Выпускной — как много таится в этом единственном слове. Выпускной — граница, за которой остается беззаботное детство. Многие говорят, будто школа — это самое счастливое время. У тебя нет забот, почти нет обязанностей. Единственное, чего от тебя ждут, — чтобы ты учился. Прилежно, с полной самоотдачей. Ведь потом времени наверстать упущенное не будет. Не знаю, ведь впереди столько интересного. Можно сказать, что все только начинается.

Я стоял в первой шеренге и вслушивался в биение собственного сердца. Кругом темно, ни единого звука. Все затихли в ожидании начала торжества. Все — это тридцать человек выпускного класса Технической школы N5. И не только мы. Слева и справа стоят такие же как и мы, — выпускники, но из других школ. Всего десять классов. Больше трехсот человек. И никаких родственников или друзей. С сегодняшнего дня нас для них не существует. На три месяца мы выпали из обычного течения жизни. Прощания, пожелания и слезы остались во вчерашнем дне. То, что случится дальше, не для чужих глаз.

В тишине родился тихий звук одинокой скрипки. Я почувствовал, как мою ладонь обхватили теплые пальцы Ланы. Тоже волнуется. А ведь вчера храбрилась, говорила, будто Посвящение для нее не столь уж и важно. Подумаешь — вступаешь во взрослую жизнь. Глупая, до взрослой жизни еще ой как далеко. Да — мы уже не дети, не беззаботные школьники. Но и не взрослые, не полноправные граждане Новой Москвы. Как это говорилось в древности?.. Зависли между небом и землей.

К одиночеству скрипки прибавились звуки каких-то духовых инструментов. Темнота начала бледнеть. Высоко над нашими головами потолок осветился заревом нового дня. Мрак еще противился, но солнце неумолимо гнало его прочь. Разумеется, солнце не настоящее, но это и не важно. Медленно и величаво оно выплывало из-за несуществующего горизонта, рожденного мастерами световых эффектов. Медленно ползло по небу, становясь все более ярким и живым.

К звукам скрипки и духовых добавились ударные. Сначала еле слышные, но с каждой секундой все более настойчивые, отбивающие в такт ударам сердца. Или это мое сердце приноравливалось к задаваемому ими темпу. Не знаю. Как бы то ни было, но волнение мое усилилось. Пальцы Ланы еще сильнее сжали мою ладонь и отпустили. Мы не должны шевелиться. А жаль. Без ее прикосновения мне неожиданно стало одиноко. Вчера я об этом не думал, когда кружил ее в вальсе, но сегодня… сейчас. Возможно, в следующие три месяца мы не увидимся. Лишь наставникам и Координаторам известны принципы распределения. А как бы здорово было проходить испытание вдвоем!

Музыкальная композиция достигла своего апогея. Звуки пронизывали мое тело, заставляли дрожать от предвкушения. Торжественное сопровождение, призванное поселить в наших сердцах трепет и осознание необычайной важности всего происходящего.

Солнечный диск налился желтым пламенем и достиг зенита. Яркий свет вспыхнул сразу со всех сторон, оборвав звуки, но их эхо еще некоторое время звучало в моих ушах.

Мы стояли в большой зале Пограничного Дворца. Строгом, без каких-либо глупых украшений. Сталь и стекло, ровные геометрические линии, блики света и игра теней — все это лишь фон. Мы — главные действующие лица. Сегодняшний день наш.

Нашим взглядам открылась широкая трибуна, на которой застыли Настоятели и Координаторы. Не все, только самые уважаемые. Десять человек, облаченные в длинные черные тоги с капюшонами, сейчас надвинутыми на самые глаза. Пятеро откинули капюшоны, пятеро не шелохнулись — это Координаторы. С самых основ Новой Москвы повелось, что эти люди остаются в тени. Никто не видит их лиц. Не знает, кто прячется под тяжелыми тогами. Они же знают о нас все. Иногда даже больше, чем мы сами знаем о себе. В знании их мудрость. В безликости их справедливость.

