Сборник конкурсных рассказов по

- Проснулась? – прохрипел чей-то мужской голос.

Не дожидаясь ответа, темное пятно начало двигаться по комнате, остановившись возле еле различимого края стола. После непродолжительных поисков были найдены спички – соответствующий звук коробка и небольших деревяшек с серой свидетельствовал об этом.

- А то, как же я могу спать перед завтрашней ночью, - женский голос звучал еле слышно, но в тоже время уверенно. – Да и ты, Лёнь, разве так не думаешь?

- Так-то оно так, - огорченно ответил собеседник. – Лишь полюбопытствовал.

Зажигающаяся спичка нарушила тишину и постепенно рассеивала мрак, который без особого желания отступал к темным углам. Фитиль свечи после соприкосновения с небольшим огоньком в руке мужчины радостно разгорался, то и дело потрескивая и отпуская маленькие искорки в краткосрочное путешествие к деревянной поверхности стола. Комната приобрела слегка расплывчатые границы, но всё, что находилось в зоне обозрения, тотчас стало узнаваемым.

Стены, на которых висело множество рамочек, лишь отсвечивали огонек свечи, не показывая взору то, что в них находится на самом деле. Несколько кусков то ли брезента, то ли плотной прорезиненной ткани, закрывали окна и двери – по форме полотен можно сделать лишь такое наблюдение. Было и несколько ничем не задернутых дверей - две представляли собой самобытные деревянные изделия, еще одна напоминала огромный затвор банковского хранилища.

Он удобно пристраивался на стуле возле свечи, но ему все не удавалось найти удобную позу для сидения. Леонид - сгорбленный старичок с болезненным видом, делающим его хмурым и беззащитным в одночасье. Морщинисто-пятнистое лицо утопало в его одеянии – расстегнутая куртка с высоким воротником, из разреза которой был виден плотный шарф и небольшой кусочек свитера. Наверняка под свитером была еще одежда, так как кожа на тонких руках была обвисшей, указывая на весьма хрупкое телосложение.

- Мария, костёр разжигать уже?

- Не мерзнуть же нам в своем доме, - ответ последовал повышенным тоном.

- Да будь он проклят этот дом, итак здесь более двадцати лет, осточертело всё!

- А что ты хотел? Снова возвращаешься к прежним разговорам? Ты ведь еще их в бункере начинал постоянно, не давал мне покоя, – после этих слов женщина приподнялась с кровати, по-прежнему находясь вне зоны видимости огонька свечи.

- В последний раз нельзя старику побрюзжать, что ли? – в голосе Леонида отчетливо слышались нотки обиды.

Леонид Иванович и Мария Константиновна встречали Третью Мировую Войну в статусе супружеской пары. Они были готовы к ядерным взрывам, ведь специально построенный дом с подземным бункером предполагал спасение и дальнейшее существование. Вот только не было дальнейшего существования, поскольку мир навсегда изменил свой облик. И облик этот был не мил еще и оттого, что их шестилетний сынишка в момент атаки на Донецк резвился с друзьями далеко от дома. Родители ждали его столько, сколько позволяла воцарившаяся в городе критическая ситуация. Надежда теплилась в их сердцах до последнего момента… Когда последняя капля веры в лучшее иссякла, гермозатвор бункера отрезал мужа с женой от внешнего мира, в одночасье разрушив семью.

Благодаря большим запасам пищи, топлива и одежды выжившие втягивались в новую жизнь. В ней нет места не только прогулкам по зеленым паркам и поездкам на дорогом автомобиле, но и родительскому долгу, самому важному для человека. Часы превращались в дни, а те, в свою очередь, становились долгими неделями, которые поначалу были невыносимыми. Человеческий организм адаптировался под резкую смену дислокации, а жизнь под землей начинала казаться не такой уж невыносимой. Леонид с Марией поддерживали друг друга из года в год, что служило им последним стимулом в этом городе, стране и мире.

Со временем жители бункера перебирались в дом, не обращая внимания на радиационный фон, пусть и существенно меньший, но никуда не пропавший с городских улиц и полуразрушенных зданий. Запасы подходили к концу, приходилось голодать и приспосабливаться к значительно худшим условиям жизни (жизни ли?). Супругам приходилось нелегко, что клеймом отображалось на их измученных телах, выглядевших значительно старше положенного.

- Вот мы раз в несколько дней едим какой-то грибок и похлёбку с травой, а ведь как раньше было… Рестораны, в которых мы могли заказать любое блюдо: мяско жареное, салатики, картошечка, рыбка, икра - старик облизал губы, не отводя взгляда от свечи. – Черт возьми, я готов отдать свой палец за то, чтобы прямо сейчас на столе лежал большой кусок баранины или свинины! Ей богу, отдам эту кривую костяшку, - размахивая своей правой рукой так, словно отгонял надоедливых мух - даже две!

- Зачем тебе, в твои-то годы, пальцы? Немудрено предлагать то, в чем не нуждаешься, в обмен на мясо, которого ты уже никогда не попробуешь, - Мария сама была готова отдать не только окончания своих рук за увесистый кусок сочного мяса, но не показывала при этом виду.

- Я и вкус забыл уже. А ведь в свое время, когда денег было хоть лопатой греби, даже и не думал о том, какую ценность представляет еда. Многие ведь и не пробовали того, что мы успели до катастрофы съесть.

- Лёнь, ты мне не рассказывай, до встречи с тобой я была как раз из «таких», которые в своей жизни видели лишь картошку с макаронами и всякие хот-доги с гамбургерами на улицах, когда дома уж совсем худо-бедно было.

Старушка, опираясь о край кровати, приподнялась и мелкими шажками направилась в сторону стола. Опершись о стол, Мария чуть было не свалила свечу на пол, однако та, покачнувшись, вернулась на исходную позицию. Усевшись на стоящий рядом стул, женщина облегченно вздохнула, что значило лишь одно: справилась.

- Мне в какой-то степени повезло больше, - прошептал старик, зная, что такой тон для единственного слушателя в этой комнате будет вполне приемлемым.

- Еще бы! Иван Степанович сделал твою жизнь сказкой еще с пеленок, а мне своего отца так и не посчастливилось увидеть, равно как заботы и обеспеченности.

- Не про деньги речь, не про деньги…

- А про что тогда? Хочешь сравнить наши жизненные пути до свадьбы? – ответила она повышенным голосом.

- Да что ты привязалась со своими чертовыми путями, линиями и поворотами?! Разве есть разница, какие они у нас были, главное, что мы прожили вместе семь счастливых лет до того, как эта чертова война стала диктовать свои условия и отобрала у нас самое главное сокровище. – Леонид тяжело отдышался и продолжил. - Ни один банковский счет не сравнится с Никиткой, ни одна дорогостоящая машина, дом или яхта, и я тебе это повторял не раз, пора бы уж поверить. Тем более - сейчас. Всё потеряло смысл, даже твои дешевые гамбургеры в забегаловках, и те канули в лету, а их мог позволить себе практически каждый, что говорить об остальном? – Он вопросительно глянул на жену, после вернувшись к созерцанию весело потрескивающего огонька.

- К чему тогда начинать разговор? – удивленно спросила Мария.

- Жалею я, что вовремя не остановил тебя в тот день, когда ты лишилась зрения… Так ведь и не познаешь новый мир, который возник на месте старого. Дальше нашего двора я не заходил, но через решетку ворот прекрасно видно разящие наповал изменения. Хотя нет, точнее будет сказать «разрушения».

- Это ты все рассказывал, что мне…

- Представлять мало, - прервал ее старик, - необходимо не только вдохнуть в себя воздух уничтоженного города и радиационного фона, но и увидеть, что с окружающими нас деревьями и кустами произошло нечто странное. А как выглядят эти животные, издающие днем устрашающие крики, страшно представить…

- Надо жалеть себя за то, что я не увидела, и не увижу, собаку с шестью лапами или голубя размером с лошадь, так что ли? – саркастически ответила старушка. – Да мне наплевать, Лёнь, честное слово. Всё, что я хочу увидеть, так это нашего мальчика. Вернуть тот день, когда мы его отпустили гулять с ребятишками. Крепко обнять его и целовать до тех пор, пока моя губная помада не покроет его лицо сплошными красными бантиками. Я бы вытирала влажной салфеткой Никитины щеки, а он в ответ смеялся бы так, что невольно хохочешь с ним. Смеялся… Мы его потеряли, Лёнь. Навсегда. – Деревянный стол стал покрываться слезами.

Отчаяние вместе с грустью сопровождают выживших всё время, с самого начала военного хаоса и по сей день. Не было ни минуты, чтобы муж и жена не горевали и плакали. Все счастливые моменты, как казалось раньше, превращались в ничто, когда на арену чувств и воспоминаний поднимались такие соперники. Двадцать лет гегемонии печали и подавленности превратили нервную систему в связку безжизненных ниток, наличие которых в телах стало формальностью, утратив всяческую необходимость. Мария с Леонидом живут без настоящего и будущего, навсегда оставшись в прошлом, которое никому не подвластно вернуть обратно.

***

Несколько деревяшек доживали свои последние минуты в камине. Леонид Иванович, с легкой ухмылкой на лице, переводил взгляд со свечки на камин, словно пытаясь сделать выбор между ними.

- Пожалуй, надо собираться, - уверенно промолвил старик. – Время уже поджимает.

- Нам-то уж точно спешить некуда, не в том мы положении.

Старик приоткрыл окно, и лунный свет пролился внутрь комнаты, поделив её напополам ровной линией. Этого вполне хватало, чтобы рассмотреть содержимое полок и ящиков. Старушка прилив света никак не восприняла, продолжая поиски чего-то под кроватью.

- Мария, я нашел наше свадебное фото! – Леонид держал в руках старенькую рамку без стекла, разглядывая фотографию мужчины во фраке и женщины в пышном белом платье.

Тут же старик поставил рамку на полку и быстром шагом направился к одной из комнатных дверей. Открыв ее, он сразу достал два вещевых мешочка, сложенных рулетом. Непроизвольно у него вырвалось:

- Вот они, родимые…

Леонид подошел к своей кровати и развернул один из мешков – внутри оказался черный фрак, тот самый, который он, только что, рассматривал на фотографии. Старик снял свою куртку и шарф. Поверх одежды он натянул пиджак и брюки, смотревшиеся на нем нелепо. На спине четко вырисовался горб – гроза любого мужчины, решившего надеть фрак. Некогда черный цвет в свете луны казался серовато-пятнистым, отчасти из-за длительного испытания пылью и временем.

Леонид Иванович, попытавшись выровнять спину, принял важный вид, словно у него сегодня состоится бракосочетание.

- Эх, было время… А где мои белоснежные перчатки?

Старик принял вытряхивать мешок: на кровать высыпался различный мусор - дохлая мышь, пара пуговиц и небольшая тряпочка. Этой тряпочкой оказалась одна из перчаток, правда, с некоторыми изменениями – белоснежный цвет стал больше не актуален, уступив место невнятной серости, а мелкий грызун поработал над украшающими все пять пальцев дырочками.

- Выбирать не приходится, - огорченно промолвил старик.

Надев перчатку, внешний вид Леонида Ивановича стал еще более курьезным: торчащий из-под мятого пиджака свитер; брюки, которые обтягивали штаны такими немыслимыми узорами, словно был применен гипс; практически разодранная обувь, совершенно не подходящая под модный фрак; свитер и дырявая серая перчатка, свободно висящая на одной руке.

- Вид бомжа, нашедшего фрак на свалке, - с улыбкой произнес старик, после громко рассмеявшись.

- Чего ты там заливаешься-то? – поинтересовалась Мария, доставая из-под кровати небольшую картонную коробку, обильно покрытую пылью.

- Я снова во фраке, как на свадьбе…

- Зачем это ты вырядился? Совсем крыша едет уже? – с неподдельным интересом спросила старуха.

- Да чего ты взъелась, хочется быть нарядным, больше такого шанса и не будет уже!

- Валяй, валяй… Мне и в этой одежке неплохо.

