17. РАГНАРЕК – ПОСЛЕДНЯЯ ЗИМА

На следующее утро я по необъяснимой причине впервые ощутил неудобство от того, что проснулся безоружным. После утраты «Терминус Эст» я спал во время разграбления замка Балдандерса и не испытывал страха, а позднее бесстрашно продвигался на север. Лишь накануне без оружия я провел ночь на холодных камнях скалы и, наверное, просто потому, что очень устал, тоже ничего не боялся. Сейчас я думаю, что все эти дни и даже раньше, с тех пор как бежал из Тракса, я постепенно оставлял за спиной свою гильдию и начинал считать себя тем, за кого меня принимали окружающие – своего рода искателем приключений, каких я упоминал накануне в разговоре с мастером Эшем. Будучи палачом, я рассматривал меч не как оружие, а скорее как инструмент, должностной символ. Теперь же, оглядываясь в прошлое, я воспринимал «Терминус Эст» именно в качестве оружия, которого лишился.

Я размышлял по этому поводу, лежа на спине на удобном тюфяке мастера Эша, заложив руки за голову. Если останусь в стране, разоренной войной, то получу другой меч, и было бы разумно иметь при себе оружие, даже если вновь я поверну на юг. Вопрос в том, поворачивать на юг или нет. Если бы я остался на месте, возникал риск оказаться вовлеченным в битву, где я имел все шансы быть убитым. Но в моей ситуации вернуться на юг было бы еще опаснее. Абдиес, архон Тракса, наверняка назначил награду за мою поимку, а гильдия, несомненно, позаботится о моем умерщвлении, если меня обнаружат где-нибудь недалеко от Нессуса.

После неясных колебаний по поводу предстоящего решения, как бывает, когда еще не совсем проснулся, я вспомнил о Винноке и о том, что он рассказал мне про рабов Пелерин. Поскольку для нас позорно, если кто-либо из клиентов умирает после пытки, в гильдии нас специально обучали лекарскому делу. Я подумал, что вряд ли уступаю в этом отношении подручным Пелерин. Когда я вылечил ту девушку в хижине, то испытал неожиданный духовный подъем. У шатлены Маннеа уже и так сложилось хорошее впечатление обо мне, но я значительно выиграл бы в ее глазах, если бы вернулся вместе с мастером Эшем.

Несколько минут назад меня тревожила мысль об отсутствии оружия. Теперь же я решил, что все-таки небезоружен – решимость и план действий лучше, чем меч, ибо на них человек оттачивает собственные грани. Я скинул одеяло и тут впервые обратил внимание на мягкость ткани. В комнате было холодно, но солнечно. Казалось, со всех четырех сторон помещения находилось по солнцу, будто все стены и окна выходили на восток. Я подошел, не одеваясь, к ближайшему окну и увидел неровное белое поле, о существовании которого я смутно подозревал накануне.

Но то были не облака, а массы льда. Окно либо вообще не открывалось, либо я просто не мог справиться с механизмом запора. Тогда я прижался лицом к стеклу и постарался заглянуть как можно дальше вниз. Последняя Обитель, как я убедился вчера, стояла на самом верху скалы. Теперь же только эта макушка и торчала надо льдом. Я переходил от одного окна к другому, но вид оставался прежним. Вернувшись к своей кровати, я влез в штаны, натянул сапоги и накинул на плечи плащ, едва ли сознавая, что делаю.

В тот самый момент, когда я закончил одеваться, появился мастер Эш.

– Надеюсь, не помешал, – проговорил он. – Я услышал, что ты проснулся.

Я покачал головой.

– Не хотел тебя беспокоить.

Я непроизвольно провел обеими руками по лицу. Как ни глупо, но мне стало неловко за свою щетину.

– Я собирался побриться перед тем, как надеть плащ. До чего же я бестолковый! Я не брился с тех пор, как ушел из лазарета. – Я чувствовал себя так, будто мой мозг устало тащился по ледяной поверхности, оставив на произвол судьбы язык и губы.

– Могу предложить горячую воду и мыло.

– Хорошо, – сказал я. – А если я спущусь вниз…

– Будет ли то же самое? – Он улыбнулся своей странной улыбкой. – Лед? Нет. Ты первый обо всем догадался. Могу ли я спросить, каким образом?

