Помещение, в которое я ввалился, оказалось круглым, без окон, но хорошо освещенным. Едва я успел отскочить в сторону, как конвоир движением опытной стриптизерши скользнул с шеста вслед за мной. Он тут же уверенно направился к двери, из-за которой – какое разнообразие! – раздавались нервные голоса. Я задержался, чтобы рассмотреть удивительную лампу на стене, в которой копошилось что-то, испускавшее оранжевый свет, но Сконки бесцеремонно схватил меня повыше локтя и втолкнул в дверь.

Сердце учащенно забилось – я оказался на кухне! Иновселенских кухонь я раньше никогда не видел, но смесь невообразимо аппетитных запахов и шкварчание готовящейся еды безошибочно подсказали назначение полукруглого помещения. К большому столу в центре уже пристроился блондин, проворно таскавший из миски самые настоящие пирожки. Машура сидела, поджав ноги, на лавке у окна, равнодушная как к пирожкам, так и к отповеди цыганистой женщины в цветастом платке.

При нашем появлении женщина обернулась, и я с трудом удержался, чтобы не прыснуть. Концы платка были завязаны у нее надо лбом так, что она напоминала ушастую сову. Впечатление еще больше подчеркивали круглые очки, делавшие ее глаза невероятно огромными и пронзительными.

– Заяц с Запада, – представил меня Сконки и плюхнулся за стол, тут же запустив лапищу в блюдо с пирожками. – Лейтенант Динеш велел накормить и запереть.

Цыганка всплеснула руками, будто сокрушаясь размером урона, который я нанесу ее драгоценной кухне.

– Батюшки, да куда ж я его запру?! У меня тут не тюрьма и не постоялый двор! Свободных комнат у нас нету, слышите, нету!

– А зачем его в комнату? – посоветовал блондин сквозь полупрожеванный пирожок. – С него и чулана хватит. Если, конечно, вы, мэм, за варенья-соленья свои не боитесь…

Мой живот плотоядно заурчал. Цыганка подлетела к Сконки, вырвала у него из-под носа блюдо с оставшимися пирожками и сунула мне:

– Вот, кушай, сердешный, пока эта саранча все не уничтожила. А я пока на стол накрою.

«Саранча», засобиравшаяся в обратный путь, усмехнулась и снова развалилась на лавках.

– Вас кормить приказу не было! – хозяйка кухни топнула в пол так, что совиные «уши» надо лбом вздрогнули. – Служба зовет. Пошли, пошли! – замахала она руками, будто гусей гнала.

Недовольно ворча, конвоиры убрались восвояси. Обернувшись ко мне, цыганка расцвела материнской улыбкой:

– Я тебя, зайчик, в депот определю. Там Чиду всякие железки свои складывает. Ты кушай пока, кушай. Вон худенький какой. Сейчас еще принесу. Да примочку для ног сделаю – как ты еще ходишь-то, горемычный, с такими болячками!

Мэм упорхнула в смежное помещение, где через щель в занавесках просматривалась солидная печь. Я неловко присел к столу. За большим круглым окном начинало темнеть. Кое-где уже зажглись оранжевые лампы, таинственно подсвечивавшие зеленые листья-одеяла. Подобные же фонарики украшали и неутомимо снующие повсюду воздушные суда. Девушка у окна сидела неподвижно, положив голову на подтянутые к груди колени. Со своей лавки я видел только ее затылок. Машура сняла шлем, и оказалось, что у нее были коротко стриженные черные волосы, смешно торчащие хохолком на макушке. Пирожок почему-то мне в рот не лез.

– Эта женщина, она… – попробовал я разбить молчание.

– Моя мать, – глухо ответила Машура, не поворачивая головы.

– А твой отец…

– Это в его депот мама тебя замуровать хочет.

«Чиду», – подумал я и спросил:

– Что же, твои родители делают все, что говорит твой брат?