Леонид, не желая дальше продолжать разговор на эту тему, взял пустой вещевой мешок и забросил его под свою кровать. Второй, в котором находилось свадебное платье или то, что от него осталось, отнес обратно в шкаф. Вернувшись к окну, он вытянул из рамки фотографию, сложил ее напополам и засунул в карман пиджака. Принявшись дальше осматривать полки вблизи себя, старик нашел две небольшие книжки, лежавшие на стопке бумаг. Это были паспорта. Открыв один из них, он увидел стандартную первую страницу с фотографией и главными данными любого законопослушного гражданина или гражданки: «Мария Константиновна Степаненко, дата рождения 25 февраля 1972 года…».

- Мария, глянь, что я нашел! – выдержав паузу, он продолжил. – Черт, прости, забыл…

- Чем я тебе гляну, не подскажешь? – возмущенно отрезала она.

Старик отвернулся от нее, стараясь лучше рассмотреть в лунном свете фотографию своей молодой жены, радостно и беззаботно улыбающейся. Во втором паспорте его ждала такое же жизнерадостное лицо, только принадлежавшее ему.

Памятка прошлой жизни сейчас совершенно ничего не значила, превратившись в обыкновенную бумагу, используемую человеку для своих потребностей. Новый мир поставил человека в такое положение, что имена и фамилии утратили необходимость. Третья Мировая Война унесла некоторых близких и целые семьи, моментально истребив поколения, корнями уходящие вглубь истории не только Украины и СССР, но и преодолевая долгие века жизни человечества на этой планете. Третья Мировая Война унесла с собой всё то, без чего нормальная жизнь немыслима. Третья Мировая Война не дала шестилетнему Ваньке подарить бумажное колечко Светке из соседнего подъезда; пятнадцатилетнему Антону впервые съездить на футбольный матч своей любимой команды; двадцатитрехлетнему Степану сделать предложение любимой девушке, с которой он был готов прожить всю оставшуюся жизнь… Теперь-то никто не вспомнит нелепое колечко, подаренное в детстве. А как на счет пережитых эмоций на стадионе либо же романтического и трогательного предложения выйти замуж за человека, считающегося самым завидным женихом района?

Получается, и паспорт Ваньке не нужен, так как ему не придется доказывать Светке через долгие годы, что это он, тот самый щупленький мальчик из соседнего подъезда, подаривший ей скрученную в кружочек бумажку и проживающий там до сих пор; Антону не за чем будет выезжать за границу с группой таких же фанатов ради очередного распевания песен и размахивания шарфом с гербом команды что есть мочи; Степану так и не поставят печать в паспорт о бракосочетании с его второй половинкой, равно как и не запишут туда его сына и дочь...

Однако Леонид Иванович имел в своем паспорте запись о бракосочетании с Марией и напоминание о сыне там присутствует. Только вот какой толк от этого документа сейчас, когда жена мучается из-за отсутствия зрения и старческих предрассудков, а Никитка уже как двадцать лет превращен в пепел возле какого-нибудь здания? Да и доказывать мало знакомой женщине то, что он по детской наивности дарил колечко, ему ни разу не приходилось – высокопоставленный статус родителей не позволял сему произойти.

Положив паспорта на место, старик окончательно прекратил обыск полок, коробочек и ящичков, удобно разместившись на стуле. Он следил за Марией, обиженно копошащейся в своей недавней картонной находке.

- Ну ладно тебе, случайно вырвалось…

- Сегодня мог бы и получше сдерживаться, ни на что не годный старик! – выпалила Мария, развязывая ленточку на стопке фотографий.

Пожилая женщина отложила розоватую полоску ткани в сторону и попыталась рассмотреть фотографии, неплохо сохранившиеся в коробке под кроватью. Однако недуг, полученный ею по неосторожности, не позволял разглядеть маленького мальчика на них, Никитку. Даже серебристый свет Луны, всячески старающийся угодить несчастной Марии, здесь был абсолютно бессилен.

- Все равно они будут со мной, - прошептала Мария и положила фотографии в правый карман своей верхней одежды, нарочно забыв о ленте, прежде соединяющей их.

- Пожалуй, схожу за дробовиком, - сам себе сказал старик, направившись к самой массивной и необычной по форме двери в доме.

Леонид Иванович сначала следовал к пункту назначения по лунному свету, а после скрылся в непроглядной темноте. Через некоторое время он вернулся, держа на правом плече двуствольный дробовик. Ноша обременяла его, судя по более грузному передвижению и заметному наклону тела в левую сторону. Мария передвижения своего мужа по комнате никак не воспринимала, присев на самый край кровати, казалось, она, вдобавок к утрате зрения, еще и слух потеряла, так как не придавала ни малейшего значения его словам об оружии и поискам оного.

***

Старик достал из самого нижнего ящика большие пожелтевшие альбомные листы, соединенные скрепкой и положил их на стол. На самом первом листе виднелась кривая надпись карандашом: «Декабрь, 33 г.», несколько раз обведенная такими же кривыми линиями повторно, для придания ей большей читаемости. По площади всего листа были хаотично разбросаны такие же кривые числа от одного до тридцати одного. Числа были кое-как заштрихованы тем же карандашом, все, кроме тридцать первого.

- Пора уж и тебе, тридцать первое, кануть в лету, - прошептал Леонид, с помощью огрызка карандаша превращая число в серый кружок. После он парой свободных движений, давшихся ему тяжело, перечеркнул весь лист.

Отложив исписанную бумагу в сторону, он увидел чистый листок, последний в этой внушительной по размерам стопке. Недолго думая и снова взяв в руки карандаш, старик написал следующие строки, словно они соревновались между собой в неразборчивости почерка:

«Приветствую того, кто нашел наш дом! Запасов здесь нет, равно как и невообразимых драгоценностей (да и зачем они сейчас?), зато в Вашем распоряжении надежный бункер (мало ли, вдруг понадобится). Я, Степаненко Леонид Иванович и моя жена, Мария Константиновна, больше сюда не вернемся, так как присоединимся к обществу нашего горячо любимого сына, Никиты. Желаю удачи и терпения!».

Поставив точку, старик положил на послание неизвестному человеку (или уже кому-то другому?) карандаш. Все остальные бумаги, включая недавно покрывшийся кругами и крестиками «Декабрь, 33 г.», он по очереди спалил в догорающем костерке камина, оживив тот на пару минут.

«На кой черт я все это делаю?», - промелькнуло в голове старика после последнего сожженного листочка бумаги.

- Через минуту выходим, - задумчиво сказал Леонид, продолжая стоять у камина, потирая ладони над угасающими угольками.

- Я уж давно собралась, хоть сейчас готова идти! – последние слова старуха произнесла на повышенных тонах.

- Тогда пошли потихоньку, зачем ждать.

Леонид и Мария, принимающая необходимую помощь в продвижении со стороны мужа, неспешно вышли из дому, захватив на пути к воротам чем-то наполненный целлофановый пакет. Луна тщательно освещала дорогу, на которой виднелись устрашающие тени деревьев. Глядя на небо, нельзя было сказать, что мир поменялся в худшую сторону: незамысловатые узоры облачной дымки возле Луны передвигались из одной стороны в другую, как двадцать лет назад. А вот на земле произошли более чем разительные метаморфозы.

За пределами двора супругов поджидали невообразимые растения, чьё происхождение не так-то просто определить. Мария могла лишь догадываться, из-за чего именно ее муж порой протягивал «О-о-о», останавливаясь, время от времени, видимо поглазеть на очередную диковинку.

- Ей-богу… - старик выдержал долгую паузу. – Словно «Пикник на обочине» Стругацких экранизировал наиталантливейший режиссер, располагающий бюджетом и ресурсами всей нашей планеты… Правда, печальное какое-то кино получается… Тем более, сейчас наш бывший дом представляет собой территорию за стеной, а не окружающая радиоактивная среда…

- Какое к черту кино?

- Красивое. Невероятно красивое. – Леонид громко вдохнул и выдохнул морозный воздух. – Только вот трагическое, да и совсем не укладывающееся в голове.

То, что раньше было дорогой, теперь превратилось в труднопроходимые заснеженные заросли. Деревья вымахали до пугающей высоты, да и кроны приняли совсем странную форму: снег лишь придавал коварности их внешнему виду. Легкий ветерок покачивал ветви-руки, словно указывая дальнейший путь Леониду и Марии (будто они не справились бы без них). Причем некоторые растения, вопреки всем законам природы, имели листву, бросая вызов еловым родственникам. Даже под белесым покрытием листья местами обнажали свой зелено-коричневый окрас, несмотря на зиму и морозы.

Куда же подевалась вся живность, почему не встречает гостей?

Луна помогала Леониду разобрать вереницу разнообразных следов, размеры некоторых его пугали. Собачьи лапы – в каком они сейчас виде могут предстать? – оставляли ямки схожие с теми, что были до войны на любой припорошенной снегом местности. Однако рядом с небольшими кружочками, иногда напоминающими увеличенные дождевые капли, прерывисто появлялись вмятины от совсем других существ. Через каждый метр-полтора на пути возникали широченные следы , как будто огромный арбуз неправильной формы бросали на землю и снова подымали, только вот вместо съедобной ягоды наверняка были обросшие густой шерстью лапы. Слон? Да откуда в Донецке могли взяться слоны… Не могло же радиационное облучение так «усовершенствовать» не слишком большую живность (по старым понятиям), будь то бык, лошадь или овца… Или могло?

- А морозец неплохой сегодня, пальцы на ногах уже начинают завывать от холода, - пожаловалась старуха.

- Ледяная водичка быстро исправит это, поверь. Скоро уже дойдем, - помолчав, Леонид продолжил: - Если на пути никто не набросится на нас.

Но на пути никто не возникал, поэтому супружеская пара беспрепятственно добралась до начала полуразрушенного моста через Кальмиусское водохранилище. По нему уже не проехать на машине, поскольку дорожное полотно опасно обвисло по краям, а кое-где и вовсе покрылось пробоинами. По другую сторону мрачно ощерились многоэтажки, утратившие своё привычное фасадное убранство, ограничившись оголенной кирпичной кладкой и оконными рамами без выбитых стекол.

- Война унесла с собой не только человеческие жизни, - задумчиво сказал старик. – Она с собой забрала улицы вместе с городами, области, страны… Есть хоть один-единственный уцелевший город в этом мертвом мире? – посмотрев на Луну, словно ожидая от нее ответа, Леонид продолжил осматривать окружающую местность.

Обойдя мост с левой стороны, они устремились к самому берегу замерзшего водохранилища. Изо льда торчали затонувшие автомобили – свалку устроили прямо посреди водоема? – куски бетона, непонятно как там оказавшегося, а также диковинная поросль, узорчато раскинувшаяся над коркой твердой воды.

Они остановились. Лунный свет делал местность хорошо просматриваемой, правда, старик сменил ребяческий восторг на уныние. Всё погибло. Как можно жить в этом зачахшем городе, пропитанном радиацией – дозиметр забыли дома! – и атмосферой смерти? Смертью веет от всего: домов, дорог, деревьев, нестерпимого и холодящего душу воя собак-волков, даже солнце теперь против них, выжигающее не только зелень и землю, но и, в один миг, делая людей беспомощными слепцами… «Бедная моя Марьюшка…» - проскочило в потоке мыслей Леонида.

Пожилая пара неторопливым шагом ступила на лед, уверенно выдерживающий вес костлявых стариков. По левую сторону от них тянулись лианы неизвестного растения, не позволяющего им сбиться с выбранного курса - к центру водохранилища.

Выбрав подходящее место, старик сбросил с плеча дробовик и взял у своей жены пакет, из которого по очереди доставал небольшие прозрачные мешочки с белым кристаллическим содержимым. Сделав из них на льду подобие параллелепипеда, Леонид отбросил ненужный пакет в сторону и поднял дробовик. После тщательного прицела он выстрелил по каждому мешочку, не один раз перезаряжая ружье.

- Вот и пальцы тебе пригодились, а так бы отдал их за кусок пищи, - усмехнулась Мария.

Леонид же, справившись со своим заданиям, мирно наблюдал за образовавшейся шипящей кашицей, ранее являвшей собой прочный пласт льда. Соль, пробитая дробью через ледяную толщу, весело потрескивала, расплавляя своего противника.

- Всё думала… Почему мы так и не завели после катастрофы второго ребенка, - поинтересовалась старуха.

