Солнце стояло высоко, когда ворота школы распахнулись перед Горцем и остальными новобранцами Яры. Бои в Минере шли с раннего утра, но прохлада первых светлых часов была отдана бестиариям — гладиаторам, сражавшимся с хищниками. На дневной жаре звери становились вялыми и теряли свою свирепость. Люди же выносили все. Токе и его товарищи должны были выйти на арену после полуденной паузы, приходившейся на самые жаркие часы.

Новобранцев выводили за ворота по одному и усаживали в ожидавшие снаружи открытые повозки. На случай возможного побега их руки и ноги сковали кандалами, которые надсмотрщики прикрепляли особым замком к днищу. Вот настала и очередь Токе. Обычно приглушенный высокими стенами уличный шум поначалу оглушил его. По случаю Игр у школы собралась немаленькая толпа, состоящая из тех, кто не мог раскошелиться на место в Минере, и подростков — детям до четырнадцати запрещалось присутствовать на играх. Мальчишки и бедняки спешили воспользоваться единственной возможностью увидеть звезд арены, хотя самой яркой из них, непобедимого Фламмы, здесь не было. Токе слыхал, что фаворит обычно являлся в Минеру только к началу открывающего бои парада.

После однообразия белых стен и серых униформ живописное тряпье зевак показалось новобранцу продолжением вчерашнего праздника. Охрана держала толпу на расстоянии, хотя все хорошо знали, что те, ради кого она собралась, выйдут из ворот позже, без цепей и во всем блеске своей славы. Токе бросили на жесткую скамью, сухо щелкнул замок, фиксируя цепь у лодыжек. Следующий… Следующий… В ушах у него звенело от детского смеха, одобрительных и насмешливых выкриков, громких голосов, обсуждающих достоинства и недостатки товарищей Горца и его самого. Но в следующий момент он позабыл обо всем: в сопровождении стража из распахнутой калитки появился Кай.

Он выглядел более худым и бледным, чем Токе помнил его, но от стройного, жилистого тела исходило такое ощущение силы и сжатой энергии, что парень понял: Слепой был готов к бою не хуже, чем любой из них. Он двигался легко и по-звериному ловко, будто кандалы не сковывали его руки и ноги. Увидев Кая, «семерка» радостно завопила и замахала ему, насколько это позволяла длина цепей. Шумный прием, очевидно, застал новобранца врасплох: он неуверенно улыбнулся и замедлил шаг, узнавая лица товарищей. Державшийся сзади страж, которого, как припомнил Токе, звали Зейд, хотел было подтолкнуть подопечного в спину. Неуловимым движением Кай развернул корпус, одновременно шагая вперед. Рука Зейда нелепо дернулась, не встретив опоры, он потерял равновесие и чуть не упал. Выходка новобранца была встречена дружным хохотом гладиаторов, нашедшим живой отклик у зевак. Рассвирепев, страж выхватил плеть и протянул Кая по спине. Но тот продолжал идти, будто не чувствуя удара. Зейд снова замахнулся, рыча ругательства. Оклик Скавра, как раз появившегося из ворот школы, остановил его. Мясник подозвал воина к себе и повел с ним оживленную беседу, судя по всему ничего хорошего для Зейда не предвещавшую.

Слепой занял последнее свободное место в повозке, где уже расположилась возбужденная воссоединением «семерка» и еще пяток братьев. Токе закусил губу: товарищу предстояло идти в бой почти обнаженным, только широкая полоса кожи прикрывала его тело ниже пояса. Ни шлема, ни наручей, ни поножей, ни боевого рукава… Даже ноги его были босы. Горцу стало стыдно за свои прочные, ладно подогнанные доспехи и шлем; он бы, не раздумывая, отдал их сейчас Каю, а сам пошел в бой голым. Если бы это могло помочь. Если бы это могло погасить всполох рыжих кудрей, загоравшийся под веками каждый раз, когда он закрывал глаза…

— Токе, Аркон… Ребята, а вы как здесь оказались? — Кай обводил сидящих в повозке своими невероятными, не щурившимися на ярком солнце глазами.

— Да вот, решили тебе почетный эскорт составить, — съязвил кто-то из новобранцев, видевших в Слепом выскочку и жестокого психа.

— Вас что… Скавр тоже выставил на Игры? — не поддаваясь на подначку, обратился Кай к Токе.

— Ну да. Всю нашу семью. Мы участвуем в мясорубке, как и ты. — Непонимание на лице товарища заставило сердце Токе болезненно сжаться. — Ты что же… Ничего не знал?

Слепой медленно покачал головой, переводя вопросительный взгляд с одного лица на другое.

— Неужели тебе ничего не сказали?! Какая же Скавр после этого сволочь! — откровенно выразила общее мнение Лилия.

Рядом грязно ругнулся сквозь зубы Бекмес.

— Я не понимаю, — между белых бровей Кая залегла глубокая складка. — Ведь у вас до первых игр было еще два месяца тренировок!

— Все верно. Обычно новобранцев готовят к первому бою не менее трех месяцев, — взял на себя объяснения Аркон. — Но Большие Игры недаром называют Большими. По их случаю в Церрукане вычистили все тюрьмы, чтобы собрать достаточное количество мяса для боев. Чего уж о нас говорить…

— Да, Скавр действительно сволочь. Значит, он выставил вас на мясорубку… Это групповая схватка? — Токе и Аркон одновременно кивнули. — Горец, ты сказал, что я тоже в списке?

Токе снова кивнул. Он не мог смотреть Каю в глаза, как будто в этой несправедливости была его личная вина:

— Если ты не… не выиграешь поединок, тебя заменит Философ. Прости. Ты не должен был такоб этом узнать…

— Не тебе просить у меня прощения, Горец. — Голос Кая прозвучал неожиданно мягко. Ободренный, парень рискнул поднять взгляд. К его удивлению, товарищ улыбался. — Скавр, сам того не зная, оказал мне услугу. Ведь мы будем вместе, так?