— Мы приветствуем вас, юные граждане Новой Москвы! — глубокий голос Настоятеля Иоана раскатился по залу.

Я очень хорошо знал этого человека, так как учился у него математическим наукам. Требовательный, но справедливый, он никогда не наказывал впустую. Никогда не повышал голоса. Зачастую хватало единственного взгляда глубоких серых глаз, чтобы осознать всю глубину собственных незнаний. Наставник от природы, по духу и призванию.

— Сегодня для вас торжественный день, — продолжил Наставник. — Один из самых важных. Сегодня вы покинули уютные гнезда, где провели счастливых шестнадцать лет, и ступаете к порогу, за которым ожидает Испытание. Ровно через три месяца мы с вами снова встретимся в этом зале. Но к тому времени вы станете совсем другими. Сильнее, мудрее, познаете иную сторону мира. Там не будет ваших родителей, не будет привычных компьютеров и бытовой техники, не будет теплых комнат и мягких кроватей. Но вы докажете, прежде всего самим себе, что все эти блага — ничто. Они — лишь легкий покров, делающий нашу жизнь удобной и размеренной. Но каждый из нас знает, что этот покров не вечен. Когда-то нам придется выйти за стены наших городов и вернуть то, что принадлежит нам по праву. Но прежде мы должны хорошо подготовиться. Испытать себя. А посему спрашиваю я вас: готовы ли вы к Испытанию?!

— Готовы! — в один голос ответили триста человек, и эхо от наших голосов еще долго блуждало в углах и коридорах Пограничного дворца.

— Иного ответа я и не ожидал.

По правде сказать, иногда ответа быть не могло. Без прохождения Испытания никто не мог стать полноправным гражданином. Ни Новой Москвы, ни любого другого города. Итог Испытания и станет той отправной точкой, ориентируясь на которую каждый из нас получит свой билет в будущее. Как говорит мой отец — стартовый капитал. Именно поэтому не существует принуждений и уговоров. Каждый из нас вправе самостоятельно выбрать — хочет ли он на три месяца отправиться туда, где нет места жалости и состраданию; или проще остаться и начать жизнь гражданина с нуля.

Лично я не знал ни одного своего сверстника, который бы отказался от Испытания. Да что там сверстники. Среди полноправных граждан мне такие не встречались.

— Начнем же распределение! — проговорил Наставник Иоан и отступил на шаг, поравнявшись с остальными членами торжественной делегации.

Я невольно бросил взгляд на Лану. Та стояла бледная, кулаки сжаты. Вся ее поза кричит о напряжении. Отчего так? Совсем не похожа на вчерашнюю хохотушку, чьи губы так манили в полумраке школьного зала. От нее пахло какими-то цветами. Запах легкий и ненавязчивый, но он все равно кружил голову. Или не он… Невольно перед глазами возник образ Ланы — улыбающейся и раскрасневшейся в моих объятиях. В горле пересохло. Нет! Нельзя об этом думать! Не сейчас. Все лишние мысли должны остаться в этом зале. Они могут помешать испытанию.

Место наставника Иона занял человек с опущенным на лицо капюшоном. Его голос звучал глухо и хрипло, точно слова давались ему с большим трудом. В руках он держал прозрачную многогранную сферу, из которой вынимал такие же прозрачные кристаллы. Процесс выглядел так, будто распределение происходит совершенно случайным образом. Координатор выкрикивал имя и фамилию — и тут же к трибуне устремлялся кто-то из нас. Некоторые сразу переходили на бег, другие старались идти размеренно, с чувством собственного достоинства. Но все равно выглядели скорее глупо, чем по-настоящему достойно.

Когда прозвучало имя Ланы, я будто почувствовал, как она вздрогнула. Потом, глубоко вздохнув, шагнула из шеренги. Гибкая и тоненькая, точно тростинка. Мне очень захотелось видеть ее глаза — большие, с зелеными искорками. Но Лана не обернулась. В ее золотистых волосах, заплетенных в сложную косичку, блеснул солнечный отсвет.

