6.6.

Игнат Заенчковский, сидя в ратуше Территории Вест-Гейт, уже в десятый раз перечитывал принесённое ему рабом-посыльным сообщение с Фрунзе-Кэпитал, и не мог поверить прочитанному.

Игнат стал губернатором Территории шесть лет назад. Теперь ему уже 23, тогда было – 17 лет. Отца он своего не любил и вспоминал о нем с отвращением. Да, собственно, и отцом он ему никогда не был, хотя знали об этом секрете только его мать и с недавних пор – он сам.

Александр Заенчковский, после высадки американского десанта в Минске, возглавил им же созданную организацию Белорусский Народный фронт, набранную из самых отмороженных представителей минского метро. Боевики БНФ плечом к плечу сражались с американскими морпехами и захватили бы весь Муос, если бы не партизанское восстание.

Когда была подписана Конвенция, Рэй Славински долго думал, что же ему делать с Заенчковским и его детищем БНФ. Такого «помощника» близко к себе держать было нельзя. Но и устранять его было неразумно. Поредевшие ряды морпехов не могли контролировать ситуацию в Америке только своими силами. А вот бэнээфовцы с этим справлялись более, чем успешно. БНФ был нужен Рэю.

Славински принял решение отдать Заенчковскому станцию Пушкинскую, крайнюю обитаемую станцию этой ветви метро. Её даже переименовали в Вест-Гейт. Однако она не получила статус штата, и была названа территорией. Формально губернатором территории являлся Заенчковский. Но в Вест-Гейт был назначен полномочный представитель Президента Штатов Муоса, с которым Заенчковский обязан был согласовывать все важные решения и который имел возможность налагать на любое из них своё вето, снять которое мог только Президент.

Славински, подписывая указ о назначении Заенчковского губернатором, улыбаясь, напомнил, что он ему отдаёт во владение пол-Америки, в отплату за его честную и самоотверженную службу. Насчёт пол-Америки Заенчковский говорил правду. За Пушкинской располагались станции Спортивная, Кунцевщина, Каменная горка. Кроме того, разветвленная ветвь подземных ходов вела в десятки неметрошных бункеров и укрытий, расположенных в спальных районах западной и северо-западной частей бывшего Минска. Вот только эти домены были больше обузой, нежели источником доходов для вновь созданной Территории. Маленькие и голодные дальние поселения не могли прокормить себя, а тем более платить дань. Заенчковский посылал карательные экспедиции. Иногда им удавалось забрать все припасы непокорной общины, после чего такая община, как правило, вымирала от голода. Но чаще всего община до прихода продразверстки либо уходила, либо баррикадировала входы, либо совершала внезапные нападения на приближающийся отряд карателей.

Заселить недостроенные станции так и не удалось. Сразу после Последней Мировой в них тоже обитали люди, но потом в один день все три станции вымерли. Причина смерти их жителей так и осталась неизвестной; да никто выяснением причин и не занимался. После этого, уже в Американское пришествие, станции были снова заселены небольшими группами переселенцев, и снова все новоселы в один день вымерли. После этого станцию залелить больше не пытались: не только бэнээфовцы и американцы, даже рабы под страхом смерти отказывались туда идти.

Вот такое «поместье» выделил Славински своему «боевому товарищу». Игнат Заенчковский, оценивая ту ситуацию на свой ум, проклинал отчима за его мягкотелость. Бэнээфовцев к концу войны было в 4-5 раз больше, чем американцев. Отчиму ничего не стоило осуществить мятеж и взять власть в свои руки. Но Александр Заенчковский был трусом. Он кротко согласился с предложенными условиями и возглавил Территорию Вест-Гейт.

Формально все бэнээфовцы остались в подчинении Заенчковского, однако фактически они подчинялись президенту и губернаторам тех штатов, где проживали. У самого главы БНФ в подчинении осталось один взвод БНФ, которого едва хватало на то, чтобы решать внутренние проблемы.