Машура умудрилась покачать головой, не поворачивая ее. Только трогательный хохолок на макушке дернулся:

– Динеш – лейтенант воздушного флота, самый молодой за всю историю полетов. Мама его боготворит. Отец – инженер. Это он спроектировал Су-13 и все остальные суда. Когда он работает, ему нужен покой. Он месяцами сидит у себя в кабинете, ему даже еду подают через специальное окошко в двери. Иногда мне кажется, что если весь Саттард вымрет от какой-нибудь заразы…

– Чумы, – подсказал я.

– Чумы, – повторила Машура без выражения, – то отец обнаружит это, только когда ему перестанут приносить обед. Понимаешь, – девушка повернула ко мне лицо, странно беззащитное без обрамления летного шлема, – он изобретет свою самую совершенную машину, а на ней некому будет летать…

– Да что ты такое бормочешь, Маш? – Мать вернулась, таща в рукавицах тяжелый чугунок, прикрытый миской, из-под которой валил пар. – Какая еще чума? Твой отец – гений, а у гениев свои причуды, которые надо уважать. Ты не слушай ее, зайчик. – Чугунок торжественно опустился на стол. – Вот, ешь лучше суп, да пирожком закусывай. А ты, Машура, сходила бы сидру, что ли, принесла.

Девушка поднялась, протопала через кухню, прямая, как палка, и скрылась за дверью. Хозяйка налила мне полную миску ароматного супа. Кончики платка над ее лицом скорбно дрожали.

– Такая вот она у нас гордячка. Хлеба не спечет, штанов элементарных сшить не может, вязание тоже не по ней. А вот летать – это вам пожалуйста. И ведь упрямая, как брат: что ей в голову втемяшилось, уж ничем оттуда не вышибешь… А ты, зайчик, свою одежку где потерял?

– В Оси, – уже привычно ответил я.

– А-а, – протянула женщина, будто это все объясняло. – Пойду, поищу тебе что поприличнее этого непотребства.

Определенно, дизайн Машуры не пользовался тут популярностью. Я навернул супу, раздумывая, что же мне делать дальше. Вряд ли стоило рассчитывать на поддержку Машуриной семьи. Отец, который есть, но которого вроде и нет. Мать, зовущая меня зайчиком и считающая дочь ошибкой природы. Брат, который, убедившись, что платить мне нечем, сделает – что? Отдаст меня на суд капитана? Вышвырнет из города? Сошлет на принудительные работы во благо местного общества? Скормит каннаму или вампирам?

Хлопнула дверь, и я невольно вздрогнул. К счастью, это была всего лишь хозяйка.

– Вот, это тебе, – шлепнула она на стол аккуратную стопку одежды. – Динешу давно мало стало, а младшим перешить все руки не дойдут. Обувки подходящей я, правда, не нашла. Ну, так тебе вроде гулять по окрестностям и не полагается, а? – совиный глаз подмигнул мне из-за толстого стекла очков. – Можешь прямо тут переодеться, я шторку задерну. А потом мы твоими волдырями займемся – как раз отвар лудоневый дойдет…

Я подождал, пока половинки цветастой занавески не сомкнутся за столь же пестрыми юбками, по-солдатски бодро стащил шорты и впрыгнул в чужие штаны. Динешевы тряпки пришлись мне почти впору и, хотя были здорово поношенными, в общем, напоминали привычные джинсы и олимпийку. Даже капюшон имелся. Возясь с мудреными застежками и шнурками, я гадал, сколько же еще братьев у Машуры и где в данный момент находились наследники моего нового прикида. Я также обеспокоился местонахождением самой Машуры, которая уже довольно долго ходила за сидром. Дверь, ведущая из кухни, была не заперта. Мама-сова грохотала горшками за занавеской, мурлыча себе под нос то ли рецепт примочки, то ли местный шлягер. Интересно, что она сделает, если я не захочу в депот? Схватится за скалку?