Поднявшись на трибуну, девушка остановилась перед Координатором и, как и все остальные, протянула обе руки, сложив их вместе лодочкой. Координатор накрыл ее руки своей ладонью, немного помедлил, а затем выудил из сферы кристалл. Координаторы — не простые граждане. Не как все. Они не принимают участия в жизни города, живут в аскетичных каморках и все свое время посвящают лишь одному — наблюдению за нами. За теми, кому Испытание только предстоит.

Прежде чем уйти, Лана все же бросила взгляд в мою сторону. Недолгий, не уверен, что вообще успела рассмотреть меня. Ее судьба решена. Дело за моей.

— Роман Камневый!

От звука собственного имени, разнесшегося по залу, подкосились ноги. Во рту неожиданно пересохло. Вот и мой выход. Нетвердой походкой направился к трибуне. Интересно, как выгляжу со стороны? Беременная утка или корова на льду? Уж лучше действительно поскорее добраться до Координатора. Все меньше позора.

Я прибавил шаг. Поднявшись по шестнадцати ступеням, ненадолго остановился, всматриваясь в лица Наставников. Все смотрят на меня. Во взглядах нет неприязни или насмешки, но все равно не по себе.

Координатор стоял неподвижно, точно статуя. Подойдя к нему, замер и я. В трех шагах, как и учили. Хорошо, что хоть это не забыл за всем волнением. А вот руки протянуть забыл — замешкался. Что же такое? Вроде никогда не был тормозом. Когда наконец-то вытянул их перед собой и сложил лодочкой, рука Координатора накрыла их сверху. Сухая и холодная, будто кожа ящерицы. Очень хотелось заглянуть ему под капюшон, увидеть глаза. Хотя бы на миг. Об этих людях ходили самые разные слухи. Будто все Координаторы — выходцы из далеких времен. Будто именно они стояли у истоков самого первого Испытания. Шестнадцать Координаторов в каждом городе — шестнадцать слуг, отказавшихся от самой жизни ради неразрывной цепи игр, прошедших сквозь многие поколения.

Координатор убрал руку, запустил ее в отверстие в прозрачной сфере. Странно, я вроде бы видел каждую внутреннюю грань сферы, каждый блик света в ее толще, но не видел запущенную в нее руку.

— Будь силен и честен перед собой, юный гражданин, — прошелестел Координатор, вкладывая в мои ладони чуть зеленоватый кристалл.

Я склонил голову в благодарственном жесте, затем поклонился остальным Координаторам и Наставникам и направился прочь — за трибуну, по стеклянному мосту, за которым ждало Испытание.

Перевел дух, только оказавшись в кабине лифта, уносящего меня на самый верхний этаж Пограничного Дворца. Потом был длинный коридор, пол которого расцвечен пятью разноцветными лучами. Выбрав зеленый луч, двинулся вдоль него. Чувствовал, как лицо начинает гореть. От стыда или от обиды за собственную нерасторопность — не знаю. И чего волновался?! Все оказалось просто до обыденности.

Коридор раздвоился. Три луча уходили в одну сторону, два в другую.

— У тебя какой цвет? — услышал шепот Ланы.

— Почему ты здесь? — выдохнул вместо ответа.

— А ты не рад? — она показалась из одного коридора. Лицо обиженное.

— Ну что ты? Просто…

Ее взгляд не дал мне договорить. Вместо слов просто разжал кулак, показал ей кристалл.

— А у меня красный, — вздохнула она.

Я почувствовал, как защемило в груди. Надежда проходить Испытание рука об руку рухнула:

— Ничего, возможно, нам удастся встретиться там, в игре.

— Кто знает, — улыбнулась Лана, но в глазах стояла грусть. — Ты это… — она потупила взгляд. — Не забывай меня? А то мало ли…

Шагнув к ней, обнял за талию.

— Не забуду. Ну, чего ты?

Она посмотрела на меня снизу вверх (я выше почти на полголовы). Наши взгляды встретились. Я потянулся к ней губами, когда за спиной раздались торопливые шаги. Лана вздрогнула, затем чмокнула меня в губы и бросилась бежать.