Александр Заенчковский женился четыре раза. Жены не могли от него забеременеть. Он вызывал медика, тот осматривал женщину и ставил ей диагноз «бесплодие». Смелости поставить этот диагноз губернатору не хватало. Заенчковский после этого отправлял одну беднягу в верхнее помещения, и брал себе другую жену.

Четвертой была мать Игната. Шестнадцатилетнюю её приволокли в жилище Заенчковского. У жен Заенчковского возможности общаться с внешним миром не было. Они могли видеть только своего ненаглядного супруга и свирепую надсмотрщицу-бэнээфовку; и иногда медика. Жена губернатора на одном из медосмотров сама предложила медику стать биологическим отцом будущего сына губернатора. Медик не долго колебался: это было выгодно им обоим. Долго скрывать от губернатора его бесплодие он не сможет. А если последний узнает, что его водили за нос, а тогда и медику грозят верхние помещения. Таким образом, за несколько «медосмотров» молодая жена Заенчковского забеременела и на следующий год родила ему сына Игната. Медик вскоре умер от оспы, заразившись ею от пациентов, и тайну об отсутствии родства между губернатором и его сыном никто не знал, кроме матери последнего.

Население Америки ненавидело своих господ. Рабы ненавидели американцев, но ещё больше они ненавидели предателей. Особенно главного предателя, который привел врага в Муос. Шесть лет назад Александр Заенчковский был отравлен. Игнат стал губернатором Вест-Гейт (хотя он предпочитал называть свой дом Пушкинской).

Игнат решил не повторять ошибок отца. Он провозгласил автономность всех дальних поселений и отношения с ними свелись к взаимовыгодной торговле. Он не отменил рабство, однако запретил убийство господами своих рабов и членовредительство им, так как это «…существенно сказывается на численности народонаселения, а, следовательно, и на безопасности Территории Весть-Гейт и всей Америки». Полномочный представитель не увидел в этих решениях ничего крамольного и не наложил на них вето. Правда лояльность полпреда стоила Территории Вест-Гейт не дёшево: тот увёз с собой три мешка сушеного картофеля и два огромных копченых свиных окорка.

Ни то, чтобы Игната его подданные сильно любили. Но рабы, зная о порядках в штатах и помня прежнего губернатора согласны были терпеть молодого губернатора.

В письме, которое читал Игнат, было написано, что президент убит. Полагают, что это сделали «земляне» (Опять эти земляне!). Губернатор ходил взад и вперёд по кабинету. Его жена Алла вышла из-за ширмы с трехмесячным ребенком на руках. Он в двух словах рассказал ей о письме. Алла посмотрела на мужа, потом мягко сказала:

– Игнат, у тебя есть выбор. Сейчас или никогда! Если во что-то вмешались земляне, значит надо или идти вместе с ними или ждать погибели.

Игнат нервно воскликнул:

– Да, что вы эти бабские россказни слушаете и пересказываете. Земляне… земляне… Земляне сказали… Земляне сделали…

От крика заплакал ребенок, и Алла ушла снова за ширму, оставив Игната одного со своими мыслями.

Игнат вёл за собой отряд. Он шёл по туннелю первым. На нем одета короткая кожаная куртка и кожаные брюки, под курткой – бронижилет, который всегда носил его отчим и который не спас его от яда. Бронижилет Игнат одел впервые и впервые взял в руки пулемет Калашникова – тоже унаследованный от отчима. За Игнатом шел отряд с Вест-Гейт: сто двадцать бэнэфовцев и рабов. Он никого не заставлял идти за собой. Просто каждому рабу, участвующему в освободительном походе, он в случае успеха операции пообещал освобождение. И они пошли…

С бэнэфовцами было ещё проще. Он провёл открытое голосование по вопросу похода на Фрунзе-Кэпитал. «Против» проголосовало шесть человек. Все они теперь под стражей, что делать с ними дальше, он разберётся потом. А теперь он смело смотрел вперёд. Те, кто шёл за ним, были не менее решительны.