- А каков смысл? Чтобы он вместе с нами пришел к грязному водохранилищу рано или поздно, а то и вовсе в одиночку? – старик опять посмотрел на Луну, не давшую ему ответа на первый вопрос. После паузы, не отрывая взгляда от бледного небесного диска, Леонид продолжил: - Если сам бог не хочет окунуть этот высохший радиоактивный шарик, некогда называвшийся Землей, в свою чашу со сладким, теплым медом, зачем пытаться выживать? Без детей. Без родителей. Без цели, в конце концов. Надо было выйти на верную смерть еще во время войны, когда горе не съело в наших телах последние крошки души... – тоненькая слеза прокатилась по его щеке.

- Мертвой душе незачем существовать дальше… Так прими же, Кальмиус, меня и моего мужа - избавь от страданий!

Мария, крепко сжимая руку Леонида, сделала неуверенный шаг к порталу в новое существование, как они надеялись до наступления этой полночи, открывающей новый, две тысячи тридцать четвертый год. Старик всматривался в ее лицо, запоминая каждую морщинку, каждое пятнышко. Дыхание участилось. Внутренний голос на разрыв кричал «Я тебя люблю, Машенька!», однако губы оставались неподвижными.

В нелепо сидящем на теле фраке и с ружьем на плече, он ступил в соляную воронку. Спутница всей довоенной, военной и послевоенной жизни, осталась одна в новом мире лишь на доли секунды, пока мерцающая при лунном свете ледяная вода не сгустилась над её головой.

От автора: хочу поблагодарить прекрасный портал Блик в помощи. Особенно: Schtirlitz, Амур, G_Verloren, Философ15, и Apach.

Спасибо.

***

Сильный удар, крики, дребезг металла.

Всё!

Темнота окутывала мой разум, поглощала, не оставляла мне шансов… Но неожиданно меня ослепил яркий свет. Он меня заманивал. Повелевал мной. Но это яркое свечение было недолгим, и через секунду настала опять полнейшая тем-но-та!

-Папа! Ты… Ты не помог нам… Нам с мамой… Почему? За что? Не молчи! От тебя всё зависело! Помнишь? – раздался до боли знакомый мне голос.

Внезапно сплошная стена тьмы дрогнула, расступаясь перед непонятно откуда, взявшимся силуэтом маленького мальчика. Голубоглазый пацанёнок стоял напротив меня и с прискорбием в глазах смотрел как я плачу. Давно мне уже не приходилось проливать горьких слёз! Человек, от которого требовались моментальные решения! Человек, который убивал, терял и любил! Но даже в те жуткие моменты я не мог выдавить ни слезинки! А сейчас..

Маленький ровненький носик шмыгнул. Ручонка мальчика потянулась к курчавой голове, но так и застыла… Он опять посмотрел на меня, и опустил взгляд. Сзади подошла женщина. Её лицо было закрыто тёмным капюшоном, руки сложены на груди, а запах… Он казался мне очень знакомым! Такое чувство, как будто я уже где-то видел это прекрасное создание. Но где?

- Дорогой, ты не спас нас! Ты послушал тех людей…Обещал, что спасёшь нас, и всё будет хорошо! Помнишь? - Голос этой женщины был похож на пение ангелов, настолько лёгким и приятным.

- Лена?- недоумённо спросил я.

-Да Сашенька. Это я.

«НЕТ! Нет! ВЫ умерли! Тогда! Давно! Нет! – В голове бешено ураганом закрутились мысли.

-Ванечка! Леночка! Простите, я не смог! Простите, я умоляю вас! Я… вот сейчас достану пистолет, к виску приложу, и мы вместе. Ты, я и Ванечка! Пожалуйста!

Измождённый я упал на колени, руки перестали слушаться на доли секунды… Пистолет выныривает из кобуры, и вот я уже жмурясь от бессилия, нажимаю спуск… Из моего горла вырывается страшный вопль!

Это был конец…

***

- Ааааааааа!…

Я резко вскочил с картонной подстилке, огляделся, бешено вращая глазами, и опустился на корточки, предварительно зажмурив глаза! В голове всполохнула жуткая боль. Глаза налились кровью. Я сжал кулак во рту и застонал! Кровь приливала к голове! Подступила тошнота…

- Эй, Саня, что случ…

-Оставьте меня! – взревел я.

-Молчу!- раздался тоже грузинский акцент.

-Что случилось?- послышался второй голос.

Голова раскалывалась от адской боли. Я не мог даже открыть глаза! Но, уже, через несколько секунд мучения прекратились. Боль отступила, стало намного легче. Слава Богу!

Я встал с грязного пола, отряхнул штаны, оглядел взором помещение! Я находился в полуразрушенном здании, «крышей» которого служило тёмное небо. Стены изрядно покрытые плесенью, мусор, хрустящий под ногами, непонятный запах… Всё вспомнил! Дом три… Вот зараза, забыл, опять!

- Так и будешь стоять к нам спиной, дорогой! – грузинский акцент, хрипловатый голос… Это же Гиви!

Я повернулся к своим товарищам и улыбнулся.

-Чего зубы оскалил, украдут!- грубо отрезал высокий Павло.

В отличие от грузина Гиви, Паша был крепкого телосложения, и мне он почему-то напоминал накаченного ребёнка. Почему ребёнка? А не выглядел он на сорок а как минимум двадцать! Ну что сделаешь.

- Да просто рад вас видеть!- ответил я улыбаясь.

- Опять ЭТО снилось, дорогой? – тихо поинтересовался Гиви.

- Не твоё дело!- жёстко отрезал я.

- Хорош! Вы забыли, где мы находимся?! Нам выдвигаться уже вот-вот надо. Поедим, соберёмся и в путь к родной станции,- участливым тоном произнёс Павло и повернулся к нам спиной, собирать свои пожитки.

Я невольно возвратился в тот миг, когда передо мной стояли сынишка и любимая жена! Как мне их не хватает! О боже, за что? Нет, я обязательно навещу свою любимую семью. Как будет момент, так сразу…

«Обязательно! – мысленно пообещал себе»

***

Тяжёлые свинцовые тучи давили на мой разум, поглощая все мои мысли и раскидывая их по тайникам памяти! Была, какая-то вялость, непривычно идти с большой головой. Да и ещё сон всему причина! Вот всегда, когда снится ЭТОТ сон, жди беды. Много случаев этому подтверждению. Взять хотя бы тот случай, когда мне и моим друзьям приходилось блуждать на поверхности. Я не помню, сколько дней назад произошёл этот казус, но тогда погода ничем не отличалась от теперешней. Так же пасмурно и грустно. Мы с Павло и Гиви, будучи, спрятавшись от дождя, бродили по заброшенному, большому, зданию, которое всем своим внутренним видом внушало ужас. И проходя мимо очередного, тёмного и бесконечного коридора, я увидел белый искрящийся свет.

-Ты реально перегрелся, – ответил тогда мне Гиви.

-Вы что наведите? – в какой раз переспросил я.

Их спокойствие меня просто убивало. Мои друзья как будто не видели этого света… А может и действительно не видели! Вдруг я начинаю сходить с ума.

Но факт остаётся фактом – я побоялся, тогда, подойти к яркому свечению.

А до этого мне снится сынишка с мороженным, жена красавица в новом тигровом пальто. Улыбаются, смотрят на меня, и в тоже время осуждают за то, что я не смог ТОГДА помочь им…

Покопаться в своих мыслях мне не дал Павло, который остановился и негромко произнёс:

- Я чего-то не понимаю. Мы заблудились?

- Да ладно тебе, не выдумывай, – недовольно пробурчал Гиви, и полез в свой вещь мешок за картой.

-Это из-за ЭТОГО дурацкого сна! – Я мысленно начал ругать себя, но ответ Павло не заставил долго себя ждать.

- Ладно тебе! Перестань, просто немного сбились с пути…

-Да как могли? – жёстко перебил я своего товарища. - Мы эти места как свои двадцать пальцев знаем!

-Двадцать одно! – усмехнулся Гиви.

Реакция Павло была моментальная:

-Ха! Ха! Точно! Ты прям съюморил!

-А если серьёзно, то вспомните. Два месяца назад мы заблудились в туннелях. Месяц назад мы чуть не утонули в погребе! Помните? Нет…

- Помним, ещё вспомни, как нас обложили мутанты! Хорош ересь нести, бесишь уже, - сказал на повышенном тоне Павло.

- Достаточно! Вот, я по карте посмотрел, нам через двор идти, - Гиви указал в сторону больших, многоэтажных строений. – И потом по прямой километр, дальше автострада. А там минута ходьбы.

- Всё у вас легко, - буркнул я, и недовольно пошагал за маленькой группой.

«Не верят глупцы.– Я сжал кулаки. - Посмотрим, кто будет прав. Я более чем уверен, что мы и в этот раз заблудились».

И эти мысли были для меня страшными. Страшными как сон, как этот глухой и пустой мир. Я не должен боятся! Я должен быть сосредоточенным, продумывать все шаги! Всё будет хорошо! По крайней мере, должно быть хорошо.

Через минуту мы уже прошли небольшую автостраду, усеянную остовами автомобилей, и вышли большую площадь, окружённую пятиэтажками.

Пустое пространство, зажатое строениями, заросло мелкими кустарниками с немногочисленными одинаковыми, безжизненными, деревьям. Слабо колосилась трава. Вдалеке был слышен скрип, раскачивающихся по ветру качель, чуть ближе стояла ржавя горка, бывшая песочница, бесконечные подъезды, напротив которых стояли автомобили. Всё это окружало меня, сводило сума. Было чувство дежавю.

-Папа! Покатай! Ещё! Ещё! Выше!

Перед моими глазами появились призрачные люди. Деревья приобрели стройную форму, распустили ветки и листочки. Трава позеленела, горка стала красной. Появились лавочки, на которых сидели ворчливые бабульки.

-Вот носят юбки! Срам!- произнесла та, что постарше.

- Да ни говори Марья Петровна! Вот в наши то годы…

А на качелях катался маленький мальчик, лица его я не увидел, так же как и отца, который раскачивал железяку.

- Выше! На Луну! – смеясь, произнёс мальчишка.

-Улетишь! – так же с улыбкой на лице произнёс отец.

Я попытался оглядеться. Но, увы, не смог. Меня что-то держало, и это «что-то» было слизкое и противное. ОНО распространилось, за считанные секунды, по всей площади, обволакивая машины, дома, бабулек и отца, который качал уже пустые качели, но так и не повернувшийся ко мне лицом. Я попытался закричать, однако и эта попытка не удалась.

Неожиданно ведение исчезло и я опять попал в свой, настоящий кошмарный мир.

- В-в-видели… Вы это видели?- с дрожащими губами я повернулся на недоуменных товарищей, которые ничего не понимали, и смотрели на меня как на психа.

Гиви повертел пальцем у виска, присвистывая, а Павло, в это время, повернул своё грузное тело куда-то в сторону и замер. В следующее несколько секунд раздалось громкое утробное рычание. По площадке прошла большая тень, поглощающая всё на своём пути.

- Птеродактили!- завопил во всё горло Павло, и первым ринулся в сторону ближайшего подъезда.

-Вот зараза! – громко выругался Гиви и прибавил ходу за своим другом.

Я тоже не терял драгоценные секунды, и побежал за сталкерами.

***

Вам не приходилось прятаться от летучих мутантов в контейнерах?

Вам очень крупно повезло! Это ужасное чувство. Не хватает свежего воздуха, да и ещё спину ломит, особенно тогда, когда ты не один.

- Хорош свою ногу на мои плечи ставить… Фу… Ты в фекалии наступил! Урод! О боже как воняет.

Да, я сам начал ощущать вонь в контейнере.

-Гиви, ты смотри куда бежишь! А то…

-Слушай брат, я, когда бежал, мне не до этого было, – тихо, с акцентом, произнёс виновник.

- Тише, дебилы, - зло зашипел я.

Я присушился к посторонним звукам. Ничего кроме вольного ветра слышно не было. Но вот в следующую секунду я различил чьё-то бормотание. Моё сердце заколотилось!

Кажется и остальные жители нашего импровизированного убежища уловили звуки.