Недолго думая, я запихал в рот последний пирожок, сунул волчок в карман Динешевых брюк и выскользнул за дверь. Выход наружу был рядом, но воспользоваться им я не спешил. Идея полета или прогулки по ветвям храмита на сытый желудок и волдыри меня не слишком привлекала. Я решил попробовать отыскать Машуру, а заодно исследовать внутренность «осиного гнезда». Эта идея оказалась еще менее удачной. Мне понадобилось не более трех минут, чтобы окончательно заблудиться. Все помещения, на мой взгляд, выглядели совершенно одинаково: маленькие, с мягко загибающимися белыми стенами и круглыми окошками. Анфилада смежных комнат, видимо, вилась, как спираль в ракушке улитки, вокруг центрального холла с лестницей и шестом. Во всяком случае, какую бы дверь я ни дергал, все время попадал именно туда. Я уже начал чувствовать себя Алисой в Стране чудес, которую бросил вероломный кролик, как вдруг до меня дошло, что лесенка и шест ведут не только вверх, но и вниз. В «осином гнезде» был еще один этаж!

Я свесил голову в дыру, но увидел только круглый холл, пустой, ровно освещенный оранжевыми лампами и неотличимый от того, в котором я сейчас находился. Обновив Динешевы штаны на шесте, я очутился на нижнем уровне. Тут одинаковые двери так же шли по кругу. Только одна из них выделялась окошком с подъемным щитком и табличкой, на которой было крупно выведено вязью: «Не беспокоить! В случае форс-мажора используйте условный стук!» Очевидно, я только что обнаружил Чиду. Я уже хотел было ткнуться в соседнюю комнату, когда услышал слабый звук, доносившийся будто бы из-под ног. Тут я обратил внимание на то, что шест и лесенка уходили еще глубже вниз. Неужели в «гнезде» есть еще один ярус? Вот жесть! И «сова» еще жаловалась на нехватку комнат!

Я шагнул к краю шахты. Оттуда тянуло свежим воздухом, запахами вечера, леса и почему-то водорослей. Ах да! Озеро или море, которое я разглядел из кабины «сушки», было, должно быть, совсем рядом. Странные хлюпающие звуки стали отчетливей. Я бухнулся на колени, заглянул в круглое отверстие и – нашел Машуру. Девушка сидела на балкончике, скорее напоминающем корзину воздушного шара, только вместо шара он крепился стропами к днищу «осиного гнезда». Ноги свисали наружу между прутьями решетки, руками она обхватила эти самые прутья и уткнулась в них головой. Плечи Машуры и хохолок на макушке легонько вздрагивали. В сочетании с жалобными звуками и сморканием это подсказывало один конкретный вывод.

Трус внутри меня призывал взять ноги в руки, на цыпочках отчалить в направлении депота и добровольно забаррикадировать дверь изнутри. Я всегда считал слезы самым страшным оружием женского пола. Сжав зубы, вызвал перед внутренним взором картину Машуриных воздушных антраша вокруг каннама с махайрой и оседлал шест.

– Привет!

Места на хлипком балкончике едва хватило на двоих. Мне пришлось усесться так тесно к Машуре, что мое бедро коснулось ее – теплого и туго обтянутого кожаными брюками. Девушка покосилась на меня опухшим глазом, но тут же снова спрятала лицо между руками и пробормотала что-то влажно-нечленораздельное.

– Э-э… – умно начал я. Обшарив словарный запас в поисках утешительных фраз, я обнаружил только «Не ссы, прорвемся!», что не слишком подходило для нежных девичьих ушей. Придется импровизировать!

– Слушай, не стоит так убиваться. Твой брат – полный му… Дурак то есть. То есть он, конечно, твой брат, и я не имел в виду… И не хотел… Короче, все обойдется… – я совершенно запутался и сник.

Машура оторвала голову от перил, не по-девичьи сморкнулась, зажав пальцем сначала одну ноздрю, а потом другую, ничуть не беспокоясь о том, куда полетит аппетитное содержимое. Повернув ко мне покрасневшее мокрое лицо, она воскликнула:

– Ты не понимаешь! Ничего не обойдется. Никогда! Потому что я… – она запнулась, задохнувшись на середине фразы, – я… – рыдание снова заставило ее прерваться, – неудачница! – завыв в голос, Машура хлопнулась лбом о перила так, что хлипкий балкончик под нами затрясся.

