На следующий день, проснувшись по общему звуковому сигналу и заняв свое место в строю, во время переклички Филипп еще сомневался в том, что проживет хотя бы ближайший час.

Может быть, произошла ошибка? Ведь не могли же его просто так бросить в тюрьму, без суда и следствия. Преступника, находившегося в розыске столько лет.

После переклички Филиппа вместе с остальными накормили завтраком. И он пошел по специальному прорубленному в скале коридору на работу в табачные оранжереи.

Здесь под куполом работали одновременно несколько сот заключенных. Здесь было жарко и душно. Основная работа состояла в срезании и упаковке табачных листьев.

Узенький белый транспортер, на котором лежали холщовые мешочки с листьями, двигался внутри стеклянной трубы, и изнутри оранжереи было видно, как эта прозрачная труба, извиваясь, под небольшим углом уходит вверх и упирается в серое здание тюрьмы.

Остро пахло табачным листом и потом заключенных. Сверкали длинные ножницы, расхаживали, помахивая дубинками-парализаторами, жирные охранники. И все время слышалось:

— Давай, давай, не отлынивай! Запишу тебя, без ужина будешь! Ну что встал? Что вылупился? В карцер захотел? В склеп?

Все это производило неприятное, тягостное впечатление, но работа, рассчитанная на калек, ведь многие здесь трудились одной рукой или стоя на костылях, для здорового человека не могла быть обременительной.

Индивидуальная поливка табачных насаждений, поиск и уничтожение сухих листьев — все это Филипп Костелюк проделывал с легкостью.

Уже на второй день у него после выполнения нормы образовался кусочек свободного времени. Присев возле прозрачной стены оранжереи, Филипп наконец-то смог полюбоваться знаменитым лунным паноптикумом.

Паноптикум, порожденный космическими посевами, был поистине величественным зрелищем.

В основном зерна, попадающие на Луну, гибли. Живая ткань не могла существовать при температуре, близкой к абсолютному нулю, в отсутствие почвы и атмосферы, но одно из ста тысяч семян все- таки прорастало.

Зерно прорастало, чтобы тотчас погибнуть. В результате возникали каменные фигуры.

Вся лунная поверхность была уставлена этими фигурами. Их хорошо было видно сквозь стекло купола: женщины в платьях различных эпох, женщины с тепловыми шлемами на головах, мужчины в латах, мужчины во фраках, мужчины в набедренных повязках, дети, животные, смешные машины, какая-то хитрая мебель, примитивные роботы с треугольными головами, деревья с большими плодами, теперь выглядевшие как каменные шары…

Все эти окаменелости еще раз подтверждали простую мысль: «Вселенная поразительно однообразна в своем выборе форм. Но то, что уже было избрано Аханом, отточено до полного совершенства».

Нужно было, воспользовавшись свободной минуткой, встать на колени и помолиться, но Филипп Костелюк просто прилип лицом к стеклу оранжереи, не мог оторваться. Фантастический музей на открытом пространстве лунной пустыни завораживал его.

Фигуры по ту сторону выгнутого стекла были начисто лишены цвета. Только черное и белое. Жесткий контраст. Если долго не отводить глаза, они начинали слезиться. Филипп промокнул рукавом лицо, и в эту минуту кто-то положил руку на его плечо.

— Лучше не смотреть. Лучше отойти.

Филипп обернулся. Рядом, так же как и он сам, на корточках сидел, белобрысый молодой человек в полосатом костюме заключенного.

— Вы недавно здесь? — сказал молодой человек. — Вы, наверное, еще не знаете порядков? Должен предупредить, если глазеть на пейзаж больше десяти минут, вам пропишут плетей. Теперь, по уголовному положению 2147 года, они имеют на это право. И поверьте, они им пользуются. — Дружелюбно улыбнувшись, молодой человек протянул руку и представился: — Иван Куравский!

— Ну да?! — сказал Филипп. — Теперь для компании нам только Измаила Кински здесь не хватает!

Он демонстративно отвернулся от стекла, и охранник, было направившийся в их сторону, свернул на другую дорожку между зарослями.

— Измаила Кински здесь нет, — сказал Куравский. — И быть не может. А вас я, конечно, узнал. Вы Филипп Аристархович Костелюк — преступник номер один.

— Я? Да, наверное, я преступник, — согласился Филипп. — Я вас тоже знаю. Вы тот самый инженер, что придумал формулу спасения от посевов. Но как вы здесь оказались? Вы же, кажется, бежали в далекое прошлое? Куда-то в самое начало девятнадцатого века.

— А вы хорошо осведомлены, — удивился молодой человек.