Токе кивнул, но просиявший Аркон опередил его ответ:

— Верно, мы будем вместе! — Понизив голос, он заговорщицки пояснил. — Ты, Токе, Бекмес, Лилия, Тач, Вишня и я, вся «семерка». Это была идея Горца — держаться друг друга, отличная идея! Вместе мы победим, обязательно победим!

— Мы тренировались… — пояснил Токе, чувствуя, как звучат в его голосе виноватые нотки, но ничего не мог с этим поделать. — У нас хорошо получается, мы подходим друг другу, но… нам не хватало тебя. Участники мясорубки могут сами выбирать вооружение, подумай, что ты возьмешь… Конечно, если ты согласен быть частью нашего плана…

— Значит, «семерка»… — усмехнулся Кай. — Похоже, сидя в обществе крыс, я много пропустил. И какой у нас план?

Пока Аркон с энтузиазмом посвящал Слепого в детали, Токе старался не думать о том, что, возможно, Кая убьют в первом же поединке; что, наверное, Скавр не сказал ему о предстоящей мясорубке, потому что не верил, что новобранец доживет до нее. Токе смотрел, как выходящие из ворот школы ветераны строились в колонну под шумные приветствия публики; как мясник, оседлавший своего жеребца, дал сигнал, и колонна тронулась, заполняя всю узкую улицу. В голове процессии реял штандарт Танцующей школы: серый журавль на алом фоне, воздевший крылья и оторвавшийся от земли в грациозном прыжке. Повозка с новобранцами дернулась, цепи загремели. Гладиаторы начали свой путь к Минере.

Город снова поразил Токе: огромностью зданий, мощеными улицами, людской толчеей. Мальчишки постарше, восторженно гомоня, бежали за колонной; прохожие выкрикивали приветствия и поднимали кулак, желая гладиаторам удачи. Солнце сияло, отражаясь от стальных шлемов воинов и слепя новобранца, уже начавшего преть в своих кожаных доспехах. К счастью, тень высоких домов часто накрывала повозку, и это приносило короткое облегчение. Гладиаторы двигались по богатым кварталам, и до Токе иногда доносилось благоухание роз, невидимых за стенами окружающих виллы садов. Для него этот аромат был ароматом свободы. Он повернул голову, стараясь снова поймать чудесный ветер, — и встретился взглядом с Каем.

Как бы черны и непроницаемы ни были эти глаза, Токе увидел в их глубине ту же решимость, которая наполняла сейчас его собственное сердце. Что бы ни случилось, они будут сражаться на арене не на жизнь, а на смерть; сражаться, чтобы завоевать свободу. Горец знал: если он хорошо покажет себя в сегодняшнем бою, он не только станет ветераном; его запомнят, и это будет первым шагом на пути к свободе. Если же Кай переживет обе схватки, то он шагнет по этому пути гораздо дальше, чем Токе. И как бы ни были малы его шансы, Слепой сделает все, чтобы победить. Повозка повернула, и глаза Кая поймали солнце, вспыхнувшее в них, как в двух черных зеркалах. В этот момент новобранцы увидели Минеру.

Яра, как мог, старался подготовить их к зрелищу Большой Арены, особенно принимая во внимание то, что им предстояло сражаться против гладиаторов школы Ягуара. Эта школа, конкурировавшая с Танцующей за звание лучшей, принадлежала самому амиру, и ее бойцы имели исключительное право тренироваться прямо в Минере, которую они знали как свои пять пальцев. Токе наделся, что рассказы доктора и рисунки на песке помогут сравнять преимущество, которое имел их привычный к Большой Арене противник. Он просто не представлял себе, о чем идет речь.

Амфитеатр, возвышавшийся над всеми городскими зданиями, за исключением только торчащих то тут, то там шпилей зиккуратов, покрывал своей гигантской тенью большую часть широкой улицы, на которую свернула колонна гладиаторов. При виде монументального сооружения новобранцы притихли: некоторые делали знаки, отгоняющие зло; другие тихо молились.

— Какие же боги сотворили такое… такое… — пробормотал побледневший Сынок.

— Боги! — фыркнул церруканец Папаша, длинная, заплетенная в косички борода которого была предметом тайного восхищения Токе. — Рабы, такие же, как ты да я! Дед мой еще эту махину строил. Старый пердун сам рассказывал, до того как сыграл в ящик.

— Не богохульствуй! — прошептал, плюя через плечо, чернокожий Шарм, сжимавший в кулаке амулет на цепочке. — Людям такое не под силу!

— Может, Минера и построена людьми, — рассудительно заключил Белка, — но людьми, исполнявшими волю богов!

Эти слова подавили начавшуюся было дискуссию в зародыше. В благоговейном молчании процессия подошла к воротам Минеры, предназначенным для гладиаторов. Здесь, вблизи от колоссальных белых стен, прорезанных по верху стройными арками, были слышны доносившиеся изнутри звуки музыки и невнятный рокот, в который сливались тысячи людских голосов. Замки, крепящие цепи новобранцев к днищу повозки, отомкнули. Гладиаторов быстро выстроили в колонну по двое и ввели в темный проем. Их путь шел под трибунами через сложную систему коридоров, освещенных масляными лампами, к помещениям, помеченным танцующим журавлем — символом Скавровой школы. Здесь с новобранцев наконец сняли оковы. Но наслаждаться прохладой полутемных залов им долго не пришлось. Охранники уже увлекали несколько растерявшихся новичков дальше, в широкий центральный коридор, где ветераны и незнакомые гладиаторы из других школ выстраивались для торжественного парада, открывавшего второе отделение игр.