Душа моя рванулась в пятки, и как-то само собой вышло, что я – наверное, в поисках равновесия – ухватил девушку за плечи. Невероятно, но это сработало! Она оторвалась от перил и переместила хохлатую голову мне на грудь, тут же обильно залив Динешеву рубаху слезами.

– Я же… Я же хотела как лучше! – захлебываясь словами, причитала Машура у меня под подбородком. – Думала, вот покажу им всем, что и девушка может летать не хуже парней! Отправлюсь в Дарро, найду кристаллы, и тогда они поймут… Они все… – Машура сморкнулась куда-то в меня, и я обрадовался, что тряпки были заемные. – Разрешат мне ходить в летную школу, стать пилотом… А тут ты! – острый кулачок неожиданно вонзился в мой живот. Я охнул. Девушка выкрутилась из ослабевших объятий и устремила на меня горящие красные глаза. – И каннам со своей дурацкой труподелкой! Вот скажи, ну почему? – Машура вознесла к небу ладони, сложенные в отчаянном молитвенном жесте. – Почему именно сегодня? Почему именно в квадрате 254?

Я сокрушенно развел руками, насколько это позволяла тесная «корзина». Не обращая на меня внимания, девушка продолжала:

– И ведь так всегда! Что бы ни делала, за что бы ни бралась… Мама меня к ткачихам пристроила. Я разобрала станок – усовершенствовать хотела, а обратно собрать не смогла, детали лишние все время оставались. Потом были швеи. Мою работу ты видел. Тебе она тоже не понравилась, правда?

Я протестующе замотал головой, но получил локтем в бок – больно.

– Не ври! У тебя на лице все было написано!

– Я не вру, – попытался оправдаться я. – Тот коврик в «сушке» – он очень даже миленький.

Машура печально вздохнула:

– Это не мой… Это мама для Динеша сделала.

Несколько мгновений мы неловко молчали. Первой заговорила Машура, уже спокойнее и почти не всхлипывая:

– Я всегда мечтала летать. Знала, что это не женское дело, но все равно умоляла Динеша взять меня на верхние ярусы. И он взял. На кухню для пилотов. Там я работала, пока вся эскадрилья не отравилась моим грибным рагу. Тогда меня перевели в уборщицы. Рокховы яйца, сколько полов я отдраила в Летной школе! – девушка хлюпнула носом. – Но теперь меня точно вытурят. И за дело.

Машура снова уткнулась носом в перила. Похоже, меня закинуло в мир, где и слыхом не слыхали об эмансипации и равноправии полов. Глядя на теплые кружки фонариков, делавших сумерки вокруг таинственней и темнее, я размышлял, стоит ли просвещать мою собеседницу. Потом вспомнил бабу Машу, дворничиху из нашего двора, зимой скалывавшую ломом лед с тротуаров, и решил, что не стоит. Вместо этого я спросил:

– А как же ты научилась летать?

Хрупкие плечи поднялись и опали.

– Смотрела за другими. Подслушивала под дверями классов.

– И вот так просто… сама выучилась? – выпучил я глаза, но девушка, погруженная в свое горе, этого не заметила.

– Выучилась. Ну а толку-то? Я никому не нужная неудачница. Мама говорит, мне парнем надо было родиться. Люди толкуют, что моя душа по ошибке возродилась в женском теле. Я даже к старейшинам ходила, к Всевидящему Лиуи, только он сказал, что это все чепуха и суеверие. Но даже если моя душа и вправду заблудилась, так что мне-то теперь делать? Вниз головой сигануть, а потом болтаться пятьсот лет в Нижнем мире и надеяться, что в следующий раз окажусь в правильном теле? – Машура сделала движение подняться, «корзинка» угрожающе качнулась в стропах, а я снова схватил ее за плечи.