- Чем опять завоняло, - еле слышно поинтересовался Павло.

- Извините, - весьма огорчённо произнёс Гиви.

- Ты что ещё и воздух испортил?

В следующую секунду что-то тяжёлое врезалось в контейнер. Удар. Ещё удар. И вот наш железный «домик» падает набок. Я вываливаюсь самым первым. Но через секунду прихожу в себя, быстро встаю на ноги и оборачиваюсь. В метре от меня стояла больших размеров тварь. Я бы может и дальше продолжил разглядывать это «чудо», но в следующий момент мутант прыгнул в мою сторону.

Раздались выстрелы. Очередь отбрасывает мутанта в сторону.

А я как стоял столбом, так и стаю. Если бы не Павло, то мне пришлось уже не стоять, а лежать с перегрызенной глоткой.

Чёрная, гладкошерстная тварь, с длинным хвостом и оскалом в три сотни зубов, утробно рыкнула, содрогаясь в агонии.

- Упыри! Чтоб их!- с ненавистью произнёс Гиви и сплюнул.

- Чтоб тебя! – ответил Павло, поправляя лямку автомата.- С тобой в одном контейнере больше не буду прятаться! – А ты Саш по расторопней будь!

Я моргнул, соглашаясь с напарником.

Говорил же, что когда сон снится, жди беды. Сколько у нас уже приключений таких было. И помните, как они заканчивались?– как не в чём ни бывало, вмешался я.

Товарищи укоризненно посмотрели мне в глаза. Понятное дело, что они не верили во все эти бредни. Да и я сам не понимал, почему так происходит. Но факт оставался фактом, - пора сваливать. Так что ответа на свой заданный вопрос я так и не услышал. Почему?

Да потому, что в следующее мгновение, всё в округе ожило, по домам прошлись кривые тёмные тени. Пространство, вдруг ожило!

***

Деваться было уже некуда. Куда не глянь, везде упыри. Извивающиеся чёрные тела, длинные хвосты. Они казались бесконечными. Эти мутанты собирались со всей округи, вставали на две лапы и пытались учуять добычу. Зрелище ужасное. Особенно тогда, когда ты добыча!

Мы начали отступать к ближайшему подъезду.

-Говорил я вам, надо было от «птерода» прятаться в доме, а не в контейнере! – зло проворчал Гиви, и дал автоматную очередь в приближающегося гостя. Секунда, и тварь уже осела на асфальт.

- Ладно, что случилось, уже не исправить, - недовольно заметил Павло. – Уходим!

Наша маленькая группа вбежала в ближайший подъезд, парадная дверь отсутствовал, поэтому мы сконцентрировали все силы на этом проходе, и заняли оборону. Только сейчас я смог оглядеться по сторонам. Мы находились в небольшом холле, стены которого были сделаны из белого мрамора. Слева от меня стоял перевёрнутый, деревянный, стол, дальше вдоль стены расположились, проросшие через бетон, небольшие кустарники. Чуть правее висели маленькие картины, под ногами хрустел бесконечный мусор. Я поглядел правее и увидел лестницу, ведущую на верхние этажи здания. Мы сразу же решили побежать туда, но в следующую секунду случился большой казус.

Первый, самый крупный мутант не вписался в проход и застрял, но ненадолго. Когда задние бестии, в предвкушении сытной еды, начали напирать, твари всё же удалось протиснуться.

-ОГОНЬ! – взревел я.

Ударили три автоматные очереди. Первый зверь упал, так и не добежав до нас. Следом пошла волна тварей. Одна за другой!

Гиви сразу же скосил очередью двух мутантов. Павло в это же время, истратив полный рожок своего «Ак», принялся «ласкать» ближайшего мутанта прикладом. А меня в свою очередь заметила ещё одна тварь и ринулась мне на встречу. Секунды, и вот я держу моего врага на мушке, спускаю крючок, отдача бьёт в плечо, но… Очередь проходит мимо и лишь выбивает мраморную крошку. Остаётся последний шанс! За секунду до смертельного прыжка чёрной бестии, я достал большой тесак, и в последнюю секунду рассёк остриём ножа воздух. Тварь успела прыгнуть, но это было её последнее контролируемое действие. Проскользив на брюхе несколько метров, оставляя за собой кровавый след, тварь забилась в конвульсиях. Но эта маленькая победа не означала ещё толком ничего. На меня бежали ещё несколько гостей.

Второго мутанта пришлось убить ударом ножа в брюхо. Третьему рассёк голову, а вот четвёртого проворонил, но меткость Павло помогла мне продлить мою никчёмную жизнь! Только сейчас я заметил, что весь первый этаж был усыпан трупами подыхающих мутантов.

- Уходим выше!- скомандовал Павло и первый ринулся по ступенькам.

Мне даже не надо было давать команды. Я один из первых дёрнул в сторону лестницы, но в последующее мгновение меня что-то задержало. По непонятным причинам я остановился и уставился в сторону лестничной площадки. Оттуда на меня смотрел призрачный мальчик и махал рукой. Я остолбенел, пошли мурашки по всей коже…

Запахло кровью! Мне послышались чьи-то мольбы о помощи! Крики и ужасы!

- ПОМОГИТЕ! – кричал кто-то вдалеке.

- ВЫ!... ВЫ НАЧАЛИ ЭТУ ВОЙНУ! ВЫ НАЖАЛИ ЭТУ КНОПКУ! - прозвучал сильный мужской голос.

В какие-то доли секунды всё остановилось!

Замер и тёмный упырь, который был уже в прыжке от меня, замер и Павло бежавший в мою сторону и энергично махая руками, замер и Гиви, который уже достиг входа в чью-то квартиру…

А напротив меня всполохнул ярчайший свет, который жёг разум изнутри. Я прищурился, но так ничего не смог разглядеть.

-Папа! Хватит здесь торчать. Пора возвращаться домой,- раздался детский голос.

***

Он манил меня пальцем. Мы шли всё выше и выше по ступенькам. И наконец, я оказался в маленькой квартирке.

Новенькие шкафчики с книгами, прямо передо мной стоял плазменный телевизор на специальной тумбочке. Стол, на котором находились тетрадки и ручки. В глаза бросался шикарный тигровый диван и ещё меня поразили целые пластиковые окна! Я перевёл внимание на призрачного, курчавого пацанёнка, который смотрел на меня своими водянистыми глазами.

- Папуля, посмотри в окно,- приказал мне мальчик.

И мне пришлось подчиниться.

Я подошёл к «пластику» и выглянул наружу. В лицо ударило свежее дуновение ветра. Почуялся запах свежей травы и… Шашлык? Кто-то жарил мясо, желудок свела дикая судорога, сопровождаемая урчаньем. В следующую секунду увидел туже площадку, тех самых ворчливых бабулек, качели и автомобили… Но присутствовал один изъян! Посреди детской площадки, невероятным образом – стояли два гигантских пассажирских самолёта, у основания которых толпились люди. Я не поверил своим глазам! Как это могло быть? Что ЗДЕСЬ творится?!

- Папа! – раздался неожиданный голос мальчика. Я вздрогнул и повернулся.- Не надо из-за них развязывать войну! Они не хотят этого! Они мне сказали, чтобы ты не развязывал войну. Не надо этого, прошу.

- Какая война!- Моё терпение уже лопнуло. – Кто ты? Кто эти «они»? Где я?

Я уже было хотел схватить парнишку, но в одно мгновение моя голова резко дала о себе знать! Меня скрутила боль! БОЛЬ!

- Ааааа! Что ты делаешь? – Схватившись за голову, я начал кататься, как припадочный, по ковру.

Неожиданно раздался женский голос:

- Пульс! Участился! Он, кажется, выходит из…

В голове начали появляется какие-то картинки.

Вот я стою в каком-то кабинете и разговариваю с седым человеком. Ямочка на подбородке, худощавое телосложение, смокинг с бабочкой, большие уши… Это мой брат!

-Государство Америки должно ответить за то, что сбили наши два наших самолёта!- зло гаркнул, разбрызгивая слюну, мой братишка.

Его зовут Аркадий! Точно.

А вот и я отвечаю:

-Но, наши самолёты сбились с курса, и не отвечали на предупреждения…

-Если ты меня поддержишь на Совете Федераций, я гарантирую тебе, что все кто виновен, ответят за их смерть…

- Да! Ты прав. Моя семья… Они были там, сгорели…

Картины начали меняться.

В следующую секунду я уже еду в машине, и разговариваю по телефону:

- Скоро буду. Подождите!- громко отвечаю своему неизвестному собеседнику.

В динамике телефона раздаётся хрипловатый голос:

-И кстати. Саш, твой голос был решающим.

Картинки опять начали меняться до тех пор, пока я не оказался в просторном холле, всё пространство которого, увешено электронной техникой, рядом со мной стоят солдаты …

Глаза фокусируются на КРАСНОЙ КНОПКЕ.

-Наша система «Контр» намного усовершенствованное предыдущих аналогов…

- Пора! Они узнают, что такое Россия! – раздался басистый голос.

- Нажимайте товарищ генерал! – произнёс рядом стоящий солдат.

Я генерал?

Указательный палец прикасается к кнопке и…

Картин меняется. То, что я увидел в следующую секунду, потрясло меня до глубины души. Перед глазами начали мелькать испуганные лица людей. Все кричат и плачут, убегают, стекаются во единый поток человечины и давя друг друга спускаются в низы ада!

Перед глазами появляются призрачные часы. Указательная стрелка показывает одиннадцать, а секундная пятьдесят…

Одиннадцать пятьдесят два…

Люди бегут…

Одиннадцать пятьдесят три…

Крик и паника…

Одиннадцать пятьдесят семь…

Остаются только те, кто не успел забежать…

Одиннадцать пятьдесят девять…

Мать обнимает своего сына, и что-то шепчет ему на ухо…

Двенадцати ровно…

Светлое небо озаряется красными вспышками.

В последних мгновениях пролетает какая-то другая жизнь, та, которой не должно было быть.

***

Перед глазами проплывает белый свет…

Я вижу себя со стороны…

Истощённое лицо, седые усы, морщины на щеках, усталые глаза… Обращяю внимание на свою голову. Побритая голова и … Шрам. Кровоточащий шрам.

- Папа, ты должен изменить мир! Ты видел всё, что должен! Ты обещал. Помнишь?

В следующую секунду я услышал своё биение сердца… И опять женский голос:

- Он выходит из комы! Быстрей…

***

Яркие лучи солнца безжалостно «выжигали» всё, до чего только они могли добраться. Но, несмотря на это, простые прохожие даже и не замечали такого пустяка. Кто идёт по своим делам, кот вдет по сотовому телефону важные беседы.

Дети, ковыряющиеся в песочнице, маленькие девочки, прячущиеся от палящего солнца под тенью большой горки. Редкие пушистые кустарники, лавочки, автомобили, стоящие вдоль тротуаров. А напротив моего подъезда сидят две бабули, и о чём-то ведут разговор.

Природа живёт по своим правилам, а человек по своим. Но чем-то мы похожи с ней. Вот на высоких деревьях, которые стоят вдоль площадки, шевелятся по ветру зелёные листья, а вот по тротуару идёт и раскачивается пьяный молодой человек. Да и много чего можно ещё сравнить!

Я слабо пошевелил правой рукой. И не поворачивая шеи, попытался достать до электронного карандаша, находящегося в специальном, открытом чехле, закреплённым на инвалидном кресле… Правая рука с трудом пыталась достать карандаш, но всё тщетно, пока ко мне не подскочил солдатик и не помог.

«Спасибо, – мысленно поблагодарил я свою няньку, и взял чудо технику в руку».

Набрал на сенсорной панели, более или менее, разборчивые буквы.

«Филип, пойдём домой. Мне надоело гулять!!!» - И три восклицательных знака.

Солдат наклонился над панелью и кивнул.

Кресло развернулось, и мы поехали к моему подъезду.

Вот чёрт! Чуть не забыл!

Я начал мычать.

Солдатик испугался, остановил кресло и спросил:

-Вам плохо товарищ генерал? Вызвать скорую?

Я начал писать ответ:

«Нет!!! Зачем? Я пока здоров. Хочу до двенадцати ещё побыть. Полюбоваться, так сказать».

