям.

Радист не стал помогать другим заниматься похоронами Ментала и сборами в дорогу. Ему ничего не хотелось. Сон Радиста и самоубийство Ментала наложились друг на друга и сознанием Радиста овладела снова безбрежная гнетущая тоска и безнадёга. Как тогда – в слизняковой норе на Нейтральной. Но теперь не было рядом Светланы, которая могла бы вернуть его к жизни. Если бы она была рядом, она бы что-то сказала или сделала и надежда вернулась к Радисту. Радист силился вспомнить, что же Светлана говорила ему, что надо делать в таких случаях… Молиться её Богу?.. Как-то так: «Отче наш, сущий на небесах…». Нет не вспомнит. Богу всё-равно, что происходит с Радистом, Муосом, Москвой и всем миром.

Радист всё также в руках держал книжку белорусского поэта. Он её поставил на полку и машинально взял другую более толстую книгу. Открыл её: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною. Твой жезл и Твой посох они успокоивают меня…». Радист быстро открыл название книги «Библия. Книги Ветхого и Нового Завета». Это ведь Книга про Того Бога, в Которого так верит Светлана. «Бог! Если Ты есть! Если во всём этом мраке есть какой-то смысл! Помоги мне слабому и трусливому радисту дойти до цели и сделать всё так, как надо…». Радист взял книгу, вложил её в заплечный мешок. Это не воровство. Хозяевам убежища, которые уже становятся ленточниками, книги будут ни к чему.