Подошли к кордону Молод-Парадиз. Рабы-пограничники, видя небывалое войско, побросали оружие, не обращая внимание на крики сопляка-бэнээфовца, махавшего арбалетом, но так и не решившегося выстрелить. Игнат подошёл к горе-защитнику, который чуть не плача, наставил на него взведенный арбалет, и спокойно сказал:

– Идёшь с нами?, – пацан закивал головой.

Молод-Парадиз был взят без единого выстрела. Всё произошло быстро и неожиданно. Американцы и бэнээфовцы штата были собраны в туннеле. Игнат Заенчковский выступил перед ними, сообщив, что они имеют полное право на самоопределение и предложил проголосовать по вопросу присоединения Молод-Парадиз к Республике (названия будущего государства он ещё не придумал и поэтому назвал его просто «Республикой»). По результатам голосования все несогласные и воздержавшиеся бэнээфовцы, а также все американцы, не зависимо от того, как они проголосовали, были арестованы. Лояльным было разрешено принять участие в «освободительном походе».

К Фрунзе-Кэпитал шёл полк, выросший до двухсот человек. В столичном штате было неспокойно. Смерть Президента для всех была неожиданной. Кто возглавит Америку? Причём остро стоял вопрос не только о личности предводителя, но и о том, из какого класса он будет: американец или бэнээфовец. На всякий случай и те и другие не выпускали из рук оружие. Готовились к столкновениям. Нервозность передалась и рабам – они вот-вот начнут бунтовать.

И без того напряженную атмосферу штата буквально взорвали выстрелы в туннеле со стороны Молод-Парадиз. Это стрелял пулемёт губернатора Вест-Гейт. Нападения оттуда никто не ожидал. В связи с приходом «парламентеров» со стороны Немига-Холл, думалось, что напасть могут именно с той стороны. Поэтому все запасы огнестрельного оружия были переданы усиленному кордону в туннеле на Немига-Холл. В штате началась паника. Наспех было сформировано подкрепление, но вот уже Игнат Заенчковский со своим пулеметом, не прекращая огонь, вошел на станцию. Из туннеля выбегали всё новые и новые штурмовики, опьянённые быстрой победой над малочисленным кордоном фрунзенцев.

Со станции началось бегство в туннель к Немига-Холл, а также в боковые ходы к дальним поселениям. Столичные американцы и бэнээфовцы отчаянно сопротивлялись, отстреливаясь из хижин и засев за брустверами наспех сооруженных баррикад. Ими же были расстреляны все лампы освещения станции. Но надежды, что это остановит нападавших, не оправдались – рукопашный бой продолжался в темноте, освящаемой немногочисленными фонарями. Последние очаги сопротивления были сломлены к утру.

Бежавшие с Фрунзе-Кэпитал американцы и бэнээфовцы принесли ужасную весть своим коллегам на Немига-Холл. Губернатор, узнав это, пришёл в неистовство. Тяжеловес стал противно кричать: «Что мне делать? Нам всем конец!». Ему показалось, что одна из его наложниц при этом злорадно ухмыльнулась. Он заорал, брызжа слюной:

– Что ты ржёшь, скотина?… Смерти моей хочешь?… Или ты заодно с ними?… Стража-стража!… Отрубите заговорщице голову…

Побледневшую и трясущуюся девушку голышом потащили на выход. Но через пять минут она свободно вошла в жилище губернатора в сопровождении нескольких бэнээфовцев-администраторов. Она была одета, и в руках у неё был арбалет. Губернатор начал заискивающе просить:

– Нинка! Нинка! Ты чего? Девочка моя… Я же пошутил… Ты же говорила, что лю…,- изливания толстяка закончились на пол-слове – во лбу у него торчала арбалетная стрела, хладнокровно выпущенная мстящей наложницей.

Оценив ситуацию, бэнээфовцы Немига-Холл приняли решение, которое им показалось единственно правильным в данной ситуации. Они устроили кровавую резню, в ходе которой убили всех американцев. После этого во Фрунзе-Кэпитал был направлена делегация с просьбой о добровольном вхождении поселения Немига (американскую часть названия станции они решили не упоминать) во вновь создаваемую Республику.