– Давным-давно, нет, всего несколько месяцев назад, хотя теперь и кажется, что очень давно, я посетил Ботанические Сады в Нессусе. Там есть место под названием Птичье Озеро, где тела мертвецов остаются свежими навсегда. Мне сказали, что все дело в свойствах воды, но я уже тогда удивился, что вода озера обладает такой силой. Есть еще и так называемый Сад Джунглей, где листья зеленее, чем я мог себе представить: не ярко-зеленые, а темные с прозеленью, будто растения не могут использовать всю энергию, которую солнце изливает на них. Тамошние обитатели словно из другого, не нашего времени, хотя не могу сказать, из прошлого или будущего или же из чего-то третьего. У этих людей был небольшой дом, гораздо меньше твоего, но чем-то его напоминающий. Я часто вспоминал Ботанические Сады с тех пор, как покинул их, и подчас гадал, не состоит ли секрет в том, что время на Птичьем Озере остановилось, а в Саду Джунглей человек каким-то образом перемещается во времени взад-вперед, шагая по тропинке. Я не слишком много говорю?

Мастер Эш покачал головой.

– Когда я шел сюда, то увидел твой дом на верхушке холма. Но, вскарабкавшись наверх, обнаружил, что дом исчез, а долина внизу вовсе не та, которая осталась у меня в памяти. – Я замолчал, не зная, что еще добавить.

– Все абсолютно верно, – проговорил мастер Эш. – Я поставлен здесь, чтобы наблюдать то, что ты сейчас видишь. Но нижние этажи углубляются в древние периоды, из которых твой – древнейший.

– Да ведь это великое чудо.

– Чудесней то, что ледники пощадили этот отрог скалы. Верхушки более высоких гор погребены подо льдом, а эта скала защищена географическим феноменом столь тонкого свойства, что это могло произойти лишь по воле случая.

– Но в конечном счете и она погрузится под лед?

– Да.

– И что же потом?

– Тогда я уйду отсюда. Или, точнее говоря, я уйду незадолго до того, как это произойдет.

Меня охватил безрассудный гнев. Это чувство бывало у меня в детстве, когда я не мог заставить мастера Мальрубиуса понять мои вопросы.

– Я имею в виду: что будет с Урсом?

– Ничего. То, что ты видишь, – последнее оледенение. Сейчас поверхность солнца тусклая, но скоро вспыхнет ярким пламенем. Правда, само солнце сожмется, отдавая меньше энергии окружающим мирам. В конечном счете, если представить, что кто-то придет и встанет на льду, он увидит только очередную яркую звезду. Лед, на котором он будет стоять, – не тот, что ты видишь перед собой, а будущая атмосфера этого мира. И так будет продолжаться в течение очень долгого времени. Возможно, вплоть до заката дня вселенной.

Я подошел к другому окну и вновь поглядел на широкие ледяные просторы.

– Это произойдет скоро?

– Пейзаж, который ты сейчас видишь, существует в твоем далеком будущем, через тысячи лет.

– Но до того лед, должно быть, придет с юга. Мастер Эш кивнул.

– И спустится с горных вершин. Идем со мной. Мы прошли на второй уровень дома, на который я лишь мельком обратил внимание вчера вечером, когда поднимался по лестнице. Окон здесь было гораздо меньше, но мастер Эш поставил стулья перед одним из них и жестом пригласил сесть и взглянуть на открывавшуюся картину. Все было так, как он говорил: лед, прекрасный в своей чистоте, сползал по горным склонам, вступая в битву с соснами. Я спросил мастера, отдаленное ли это будущее, и он еще раз кивнул.

– Ты не доживешь, чтобы увидеть это заново.

– Но времени, отпущенного на жизнь человека, почти достаточно, чтобы достигнуть этого будущего? Он поежился и усмехнулся в бороду.

– Скажем так: это вопрос относительности. Этого будущего не увидишь ни ты, ни твои дети, ни дети их детей. Но процесс уже начался. Задолго до твоего рождения.Я ничего не знал о юге, но поймал себя на мысли об острове из рассказа Хальварда, о маленьких уголках, где живут и трудятся, спасаясь от сурового климата, земледельцы и охотники на тюленей. Островитяне с их семьями долго смогут ютиться в тех местах. Их лодки в последний раз со скрежетом причалят к каменистым берегам – «Моя жена, мои дети… Моя жена, мои дети…». – К тому времени переселятся многие из твоего народа, – продолжал мастер Эш. – Те, кого вы называете какогенами, милостиво возьмут их в другие, более благоприятные миры. Многие, очень многие уедут до окончательной победы льда. Видишь ли, я сам происхожу из этих беженцев.

