Над Москвой гуляла гроза. Окна гранд-отеля на Минском шоссе напоминали окна огромного океанского лайнера в ненастье. Места в гараже для лимузина не нашлось, а дополнительная стоянка была украшена табличкой: «Только для инвалидов». Филиппу пришлось припарковаться между двумя матовыми фонарными тумбами.

Был конец августа 2036 года. Ливнем где-то рядом замкнуло высокочастотную линию, и воздух вокруг казался неестественно легким, полным озона. Филипп, личный шофер мэра Москвы Петра Сумарокова, откинув капот, рылся в моторе.

Нельзя сказать, что водитель был особенно предан своему боссу. Он уже как следует замерз, его кожаная куртка так пропиталась водой, что и рубашка, и майка прилипли к телу. Филипп собирался захлопнуть капот, поставить машину на сигнализацию и идти спать. Он устал и хотел поскорее встать на коврик посредине своей маленькой квартиры и наконец помолиться, после чего можно глотнуть теплого лимонного какао, раздеться, осторожно потеснить на постели крепко спящую Земфиру и сунуть ноги в семейную грелку.

Но планы его неожиданно переменились. Всего лишь желая протереть глаза, усталый водитель поднял голову и скользнул взглядом по шикарному фасаду отеля. Он увидел мечущиеся по шторе угловатые тени. Не задумываясь, Филипп Костелюк схватил разводной ключ и кинулся на помощь своему шефу.

Он не мог перепутать окна. Петр Сумароков, почетный член-корреспондент нескольких комитетов ООН, мэр Москвы, всегда останавливался в одном и том же номере. Четырехъярусные апартаменты с небольшим зоопарком и зимним садом занимали все пространство отеля от третьего до седьмого этажа. Выше были лишь комнаты президента. Но там вообще не горел свет.

Отражения молний скакали в стеклянных дверях отеля, но, на счастье, магнитная защелка в вертушке, как и всегда во время грозы, не работала, да и ночного швейцара, зануды, на месте не оказалось. Пачкая ковры, Филипп взлетел бегом на третий этаж и ворвался в апартаменты.

Он застыл в дверях. Все уже произошло. Протяжно кричала гиена в клетке. Мебель, гобелены, паркет — все было залито кровью, в голубой чаше бассейна среди декоративных кувшинок плавали какие-то листки с грифом «Совершенно секретно», а среди осколков хрусталя и люстр лежало несколько трупов.

Четыре телохранителя честно отдали свои жизни, их тела в черных костюмах казались поваленными манекенами. Пятеро из шести нападавших тоже были мертвы. Шестой, раненный в грудь, хватаясь за пальму, пытался подняться на ноги. Филипп безжалостно добил его своим разводным ключом.

Петр Сумароков находился в спальне. Огромная квадратная постель была алой от крови мэра. Автоматные пули изрешетили его всего, но когда Филипп вошел, кружевное жабо на груди мэра еще судорожно вздувалось, а задранная нога в блестящем черном полуботинке мелко и часто вздрагивала. Мэр еще дышал, и он хотел что-то сказать.

— Подойди ко мне, — хриплым шепотом попросил он. Филипп приблизился. Губы мэра кривились от невыносимой боли. — Ты знаешь, что такое ЛИБ? — Филипп кивнул. — Я хочу передать тебе свой блок, наклонись и закрой глаза…

Нечаянный свидетель наклонился к умирающему, тот протянул руку, и Филипп Костелюк почувствовал, как в левую часть его головы, внутрь, поместилось что-то небольшое и твердое. После этого левое ухо сразу перестало слышать. Филипп ясно улавливал вопли потревоженных животных и тиканье золотых напольных часов справа, но уже почти не слышал шепота мэра, находившегося с левой стороны.

Чтобы уловить смысл последнего желания своего босса, Филипп перепачкался в крови, потому что вынужден был почти прижаться головой к голове раненого.

— Сдашь в мэрии, — прошептал Петр Сумароков. — Под расписку сдашь!..

— Как его вынуть?

Филипп почти прижался лбом к холодному и мокрому от пота лбу умирающего.

— Тебе помогут…

Спустя несколько минут Петр Сумароков, ничего больше не сказав, умер. Голова откинулась назад. Острый подбородок задрался. Жабо мягко опало на груди мэра. Ботинок перестал дрожать.

Вытянутый в последней судороге палец мертвеца показывал куда-то. Филипп посмотрел. Палец указывал на большую пальму в белой фарфоровой кадке. Обняв пальму, сидела мертвая обезьянка. Случайная жертва. Милое пушистое существо.

Петр Сумароков скончался через два дня после вживления ему в голову уникального прибора ЛИБ. Он оказался третьей и последней жертвой в цепи политических убийств, потрясших Западную Европу.

Первым пал мэр Парижа Люсьен Антуан д’Арк. Он был застрелен еще до окончания церемонии вручения прибора. Разрывная пуля угодила ему в лоб, и голова мэра разлетелась, как гнилой орех. Мэр Берлина Ганс Адольф Страуберг был отравлен на торжественном обеде, устроенном в честь вступления в должность. А мэр Москвы прожил немногим дольше своих коллег.

Вероятно, от сильного волнения голова у водителя закружилась, и ему показалось, что через спальню медленно прошла полупрозрачная алая человеческая фигура.

Филипп Костелюк тряхнул головой. Видение пропало. Но он не сразу взялся за телефон. Он сполоснул руки в голубой воде бассейна, вытер пальцы свежей салфеткой и закрыл сперва блестящие глаза обезьянки, а потом и глаза своего шефа. Помещенный в его голову ЛИБ (Личный Информационный Блок) парализовал волю молодого шофера.

Рука Филиппа еще только потянулась к телефонному аппарату, когда двери растворились, и в сопровождении заспанной охраны отеля в апартаменты вошли несколько гражданских следователей.

Тела увезли в морг. У Филиппа здесь же, в комнате для прислуги, взяли показания и отпустили. К протоколу были приобщены испачканный кровью разводной ключ и смятые салфетки, которыми Филипп вытирал пальцы.

Давая показания, шофер ни словом не обмолвился ни о том, что застал мэра еще живым, ни о своем неожиданном приобретении, а против всех правил взял правительственный лимузин и поехал домой к жене.

Дождь лил до самого утра. И маленький приборчик, втиснутый в ухо пальцем умирающего мэра, казалось, усиливал и без того мощные раскаты грома.

Филипп Костелюк в общем-то хорошо понял, что именно ему только что засунули в левое ухо.

Опыты по внедрению ЛИБа в мозг живого человека проводились уже двадцать лет, но лишь совсем недавно они были официально разрешены специальной декларацией ООН.

Посредством простой операции ЛИБ вводили в черепную коробку какого-нибудь выборного лица, например президента или мэра, и прибор позволял этому лицу без особого труда, напрямую контролировать своих избирателей. Компактный электронный прибор обходился в производстве в полтора миллиарда долларов и гарантировал своему обладателю абсолютную власть над электоратом.

ЛИБ позволял своему владельцу получить в любую минуту любую информацию из мозга любого избирателя, а также хозяин прибора при необходимости мог воздействовать на любого из граждан, находящихся в поле его полномочий, и полностью подчинять своей воле.

Только один человек на Земле получил ЛИБ случайно, он не был избран подавляющим большинством, не прошел церемонию инаугурации, не клялся в верности своему народу. Филипп Костелюк получил огромную власть, не дав никаких обязательств.