Была ледяная снежная ночь. Звезд не видно. Кружащий ветер распахивал на груди мех и обжигал тело, но Филипп все-таки сделал несколько шагов вперед, в темноту. Он чувствовал, что вот Сейчас должно произойти что-то важное, что-то способное в корне переменить всю его спокойную жизнь.

Над головой, перебивая рев ветра, свистнуло зерно. Потом вслед еще одно семя ударило в снежный холм. Порыв ветра принес незнакомый горьковатый запах. Филипп посмотрел.

В ночном небе развернулось фантастическое безумное зрелище. Среди метущихся снежных потоков возникли два гигантских существа: металлическая муха с головой в виде длинного иглообразного жала и оранжевая бабочка. Филипп даже протер снегом глаза. У бабочки между крыльями вместо обычного тела извивалось синее тело женщины. Синие волосы растянуты струнами, и каждый взмах сопровождается звонким аккордом.

Поединок продолжался очень долго. Филипп совершенно промерз, наблюдая за битвой титанов, а когда они с клекотом и звоном сошлись и рухнули, разом растворяясь в грязной вонючей вспышке, Филипп вдруг осознал, что рядом, за левым плечом его, кто-то стоит.

Человек подошел неслышно, воспользовавшись тем, что Филипп увлечен поединком. Подошел и встал неподвижно.

— Правда красиво? — боясь повернуться, спросил Филипп.

— Очень красиво, — усмехнулся в ответ такой знакомый, но казалось, утраченный навсегда, такой нежный женский голос. — Пойдем в шатер, Филипп, а то отморозишь кое-что. Как тогда четырех жен любить станешь?!

Не в состоянии еще поверить, Филипп повернулся. Перед ним стояла Земфира. Он протянул руку и кончиками пальцев потрогал лукаво улыбающиеся губы женщины. Губы оказались горячими.

Чужая ярость, вспыхнувшая в его сознании, была столь неожиданна и так мгновенна, что Филипп не успел даже повернуться. Земфира стояла рядом, она только приподняла полог, желая первой войти в шатер, и вдруг отшатнулась на руки мужа.

В груди Земфиры торчала длинная перламутровая рукоять кинжала.

— Глупо, — прошептала Земфира. — Как глупо! — Ее затуманенные болью глаза смотрели на Филиппа. — Мне столько нужно было тебе сказать!..

Голова женщины откинулась, она потеряла сознание. Кровь быстро пропитывала шубу. Только спустя долгое мгновение Филипп понял, что это Ариса бросила нож из глубины шатра.

— Ты не должен обнимать чужую женщину, — вскакивая со своей циновки, закричала она. — У тебя есть три законные жены!

— Дура! — Филипп внес Земфиру и, положив на свою циновку, выдернул из ее груди кинжал и быстро разрезал одежду. — У меня четыре жены, — плачущим голосом сказал он. — Я надеюсь, что четыре.

В эту минуту он готов был убить гордячку Арису и вообще остаться с двумя женами, но, на счастье, рана оказалась не опасной. Длинный кинжал хоть и проколол насквозь грудь Земфиры, причинив женщине невыносимую боль, но каким-то чудом не задел сердца. Кинжал не сумел отнять жизнь первой и самой любимой жены Филиппа. Через пять минут Земфира пришла в сознание, через час она мирно спала с травяными компрессами на ранах, а через два часа, вдруг проснувшись, громко позвала:

— Филипп!

— Я здесь.

Он склонился над своей первой женой. Земфиоа была очень бледна, и каждое слово давалось ей с большим трудом. Пересохшие губы шевельнулись, и она спросила:

— Тарелка с пастушкой? — Рука Земфиры судорожно вцепилась в его рукав. — Скажи, Филипп, тарелку с пастушкой ты позабыл в Москве?

— Нет, — искренне удивился Филипп. — Я взял ее с собой. Тарелка здесь. Но ты-то откуда про это знаешь?..