Не раздумывая, Токе занял свое привычное место рядом с Тачем. «Нале-во!» Токе уперся носом в затылок Кая, белые волосы которого снова были собраны на макушке, но на этот раз заплетены в косу, болтающуюся между лопаток. Ворота, ведущие на арену, с грохотом распахнулись. Поток яркого света затопил коридор. По команде колонна тронулась вперед, навстречу солнцу и шуму. Под звуки торжественного марша и аплодисментов Горец оказался на арене Минеры.

Зная, что хитами утренней программы были поедание преступников дикими зверями и поединки бестиариев, Токе внутренне подготовил себя к худшему. Он и сам точно не знал, что он ожидал увидеть: залитый кровью песок? Оторванные конечности и выпущенные кишки, скользящие под ногами? Пресыщенных кровью богачей, бросающих на арену обглоданные кости? Только все было не совсем так. Точнее, совсем не так.

Песок под ногами был чистый, ровный и ослепительно-белый. Воздух наполнял аромат благовоний. Торжественная музыка волнами плыла над ареной, поднимаясь к ярко-синему небу. Токе поднял глаза, и обилие ярких красок ослепило его. Золото и пурпур, охра, кармин и индиго… Праздничная публика в десятках, сотнях рядов аплодировала, стоя, — организатору игр в золоченой колеснице, возглавлявшей парад; Фламме и прочим героям арены, имена которых гремели с трибун; Аркону, Лилии, Каю и ему самому, не знающему, как охватить окружающее всего лишь двумя глазами.

Какой-то яркий предмет полетел с верхних рядов и упал под ноги Токе. Это был незнакомый ему крупный, красный цветок стрельчатой формы. Еще несколько цветков упало вниз — некоторые были ловко подхвачены на лету гладиаторами — и вскоре алый благоухающий дождь осыпал их. Лица людей на трибунах слились для новобранца в одно размытое пятно с черной полосой на месте раскрытых в крике ртов. Звуки труб и фанфар доносились, словно через толстый слой ваты. Волнами наплывал жар, отраженный нагревшимся за день песком… Внезапно трибуна с ложей амира, к которой как раз приближалась процессия, покачнулась перед Токе и стала странно клониться вправо. Но тут чья-то сильная рука подхватила его под локоть и удержала от падения:

— Это все солнце, — раздалось над ухом ворчание Тача. — Сами-то, сволочи, поди, под навесом сидят, в тенечке, а мы тут живьем жарься!

Черные мухи, мелькавшие перед глазами Токе, исчезли, зато на щеках появились алые пятна. Стыд жег его хуже солнечных лучей: что, если остальные заметили его слабость? Что, если товарищи подумают, что ноги у него отнялись от страха? Парень осторожно покосился по сторонам и облегченно вздохнул: кажется, никто ничего не видел. На Тача же он мог рассчитывать: из деревянного болвана на учебном плацу можно было выбить больше, чем из гор-над-четца.

— Спасибо, — прошептал Токе, на что Элиас только молча кивнул.

Тут колонна остановилась: гладиаторы были теперь прямо под ложей амира. Зрение Горца прояснилось достаточно, чтобы он мог разглядеть блеск золотой короны в глубине ложи и силуэт ее носителя — тощего, желтушного старца, терявшегося в складках пурпурной мантии. По левую и правую руку амира сидели девушка и юноша, ничем не напоминавшие иссохшие мощи в короне, но не могущие быть не кем иным, как принцессой Анирой и принцем Омерканом. Наследный принц был красив, на взгляд Токе, даже слишком красив — для мужчины. В капризной складке его чувственного рта, в залегших под миндалевидными глазами тенях почудилось Токе что-то отталкивающее и опасное: не так, как опасен оскалившийся ягуар, поднявший лапу в гербе амиров; скорее — как затаившаяся в траве змея.

В паре брат — сестра дикой кошкой, несомненно, была Анира. Та же красота, что отпечаталась в чертах Омеркана, в лице принцессы была одухотворена внутренним огнем, опалявшим сердце каждого, глядевшего на нее. Молва называла Аниру, старшую дочь амира, прекраснейшей женщиной на земле, совершенным творением богов. В этот момент Токе убедился, что слава принцессы не была преувеличенной. Он не мог отвести взгляда от приподнятых к вискам глаз цвета темного янтаря; высоких скул, обтянутых смуглой гладкой кожей; нежного рта без улыбки в совершенном изгибе губ… Длинные волосы Аниры по церруканскому обычаю свободно спадали из-под расшитой жемчугом шапочки: каскад черного шелка доходил до тонкой, охваченной тяжелым серебряным поясом талии.

Взгляд Аниры лениво скользил по двойной колонне гладиаторов, отдающих честь властелину Церрукана:

— Да здравствует Солнцеподобный! Идущие на смерть приветствуют тебя!

Токе вздрогнул от оглушительного рева трибун, заглушившего конец традиционной фразы. В этот момент ему почудилось, что лучистые глаза Аниры, чуть сузившись, остановились на нем. Парня бросило в жар, он начал было заливаться краской, но тут понял, что предмет внимания принцессы находится чуть левее него. Ну конечно, Кай! Его белоснежная шевелюра выделялась среди прикрытых шлемами макушек гладиаторов, как кукушечье яйцо в гнезде иволги! Пушистые ресницы Аниры дрогнули, она протянула точеную смуглую руку к вазе с фруктами и рассчитанно-томным движением положила в рот спелую вишню. Острые зубы вонзились в нежную мякоть, брызнул темно-красный сок. Не отрывая глаз от Кая, принцесса вынула изо рта гладко обсосанную косточку и, усмехнувшись, бросила ее вниз.