Светлана сидела в квартире на Фрунзе-Кэпитал, в которой теперь квартировался Галинский. Перед ней стояла миска, доверху наполненная тушеным картофелем с мясом. Теперь ей разрешили есть, сколько хочет. До этого ей давали есть по чуть-чуть, чтобы не случилось несварения кишечника.

В вонючей яме она с Глиной провели четыре дня. Странный оказался этот офицер Центра. Он обращался со Светланой так, как будто её ненавидил: постоянно ей грубил, словесно унижал. Но когда стражники попытались вытащить её наверх, чтобы отвести к морлоку, он с голыми руками кинулся к ним и выхватил у одного из рук арбалет. Под угрозой арбалета стражник отдал центровику колчан со стрелами, а сам вылез из ямы. Тогда Глина втащил лестницу в яму и сообщил, что из ямы никто живым не выйдет, пока не вернётся его командир. Стражники могли запросто их перестрелять сверху, но на это у них не было разрешения Президента и поэтому они терпели. А спросить у президента боялись, так как пришлось бы доложить, что безоружный пленный разоружил конвоира.

А потом наверху началась какая-то суета. По крикам стало понятно, что убит Президент. Кто это сделал, Светлана догадалась сразу.

Светлана потрогала скулу. Боль ещё не совсем прошла. Это у неё след от тяжелой руки Глины. Стражники в яму им кидали по две недоваренных картофелины в день. После того, как у неё случился голодный обморок, Глина потребовал, чтобы она ела и его порцию. Она категорически отказывалась, тогда он её ударил наотмашь. После этого она съела две картофелины своего сокамерника. Возможно, эта добавка спасла её от голодной смерти.

Тряслись руки, хотелось быстрее набить желудок, но она старалась есть медленно, хотя удавалось это с трудом. Галинский, видя её смущение, отошел и отвернулся к стене, якобы рассматривая узор выцветших обоев.

Когда Светлана съела всю порцию, она, убедившись, что однокурсник её не видит, быстро облизала миску изнутри и поставила на стол. Есть хотелось ещё.

– Спасибо, Гена.

– Да ладно тебе. Что дальше думаете?

– А какие новости насчёт нашего отряда?

– Никаких. Известно, что они вошли в туннель, раскатали засаду с Фрунзенской, а потом, как сквозь землю провалились. На Фрунзенскую они не пришли, на Немигу не возвращались. Думают, что они наткнулись на шатуна.

– Здесь же шатунов не было.

– В Большом Проходе их тоже когда-то не было.

– Нет, я уверена, что они живы.

– Уверена, – с ухмылкой передразнил Галинский, – Что дальше делать собираешься, я спрашивал.

– Пойдём с Глиной к Партизанам. Вернее, я к Партизанам, а он – в Центр. Я думаю, что Радист и Митяй тоже пойдут к Партизанам. По неметрошному Муосу они ходить не будут. Тем более с Майкой… Какая же я была дура, почему мне было её не отправить к Партизанам ещё с Нейтральной…

Светлана, согнувшись и обхватив голову руками, дальше разговаривала сама с собой:

– Нет, пока Митяй жив, а убить его не просто; Майка тоже будет жива. И Радист тоже… Он хоть драться и не умеет, но за Майку он глотку кому хочь перегрызёт.. И другие уновцы тоже…

Игорь, чтобы перебить замыкающуюся в себе Светлану, перебил:

– Да, ребята ещё те. Этот вожак их, который с вами был…

– Дехтер?..