– Погоди! Не надо никуда сигать! – лихорадочно забормотал я, пытаясь усадить девушку обратно. – По-моему, ты в очень даже правильном теле… – Я почувствовал, что краснею, и отдернул руки. – И вообще, никакая ты не неудачница! Видела бы ты свой бой с каннамом, как ты его лучом жахнула – это было покруче, чем в «Звездных войнах»! – я сообразил, что девушка никогда и слыхом не слыхала о Люке Скайуокере и джедаях, но меня уже понесло. – Это я во всем виноват. Я все испортил. Я никому не нужен, а не ты!

Машура смерила меня подозрительным взглядом:

– Ну, в Дарро, положим, ты не слишком удачно вышел. Но ведь ты же маг! Маги всегда и везде нужны!

Настала пора мне снова отвалить челюсть. Это я-то?! Маг?! Насколько помнится, единственное чудо, которое я сотворил, – тотальное уничтожение аквариума в кабинете биологии с превращением золотых рыбок в летучих – никогда бы не удалось без помощи карбида, стыренного у химички. С этим чудом было связано еще одно, более яркое воспоминание, – устроенная отчимом порка и недельная отлежка дома по причине «ОРЗ».

– Никакой я не… – начал я, но тут смысл Машуриных слов просочился-таки куда-то в глубь моих извилин. – Погоди-погоди! – Шестеренки у меня в башке закрутились так, что, похоже, скрип стало слышно даже снаружи. – Ты хочешь сказать, что тут… ну, у вас в Саттарде, есть маги? Или это просто что-то, во что ты веришь, вроде переселения душ? Ты буддистка? – Я замолчал, окончательно запутавшись.

Девушка смотрела на меня с жалостью, как на слабоумного:

– Бедняжка, ты, наверное, сильно головой ударился, вон у тебя царапины. Или на солнышке перегрелся? Если ты не маг, как же ты в Средний мир попал?

Шестеренки у меня в мозгах скрипнули и стали. Так, приехали. Сначала был Дарро, потом Саттард, теперь Средний мир. И магия.

– Я не сам, – пробормотал я, пытаясь лихорадочно сложить картинку новой вселенной, как пазл. – Мне помогли.

– Ты заплатил чародею, – понимающе кивнула Машура.

Я готов был взвыть на луну, если б ее не закрывали листья-одеяла. Дама в шляпе предупреждала, но в этот момент мне стало на все наплевать. Я сидел в глубокой заднице, а скоро сяду в депот. В голове каша, под ногами – двадцать метров пустоты, в животе – неведомо из кого сваренный иновселенский суп и свернувшийся клубком страх падения.

– Нет. Мне помогли даром. Ну, почти. Я прилетел с Ветром Времени. С помощью вот этого, – я вытащил из кармана волчок, тут же поймавший свет фонарей и бросивший на лицо Машуры цветные блики. – И я не с Запада.

Глаза девушки скользнули с волчка на меня, обратно на волчок, снова на меня… Я впервые заметил, что радужки у нее не просто карие, а с оранжевыми крапинками, как очень темный янтарь.

– Поэтому у тебя такое странное имя? – тихо произнесла она.

Ну вот! Опять двадцать пять. Далось всем это мое несчастное имя!

– Нет, – отрезал я. – Оно и в моем мире странное. Я ж говорю тебе, я неудачник, причем с самого рождения! Когда мать беременная ходила, все врачи ее убеждали, что будет девочка. Они с отцом накупили все розовенькое, с рюшечками и кружавчиками. Мама имя придумала красивое, необычное – Лиана. А родился я! Да еще и мать чуть на тот свет не отправил – роды были тяжелые. Не знаю, от этого или еще от чего, но затрудняться и новое имя подыскивать родители не стали. Просто сократили Лиану до Лиана. Я до сих пор помню, как учительница в школе восхищалась, какое красивое имя у новой ученицы – Левцова Лиана, только вот написала его девочка в неправильном падеже: тетрадь кого? – Левцовой Лианы. А потом она попросила новенькую встать… – я замолчал, глядя на ночных мотыльков, толпящихся у ближайшего фонаря. Бабочки, привлеченные светом, тыкались в стекло, но не обжигались, а оранжевый огонек внутри подавался насекомым навстречу, словно хотел выйти из своего узилища и принять участие в беззаботной суете.