Маленький круглый предмет еще не коснулся песка, а гладиаторы уже маршировали дальше.

— Шикарная баба! — донесся до Токе голос Сынка. — Я бы не отказался такую…

— Даже и не мечтай! Говорят, никто из ее любовников не прожил долго. Она ими попользовалась и бросила. К тому же, говорят, принцесса — любительница особых развлечений в постели. Например, она не прочь отходить плетью… — к счастью, конец фразы потонул в реве поймавших второе дыхание трибун.

Стараясь не прислушиваться к продолжавшемуся за его спиной разговору, Токе поспешил спросить невозмутимо шагавшего рядом Тача:

— А где же невеста, Сеншук? Я что-то не приметил ее в ложе.

— А ее там и не может быть. Ведь ей еще нет четырнадцати.

— Нет четырнадцати? — Токе чуть не сбился с шага. — Не маловата ли она замуж-то выходить?

Тач хмыкнул:

— Это же только помолвка. Свадьба будет еще через три года, когда принцессе исполниться шестнадцать.

— Ха! До свадьбы-то может еще и не дойдет! — влез из-за спины Токе расслышавший слова Тача Сынок. — Говорят, младшая сестренка так же дурна собой, как старшая — хороша. К тому же боги обделили ее умом — что для дурнушки и вовсе дело пропащее.

— Как же тогда правитель Гор-над-Чета согласился взять ее в жены? — поразился Горец.

— Ему послали удачный портрет, — пожал плечами Элиас. — В конце концов, это политика.

«Политика, — беззвучно повторил Токе, обводя взглядом ревущие ряды зрителей, раскаленный круг неба над головой и ослепительно-белый песок под ногами. — Звери и люди с раннего утра поливали кровью этот песок, и в честь чего? Свадьбы, которая, возможно, никогда не состоится, и слабоумной девчонки, которая ничего этого не увидит! Политика!» И он зло сплюнул себе под ноги.

Внезапно колонна остановилась. Гладиаторы завершили парадный круг и теперь выстроились в центре арены для жеребьевки. В этот раз Токе не пришлось волноваться: его судьба была уже решена. Как и прочих новобранцев Яры, его ожидала мясорубка. Но вот Кай… Именно жребий определит, кто сегодня станет его противником. Почетное право тянуть таблички с именами гладиаторов выпало лысому типу с тройной жировой складкой на шее, облаченному в нечто вроде белой простыни, такой же длинной, как перечень его титулов. Тип запускал пухлую, необычайно волосатую руку в недра мешка, в котором были смешаны жребии представителей всех церруканских школ: как четырех крупнейших — школы Ягуара, Танцующей, Лунной и Дакини, — так и многочисленных мелких, принадлежавших небогатым мясникам. В гробовой тишине, сопровождавшей это священнодействие, глашатай возвещал имя очередного гладиатора и его послужной список. Названный выходил из строя, чтобы дать публике возможность поприветствовать избранника судьбы.

Токе завороженно следил за манипуляциями поросшей черным волосом длани. Каждый раз, когда она хищно ныряла в недра судьбоносного мешка, сердце его невольно замирало: что, если потные пальцы в этот раз сожмут и вынесут на свет жизнь Кая? Токе незаметно скосил глаза на предмет своего беспокойства и не поверил увиденному: ничуть не интересуясь происходящим под его носом драматическим действом, новобранец с любопытством глазел на гладиаторов-фаворитов. Токе разозлился на себя: нашел за кого переживать! Если самому сорви-голове все равно, зарежут его сегодня, как барана, или нет, то чего ему, Токе, нервы тратить?!

«Слепой!» Возглас глашатая застал Горца врасплох. «Танцующая школа. Лишен звания новобранца за убийство брата-гладиатора. Приговорен к смертельному поединку. Оружие — деревянный меч…» Остаток речи глашатая потонул в реве публики, возбужденной в предвкушении нового развлечения. Казавшийся маленьким и хрупким Кай стоял перед строем с высоко поднятой головой, будто бы это не ему предназначались улюлюканье, оскорбления и насмешки: «Урод!», «Выродок!», «Полутролль!» — и побившее рекорд оригинальности «Гоблиново семя».

Обвязанный простыней вельможа тем временем не медлил. Волосатый кулак в который раз вынырнул из мешка, блеснув на солнце золотом колец. Токе невольно затаил дыхание, в голове его металась одна мысль: «Хоть бы Каю достался неопытный новичок, какой-нибудь „ловец“, легковооруженный, в открытом шлеме, без щита…»

«Молот!» Незнакомый гладиатор далеко на левом фланге шагнул вперед. У Токе упало сердце: имя очень точно описывало его носителя. Плечистая фигура дышала уверенностью и мощью. Лицо полностью закрывал тяжелый шлем с двумя узкими щелями для глаз. Кожаные пластины защищали длинные руки и ноги в высоких сапогах. Грудь с выпуклыми буграми мышц была открыта, но только до той поры, пока он получит оружие. Молот принадлежал к разряду гладиаторов, называемому «черепахой». В его вооружение входил метровый прямоугольный щит, полностью прикрывавший корпус, и длинный обоюдоострый меч, который, судя по внушительным бицепсам, эта боевая машина крутила как зубочистку.