— Да! Представляете, как странно, я сам видел подземные дворцы, которые вы там строили. Я работал на строительстве, когда открылась тайная комната. Я, между прочим, нашел там тарелку с вашей гениальной формулой!

Улыбка быстро сползла с лица молодого ученого.

— Тарелка теперь ничего не стоит! Она уже не нужна, — сказал он — А то, что мы с вами оказались в одной оранжерее, это действительно странно. Это не может быть случайностью! Об этом следует подумать. Кстати, зачем вы налепили себе на лоб металлопластырь?

Кончиками пальцев Филипп потрогал уже сросшуюся с кожей пластину. Ему не хотелось говорить на эту тему, но обстоятельства вынуждали.

— Это налепили мне на лоб сразу после задержания! — сказал он. — Я даже не знаю, что это такое. И как бы его отодрать?

— Металлопластыри применяются в психиатрии, в особо острых случаях, при эпилепсии в основном, — объяснил Куравский. — А отодрать его нельзя, через год пластырь исчерпается и сам рассосется.

Кроме койки в общей камере, каждый заключенный имел в собственности небольшую каменную нишу в подземной части тюрьмы. Таким образом соблюдался священный закон о собственности.

В келлерах было уютнее и теплее, чем в общих камерах, здесь можно было посидеть в приятной компании, сыграть партию в шахматы или перекинуться в картишки, но здесь не разрешалось жить.

Иногда зерна пробивали крышу оранжереи, и заключенные обставили свои каменные норы шикарной мебелью и электроникой, накрыли каменные полы толстыми коврами, в некоторых келлерах их лежало один на другом до семи штук, украсили ледяные стены картинами и эстампами, кое-где встречалась и небольшая скульптура.

Только здесь, в келлере, можно было спокойно поговорить. Прощупав стены, полы и потолки, можно было найти прослушивающие жучки и раздавить их ударом каблука.

Через три недели после первой встречи именно здесь, в келлере, Филипп рассказал Куравскому о том, что все-таки передал формулу тассилийцам и теперь, наверное, полным ходом идет строительство заводов на Марсе.

— Жидкий спрут будет активизирован, посевы перестанут бомбардировать Землю, и власти Измаила Кински, власти Всемирного Банка придет конец!

Куравский сидел напротив, и, увидев его печальные глаза, Филипп вдруг замолк.

— Марса больше нет, — сказал ученый. — Он теперь, как Фаэтон, — новый пояс астероидов. Измаил Кински не пожалел красной планеты. Официально считается, что это в интересах землян. Объявлено, что мы просто очистили строительную площадку, теперь вопрос лишь в средствах на строительство. Их, конечно, пока нет и в ближайшую тысячу лет не предвидится. Но взгляд в будущее, историческая перспектива… Ты думаешь, почему я здесь, в тюрьме?

«Так вот что имела в виду Инк, когда сказала, что хочет разделить участь своего народа, — подумал Филипп. — Она хотела вернуться на Марс не для того, чтобы спасти свою жизнь. Она хотела вернуться туда, чтобы умереть».

— Значит, все? — спросил он и посмотрел на Куравского. — Все мои старания были напрасны?

— Не совсем так, — возразил молодой ученый. — Существует еще один вариант восстановления фильтров. Секрет скрыт в подвалах Всемирного Банка. У Измаила Кински давно уже было готово оборудование. Но он им не воспользовался.

— Почему? — спросил Филипп.

— Потому что, если бы. семена перестали падать, Всемирный Банк потерял бы всю свою власть! А он не хочет ее терять! Он сам вышел из семени, ты же знаешь. Вся власть его держится лишь на войне с посевами.

— Но что мы можем сделать? — простонал Филипп Костелюк. — Что мы можем сделать, сидя здесь, на Луне, когда Марс уже разрушен, а аппаратура, если она и существует на самом деле, сокрыта глубоко в подвалах Всемирного Банка? Как нам выбраться отсюда? Как попасть на Землю? Как пробраться туда, в эти проклятые подвалы?

На сей раз Куравский ответил не сразу. Несколько минут он сидел молча и только потом сказал:

— Я знаю, как попасть на Землю. Это можно устроить. Не такая уж и проблема. Мы доберемся до этих подвалов и запустим солнечные фильтры! Не будет семян. Не будет инвалидов. Не будет дурацких законов, отсекающих человеческие руки и ноги. Не будет падения интеллектуального уровня и вонючих черных квадратов вместо зеркал!.. — Голос его звучал восторженно, звонко, на весь тюремный застенок. — Не будет подземных городов! Не будет искусственных солнц! Не будет ничего!