– Ах!

Восклицание Машуры заставило меня вздрогнуть и вернуться в настоящее. Девушка смотрела на меня круглыми глазами, прижав ладошку к открытому рту.

– Лиан, разве ты не видишь! Это не случайно!

– Что не случайно? – подозрительно буркнул я.

– Все! Дарро, бычок, каннам, ты, я!

– Волчок, – поправил я, совершенно сбитый с толку.

– Ты понял? – просияла Машура и так заерзала в «корзине», что я судорожно уцепился за перила.

– Нет.

– Это же очевидно!

Очевидно мне пока было только одно – либо я туп, либо… непроходимо туп. Моя собеседница возвела очи к небу и снизошла, наконец, до объяснений:

– Смотри. Моя душа заблудилась и оказалась в женском теле. Твоя тоже заблудилась и оказалась в мужском. Мы встретились, несмотря на то, что живем в разных мирах. Теперь подумай: что, если твоя душа, на самом деле, моя, а моя – твоя. То есть если мы разыщем сильного мага, который смог бы поменять нас душами… Я имею в виду, поменять души телами…

Все! Это стало последней каплей! Не хватало еще, чтоб и в этом мире надо мной издевались! Что будет следующим? Вопрос, а не примерял ли я часом Катюхины платья?! Я вскочил на ноги, невзирая на угрожающий крен «корзины», и молча полез вверх по лесенке.

– Лиан, ты куда? – удивленно донеслось снизу.

– Не знаю, – зло буркнул я. – Наверное, в депот!

Внизу тяжело задышали и ухватили меня за ногу.

– Ты что, обиделся? Ну прости, я не хотела…

Теперь тяжело задышал я.

– Знаешь, Маш, я долго думал, прямо вот как ты, что проблема во мне – в моем имени, теле или душе. А потом в один прекрасный день понял: я – это просто я. Это у окружающих людей проблема. У всего треклятого мира. И если наплевать на все и на всех с большой колокольни, то можно вполне сносно жить. И даже смотреть в окно без желания выйти из него – прямо через стекло – в конце каждого гребаного дня…

Я остановился, чтобы перевести дух. Слова душили меня, стягивая горло колючим шерстяным шарфом, и я уже жалел, что наговорил лишнего. Пальцы Машуры отпустили лодыжку, и я неловко полез вверх. В холле нижнего этажа, который по-прежнему был тихим и пустынным, я задумался. И что теперь? Домой вернуться не могу. Тут оставаться тоже нет мочи. Долетался ты, Легкий.

Внезапно маленькая ладошка легла мне на плечо:

– Прости меня, Лиан. Пожалуйста. – Девушка скользнула из-за спины и встала передо мной, умоляюще заглядывая в глаза. – Я такая эгоистка! Думаю только о себе, а тебе каково… Саттард оказался таким негостеприимным. И не только Динеш в этом виноват. Ты, наверное, хочешь вернуться, да?

– Я не могу, – устало признался я. – Для этого нужен вихрь, который создает волчок. Но я не знаю, как покрутить его в обратную сторону. По-моему, это просто невозможно…

Девушка на мгновение задумалась, и вдруг лицо ее озарилось:

– Ты простишь меня, если я помогу тебе вернуться домой? Представляю себе рожу Динеша, когда он узнает, что… – Машура осеклась, взгляд снова стал виноватым. – К Дрокке Динеша! Я неплохо разбираюсь в механике. Если ты дашь мне осмотреть… – она чуть замялась, припоминая правильное слово, – волчок, то, возможно, я найду способ…

Я пожал плечами:

– Да пожалуйста. Только вот разбирать его на запчасти я тебе не дам!

Девушка вспыхнула улыбкой, огляделась по сторонам и поманила меня пальцем. Я вздохнул и похромал за ней, особенно ни на что не надеясь. Машура скользнула в дверь, совершенно неотличимую от прочих.