Послужной список Молота, оглашенный в рог, не прибавил Токе оптимизма. «Школа Ягуара». Великолепно, одна из лучших школ города! «Четыре боя…» Что ж, четыре это не восемь. «…Все закончились победой в результате смерти соперника». Глубочайшее дерьмо пещерного медведя! Была ли это случайность или Молот был «охотником за головами» — самой опасной породой гладиаторов, любителем убивать? Скоро Каю предстоит это выяснить…

Молот поднял в воздух сжатый кулак, отвечая на одобрительный вопль трибун: очевидно, его внушительная фигура и перечень побед произвели впечатление на публику. Гладиатор повернулся к своему противнику и сделал неприличный жест, демонстрируя, как он расправится с уродливым заморышем, недостойным его меча. Зрители воодушевленно взвыли, но Кая, казалось, происходящее совершенно не трогало. Более того, Токе мог бы поклясться, что губы только что приговоренного к смерти тронула легкая улыбка!

От внезапного озарения у Горца мороз побежал по коже, несмотря на послеполуденное пекло: «Да бедняга рехнулся, не иначе! У него, наверное, еще в карцере съехала крыша: Зейд слишком сильно засветил ему по башке, и теперь Кай не соображает, что происходит вокруг!» Токе зажмурился, не в силах отогнать возникшую перед его внутренним взором картину: Молот одним взмахом меча вскрывает череп Слепого, словно спелый арбуз. Парень тряхнул головой, отгоняя жуткое видение. «Проклятие! И за что Создатель наградил меня таким живым воображением?!»

Мешок со жребиями постепенно опустел, но глашатай подал лысому шкатулку в форме головы ягуара, глазами которого были два огромных изумруда. В пасти золотого зверя лежали таблички с именами фаворитов, поединки которых будут завершать Игры. Один за другим они выступали вперед под бешеные овации трибун: Север, Черный Принц, Вихрь, Трофей, Фламма… Легенду и гордость Танцующей школы Токе видел не в первый раз: ему довелось наблюдать Фламму на учебном плацу. И все же, зная, на что способен этот гладиатор, Токе в который раз поразился несоответствию его облика его же гремящей славе. Короткий тупой торс Фламмы казался рыхлым на вид, руки и ноги его тоже были короткими, без выраженной мускулатуры, плечи покатыми, талии не было вовсе. Вкупе с круглым, плоским лицом, на котором вечно блуждала безмятежная улыбка, все это скорее напоминало изваяние придорожного божка, чем известного своей смертоносной быстротой воина. Если бы Токе не видел Фламму на тренировках, он бы ни за что не поверил, что этот увалень может справиться с Демо, которого жребий определил, его сегодняшним противником.

Пара Фламма — Демо завершила жеребьевку. Под вопли неутомимых зрителей колонна гладиаторов покинула арену. Вскоре Токе и его товарищи снова оказались в помещениях, отведенных Танцующей школе. Новобранцев отделили от остальных массивной решеткой, не только ограничившей их передвижения, но и лишившей их возможности видеть происходящее на арене. О течении и результатах очередного боя новички могли узнать только от ветеранов, наблюдавших поединки через узкие зарешеченные оконца в стене, обращенной внутрь Минеры.

Как помнил Токе, пара, открывающая программу, и еще две за ней состояли из гладиаторов, не принадлежащих Танцующей школе. За ними была очередь Смальты — мало знакомого ему молодого «ловца», впервые выступавшего в Минере, а потом… Потом на арену должен был выйти Слепой.

Из далеких отдушин до новобранцев донеслись аплодисменты и свист: первый поединок начался. Товарищи Токе сгрудились у решетки, жадно внимая комментариям Волка и Пера — двух ветеранов, занявших выгодные позиции у ближайшего оконца. Тут же был и Джамшин, добровольно взявший на себя труд переводить их эмоциональные реплики для Вишни. Горец мало прислушивался: забившись в темный угол, он размышлял, как бы начать с Каем тот разговор, который он столько раз прокручивал в голове за последние дни. Он даже заготовил более или менее сносную речь, и теперь настало время произнести ее — иначе, возможно, будет уже поздно. Казалось очень важным, чтобы товарищ выслушал его. Но сейчас, когда наконец они могли остаться одни, Токе охватила внезапная робость.

Он медленно подошел к решетке, там, где оставалось свободное место у ее соединения со стеной. Бормоча про себя слова своей заготовки, новобранец прижался лбом к прохладным прутьям. Он рассеянно наблюдал, как массажист разминает плечи Смальте, а рядом несколько ветеранов убивают время, бросая кости. Неожиданно Токе почувствовал, что кто-то стоит рядом с ним.

— Страшно? — спросил Кай, глядя мимо товарища туда, откуда доносился голодный рев толпы, почуявшей кровь.

— Кому? Мне? Ни капельки! — категорически отрезал Токе.

— Это хорошо, — кивнул Кай. И, чуть помолчав, добавил: — А вот мне страшно. Я боюсь, что не смогу быть с тобой рядом в этом бою, не смогу прикрывать твою спину. Странно, правда? — Он как-то по-собачьи склонил голову набок, разглядывая собеседника в упор. В зеркальных глазах отражался кто-то очень маленький и растерянный.

— Ничего странного, — смущенно пробормотал Токе. — Я тоже боюсь за тебя. Боюсь, что вот за тобой придут, и ты уже никогда… Слушай, я должен тебе что-то сказать, что-то важное!

— Какое совпадение, — усмехнулся Кай, — я тоже хотел тебе что-то сказать.

— Можно, я первый? Пожалуйста, я быстро! Правда!

— Ладно, валяй, — согласился Слепой, выглядевший заинтригованным.