-Ок! Только не забудьте, нам через… - Филипп посмотрел на свои наручные часы - … Через… Нам в двенадцать принимать таблетки…

Я опять замычал. Привлекая внимание солдатика. Он повернулся ко мне, и прочитал моё маленькое письмо:

«Подождут твои таблетки»

- Да и вам на солнце долго нельзя находиться. Голову напечёт. А то чип Швейцарский, плавится! Пойдёмте в дом.

Я замычал сильнее. В затылке загудело!

Понял товарищ генерал! До двенадцати, так до двенадцати!- бодро отозвался Филипп.

Я с трудом поднял голову и уставился на спокойный, синий небосвод. Ничего не предвещает беды. Где-то вдалеке летит пассажирский самолёт, оставляя за собой белые полосы, которые со временем развеются по всему небу.

Я начал отчитывать время.

Одиннадцать пятьдесят два…

Дети смеются и играют на площадке…

Одиннадцать пятьдесят три…

Бабульки опять критикуют нахальных, по их мнению, девушек…

Одиннадцать пятьдесят семь…

Мать кричит своему сыну что-то с балкона, и тот, прощаясь с друзьями, убегает домой…

Двенадцати ровно…

Мир продолжает жить, как ни в чём не бывало…

Я потихоньку вдохнул свежий воздух и набросал очередное письмо, так сказать, уже своей няньке:

«Пойдём =)»

- Товарищ генерал! Мне позвонил сержант Фомин, сказал, что два наших дипломата Павел Аронович и Георг Вахтангов уже вышли из комы после автомобильной аварии. Их состояние, пока, стабильное,– солдатик запнулся. – И… эм… конференция прошла удачно, ваш брат выступил убедительно перед Советом! И кстати, его голос был решающим. Так что конфликт с США более или менее разрешён…

«Это очень хорошо! Значит, я убедил своего братишку. И теперь со спокойной душой пойду… Ой… Ха… Поеду домой».

Ну, хорошо, что хотя бы Гиви и Павло вышли из комы!

Моя коляска спокойно развернулась в сторону подъезда, и в последний момент, я краем глаза заметил как у площадки, папа, катает на качелях своего сына, а тот что-то кричит, смеётся.

«Где-то я уже это видел» - подумал я про себя и отвёл взгляд.

***

-Александр Родионович вот ваши таблетки.

Солдат подошёл к измождённому старику, поставил на край дубового стола чашку с водой, белые пилюли и спросил:

-Вы точно сами сможете выпить?

Старик хлопнул глазами.

«Зелёный» отдал честь и вышел из кабинета.

Сердце этого старика билось всё реже, и реже… Ему было тяжело расставаться с этим миром. Но он знал, что выполнил последнюю просьбу сына и жены. Осталась одно невыполненное задание - воссоединение!

Чтобы не подставить Филиппа старичок выпил таблетки, и в последний раз осмотрел кабинет. Полное собрание советской энциклопедии. Рассказы Булгакова, сборники стихов… Персидский ковёр… Дубовый шкаф… Всё это пролетает перед старческими глазами…

Старик опустил голову, рука выронила электронный карандаш…

«Мы начинаем ценить этот мир, лишь тогда, когда его теряем. Я однажды уже потерял…» - последние слова, еле разборчивые буквы, виднелись на сенсорной доске, прикреплённой к инвалидному креслу, и читались как приговор.

***

-Пап! Ну, вот мы и вместе!- раздался весёлый голос пацанёнка.

-Да, сынок! – ответил молодой и бодрый папа.- А где мама?

-Она нас ждёт! Приготовила торт «наполеон». Твой любимый, – радостно воскликнул мальчик.

И они двинулись по тёмному туннелю в сторону яркого, поглощающего света.

Все счастливы!

Твой город это всего лишь набор открыток. Потертых и слегка помятых от любопытных прикосновений. Потерявших свой цвет от многочисленных взглядов жителей новосибирского метро. Людей, которые с улыбкой всматривались в эти площади, фонтаны и цветочные клумбы. Людей, жадно впитывающих в себя каждый уголок потерянного цветного мира. Людей впитавших в свое сознание все то, что осталось от столицы Сибири.

Это все равно, что картина нарисованная и придуманная кем-то. Фантазия. Выдуманный мир бережных прикосновений. Твой мир – открытка, нежно зажатая в дрожащей руке.

Волнение. Чувства накрывают, как огромная волна теплого воздуха и становится теплей. Пусть на секунду, но теплее.

Но эти открытки не фантазия. Это вполне реальный город. Со всем тем, что кануло в лета катастрофической войны. Да и само название этой войны звучит уже как нелепая фантазия. Просто необычное сочетание слов и размытых образов. Была ли эта война? Что это такое? Как это происходит. Что нужно делать? Как объяснить? Мало кто знает. И еще меньше тех, кто этом помнит.

- Ну и? – Спросил Курильщик.

Михаил в очередной раз перебрал в руках открытки. Потом, словно разочаровавшись, сложил их аккуратной стопкой и протянул Курильщику.

- Забавно, - пробурчал Михаил. - Непонятно только ничего.

Курильщик бережно сложил открытки в картонный конверт. Посмотрел на Михаила, пытаясь понять, понравилось ему или нет. Затем, положил всю стопку в полиэтиленовый пакет, где лежало что-то еще. Что-то такое, что Курильщик так же бережно хранил. Михаилу показалось, что это были выцветшие фотографии.

- Ты просто не видел все это вживую, только и всего. Поэтому тебе не понятно, - ровным голосом проговорил Курильщик и прочистил горло. – Вот когда увидишь, поймешь, как это красиво. Нет, как это грандиозно и величественно!

- Что же в этом грандиозного? – неуверенно спросил Михаил.

Курильщик опустил глаза.

- Все… - тихо пробормотал он. – Тебе не понять. И таким же юнцам как ты, тоже этого не понять.

Курильщик достал сигарету. Затем спички. Прикурил. Раскурив сигарету, он принялся разглядывать пламя горящей спички. В его словах не было злобы. Только сожаление. Только тоска. Спичка догорала. Михаил, так же как и он пристально наблюдал за этим незамысловатым химическим процессом.

Сигареты. Именно благодаря Курильщику Михаил узнал, что такое сигареты и что с ними делать. Сам он не курил, как и все основное население метро. Он считал курение абсолютно бесполезным занятием. Да и вредным. Воздух и так был не первой свежести. Застоявшийся и сырой. Еще этим дымом дышать. Зачем? Но Курильщик, судя по всему, был определенно другого мнения на этот счет. Ему курение, несомненно, доставляло удовольствие.

Спичка догорела.

- Там, наверху, в городе, все намного больше, чем на этих открытках, - заговорил Курильщик, разглядывая свою сигарету. – Ты просто не представляешь масштабы всех зданий и пространства вокруг. Правда, от них мало что осталось. Но по сравнению с тесным и темным метро…это… В общем я не знаю как это объяснить. Да и не в настроении рассказывать что-нибудь подобное.

- Мне интересно.

Курильщик посмотрел на Михаила.

- Я не сомневаюсь что тебе интересно. Всем вокруг это интересно. Только мало кто это видел. Даже сейчас, там все почти так же как тогда, до войны.

Михаил смотрел на Курильщика. Да, он прав. Все люди его возраста правы. Во всем. И все без исключения скучают по тому миру, что они потеряли. Сами виноваты. Хотя, конечно, Курильщик ни в чем не виноват. Да и все те люди, что сейчас живут в сибирской подземке.

Курильщик затушил недокуренную сигарету и положил в пачку.

- А ты знаешь, что после первой затяжки, примерно через семь секунд в мозг поступает никотин? Затем, наступает легкая эйфория. Первая затяжка самая сладкая. И чем дольше ты до этого не курил, тем она слаще. Все остальное – дым, пропитанный гадкой смолой.

- Нет, не знал. Но это забавно.

- Что именно? – Удивленно спросил Курильщик.

Михаил улыбнулся.

- То, что вы осознаете свою зависимость от сигарет и при этом так легко об это рассуждаете. Бросить не пытались?

- Пытался, как и все, - усмехнувшись, сказал Курильщик. Затем, он залез в карман и достал какую-то тряпочку. – Но знаешь, очень давно на земле, жил такой писатель Марк Твен. Так вот, он как-то сказал, что бросить курить легко, труднее всего не начать заново.

- Хорошо сказано, - поразмыслив, сказал Михаил.

Курильщик протирал свои очки. Михаил понял, что надо заплатить ему за просмотр открыток. Сеанс окончен. Все на выход. Курильщик закончил с полировкой и вопросительно посмотрел на Михаила.

Как его еще не грохнули за эти открытки?

Курильщик, несмотря на свой возраст, был мужик суровый. Здоровый и опытный житель подземки, каких было мало. Как и всего в метро. Посмотрев на его измотанное годами лицо, казалось, что твари на поверхности сами от него шарахались.

Население метро было белым. Белым как лист бумаги. Каждое выражение лица, как страничка в книге. По ним можно было читать историю. Только вот Курильщик, был немного загорелым. Вряд ли этот эффект достигался посредством долгих посиделок у костра. Но тем не менее.

Говорят он с «Заельцовской». А это далеко. Невообразимо далеко. Фантастически далеко. Как его сюда занесло, никто не знал. Сам он не говорит. Да и не скажет, какие бы ему сигареты не предложили. Это что-то очень личное, как говорили некоторые его близкие знакомые. Которых у него было не много. Совсем не много. Не было вообще. Их просто не стало.

Тот факт, что он прибыл сюда с самой северной станции города, был просто поразителен. Это казалось невозможным. Пройти по всем станциям было вполне реально, но как быть с перегоном «Речной вокзал» - «Студенческая»? Когда-то давно, между ними был метромост, который как огромная птица нависал над великой сибирской рекой Обь. Моста давно нет. Только река, в которой как в кошмарном аквариуме плавают огромные чудовища. Ко всему стоит прибавить и тех, кто бродит по поверхности. А там разгуливают довольно ловкие и голодные существа. Таким палец в рот не клади. Тем более не тыкай в морду автоматом.

Тем не менее, Курильщик здесь. И что более удивительно, вполне жив и здоров.

В метро много тайн…

Михаил достал из кармана пачку сигарет. Не распечатанную. Он выменял ее на пару патронов у одного сталкера. Для Михаила, как и для того сталкера сигареты всего лишь товар. А сталкер тот, был немного странный и до фанатизма рисковый парень. Его, кажется, недавно прикончили те самые твари, которые рыщут по поверхности. Но это уже обычные бытовые будни…

- На, держи, - Михаил, протянул пачку Курильщику, - как и договаривались.

Курильщик взял в руки пачку. Повертел ее в своих огромных, как лопата ладонях и пробурчал что-то невнятное.

- Что-то не так? – С опаской спросил Михаил.

Курильщик поднял голову и, улыбаясь во весь рот, сказал.

- Нет, Миша, все просто отлично. Ты мне принес сам «Winston». А это многого стоит! – Радостно воскликнул он и чуть тише добавил, искренне радуясь как ребенок: - Синий…

Наверху на платформе началось какое-то оживленное движение. Люди что-то кричали и бегали. Там явно произошло что-то важное, раз все так взбаламутились. Курильщик и Михаил переглянулись. Затем, вышли из полумрака тоннеля и направились к подъему на платформу.

- Пойдем, поглядим что там… - пробурчал Курильщик.

Там на носилках несли человека. Руки безжизненно свисали. Тело было накрыто брезентом. За ним шли какие-то люди. На нижних ступеньках лестницы, ведущей к выходу на поверхность, сидели еще два сталкера в защитных костюмах. Один из них обхватив голову руками, что-то бормотал и кивал головой. Это был Кирик, то есть Кирилл. Второй сидел и пристально смотрел в одну точку. Это был Сугроб, Сергей. Михаил сразу узнал их. Это была дежурная часть сталкеров станции метро «площадь Станиславского». У них, наверно, было задание. Может дежурство. Дежурства обычно проходили без пришествий, чего не сказать о походах на поверхность. Судя по всему, это как раз был поход, который не удался.