– Депот, – торжественно объявила она, будто мы только что вступили в храм местного бога.

Я встрепенулся, примеряясь к помещению, где мне, возможно, предстояло провести следующий день… или месяц, или год… Полукруглая комната была похожа на все остальные в «осином гнезде», за исключением отсутствия окна и присутствия огромной кучи хлама, царственно высящейся в центре. Машура подошла поближе к горящей на стене лампе и протянула ко мне руку. Чуть поколебавшись, я вытащил из кармана волчок и опустил в ее ожидающую ладонь. Повертев игрушку в пальцах, летчица-угонщица присела на корточки и похлопала по полу рядом с собой:

– Покажи, как он работает.

Нехотя я уселся, скрестив ноги, в сени кучи и запустил волчок. Непроизвольно задержал дыхание. Подарок дамы в шляпе набрал скорость, довольно загудел, цветные полоски слились в размытую радугу… Мгновения текли, но ничего не случалось. Я раздраженно ткнул волчок в бок, он глухо брякнул, упал и подкатился к ногам Машуры.

– Я же говорю! Мне сказали, что надо покрутить его в обратную сторону, но это невозможно!

Девушка только хмыкнула:

– Интересно, а чем ты раньше думал? – в глазах ее блеснули оранжевые искры. – Или ты не собирался возвращаться?

Я предпочел не отвечать. Нелегко признаваться в собственной глупости. Машура посмотрела на меня каким-то странным, долгим взглядом и вдруг хихикнула:

– Значит, ты простишь меня, если я отправлю тебя обратно?

Мне было абсолютно непонятно, что ее так веселило, но я все-таки хмуро кивнул.

– И обида между нами будет забыта?

Я снова кивнул. Девушка улыбнулась еще шире, смачно сплюнула на пол и растерла плевок подошвой сапога. В ответ на озадаченный взгляд, она ткнула пальцем в мою сторону:

– Плюнуть и растереть.

– Чего?

– Ты забыл плюнуть и растереть.

Поняв, что дальше мы не продвинемся, я нехотя повторил ее действия, к вящему удовольствию Машуры. Девушка тут же вскочила на ноги и принялась рыться в куче, то и дело отшвыривая бесполезные предметы в сторону. Я встал к стеночке, наблюдая, как мимо меня пролетают вещицы вроде гаечного ключа, бумажного абажура, дырявого чайника и обломков скейтборда.

– Во! – неожиданно провозгласила Машура и нырнула так глубоко вглубь кучи, что мгновение я созерцал только ее туго обтянутый кожаными штанами зад. Очень даже ничего был зад, аккуратный, как перевернутое сердечко. Но тут его обладательница с торжествующим «ага!» вынырнула на брег депота, сжимая в руках… самое обыкновенное зеркало. Не знаю, что я ожидал увидеть – волшебную палочку или лазерный излучатель, но столь заурядный предмет, да еще изрядно обколотый по краям, не вызвал у меня желания разделить Машурин энтузиазм. Не обращая внимания на мою унылую физиономию, девушка примостила зеркальце у стены депота и теперь совершала манипуляции с волчком, очевидно, пытаясь устроить игрушку на полу так, чтобы она отражалась в осколке. Из любопытства я присел рядом с изобретательницей. В зеркале поместились Машурины острые коленки, мои босые ноги в волдырях после путешествия через Дарро, полосатый бок волчка и обломок деревянного ящика, гласивший «дR». Это «дR» заставило меня задуматься, напомнило о чем-то…

– Дурак! – возопил я вслух, так что Машура вздрогнула и чуть не уронила зеркало. – Как же я раньше до этого не допер!

Девушка усмехнулась:

– Ага, самокритика всегда полезна. Значит, дошло наконец?

Я энергично закивал:

– В зеркальном отражении правое и левое меняются местами! Если я буду смотреть не на волчок, а на его изображение в зеркале…

– То все должно получиться, – заключила за меня Машура.