— Э-э, — Токе чуть замялся, вспоминая свою речь, складные фразы которой вдруг совершенно вылетели у него из головы. — Я тут думал… Над тем, что сказал Яра, помнишь, в тот вечер после присяги: «Забудьте, чем вы были раньше. Ваше прошлое, каким бы оно ни было, не имеет значения. Важно только настоящее. Все вы теперь — равные, братья-гладиаторы. Вы — одна семья». — Он перевел дыхание и опасливо покосился на Кая: не смеется ли он? Но тот внимательно, без улыбки слушал, не сводя с лица Токе непроницаемых глаз. — Так вот, я хотел сказать… Твое прошлое больше не имеет для меня значения. Я принимаю тебя таким, какой ты есть, каким я знаю тебя. Для меня не важно, откуда ты пришел. Важно — хочешь ли ты идти дальше рядом со мной?

Парень замолчал, с надеждой глядя на товарища, который стоял перед ним в той же позе с каменным выражением лица. Вдруг в чертах Слепого что-то дрогнуло:

— Токе… — Голос Кая был чужим и хриплым. Почувствовав это, он неловко кашлянул и осторожно продолжил: — Это очень… благородно с твоей стороны. Прекрасная речь, достойная лучшей публики. — У Токе вытянулось лицо: это был совсем не тот ответ, которого он ожидал. — Но признайся самому себе… Ты все это мне сказал не потому, что уверен: это наш последний разговор?

Прошло несколько мгновений, прежде чем до парня дошла двусмысленность вопроса, и вся краска отлила с его щек. Токе замахнулся, но Кай нырнул под занесенный кулак и, извернувшись, прижал его к прутьям решетки своим телом, больно заломив ему руку за спину. Занятые происходящим на арене товарищи ничего не заметили: в полумраке подтрибунного помещения казалось, будто Слепой и Горец дружно болеют вместе со всеми за «черепаху»-дакини.

— Успокойся! Драки нам еще только не хватало! — прошипел Кай на ухо Токе, усиливая захват на запястье в ответ на его беспомощное барахтанье.

— Чья бы корова мычала! — пропыхтел Токе, не оставляя попыток освободиться. — Пусти, садист!

— Лунатик! — не остался в долгу Кай. — Только такой псих, как ты, мог выбрать себе в друзья такого, как я!

— В друзья?! — пискнул парень, расплющенный о решетку в наказание за пинок, которым он только что угостил собеседника. — Да я был бы действительно психом, если бы…

— Эй, у вас тут все в порядке? — неожиданно прозвучал встревоженный голос откуда-то из-за спины Горца. С трудом вывернув шею, он различил Аркона, пытающегося заглянуть Слепому через плечо.

— Все в порядке, мы тут просто болтаем. — Кай чуть ослабил хватку на запястье, и Токе, воспользовавшись моментом, отлепил от решетки щеку и развернулся к Аркону лицом. Но тут же почувствовал острый локоть под ребрами:

— Да, болтаем… — прохрипел он, выжимая кривую улыбку, — о животных.

— Во-во, о сельском хозяйстве, — подтвердил Кай.

— А-а, ну тогда ладно, ребята, — Аркон выглядел чуть озадаченным, но расслабился. — Простите, если помешал. Я тут было подумал… Так, ерунда. Не берите в голову. — И Шустрый исчез в полумраке зала, хлопнув напоследок Слепого по плечу.

Токе тут же дернулся было на свободу, но Каева хватка была не менее крепка, чем сталь решетки за его спиной:

— Теперь моя очередь, помнишь? У меня тоже есть что тебе сказать.

— Пусти, маньяк! Не хочу ничего слушать!

— Э-э, такого уговора не было! Быть может, это будут мои последние слова, а ты мне рот затыкаешь.

— А вот это — удар ниже пояса! — Токе мотнул головой вперед, целясь лбом в горбатый нос, но его обладатель легко уклонился от удара и прижал подбородок парня плечом так плотно, что тот едва мог вздохнуть.

— Тогда я посоветовал бы тебе целиться пониже.

— Псс-ти, тролль! — из последних сил выдавил Токе.

— Пущу, — кивнул Кай. — Если пообещаешь больше не драться и выслушать то, что я скажу.

Горец еще немного повозился, попыхтел, но, признав бесполезность дальнейшего сопротивления, буркнул:

— Ладно. Обещаю.

Железные тиски разжались, и он смог наконец вздохнуть полной грудью. Кай плюхнулся на грубую деревянную лавку у стены и похлопал ладонью рядом с собой. Токе опасливо уселся на краешек скамьи. Слепой улыбнулся:

— Прости, если я тебя помял.

— Да у меня просто не было места, чтобы размахнуться как следует! — Горец гордо скрестил руки на ноющих ребрах. — Ну, что там у тебя?

Кай вздохнул, и с его лица исчезла улыбка.

— Две вещи, — Токе изобразил принужденное внимание. — Во-первых, если я переживу сегодняшний день, я хочу, чтобы ты знал… Твое доверие для меня великий дар. Но я не могу принять его. Только не когда ты даешь его вслепую. Ты заслуживаешь того, чтобы знать, комуты протягиваешь руку.

Парень хотел прервать Кая, сказать какую-нибудь колкость, но что-то в размеренном, тяжелом голосе сказало ему, что эти слова надо принимать всерьез.

— Ты спросил, кто я. Так вот… Не думаю, что я человек.Возможно, когда-то я был им, но я чувствую: человеческого остается во мне все меньше и меньше.

Токе сидел молча, вцепившись в край скамьи так крепко, что занозил себе палец. У него не оставалось сомнений: Кай спятил! Он безумен, как мартовский заяц! Сидит и пялится на него пуговичными глазами: ожидает реакции на свое откровение.

— Ага. Хорошо. То есть чего же тут хорошего… Я имею в виду… Кто же ты тогда?

— В том-то и дело. Я не знаю.

— Не знаешь? — Токе отчаянно огляделся по сторонам в поисках помощи на случай, если собеседник вдруг впадет в буйство. Как назло, новобранцы в полном составе висели на решетке, оглашая восторженными воплями низкие своды: очевидно, дакини только что выиграл поединок.