— Стоишь или идешь? — послышался насмешливый голос.

— Иду, — пробурчал я и направился в свой коридор.

В игровой комнате (так ее называли те, для кого Испытание осталось в прошлом), уже было шесть человек. Четверо парней и две девчонки. Меня встретили заинтересованными, оценивающими взглядами. Я ответил им тем же. Эдакое соревнование, кто кого переглядит.

— Ну, у кого какие планы на игру? — громко спросил один из парней — высокий, с заметной мускулатурой под облегающей тканью униформы.

— Жечь, рубить и грабить, — хохотнул другой парень. Невысокий, рыжий, с лицом, испещренным каким-то болячками. — Мой предок говорит, что испытание — самое веселое, что с ним было в жизни. Мы поспорили, что я переплюну его результат. А он заработал почти сто тысяч кредитов.

Кто-то присвистнул. Есть с чего. С такой суммой можно легко открыть собственное дело. И не какое-то мелкое — по-настоящему серьезное. Большой торговый комплекс, к примеру, Вот, действительно, та планка, к которой нужно стремиться.

— Ага, все такие смелые, пока разок не умрут, — поморщилась полная девчонка с дурацкими заколками в форме стрекоз во все равно растрепавшихся волосах. — А как сюда выбросят в состоянии скулящего щенка, так сразу начнешь по углам прятаться. Лишь бы не зацепил кто, не тронул лишний раз.

— Если хочешь знать, у меня дома стоит эмулятор Испытания. Попроще, конечно, но эффект от смерти тот же. Так что не тебе совать нос туда, в чем ничего не понимаешь.

В голосе рыжего звучало неприкрытое презрение и ощущение собственного превосходства.

— Посмотрим еще, кто куда лезет, — под нос себе проворчала девчонка и отошла к игровой капсуле.

Всего капсул было пятьдесят — по двадцать пять с обеих сторон вытянутой комнаты. Выбирать можно любую. Они все одинаковые. Роль капсулы: коммутация и поддержание физиологических процессов в теле игрока. Никто не настаивает на том, чтобы провести в игре все три месяца, да это и невозможно. Каждые три дня электроника капсулы принудительно приостанавливает процесс Испытания и возвращает сознание игрока в реальный мир. Не соблюдая такой профилактики, легко навсегда остаться в игре. В какой-то момент сознание примет виртуальный мир за настоящий и не сможет вернуться. Вернее — не захочет. А тогда останется один выход — просто отключить тело от игры. Существует вероятность, что все обойдется — и испытуемый все же придет в себя. Но, насколько я знал, подобные случаи крайне редки. Чаще всего игроки, заплутавшие в игре, в реальности умирали по-настоящему. Особенно много подобных случаев было во время самых первых сеансов Испытания. Игроки не желали покидать виртуальную вселенную, опасаясь, что не успеют добиться достаточно высокого рейтинга, если позволят себе отдыхать вне капсулы.

О том, что кто-то может себе позволить установить дома эмулятор Испытания, я слышал впервые. Это сколько же подобная система может стоить? Ладно бы еще была распространена. Да и какой в ней смысл? Все и так знают, что смерть в игре очень болезненна. Ну, так игра и создавалась с тем расчетом, чтобы стать максимально правдоподобной. Искусственный мир, законы которого в точности копируют законы мира реального. А ведь основой всего был обычный человеческий сон. Чего каждый из нас только ни видел во сне? Чего только ни испытывал? Сон — готовая площадка для создания на ней виртуальной вселенной. Надо только подобрать верный ключ к манипуляции сознанием. И у нас такой ключ есть.

Каждый из нас знает, куда он попадет. Не в деталях, конечно, но представление имеет. Что-то рассказывали в школе, что-то — родители. Главный принцип — ничему не удивляйся. Чем быстрее обвыкнешься и примешь все вокруг за новую и единственную реальность — тем лучше. Тем эффективнее начнешь действовать.

Заливает рыжий! Раньше времени набивает себе цену.