Я спросил, удастся ли спастись всем.

– Нет. – Он печально покачал головой. – Некоторые откажутся уезжать, кого-то просто не смогут найти. Иным же не найдется прибежища.

Некоторое время я сидел и глядел на осаждаемую долину, пытаясь привести в порядок свои мысли. Наконец сказал:

– Я всегда замечал, что люди от религии говорят утешительные, хоть и неверные вещи, в то время как ученые открывают ужасные истины. Шатлена Маннеа назвала тебя святым человеком, но ты, похоже, ученый муж и сам заявляешь, что твой народ послал тебя на наш мертвый Урс изучать льды.

– Подмеченное тобою различие уже не работает. Вообще-то религия и наука всегда сводились к вере во что-то. А в сущности – в одно и то же. Ты сам подходишь под собственное определение ученого мужа, потому я и говорю с тобой о науке. Если бы здесь была Маннеа со своими жрицами, я бы говорил по-другому.

У меня так много воспоминаний, что часто я теряюсь среди них. Вот и сейчас, глядя на сосны, раскачивавшиеся на ветру, который я не мог ощутить на собственной коже, я будто слышал бой барабана.

– Однажды я повстречал человека, который утверждал, что он из будущего. Он был зеленым, почти таким же зеленым, как те деревья, и сказал, что в его время солнце светит ярче.

Мастер Эш кивнул.

– Несомненно, он говорил правду.

– Но ты же говорил, что открывшаяся перед нами картина лежит всего в нескольких человеческих жизнях от нас, что это часть уже начавшегося процесса, который обернется последним оледенением. Либо ты ложный прорицатель, либо он.

– Я не прорицатель, – ответил мастер Эш. – Да и он не занимался пророчеством. Никому не дано знать будущее. Мы говорим о прошлом.

Я снова рассердился.

– Ты мне сказал, что будет через несколько поколений.

– Да, сказал. Но ты сам и этот пейзаж – уже эпизоды из прошлого для меня.

– Я вовсе не эпизод из прошлого! Я принадлежу настоящему!

– С твоей личной точки зрения, ты прав. Но не забывай, что я не могу смотреть на тебя с твоей точки зрения. Это мой дом, а ты глядишь через мои окна. Мой дом уходит корнями в прошлое. Без этого я бы здесь сошел с ума. Но я читаю прошлые столетия, как другие читают книги. Я слышу голоса давно умерших людей и среди них – твой голос. Ты думаешь, что время подобно единой нити, но оно похоже на ткань или гобелен, простирающийся в бесконечность во всех направлениях. Я слежу взглядом за одной нитью, уходящей в прошлое. Ты чертишь цветную линию в будущее, но мне неведомо, какой цвет ты выберешь. Белый может привести ко мне, зеленый – к твоему зеленому человеку.

Я растерялся и пробормотал лишь, что представлял себе время в виде реки.

– Да, ты пришел из Нессуса, не правда ли? Этот город был построен у реки. Но когда-то он стоял у самого моря, так что лучше бы ты уподобил время морю. Волны накатываются и отступают, а где-то на глубине пролегают морские течения.

– Мне хотелось бы спуститься вниз, – попросил я, – чтобы вернуться в собственное время.

– Понимаю, – проговорил мастер Эш.

– Неужели? Если я правильно тебя понял, твое время – это самый верхний этаж дома; там стоит твоя кровать и находятся другие необходимые вещи. Однако когда ты не слишком загружен работой, то, судя по твоим словам, спишь здесь. И тем не менее ты говоришь, что это место ближе к моему времени, чем к твоему.

Он встал на ноги.

– Я имел в виду, что тоже бегу ото льда. Ну как, пошли? Тебе надо поесть перед долгой обратной дорогой к Маннеа.

– Нам обоим надо поесть, – ответил я. Он обернулся и взглянул на меня, прежде чем шагнуть к лестнице.