Михаил и курильщик остановились. Носилки поставили на пол, вокруг столпились люди. Женщины вздыхали, мужчины почесывали заросшие щетиной щеки. Все смотрели на брезент, под которым лежало бездыханное тело.

- Господи, как же это так…

Люди молчали. Кто-то заплакал и вышел из толпы. Курильщик закурил. Все ждали начальника станции.

Кто же лежит под брезентом? Михаил не мог сообразить. Он почему-то напрочь забыл того, кто постоянно дежурил с Кириком и Сугробом. Кто же это…

Неожиданно, в толпу ворвалась Светлана Петровна. Она была учительницей на станции. Расталкивая людей она пробиралась ближе к лежащему на носилках. Остановилась и, прикрыв рот ладонями, всхлипнула. Люди молча, смотрели на нее, не зная, что делать. Ее плечи начали вздрагивать. Кто-то принялся ее успокаивать. Она опустилась на колени и, словно боясь брезента, легонько прикоснулась к нему дрожащей рукой.

- Сыночка…

Молчание.

- Миленький…

Молчание.

Затем, учительница громко зарыдала.

Курильщик вздохнул и, развернувшись, куда-то направился. Михаил посмотрел ему в след. Светлана Петровна рыдала. Михаил понял, кто лежал под брезентом. Антон.

Появился начальник станции Родионов. Спустившись по ступенькам, на другой стороне станции он медленно шел к телу Антона. Люди расступались, освобождая ему дорогу. Он шел не спеша. Все замолчали. Вся станция затихла. Наконец, подойдя к телу, Родионов остановился.

Светлана Петровна замолчала и вопросительно посмотрела на него.

- Антон? – ровным голосом спросил Родионов.

Светлана Петровна молча, кивнула.

Родионов почесал щетину на щеке и опустил голову.

- М-да…

К телу не спеша подошли Кирик и Сугроб. Казалось, что каждое движение дается им с трудом. Была некая скованность и неуверенность в каждом шаге этих сталкеров. Родионов поднял брови и посмотрел на них.

- Вы, переодеться, помыться и ко мне в кабинет, - четко сказал он. Затем, посмотрев на Светлану Петровну, добавил: - Прощайся с ним Света, его нужно похоронить. Ты же понимаешь.

- Да… - еле выдавила она из себя.

Родионов развернулся и зашагал обратно. Остановился.

- Хлебников, сменить дежурных, - сказал он в пол оборота. – И подготовьте «Ковчег».

Родионов был когда-то машинистом. Теперь он начальник станции. Как-то так само получилось, что он им стал. Он до сих пор носил застиранную форму, которой, несомненно, гордился. Машинисты электропоездов метро всегда пользовались уважением, а сейчас, тем более. В те времена, еще до катастрофы, они были как будто избранными. Пассажирам казалось, что машинисты, это какие-то особенные люди, спокойные и рассудительные. Они были теми, от чьей работы которых полностью зависела жизнь мегаполиса. Доверие к нему было безгранично. Ответственность, возложенная на них, достигала неимоверных высот. И теперь, навыки, приобретенные ими во время работы, оказались идеальными руководящими способностями. Не всегда, но, как правило, это было так.

Родионов, кажется, был рожден для того чтобы руководить. Жизнь на станции была упорядочена и размеренна. Все благодаря ему. Она стала новым домом. Новым государством. Новой надеждой.

Интересно, что там произошло с командой Кирика? – думал Михаил.

Он рано или поздно узнает. Это было неизбежно. Никаких секретов. Так решил Родионов. Все, что происходит на станции, а так же за ее пределами, должно быть известно каждому.

Кирику и Сугробу, предстоял очень серьезный разговор с Родионовым. Возможно, долгий и непростой разговор. Людей на станции было не много. А крепких парней всегда не хватало. Стоило кому-то заболеть, и сменщикам приходилось дежурить сутками. В такие дни, вылазки на поверхность были запрещены. Только дежурство.

Запасные тоннели, ведущие за пределы станции, в сторону улицы Титова были под строгим контролем. Там постоянно находился дежурный пост. В правом и в левом тоннелях, сидели хорошо вооруженные солдаты. Такая мера предосторожности была обязательной. То, что в один прекрасный момент могло приползти из темноты тоннеля, было бы совсем ни к чему. Никто правда так и не приполз, но все же… Метров через сто от постов было перекрестное соприкосновение тоннелей. Дальше, только никому не нужная темнота.

Михаил пошел к посту. Там сегодня несли вахту его хорошие знакомые. У самого Михаила был сегодня выходной. Похороны будут еще не скоро. Заняться особо было нечем, поэтому Михаил решил прогуляться. Сам он постоянно дежурил в правом тоннеле, ведущим к станции «площадь Карла Маркса». Люди обычно не менялись постами. Родионов решил что, на каждом посту должны быть свои постоянные дежурные, которые хорошо разбирались бы в обстановке доверенного им тоннеля, знали бы всю специфику объекта. Михаил знал свой пост и тоннель отлично. Про обстановку на других постах и тоннелях он по долгу службы тоже был отлично информирован. Но все равно, в каждом тоннеле было что-то свое. Что-то необъяснимое. Но всегда неприятное и мрачное.

Метрах в пятидесяти от основного вестибюля, в правом тоннеле был оснащен пост. Слева, вдоль самого тоннеля, на уровне платформы, имелись разнообразные помещения. Комнаты, склады и тому подобное. Там иногда проходили люди, идущие по каким-то своим делам. Обычная рутина. Жизнь не смотря ни на что, кипела.

Михаил дошел до поста. У небольшого костра сидело два человека. Капитан и Олег. Капитан - это не звание, а прозвище. Парня звали Дмитрий, но все его почему-то называли Кэп. Почти все носили в метро прозвища. Так сложилось.

Олег что-то рассказывал Капитану. Вероятно, одну из своих увлекательных историй, из серии увиденных им лично, но, тем не менее, фантастичных. При этом он оживленно махал руками в разные стороны, придавая своей истории более живые краски. Автомат лежал на коленях. Всегда готовый, прочищенный, надежный и полностью заряженный.

Олегу было уже под пятьдесят, но он настойчиво просил относиться к нему как к равному. Капитану было около тридцати. Они были из тех, кто помнил старый мир таким, каким он когда-то был. Надежные ребята. Верные друзья.

- Да я тебе говорю, было такое! – чуть не срываясь на крик, говорил Олег.

- Да ну тебя, - видно все еще сомневаясь, отвечал ему Капитан. – Не может такого быть.

- Вы про что? – подойдя к ним, сходу спросил Михаил. - Привет, кстати.

Оба дежурных удивленно посмотрели на Михаила.

- Привет, - весело отозвался Олег. – Ну что, посмотрел свои открытки? А? Как тебе?

Михаил присел рядом. Поводил руками над небольшим костром и, наклонив голову, проговорил:

- Ну, так ничего, забавно.

Олег бросил взгляд на Капитана.

- Забавно. Ишь ты… - усмехнувшись, проговорил Капитан. Потом сделал серьезное лицо и добавил, взглянув на Олега: – Не морочь мне голову, Олег. Не было такого.

- Да как не было…

- Вы про что? – спросил Михаил.

Эти двое всегда о чем-то спорили. И это всегда было интересно. Сейчас они смотрели на Михаила.

- Да так, - пробурчал Олег. – Что там нового на станции?

- Антон погиб, - тихо проговорил Михаил.

Лица дежурных мгновенно помрачнели.

- Светкин? – спросил Олег.

Михаил кивнул.

- Твою ж мать…

Погибших или умерших сжигали. В то время пока жители станции прощались с телом, на поверхности шли приготовления. Дежурные сталкеры собирали «Огненный ковчег» - деревянный настил высотой примерно два метра, на которое укладывалось тело. Место вокруг «Ковчега» находилось под строгой охраной. Вооруженные сталкеры обороняли «Ковчег» от не прошеных гостей, которые порой, были крайне удивлены столь активным присутствием людей на поверхности.

Первое время от мутантов не было покоя. Они нападали стаями, отчаянно бросаясь под пули. Погребение в те времена представляло собой довольно опасное мероприятие. Счетчики Гейгера трещали как цыганский оркестр, поэтому все приходилось делать в спешке. Бывали случаи, хотя и редко, когда прощание с ковчегом проходило довольно плачевно, погибали дежурные сталкеры, но, слава Богу, те тревожные времена миновали. С тех пор многое изменилось. Возможно, существа, населяющие полуразрушенный и зараженный город стали разумнее. Может быть, их просто стало меньше. На поверхности всегда шел процесс естественного отбора. Сильный пожирал слабого. Сортировка длилась два десятилетия. Жестокая борьба за выживание миновала. Мутанты, порожденные воздействием радиации, не всегда были приспособлены к жизни на поверхности. Даже для них это были чрезвычайно тяжелые условия для выживания. Их не в чем было винить. Они выживали. Умирая и рождаясь.

Но постепенно, год за годом, все с трудом приходило в норму. Стала проявляться некоторая стабильность в окружающем мире. Постъядерный мир по-прежнему был крайне суров и не благоприятен. Но годы шли, и теперь наступило время примирения. Похороны проходили в основном спокойно. Мутанты молча, созерцали охваченный пламенем «Ковчег» из своих нор. Может быть, они чувствовали, состояние трагедии, витавшее вокруг «Ковчега».

«Огненный ковчег». Один толковый парень, придумал это. Еще в те тревожные времена, когда мир утопал в агонии. Это вроде бы было из какой-то древней мифологии. Обычай. В те времена, когда люди верили в многочисленных богов. Так хоронили воинов в древности, отправляя их служить своим богам на небе. И вот сейчас это оказалось к месту и к эпохе. Тот парень как в воду смотрел.

«- Колесо истории, - говорил он, - крутится и снова возвращается к исходной точке. Вот туда мы и вернулись. Скоро, мы забудем то, чего достигли. Все наши технологии будут утеряны на неопределенный срок, пока все не будет открыто заново. Затем, человечество снова зазнается и уничтожит и себя, и то чего оно достигло. Это неизбежно. Такова природа человека, заложника своих глупых амбиций».

Философ. Говорят, этот парень еще жив. Теперь он сумасшедший старик, и живет на Маркса.

«Огненный ковчег». Каждый житель станции заслуживал это. Каждый человек, словно древний воин, предавался огню. Каждая душа, на закате, отправлялась к небу. Увидеть свой город и отправится в небо. Это была дань уважения человеку прожившему жизнь в суровых условиях метро. Подарок от станции, которой погибший посвятил свою жизнь. Лучший подарок.

Михаил прощался с Антоном наверху. Как сослуживец. Как друг. Как земляк. Раньше, когда он был помоложе, то присутствовал на прощании в самом вестибюле. Теперь, когда он служил на станции, то прощался со всеми уже наверху. Он прекрасно помнил, что происходит во время прощания там, на станции.

Родионов произносил речь. Родионов всегда красиво говорил. Так, что пробирало до самой глубины души. Все его конечно внимательно слушали. После произнесения речи, по громкоговорителю объявляли, что тело выносят. Громко, как о прибытии поезда.

Антона вынесли его близкие друзья. В том числе Кирик и Сугроб.

Затем тело уложили на «Ковчег». Солнце уже почти село. Красный закат озарил небо. Город погружался во мрак. Дул легкий осенний ветерок. Родионов в защитном костюме, с зажженным факелом подошел к «Ковчегу».

- Прощай, Антон, - громко сказал он и поднес пламя к дровам у основания «Ковчега».

Затем, Родионов отошел в сторону. Кружась, все выше и выше, к небу поднимался пепел. Дрова податливо загорались и громко потрескивали.

Михаил заметил, что Кирик и Сугроб постоянно оглядываются по сторонам, пытаясь высмотреть что-нибудь в сумерках. На их масках играли блики огня.

- Света сама зажгла факел и передала мне… - сказал Родионов так, чтобы все слышали.

Михаил перевел взгляд на «Ковчег». Все молчали. Все прощались. Сегодня они хоронили единственного сына, единственной учительницы на станции.