— Я не знаю, кто я, но знаю, зачемя, — пояснил Кай.

— И зачем? — тоскливо спросил Токе, соображая, что лучше: тянуть время, подыгрывая сумасшедшему, или как следует тряхнуть психа за плечи и надеяться, что он придет в себя.

Кай наклонился к Горцу, облокотившись локтями на колени, так что два озера тьмы, бывшие его глазами, поглотили зыбкий свет ламп:

— А вот тут мы подходим к пункту номер два. То, что я сейчас скажу тебе, должно остаться между нами. Это знание может навлечь на тебя опасность, поэтому поклянись, что ничего не расскажешь ни Аркону, ни Лилии, ни Тачу — вообще никому.

«Нет, похоже, Кай в себя уже не придет», — подумал Токе, а в слух произнес, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно:

— Ладно, ладно. Клянусь. Моего слова достаточно или мне плюнуть и растереть?

— Плевать не надо, — заверил его Слепой. — Если меня сегодня убьют… — Токе открыл было рот, но Кай жестом остановил его. — Если меня убьют, я хочу, чтобы ты запомнил то, что я тебе сейчас скажу. Возможно, моим словам будет трудно поверить, но они могут спасти твою жизнь. — Горец с трудом сдержал нервный смешок: «Возможно?» — Грядет война. Токе. Великая битва, которая охватит весь мир. Последние Волшебные Войны не были последними. Темные маги не были полностью уничтожены. Некоторые из них спаслись, бежав за Драконий Хребет и основав там новое государство — Анклав. Долгие годы они копили силы, готовя ответный удар, мечтая вернуть утраченное: земли, могущество, власть… И теперь время пришло. Я не знаю, сколько еще осталось — месяцев, в лучшем случае лет, — прежде чем все это, — движением подбородка Слепой охватил гладиаторов, полутемный зал, невидимые за его стенами арену и Церрукан, — будет сметено, как фигуры с игровой доски.

Токе хихикнул, будто похожий на икоту смешок мог прогнать невольный озноб:

— Откуда ты все это взял? Вычитал в трещинах на стене каталажки?

Кай покачал головой:

— Мастер Ар… Ты, наверное, уже догадался, что мой хозяин — не тот, за кого себя выдает?

— Ты говоришь о нем в настоящем времени… Разве твой господин не погиб?

— Погиб? Нет, насколько я могу судить, он прекрасно себя чувствует. Мастера Ара трудно, очень трудно убить. Видишь ли… — Кай чуть поморщился, будто собирался признаться в чем-то постыдном, вроде потливости ног. — Он — черный маг.

— Черный… кто? — повторил Токе, думая, что ослышался.

— Маг, волшебник, чародей… Как его ни назови, он может убивать одним взглядом, Токе, я знаю, я это видел!

Слепой хрипло, прерывисто дышал, его гладкая, будто отполированная солнцем кожа блестела от пота. В голосе звучало нечто, что раньше казалось невозможным соединить с образом Кая, — неподдельный, животный страх. И это, как ничто иное, убедило Токе: угроза, о которой говорил товарищ, — реальна, по крайней мере для него самого. Он смотрел на собеседника расширенными глазами, впервые по-настоящему слушая, впервые пытаясь понять…

— Я не знаю, какова роль Мастера Ара в этой игре, офицер он или пешка. Но где бы он ни был, чем бы сейчас ни был занят — разведкой в тылу врага, вербовкой воинов или шпионов, провокациями и разжиганием недоверия к магам — он сеет тот ветер, который позволит Анклаву пожать бурю.

«Война», «черные маги», «Анклав»… Все это никак не умещалось у Токе в голове. Цепляясь за остатки здравого смысла, он выдавил:

— Если это правда… Как… Как это можно предотвратить?

— Предотвратить?! — Казалось, этот вопрос поразил Кая не меньше, чем его откровение — Токе. — Разве можно предотвратить бурю? Эта война давно записана на звездах! Есть пророчество, которое…

— Тогда зачем ты мне все это говоришь?! — неожиданно для себя разозлился парень.

Вдруг Слепой протянул руку и сжал его ладонь в своей. Токе напрягся, глядя на тонкие смуглые пальцы, накрывшие его собственные — бледные, с заусенцами и сбитыми костяшками. Чужая рука обжигала, как огонь:

— Первыми нападению подвергнутся Вахтенные Горы, потом Церрукан. Дальше на линии огня окажутся Гор-над-Чета, ОЗ и сама Феерианда. Я хочу, чтобы ты знал об опасности. Хочу, чтобы ты при первой возможности покинул Церрукан и увел с собой всех, кого сможешь. Отправляйтесь на побережье. Если вам удастся перебраться за море…

— Погоди-погоди! — Токе выдернул руку из Каевых пальцев. — Ты хочешь, чтобы я бежал, поджав хвост, от какой-то призрачной угрозы?! Ты что, забыл, у меня вся семья осталась в Вахтенных Горах! И потом, я поклялся… — Он прикусил язык: Каю совсем необязательно знать об обещании, которое он дал только Майкен и себе самому.

— Забудь о Клыке, забудь о гайенах, Токе! Если ты не похоронишь прошлое, оно похоронит тебя самого! — Горец вздрогнул: опять товарищ читал его мысли, будто открытую книгу. — Семья… Возможно, ты успеешь спасти их, только знай, что время истекает с каждым днем. Если тебя настигнет война… — Кай замолчал, будто ему не хватало слов или мужества, чтобы произнести эти слова. До них донесся приглушенный вопль трибун, скандирующих: «Бей! Бей! Бей!» Очевидно, очередной поединок подходил к концу. Слепой вздохнул. — Мы возвращаемся к пункту номер раз. Если я переживу сегодняшний день… Если нас застанет война… Боюсь, мы окажемся по разные стороны баррикад.