На губах Земфиры выступила кровь, женщина закрыла глаза, ни слова больше не проронив в эту ночь. Лишь еще через три дня она смогла рассказать, что с ней произошло.

— Когда ты бежал, меня, конечно, арестовали, — протягивая к треугольному раскаленному очагу руки, говорила она. — Но я была беременна, я ничего не знала, и меня отпустили. Дураки, поздно спохватились, прежде чем отпустить, они мне сделали рентген черепа. Я думаю, не одна звездочка полетела с погон за то, что кто-то не додумался просканировать твою голову. Шесть месяцев я прожила одна, с деньгами было плохо, но как-то перебивалась, потом родила. Представь себе, эти бараны схватили моего ребенка в роддоме и также потащили на просвечивание…

— Кошмар! — воспользовавшись паузой, сказала Милада. — Я бы не выдержала.

— Я тоже беременна, — без всякой связи вдруг призналась Жанна и вопросительно посмотрела на старшую жену, как раз раскурившую белую длинную женскую трубку. — Скажи, Земфира, это очень больно?

— Не труднее, чем путешествовать во времени, — усмехнулась Земфира. — Сначала тебя будто черти тащат по коридору, а потом ты будто падаешь лицом в снег.

— Я тоже хочу, — сказала Ариса и навязчиво обняла Филиппа. — Муж, сделай меня беременной. Я тоже хочу падать лицом в снег.

Земфира глянула на нее сквозь дым. Филипп Костелюк услышал мысль своей старшей жены.

«Ты никогда не родишь ребенка… — с горечью подумала Земфира. — Потому что ты скоро умрешь, спасая жизнь своего любимого мужа».

«А ты откуда знаешь?» — также мысленно спросил Филипп, покосившись на Арису. Ведь Ариса, как и все обитатели шатров, была наделена даром телепатии, и могла услышать их мысленный диалог.

«Я была в будущем. — Земфира теперь смотрела только на мужа, и Филипп понял — она почти не изменилась, но взгляд у этой сидящей перед ним женщины стал спокойным и мудрым. — Нет, не задавай глупых вопросов, я была там совсем недолго, случайно… Это было как короткое прикосновение к огню».

Ариса обиженно отвернулась и приложила маленький кулачок к своему затылку. Это означало, что она не может ничего услышать, и это вполне устроило Филиппа.

«Как тебе удалось разыскать меня во времени?» — спросил он, опять обращаясь мысленно к Земфире.

«Мне помогли. Они пришли за мной из четыре тысячи девятисотого года. У них там высочайшие технологии. Они умеют так прозондировать время, что любого человека когда угодно найдут».

«Зачем ты им понадобилась?»

Ариса отняла кулак от своего затылка и с интересом посмотрела на Земфиру. Раздражение и обида, только что явно прочитывавшиеся на лице молодой женщины, сменились выражением жгучего любопытства.

— Не я, — неожиданно вслух сказала Земфира. — Ты им нужен. Им нужен человек, наделенный твоими возможностями. Ты же знаешь, прибор не прижился в голове ни у одного из землян. Только ты один. Ты уникален. Меня привезли к твоему шатру, чтобы я уговорила тебя пойти с ними.

— Куда пойти? — удивился Филипп.

— В пятое тысячелетие. Им нужен президент. У них там, несмотря на высокие технологии, кажется, серьезные проблемы с управлением.

— Но почему они решили, что я не соглашусь?

Губы Земфиры широко раскрылись, из них выплыло тонкое колечко дыма. Остальные жены, ничего не понимая, как зачарованные смотрели на это медленно растворяющееся колечко. Милада с хрустом надкусила яблоко. Жанна захныкала.

— Ты не согласишься. Я знаю, — вздохнула Земфира.