– Да-да, Дехтер… Про него уже легенды складывают. Говорят, что он послан землянами. До сих пор не могут понять, как он со связанными руками, раненный, нашего любимого Президента в ад отправил, да его стражу перекалечил. Кстати, ты ещё всего не знаешь. Этих самых стражников, которые убили вашего командира, сейчас под пытками допрашивают. Так вот они говорят, что Дехтер в последние секунды жизни ломал какой-то чемоданчик, принадлежавший покойному президенту. Инквизиторы с Вест-Гейт нашли обломки этого чемоданчика. Оказалось, что это куски компьютера – помнишь нам про такие умные штуки в универе рассказывали. Электрики посмотрели и сообщили, что некоторые детали в результате поломки именно перегорели. То есть компьютер на момент его уничтожения функционировал. Пришли к выводу, что компьютер приводил в действие какой-то механизм или оружие, представлявшее собой угрозу Муосу. Вспомнили, что президент своим приближённым, когда был пьяным, бахвалился, что он весь Муос может в мгновение ока стереть в порошок. Уверен, что Дехтер не зря своей жизнью пожертвовал.

– Я уже сама начинаю верить в диггерские легенды о Посланных.

– А во всесильных землян ты не веришь?, – с усмешкой спросил Галинский.

– Да нет пока… А ты чего такой невесёлый. Американцев свергли. Вот-вот рабство отменят.

– Ой, Света! Что-то страшат меня эти перемены. Молодой Президент Республики, по-немногу пьянеет от власти. Рабство он отменять, кажется, раздумал. Только тем, кто участвовал в революции, объявил свободу и набрал их в свою армию. В туннелях американцев и бэнэфовцев десятками расстреливают, даже тех, кто ничего плохого не сделал; даже тех, кто принял Республику. Семьи расстрелянных отдают в рабство вчерашним рабам – нынешним рекрутам новой армии. Президент, похоже, готовится идти дальше. Он и меня-то вызвал, потому что я тебя лично знаю. Так двузначно мне объяснил, что надо бы тесные контакты с Партизанами и Центром налаживать, да побольше информации о них выведать, в особенности про численность армии, вооружение и так далее. Боюсь, что наш Президент – это новый диктатор, который со временем попытается захватить Муос. А это снова кровь, разруха, голод… Колесо истории дает новый виток. Я ему про ленточников пытался напомнить – он же их на Вест-Гейт не встречал, слишком далеко от их территорий. Так он меня выгнал, сказал, что я «сцыкло» и что если я ещё раз его по мелочам побеспокою, он и меня в расход пустит… Да ладно, главное, чтобы Настюха моя с детками жива-здорова была…

Игнат Заенчковский сидел в кресле покойного Президента Штатов. Это было шикарное вращающееся кожаное кресло, в котором он буквально утопал. Теперь это его кресло – кресло Президента Республики. Игнат, улыбаясь, смотрел на стилизованную карту Муоса, аккуратно нарисованную цветными карандашами, висевшую на стене президентского кабинета. Вот они: две большие дороги линий давно уже нефункционирующего метро. От этих двух артерий, как капиллярные сосуды, во все стороны расходятся паутинки переходов, ходов и коллекторов. Эта вселенная под названием Муос лежит у его ног.

Он молод, силен. У него много энергии и большие планы. У него есть друзья и соратники. У него впереди много побед. Скоро весь Муос будет Республикой. Его любимая и любящая жена Алла станет Первой Леди этой Вселенной. Когда он, устав от трудов и побед, решит уйти на отдых, он подарит эту Вселенную своему сыну Аркадию. Он заулыбался, вспомнив своего маленького забавного пятимесячного Аркашу. Сейчас его Алла с Аркашей на руках войдёт в их квартиру-кабинет. Он их расцелует и расскажет о своих планах. А Алла будет восхищаться своим могущественным мужем. А потом, когда ребенок заснет, он возьмет её на руки и отнесёт на кровать. Сегодня дела могут подождать…

Дверь открылась.

– Господин Президент!, – растерянно моргая глазами на Игната смотрел его управляющий, – Господин Президент, ваша же.. жена и сын..

– Что с ними?!

– Ленточники! Они напали на кортеж в туннеле. Мы нашли только одного живого солдата. Ленточники подумали, что тот убит и не забрали с собой… Игнат Александрович. Никто не думал, что ленточники могут напасть в этом туннеле – их там никогда раньше не было…

– Нет!!! Нет!!!, – Президент выбежал из кабинета и побежал к туннелю в направлении Фрунзенской…