Наступала ночь в сибирской столице. Вот она, сама «площадь Станиславского», названная в честь великого актера и деятеля тетра. Сумрачная пустота с неясными очертаниями жилых строений окутала забытый людьми город. Руины некогда сибирского города - миллионника, погружались во мрак. Полуразрушенные здания, дороги, уходящие в темноту пространства. Транспортное кольцо с покореженной в середине металлической арматурой, которая что-то собой представляла до катастрофы. Говорят, что там вроде был когда-то информационный монитор, который показывал время, число и температуру воздуха. Теперь его конечно нет, как и информации, которая уже не имеет смысла. Многочисленные магазинчики вокруг площади. Автомобили и троллейбусы, застывшие навсегда, на запрещающий сигнал светофора. Зеленый сигнал - это цвет жизни – почему-то вспомнил Михаил. Он так и не загорелся для водителей. Кто бы мог подумать…. Нависшие над головой рваные провода. Выбитые стекла окон.

Если прислушаться, то наверно можно уловить неясный шепот людей, стоящих на остановке и ждущих автобуса. Увидеть тени, спешащие по своим делам. А если приглядеться, то можно заметить, как перед остановками дежурят такси, с опущенными стеклами из которых, кружась, а затем, растворяясь в воздухе, вылетает табачный дым. Можно услышать рокот летящего в небе самолета, мигающего на фоне звезд. Можно, все можно, но все это конечно, иллюзия. Прожив всю сознательную жизнь в метро, под землей, начинаешь верить в призраков. Потому что хочется чему-то верить. Привыкаешь не бояться чего-то сверхъестественного, потому что жизнь такова, что нет времени бояться. Нужно действовать и быть готовым ко всему.

Линия фонарей, уходящая вдаль. Не горят. Жаль. Все превратилось в прах и пепел. Темнота, безнадежность, осколки зданий, стоянка мертвых автомобилей, обрывки проводов. Все это - твой город. Как древняя история – улица Титова, улица Станиславского, а в середине, где-то под землей, ты и твоя жизнь, наполненная суровым смыслом выживания и стремления к светлому будущему.

Пламя от «Ковчега» поднималось все выше и выше. Михаилу показалось, что на «площади Маркса» тоже что-то горело. Видно было плохо, поэтому Михаил не был уверен. Родионов заметив, что Михаил всматривается в темноту, подошел ближе.

- Там сегодня два «Ковчега», - проговорил он.

- На Маркса?

Родионов кивнул головой, мол, да.

– Кирик и Сугроб сказали, что они прикрывали отряд Косматого, который попал в засаду, - спокойно продолжил Родионов. - Паренек с Маркса, погиб. Его схватила какая-та тварь, вылетев из-за угла многоэтажки. Антон тащил раненого сталкера из отряда Косматого. Спасатель… мать его. В санитара решил поиграть…

- Засада? – удивленно спросил Михаил. – Мы же ни с кем не воюем.

- Да, ни с кем, - Родионов повернулся к Михаилу. – Теперь на поверхности есть что-то еще. Что-то более разумное, чем тупые мутанты. Они пришли с берегов Оби. Не знаю… Никто не знает, кто это. На «Студенческой» военное положение… Я пока сам знаю не достаточно, чтобы что-то утверждать. Я позвоню на «Студенческую», Климову, спрошу у него сам. А пока, - он подошел к «Ковчегу» и командным голосом проговорил: - Все, почетный пост с «Ковчега» снимается, все возвращаются на станцию. Темнеет и становится опасно. Прощание окончено.

В голосе Родионова слышалась тревога и усталость. Людей на станции хоронили не часто. Каждый человек был на вес золота. Картина человеческих ценностей поменялась, и список значительно сократился. Теперь люди дорожили самими собой. Каждым живым человеком. Рождаемость оставляла желать лучшего. Основное население станции, это люди которые волею судьбы оказались в метро во время ядерного удара. Одни куда-то ехали, другие работали в киосках, расположенных в переходах метро. Это свидетели ядерной войны.

Чуть меньше было людей среднего возраста. Это дети ядерной войны. Они выжили и выросли. Теперь они были двигателями жизни в подземки. Благодаря им, на станцию доставлялось все необходимое. Все то необходимое, в чем нуждается человек. Они же были рабочей силой. Солдатами. Будущим поколением.

И дети, которые родились уже здесь. Это потомки ядерной войны. Детей было совсем мало. Когда на станции родился первый ребенок, его плачь, как будто разбудил всех. Люди собрались вокруг него и с восхищением наблюдали, как, не смотря ни на что, жизнь продолжалась. Детский смех воодушевлял людей. Наполнял их жизнью. Каждый ребенок уже своим рождением доказывал жестокому миру, что он готов бороться с ним, во что бы то ни стало. Дети вырастали и боролись. Иногда, хоть и редко, это не получалось.

Смерть кого-то всегда была большой потерей. Для всех. Жители станции были одной, большой, дружной семьей. Где каждому было выделено место в жизни. Каждый был не заменим.

Все начали потихоньку спускаться вниз по ступенькам. Михаил последний раз взгляну на «Ковчег». Кирик и Сугроб немного задержались, поэтому шли последними. Михаилу показалось, что он поймал тревожный взгляд Кирика. Но на нем была защитная маска. Показалось.

- Прощай, Антон… - бросил напоследок Михаил и уверенно двинулся вниз по лестнице.

Возможно почувствовать взгляд снайпера? Маловероятно. Скорее можно ощутить непонятную угрозу. Смутную опасность. Зато когда один из группы падает с прострелянной головой, остальные начинают ощущать в полной мере. Немногочисленные выжившие рассказывают : крайне паршивое чувство. Интересно, пять сталкеров подозревают, что их разглядывают через оптический прицел? Не похоже. В движениях чувствуется нервозность, но это следствие напряжения. Трудно не напрягаться шагая по руинам пропитанным радиоактивность. Мутировавшая флора и фауна также мешает расслабиться. Сложно предсказать сколько глаз имеет то, что смотрит из обломков зданий. Кто таится во мраке окон и подвалов? Надо держать палец на спусковом крючке. Тогда есть шанс огрызнуться автоматной очередью на кинувшуюся из руин тень. От такой готовности зависит жизнь.

Идущие не подозревают, что за ними наблюдает двуногий хищник. Ствол винтовки магнитом привязан к пяти фигурам, продвигающимся среди оплавленных развалин. В окуляре прицела люди похожи на пластмассовых солдатиков. Маленькие. Простые. Игрушечные. Нажимать спусковой крючок совсем нетрудно. Наоборот, возникает спортивный интерес. Азарт охотника. Скольких удастся подстрелить. На четвертом десятке трупов ощущения притупляются. Спускать курок становиться скучно. Появляется рутина. Пропадает интерес. Уже необходимо разнообразить процесс умерщвления себе подобных. Например, прострелить ногу. Не более. Чтобы не умер от потери крови. Обязательно оставить шанс на спасение. Гораздо интереснее когда в человеке теплится надежда.

Группа идет тяжело. Явно не с пустыми руками. Неужели в руинах еще осталось чем поживиться? Поразительно. Два десятка лет таскают и оказывается вынесли не все. Далеко не все, раз у каждого увесистый рюкзак. С таким грузом за плечами особо не побегать. Прятаться тоже проблематично. Удобная цель. Медленная и крупная. Жадность хуже чем холера - жадность губит флибустьера. Интересно, что несут. Наверно стандартный набор. Еда, книги, барахло. Не помешает потом проверить. Вдруг откопали чего любопытное. Нет благородства в грабеже мертвецов, однако, новый мир диктует новую мораль. Живущим в метро остается лишь плясать под эту дудку. Эпоха рождает правила. Люди вынуждены мародерствовать на трупе собственной цивилизации.

Фигуры с автоматами постоянно озираются. Один смотрит через тепловизор. Понятно кто из них главный. Теперь ясно кому первым стать на голову короче. Полагаться только на электронную игрушку глупо. Спасает лишь от зверья. Благо, хладнокровные ночью не охотятся. Человек умнее. Позаботиться о маскировке.

Развалины рядом с выходами метро давно обшарены. Нужда гонит дальше и дальше от спасительного подземелья. Чтобы дойти и вернуться, необходимы безопасные маршруты. Надо знать в каком подвале дозиметр зашкаливает, а где можно снять противогаз и хлебнуть воды. Помнить охотничьи тропы и логова разномастной нечисти. Иметь информацию о руинах, которые не разграбили. Маршрут надо знать досконально. Вот и получается : безопасный путь значит постоянный. Постоянство может сыграть злую шутку. Пять сталкеров даже не подозревают, что идут в капкан. Тщательно продуманный и детально спланированный. Ориентиры пристреляны. Детали обдуманы. Варианты просчитаны. Любая засада похожа на шахматную партию. Мало предвидеть поступки оппонента. Нужно заставить его действовать по плану. Смотреть куда надо. Бежать куда надо. Стрелять куда надо. Отряд сталкеров вот вот пересечет заветную границу. Остается начать партию и вести ходы противника.

Пятерка идет медленно. Цепочкой. В нескольких метрах друг от друга. Сложнее подстрелить очередями. На растяжке тоже подорвется только один. У остальных появится шанс на спасение. Идут медленно. Постоянно озираются. Если оглядываются, значит что-то чуют. Логично. Без чутья сталкеры долго не живут. Однако, топтаться на месте тоже нельзя. Рассвет не за горами. Отряд должен торопиться. Сложно одновременно спешить и сохранять внимательность. Застать врасплох легко. Пять человек крутят по сторонам автоматными стволами. Готовы пальнуть на любой звук из окружающих руин. До станционного павильона путь не близкий. Медленно, но идут. Дорогу осилит идущий. Идущего осилит залегший. Самое приятное : секунды до первого выстрела. Предвкушение. Жертвы не подозревают, что в следующую секунду кто-то умрет. Только в море капитан покидает корабль последним. На суше его судьба оказаться первым. Чтобы победить змею надо ее обезглавить.

Человек с тепловизором привстал на капот разбитого джипа. Обзор лучше. Дальше видно. Еще бы мишень на груди белой краской нарисовал. Как в тире, даже скучно. Визирные метки прицела контрастируют с темным пятном головы. Хлесткий щелчок выстрела. Что ощущает снайпер нажимая курок? Отдачу приклада. Эмоции приходят потом. Гораздо позже. Когда на цевье появятся свежие насечки по числу убитых. Командир падает. На сером бетоне стены остается размазанное пятно. Слышен треск разбитого прибора, удар тела об асфальт, мат подчиненных. Русский язык, действительно, велик и могуч. Оставшиеся в живых заметались. Минус один. Еще четыре. Люди с автоматами бросаются за укрытия. Кто куда успел. Как тараканы на кухне если включить свет. Правильно. Раз хлопнул выстрел, а кто-то рядом упал с дыркой в противогазе, безопаснее уткнуться носом в асфальт.

Над капотом искореженной машины поднимается шлем. С штурмовым забралом. Большой и толстый. Смотровая щель крутиться по сторонам как перископ подводной лодки. Выглядывающий хочет понять откуда стреляли. Посмотреть как упал труп командира и с какой стороны дыра в голове, религия не позволяет. Надеется вычислить стрелка. Ждет, что из окна торчит винтовка как в фильмах? Забавно. Слишком полагается на шлем. В голове, под титановой скорлупой, отсутствует мысль о свойствах патрона. Ее заменяет слепая вера в металл и кевлар. Патрон для снайперской винтовки, отличается не только размерами. К сожалению, бронебойных не осталось. Давно отстреляны, а новых уже не делают. В кустарных условиях клепать пули с термоупрочненным сердечником, увы, не научились. Возможно по этому хозяин шлема столь смелый. Даже автомат высунул. Короткая очередь. Эхо выстрелов. Шорох бетонной крошки. Думает нашел снайпера. Совсем мимо. Для стрелка хорошая позиция не притягивает взгляд. Очевидное не значит верное. Человек направил автомат на черный пролом в следующем здании. Снова очередь. Многоголосое эхо скачет между огрызками домов. Что планирует делать, когда боекомплект закончиться? Под землей каждый патрон на счету. За такое расточительство не грех убить.