– Ведь я уже сказал, что не могу пойти с тобой. Ты лично убедился, как хорошо спрятан мой дом. Для всех, кто не знает точного маршрута, даже нижний этаж находится в будущем.

Я схватил его руки и вывернул за спину двойным захватом, одновременно обшарив одежду отшельника на предмет оружия. Такового при нем не оказалось, и хотя он был силен, но не настолько, как я опасался.

– Ты все же намерен доставить меня к Маннеа, верно?

– Да, мастер, и у нас будет гораздо меньше неприятностей, если ты пойдешь добровольно. Скажи, где я могу найти веревку, мне бы не хотелось использовать пояс от твоей одежды.

– Веревки у меня нет, – ответил он. Тогда я связал руки старика его поясом, что входило в мои первоначальные планы.

– Когда мы отойдем на достаточное расстояние, я развяжу тебя, если дашь слово, что будешь хорошо себя вести.

– Я оказал тебе радушный прием в своем доме. Разве я чем-нибудь тебя обидел?

– Очень немногим, но речь не об этом. Ты нравишься мне, мастер Эш, и я уважаю тебя. Надеюсь, ты не будешь в претензии за то, что я делаю, так же как и я не в претензии за то, что ты сделал со мной. Но Пелерины послали меня за тобой, и я просто доказал себе свою надежность, если ты понимаешь, что я имею в виду. А теперь, пожалуйста, спускайся по лестнице, не торопясь. Если свалишься вниз, то костей не соберешь.

Я привел его в ту комнату, где мы беседовали накануне, взял черствого хлеба и пакет сушеных фруктов.

– Я больше не воспринимаю себя как одного человека, – продолжал я, – но был воспитан… – я чуть было не сказал «палачом», но сообразил (вероятно, впервые), что этот термин не совсем подходит к занятию гильдии, и решил воспользоваться официальным наименованием, – Взыскующим Истины и Покаяния. Мы выполняем то, что обещали сделать.

– Ведь и я должен выполнить свою работу. На верхнем уровне, там, где ты спал.

– Боюсь, она останется незавершенной. Он молчал, когда мы вышли за дверь и зашагали по каменистой тропе. Потом сказал:

– Я пойду с тобой, если смогу. Мне всегда хотелось выйти за эту дверь и идти, не останавливаясь.

Я пообещал, что, если он даст честное слово, я немедленно развяжу его.

Он покачал головой.

– Ты можешь посчитать, что я предал тебя. Я не понял, о чем он говорит.

– Возможно, где-то есть женщина, которую я называл Вайн. Но твой мир – это твой мир. Я могу существовать там, только если вероятность моего существования достаточно велика.

– Я же существовал в твоем доме, разве не так? – возразил я.

– Да, но потому, что твоя вероятность была совершенной. Ты – часть прошлого, из которого явились и мой дом, и я. Вопрос в том, стану ли я тем будущим, к которому ты направляешься?

Я вспомнил зеленого человека в Сальтусе, который был отнюдь не бестелесным.

– Так ты можешь лопнуть, как мыльный пузырь? – спросил я. – Или рассеяться в воздухе как дым?

– Не знаю, – ответил он. – Я не знаю, что станется со мной. Или где я окажусь, когда это произойдет. Я могу перестать существовать в любой момент. Вот почему я никогда не уходил по своей воле.

Я взял его за руку – наверное, решил, что таким образом смогу удержать его возле себя, – и мы продолжали путь. Я придерживался того маршрута, который рекомендовала Маннеа, и Последняя Обитель, высившаяся за нашими спинами, казалась вполне осязаемой, как и всякий другой дом. Мои мысли были заняты тем, что поведал и показал мне отшельник, поэтому некоторое время, в течение двадцати-тридцати шагов, я не оборачивался на своего спутника. Наконец его замечание насчет гобелена напомнило мне о Валерии. Комната, в которой мы с ней лакомились печеньем, была сплошь увешана гобеленами. А его слова о нитях ассоциировались с лабиринтом тоннелей, по которым я бежал перед встречей с Валерией. Я хотел было рассказать ему о своих соображениях, но тут выяснилось, что он исчез. Моя рука держала воздух. Минуту я наблюдал, как Последняя Обитель, точно корабль, колеблется на поверхности ледяного океана. Потом и она слилась с темной вершиной скалы. А лед обернулся тем, за что я уже однажды принял его, – обычной грядой облаков.