День под землей официально считался ночью, хотя и соответствовал по продолжительности такому же дню на поверхности планеты. В двенадцать часов вечера включалось то, что называлось здесь «энергетические солнца», и даже на улицу было не выглянуть. Запоздалые прохожие надевали защитные очки и стремились поскорее укрыться в помещении.

Свет солнц был невыносим. От него быстро лопалась кожа на лице и на руках, а если человек проводил под излучателями более сорока пяти минут, он был обречен. Сначала появлялся кашель, похожий на кашель астматика, потом поднималась температура, отказывали зрение и слух, а через две-три недели наступала смерть.

Филипп Костелюк наивно полагал, что глупо спать днем, а работать и развлекаться только по ночам, и делал нелепые попытки переменить график своей жизни. Только спустя несколько дней он уяснил себе, что каждые сутки в течение семи с половиной часов всю территорию российской столицы не просто освещают, а обрабатывают специальными лучами.

Ночью поисковые зонды, днем жесткое облучение. Полный контроль.

Официально считалось, что зонды отслеживают только пришельцев, а ночные лучи абсолютно безвредны для землян и одновременно с тем убивают любую инопланетную структуру. Если кто-то пытался публично утверждать обратное, он просто исчезал. Поэтому ночь официально именовалась днем, а день назывался ночью. Вообще в русской столице 2143 года не принято было вслух высказывать свои оригинальные мысли и пожелания.

Вот уже три с половиной года, спасаясь от космических семян, все города Земли, объединенные теперь единым правительством, ушли глубоко под землю. Шансов на возвращение к прежней жизни не оставалось, приходилось привыкать и терпеть.

Еще три года назад теория говорила: «Космос в основном — это вакуум, пустота. Вакуум — это абсолютное ничто». Но на практике оказалось, что пустота бывает трех видов и делится на действительное ничто, ничто — «позитив» и ничто — «негатив».

Как пустота может делиться, Филипп так и не понял, но этого, похоже, не понимал вообще никто. Просто принимали как свершившийся факт. Как аксиому.

Только позитивное ничто позволяло материи развиться в структуру. «Позитив», по утверждению некоторых ученых-оптимистов, был естественной нишей для упорядоченной материи. Негативное же ничто, природа которого до сих пор так и не была толком изучена, пластами двигалось по Вселенной и несколько квадриллионов лет назад зацепило наконец нашу Галактику. Не существовало никаких средств борьбы. «Негатив» наваливался на звездные системы, на солнца различной мощности и спектра, на планеты и уничтожал все, к чему только прикасался.

В первый момент у Филиппа возникла ассоциация с огромным ластиком, стирающим все на гигантской черной доске, любой рисунок, но это сравнение было ошибочно. «Негатив» был именно негативом и вставал индивидуально перед каждым объектом в отдельности. Его объектом могло стать любое живое существо или сложный электрический прибор, стол, стул, сейф — в общем, любой предмет, имеющий смысл и форму. «Негатив» душил и убивал индивидуально. И убивал мучительно, не сразу.

Любая сгруппированная в форму материя, впервые соприкоснувшись с «негативом», испытывала что-то похожее на ожог, на панический ужас, и от этого ужаса рефлекторно группировалась, сжималась в зерно.

Не важно, что это было — письменный стол, пепельница, человек в набедренной повязке, верблюд или большая космическая лаборатория. В зерно сжималась любая организованная совокупность материи.

Сжавшись до невероятно малых размеров и обретя огромную плотность, зерно, как выпущенный из орудия снаряд с половинной скоростью света, пускалось в бегство. Зерно летело по бескрайним полям нейтральной (или действительной) пустоты в поисках новой почвы и жизни.

В то же время не организованная жизнью материя при столкновении с «негативом» распадалась на скопления камня и пыли.

На протяжении миллиардов лет наша Солнечная система под защитой идеальных энергофильтров, как младенец в теплой люльке, покачивалась в объятиях позитивного вакуума. А человечество даже и понятия не имело, как ему повезло.

Но три года назад в результате каких-то изменений солнечного спектра защита Солнечной системы ослабла и на нашу планету посыпались космические зерна.

Попадая в идеальную среду, зерна раскрывались, выпуская наружу замкнутый в них потенциал. Основная часть их тут же погибала. Пришелец или предмет могли быть сориентированы, например, на атмосферу из фтора, им не долго удавалось просуществовать в кислородной среде. Другие гибли из-за разницы в гравитации. Но какая-то часть семян все-таки давала всходы.

Только три года назад, когда уже начался большой сев, выяснилось, что, проскакивая солнечные фильтры, некоторые зерна и раньше попадали на землю.

Сидя после работы у себя дома на мягком теплом диване и закрывая глаза над книгой, Филипп Костелюк представил себе гигантскую беспалую черную руку Бога Ахана, разбрасывающую желтые космические семена. Представил и ужаснулся дикому невежеству своих предков.

Как когда-то наивные богословы ошибались, утверждая, что Земля большое плоское блюдо, висящее в пустоте, так современные Филиппу астрономы и физики были слепы в оценке самой бескрайней черной пустоты.