Ствол винтовки плавно смещается. В прицеле торчащий шлем хорошо контрастирует на фоне обломка стены. Попасть в смотровую щель? Заманчиво. Проверка мастерства. Раньше охотник зверя в глаз бил, чтобы шкуру не портить. Нет. Понты в другой раз. Глупо на боевой операции письку мерить. Выстрел. Приклад бьет в плечо. Заметно как пуля щелкает по шлему и рикошетит, отскакивая в груду кирпичей. Голова дергается и исчезает за остовом машины. Человеческая шея вещь хрупкая. Особенно не переносит резких движений. Ремешок на подбородке лучше оставлять расстегнутым. Любопытно, стоя рядом можно услышать хруст ломающихся позвонков? Или звук отскока перебивает? Минус один. Еще трое. Сталкеры удивленно рассматривают упавшего товарища. Смерть кажется сверхъестественной. Шлем цел. Дырки нет. Человек мертв. Так появляются легенды о невидимых наблюдателях, убивающих взглядом. Неведомое колдовство. Черная магия. Дети подземелья забыли о законах физики и сохранении импульса? Может просто не знают? Скорее всего. Образование теперь хромает.

Бешеная пальба трех автоматов взорвала тишину мертвого города. Молодцы. Направление определили верно. Еще один труп и придется менять позицию. Стреляют в провалы окон, остатки машин, бетонные обломки. Утюжат любую щель, где может затаиться снайпер. Что они видят? Скелет мертвого мегаполиса. Кости оплавленные атомным пламенем. Черепа домов с десятками глазниц-окон. Обвалившиеся здания похожи на безмолвных стражей, что охраняют сокровища погибшей цивилизации. Мертвый город злобно смотрит на горстку людей, посмевших нарушить его покой.

Сталкеры отстрелялись и затихли. Попрятались за укрытиями. Меняют рожки и ждут новых покойников. Гадают кто следующий. Залегли хорошо. Почти грамотно. Хоть чему-то учат.

Темное пятно торчит из-за бетонной сваи. Коленка? Боец не поместился целиком? Или просто забыл убрать ногу? В бою подобные ошибки искупают кровью. Вот и проверка мастерства. Попасть сразу. Второго шанса не будет. Многие недооценивают искусство снайпера. Считают достаточно поймать в прицел торчащую коленку и нажать спусковой крючок. Особо умные иногда еще вспоминают о поправке на расстояние и марке патрона. Все остальное — мелочи не достойные внимания. Длинна ствола. Износ. Нагрев. Шаг нарезки. Качество оптики. Крепление прицела. Температура воздуха. Влажность. Направление ветра. Форма пули. Состав. Центр тяжести. Все не существенно. Слова становятся пустыми звуками. Зря.

Мир сужается до стеклянного кружка с прицельными насечками. Выстрел. Вскрик. Стон. Мат сквозь стиснутые зубы. На бетоне остаются брызги крови. За шпалой скрючился человек в мешковатом комбинезоне. Намордник противогаза искажает стон боли. Раненый корчиться, зажимая простреленное колено. Пора менять позицию. Тепловизор разбит, а без него движение во мраке развалин сложно уловить. Особенно когда крадется профессионал. Все равно что заметить черную кошку в темной комнате. Новая точка укреплена лучше предыдущей. Разбитые кирпичи уложены в подобие амбразуры. Автомат не пробьет, а из подствольного гранатомета попасть проблематично. Расстояние слишком велико. Разве что миномет или рпг завалялись. Можно еще залп артиллерии вызвать. Но это уже фантастика.

Трое уцелевших пока еще смотрят в другую сторону. Автоматы нервно дергаются. Скачут с одного здания на другое. Выжившие ждут следующего хлопка и нового мертвеца. Со второй точки обзор лучше. Лежать удобнее. Хорошая позиция. Взрывная волна удачно перекосила остатки здания. Десять метров правее, а попавшие в засаду уже думают, что огонь ведется с противоположного конца улицы. Создается эффект присутствия второго стрелка. Полезная иллюзия. Один снайпер уже страшно, а появление второго загоняет боевой дух в минус.

Рано делать следующий ход. Пусть целятся в пустоту. Время провести рекогносцировку. Раненный укрылся шпалой. Самостоятельно не убежит. Второй сталкер прячется за машиной. Ржавый кузов простреливается со всех сторон. Тоже некуда деваться. Третий залег в обломках стены, когда-то обрушенной ядерным взрывом. Поднимет голову — получит пулю. Шахматная партия на половину разыграна. Эндшпиль.

За разбитой машиной мелькает голова. Сталкер то готовится к быстрому рывку, то вновь прячется за машиной. Мнется. Думает помочь раненому, но боится покинуть укрытие. Не хочет оказаться следующим покойником. Любопытно наблюдать, как человек разрывается между спасением товарища и собственной жизнью. Кто победит в душе? Храбрец или трус? Фигура в бесформенном комбинезоне рывком перебегает от машины к обломкам. Не бросил напарника. Мужик. Поступок достойный уважения. Жаль наградить не чем.

Два человека упорно цепляются за жизнь. На фоне выцветшего асфальта отчетливо видно, как один торопливо волочит другого за лямки бронежилета. Подстреленный не опускает оружие. Держит окна на прицеле. Ствол винтовки преследует сталкеров. Сначала спасителя, потом раненного. Цинично. За это снайперов не любят. Ни свои, ни чужие. Только собратья по ремеслу понимают, как можно столь хладнокровно спускать курок. Как иначе? Спокойствие необходимо. Оружие не терпит нервов. Палец ложится на спусковой крючок. Предупреждающий крик. Что-то не так. Окуляр прицела мешает увидеть картину целиком. Раненный водит автоматом из стороны в сторону. Не может прицелиться. В кого? Злобный рык. Такие преследуют в ночных кошмарах. Мутанты заглянули на огонек? Сработал вселенский генератор случайностей породив элемент хаоса? Так даже интереснее. Придется соображать на ходу. Импровизация добавляет остроты ощущениям.

Беспорядочные выстрелы. Спаситель бросает раненного и хватается за автомат. Поздно. Лохматая туша сбивает человека с ног. Пара кубарем катится по земле. Силы прыжка хватило, чтобы тварь и жертву отнесло на несколько метров. Раненный переворачивается на живот и стреляет, не особо заботясь, что попадет в товарища. Монстр коротко взвыл от боли. Очередь попала в цель. Мутант рывком прыгает с жертвы на стрелка. Пять или шесть метров одним махом. Потрясающе. Победный рык. Существо остервенело терзает человека. По сторонам летят окровавленные лоскуты защитного комбинезона. Сталкер, сбитый прыжком, не подает признаков жизни. Истинный хищник. Два трупа за пять секунд. Удивительная скорость. Вот почему зверье нельзя подпускать близко.

Мутант застыл над изуродованными останками. Принюхивается. Слушает. Чует третью жертву. Без движения существо можно разглядеть. Гротескная фигура. Грязный свалявшийся мех. Широкая спина. Голова сливается с плечами. Три конечности. Четвертой нет. Подробностей не видно. Слишком далеко. Очередная насмешка природы. Плевок в сторону законов генетики и эволюции. Почему за столько лет не научились боятся выстрелов? Не хватает мозгов понять, что двуногая добыча умеет больно огрызаться? Или дело в другом? Где стреляют там остаются трупы. Свежие и теплые. Всегда найдутся достаточно голодные, чтобы рискнуть ими полакомится. Хотя существо больше заботит присутствие последнего из сталкерской пятерки. Который подозрительно затих.

Жалкий силуэт жмется к рухнувшему обломку стены. Через прицел человек выглядит испуганной крысой, которая пытается забиться в щель. Спрятавшийся засовывает руку под расстегнутый комбинезон. Спустя секунду она появляется обратно. Человек рассматривает что-то в ладони. Фотография жены или девушки? Трогательно. Нательный крест? Возможно. Очередной адепт мертвого божества. Злая ирония судьбы. Пережить бога в которого веришь. Брошенный автомат лежит рядом. Не сопротивляется. Сдался. На такого патрон тратить жалко. Ствол винтовки поворачивается обратно на раненного мутанта. Существо уверенно крадется к спрятавшемуся сталкеру. Изуродованное мутациями тело движется на удивление грациозно. Поразительно легко для трех точек опоры. Человек вздрагивает. Предмет в руке падает под ноги. Последний из группы рывком срывается с места. Изо всех сил бежит вдоль улицы. Инстинкт самосохранения взял верх. Мутант бросается следом. С каждой секундой расстояние между человеком и существом увеличивается все больше. Невероятно. У смертника появился шанс на спасение. Раненая тварь вместе с кровью теряет прыть. Попадание из Калашникова не проходит бесследно даже для столь противоестественных созданий. Сталкер несется петляя между ржавыми автомобилями. Винтовка поворачивается следом, стремясь удержать бегущую фигуру в прицельных метках. Быстрее, пока не вышел из зоны обстрела. Поправка на шкалу дальномера. Выстрел. Дымящаяся гильза со звоном катится по полу. Бегущий сталкер дергается, но продолжает мчаться. Странно. Мимо? Нет. Бронежилет? С такой дистанции и в спину должен пробить. Почему тогда бежит? Скрытые резервы организма? В таком случае, наглядный пример на что способен человек спасая жизнь. В спине дырка, а бежит как олимпиец стометровку. Не профессионально тратить две пули на одну цель, но обстоятельства вынуждают. В прицеле мелькают ноги. Выстрел. Отдача. Крик. Бегущий падает. Пытается ползти. Руки судорожно цепляются за трещины в асфальте. Левая нога помогает отталкиваться. Правая безжизненно волочится за телом. Ползущий оставляет на выцветшем асфальте черный след крови.

Существо настигает жертву. Короткий крик переходит в хрип, который быстро сменяется бульканьем. Треск рвущейся хим.защиты. Хруст костей. Чавканье. Проголодалась зверюшка. Пора кончать. Операция подходит к концу. Шах и мат. Прицел ловит загривок отвратительного существа. Выстрел. Отчетливо видно как пуля прошла насквозь. За гротескным туловищем на секунду повис кровавый росчерк. Капли застыли в воздухе и с неохотой подчинились силе притяжения. Мутант взвизгнул и развернулся. Живучий, сволочь. С проворством, удивительным для трех лап, тварь крутанулось вокруг. Затем снова обернулось, но уже в обратную сторону. Не понимает откуда прилетела пуля. Не видит, не чует, не слышит противника. Сколько еще патронов истратить? Где в этом уродливом куске мяса спрятан мозг или хоть какой-то нервный узел? Явно смертельно ранено, но подыхать может несколько часов. Придется действовать методом научного тыка. Выстрел. Эхо отплясывает между домов, перекошенных взрывной волной. Уродец снова вздрагивает. Разворачивается и ковыляет к пролому в ближайшей стене. Понял, что лучше уносить ноги. Умнее, чем кажется на первый взгляд. Существо идет медленно. Все три лапы хромают и шаркают. С каждой секундой шатается все больше. Упал. Пытается подняться. Безрезультатно. До спасительного пролома остается всего несколько метров. Уродец судорожно дергается. Трудно спорить с пулей калибра 7.62

Прицел смещается обратно на труп не убежавшего сталкера. Жуткое зрелище. Особо впечатлительным по ночам снится. Развороченная грудь. Белые обломки ребер. Разбросанные внутренности. Из живота выпадают все 7 метров кишечника. Рядом с выпотрошенным покойником лежит рука. Вырвана из плеча. Под лоскутами комбинезона белеет острый обломок кости. Над локтем видна черно-красно-белая нашивка. Клеймо, доказывающее кем являлись убитые. Трехконечная свастика заляпана кровью. Солдаты четвертого рейха не вернуться из города. На пять ублюдков стало меньше. Операция окончена. Надо уходить. Скоро рассвет. Солнце, дававшее жизнь, теперь загоняет под землю. Выжившие в метро уподобились мертвецам, что вылезают из могил только при свете луны. Оживает рация. Вовремя. Сквозь треск статики сипит парень. Помехи от радиации искажают голос :

- ...шчк... Филин... шчк... Живой? ...шчк... Настрелял фашистов? ...шчк...

- Да. Закончил. Обыскиваем и валим

- ...шчк... Столько зольдов не досчитается фюрер?...шчк...

- Пятерых.

- ...шчк... Чего Мельнику передать? ...шчк...

- Ноль девять. Ноль пять. Сорок пять.