Короткими быстрыми движениями она выбивала трубку в большую голубую пепельницу. Рассыпались искры. Покончив с трубкой, Земфира сказала:

— На фарфоровую тарелку нанесена формула. Ее оставил один очень талантливый инженер, который бежал в прошлое от президента Всемирного Банка. При помощи этой формулы мы сможем восстановить защиту нашей Солнечной системы. Восстановятся фильтры, и Земля будет избавлена от космических посевов как минимум еще на три-четыре миллиона лет.

Обследовав тарелку, Филипп действительно нашел выдавленные в фарфоре мелкие каббалистические знаки. Они были столь миниатюрны, что как следует рассмотреть их можно было только при помощи сильной лупы. Формула размещалась на золотом медальончике, украшающей грудь пастушки, и на первый взгляд выглядела как две кривые царапины.

Сидящий на корточках в шатре беженцев с другой планеты, лишенный документов, разыскиваемый властями, Филипп Костелюк вдруг стал обладателем ключа к спасению человечества. Но, увы, на тарелке была только формула. Чтобы осуществить проект по восстановлению солнечных фильтров, так много всего следовало сделать. Он представил себе строительство огромных лабораторий — заводов. Представил себе, сколько лет уйдет на реализацию плана, и ужаснулся. Да и не строительство заводов представляло собой главную трудность. Прежде нужно было взять в свои руки власть на планете.

Измаил Кински — президент Всемирного Банка — никогда не допустит восстановления фильтров, потому что вся власть Всемирного Банка держится только благодаря постоянной агрессии из космоса. Не будет войны, не будет у Кински и власти.

Гениальный ученый-физик Иван Куравский уже предлагал формулу Кински и чуть не поплатился за это жизнью. Куравский, как и Филипп, бежал на машине времени. Но в отличие от простого шофера Филиппа, хитрый ученый бежал в прошлое. Там при поддержке графа Алтуфьева Иван Куравский прожил долгую, счастливую, творческую жизнь. Там он разрабатывал новый состав пороха, участвовал в нескольких экспедициях в жерла вулканов, пытаясь достичь магнитного центра планеты, и занимался строительством подземных дворцов в Москве.

«Прежде чем построить заводы, нужно взять власть… — размышлял Филипп. — Чтобы взять власть, нужна организация. Потом многолетняя борьба. Потом революция. — Он даже схватился за голову руками. — Какой кошмар!»

Мысленно обратившись к уже существующему тайному обществу, Филипп Костелюк поискал Пятую Когорту, хоть и лишенную своего руководства, но еще существующую. Он услышал слабые голоса этих людей там, внизу, в лабиринтах под гранитным куполом, и даже хотел как-то связаться с ними, но с каждым днем голоса Пятой Когорты становились все тише и тише. Никакой надежды на поддержку не оставалось.

От размышлений Филиппа оторвали стрекотание и рев над шатром. Он вышел. Ярко светило солнце. В синем небе опять завязывался неравный бой: три черных военных вертолета шквальным огнем пытались остановить гигантскую синюю женщину, медленным шагом направляющуюся на запад.

Эта было тельце ночной бабочки. Филипп опознал его. Исчезли только оранжевые крылья. «Значит, и большие не сразу умирают», — отметил он. Шквальный огонь не спас экипажи вертолетов, быстрыми ударами золотых струн великанша срезала их. И внизу, почти у линии горизонта, один за другим распустились, как красивые красно-белые цветы, три маленьких взрыва.

Над пустыней появилось еще несколько вертолетов. Они росли, приближаясь. Рвались в бой. Синяя рука с зажатыми в ней длинными золотыми струнами опять поднялась.

Филипп не стал досматривать. Он вернулся в шатер и тщательно завернул фарфоровое блюдо в мягкие тряпки. После чего уложил его назад в коробку, перевязал бечевкой. Раньше у него была только одна задача — сохранить свою жизнь, дарованную Аханом, теперь он должен был сохранять еще и фарфоровую тарелку с пастушкой и формулой.