Я прошел к противоположному концу комнаты. Часть стены здесь была прозрачная, и взору открывался потрясающий вид на Новую Москву. Пограничный Дворец располагался в одной из наиболее зеленых частей города. Высотных зданий здесь почти нет. И это — несмотря на жуткую нехватку свободной земли для новых застроек. Далеко внизу простирались парковые территории, рассеченные ровными линиями тропинок. Фонтаны, тенистые аллеи, аттракционы — все это привлекает людей. Даже в будни, даже в отсутствие солнца. Ненадолго я даже позавидовал им — гуляющим, беззаботным. Кто-то давно прошел свое Испытание, кому-то оно только предстоит. Но все они сейчас свободны, могут заняться чем-то приятным, а не готовиться к схватке с чудовищами виртуального мира.

В комнату вошли еще двое. Веселые, довольные, явно знакомые.

Прошло еще минут сорок, прежде чем стены и пол окрасились зеленым — значит, скоро загрузка.

Испытуемые, успевшие порядком заскучать, оживились.

— Волнуешься? — спросила белобрысая девчонка, застолбившая капсулу рядом с моей. Она уже разулась и теперь старательно приглаживала волосы, собирая их тугим хвостом.

— Неа. Внизу волновался, а теперь — нет. — Я сидел на низкой лавке напротив своей капсулы и снимал ботинки. Так надо — для лучшей проходимости сигнала сквозь тело. — Устал, наверное.

— А я волнуюсь, — она неуверенно улыбнулась. — Внутри все дрожит.

— Снаружи отлично выглядишь, — попытался поддержать я.

— Спасибо. Меня Леся зовут. А тебя?

— Ромкой.

— Ник себе придумал уже? Я Лани буду. Ну, это так… — она осеклась. — На всякий случай. Ты извини. Я когда волнуюсь, меня на разговор пробивает.

— Все нормально. — Холодный пол холодил ступни. Прозрачные крышки капсул вздрогнули, медленно откинулись в сторону.

— Юные граждане, — раздался приятный женский голос. Казалось, он звучит сразу отовсюду, не имеет явного источника. — Время Испытания настало. Пожалуйста, займите свои места в капсулах.

— Мой ник — Райн, — проговорил я Лесе.

— Это что-то значит?

— Да. Это сокращение от древнегерманского Райнфрид. Переводится что-то вроде «Хранитель мира».

— Ого — серьезное заявление, — подмигнула девчонка. — У меня просто приятное сочетание звуков, мягкое, — она засмеялась. — А ты древние языки изучал?

— Нет, что ты. Специально для Испытания искал что-то интересное. Не один день просидел в городской сети. Чуть голова не опухла. Кстати, зря ты о своем, как о наборе букв…

— Ой, — Леся посерьезнела. — «Лани» тоже что-то значит?

— Могу ошибаться, но что-то вроде «Небо». Вот только с какого языка — не вспомню.

— А что — мне нравится, — она снова просветлела. — Ладно, Райн, встретимся в игре.

Девчонка широко улыбнулась и направилась к своей капсуле.

Вот и все. Прощай, мир реальный. Здравствуй, мир виртуальный.

Я забрался в капсулу. Довольно удобно — полусидишь, полулежишь. На голову опустился гибкий обруч, плотно обнял. Первые несколько секунд ощущение не самые приятные — голова закружилась, накатил приступ тошноты. Надо перетерпеть. Скоро пройдет. На запястьях, груди и щиколотках замкнулись фиксаторы. Тут же в левую руку воткнулась игла, от которой тянется гибкая трубка — моя столовая на все эти три месяца.

С медлительной неотвратимостью закрылась прозрачная крышка. На лицо мне легла маска. Я несколько раз вдохнул прохладную дыхательную смесь. Головокружение отступило. Все нормально. Я готов к переходу. Послышалось шипение откачиваемого из герметичной капсулы воздуха. На руки и грудь легли электроды датчиков.

Сначала перед глазами все поплыло. Очертания комнаты за пределами капсулы смазались, потускнели, а затем и вовсе исчезли в однообразном сером мареве.