Горец зажмурился. Картина из мучившего его ночами кошмара снова встала перед ним: меч входит по рукоять в тело Кая, податливое, как масло, и эту рукоять сжимает его, Токе, рука. Он тряхнул головой:

— Подожди! Где, ты сказал, находится этот Ан… Анклав?

Колокольчик, давно уже звонивший где-то на краю его сознания, стал слышен отчетливей, и Токе ухватился за этот звук, как утопающий за соломинку.

— На севере, за Драконьим Хребтом.

— Драконий Хребет! — Из горла Горца вырвался короткий, захлебывающийся смешок. С огромностью испытанного им облегчения могла сравниться только обида на товарища. — Подумать только! А я ведь почти поверил! Развесил уши, как последний лох! Наверное, ты здорово повеселился, да? Черные маги, волшебные войны… Чего там еще не хватало: гоблинов, троллей, Замка, ворона?

— Откуда… откуда ты знаешь про ворона? — Кай побледнел как полотно. «Неужели он действительно думал, что его блеф не раскроется?» Токе фыркнул:

— Да любой ребенок знает истории про проклятый Замок в Драконьих Горах, волшебника и ворона. Это сказки, которыми матери пугают непослушных ребятишек! Боюсь, ты опоздал со своей сказкой лет на десять — я больше не мальчишка! Драконий Хребет не существует!

— Ты говоришь так потому, что его нет на карте?

Токе в ответ только выразительно закатил глаза: у него не было слов. Он приподнялся было с лавки, чтобы закончить этот пустой разговор, пока желание набить Каю морду не пересилило. Но Слепой снова ухватил его за руку и притянул обратно на жесткую скамью:

— Поверь мне, Токе! Драконий Хребет — не сказка, а я — не сказочник! Я вырос в Замке, глядящем на океан. Я служу его хозяину — черному магу. Ворон вошел в меня два года назад, и с тех пор каждую ночь меня накрывает его крыло…

— И ты на одну половину — тролль, а на вторую — ягуар!

Кай непонимающе моргнул:

— При чем тут ягуар? Правда, одним из моих воспитателей был горный тролль… Неужели это наложило такой заметный отпечаток?

Беспокойство в голосе собеседника было таким искренним, что Токе взорвался: «Какой драматический талант! Только вот не ту публику он себе выбрал!» Парень прижал воспитанника тролля к стене и угрожающе прошипел ему в лицо:

— Хватит! Еще слово в том же духе, и мой кулак наложит отпечаток на твою завиральную физиономию!

Кай не сопротивлялся, только глаза его сверкали:

— Поверь, дурачина, я говорю правду! Сам рассуди, зачем я стал бы тебе врать о чем-то подобном? Тем более сейчас. И здесь. — Он кивнул на их не внушающее оптимизма окружение. — Может, у меня и черный юмор, но не настолько же!

Токе встретил прямой взгляд товарища, и прежнее подозрение вернулось к нему. Он немного ослабил хватку на тощем плече:

— Кай… — Он постарался, чтобы вопрос прозвучал невинно. — Там в карцере… Зейд тебя бил… э-э, по голове?

— Как ты догадался?! — Голос собеседника был полон яда. — А еще меня в детстве мама уронила с моста. Ты не хочешь верить моим словам, потому что они не укладываются в уютную картину мира, к которой ты привык! Ты предпочитаешь скорее трусливо прятать голову в песок, чем признать, что мир не таков, как ты думал!

— Ты!.. — Токе тряхнул Кая с такой яростью, что снежно-белая голова мотнулась и ударилась затылком о стену. — Как ты смеешь обвинять меня в трусости, ты!!! Последний из всех!.. Расскажи ты мне эту историю еще пару месяцев назад, и я был бы твой с потрохами! Я был мечтателем, я хотел быть героем, спасителем человечества… Наша деревенька, стены родного дома были тесны для меня, рожденного для великих свершений! — Парень горько усмехнулся. — Теперь я знаю цену себе и своим мечтам. Как я могу спасти человечество, если я не смог спасти жизнь двух самых дорогих мне людей… — Голос Токе пресекся, и он судорожно сглотнул. — Но я не трус! Я вырежу сердце из груди тех пяти гайенов и, если понадобится, любого, кто встанет на моем пути! Ты не заметил, Кай? Мой мир уже изменился, навсегда, но у меня достаю мужества принять его. И я не позволю тебе…

— Придушить Слепого! — Голос Аркона раздался над ухом Токе как гром с ясного неба. Сильная рука сжала его плечо, оторвала от Кая и аккуратно поставила на пол. — Вот что, братишки: приятно наблюдать воссоединение друзей, но жаль будет, если вы задушите друг друга в объятиях, не дождавшись своего первого боя. Короче: еще раз увижу вас ближе, чем в пяти шагах друг от друга, — лично свяжу и рассажу по углам, а парни помогут.

— И девушки тоже! — присоединилась к угрозе Лилия, внезапно возникшая рядом с Арконом.

Токе внезапно осознал, что в набитом новобранцами помещении стало очень тихо, и глаза всех устремлены на него. Наверное, в гневе он забылся и повысил голос. Неужели все его слышали и видели, как он чуть не вытряс из Кая душу? Ну и пусть! Ему нечего стыдиться! Токе рванулся, пытаясь освободиться, но Арконовы пальцы на его плече вдруг разжались, так что он чуть не упал на пол. Шустрый, Лилия и остальные больше не смотрели на Горца. Они повернулись к решетке, с замком которой возился вооруженный охранник:

— Слепой, на выход!

В гробовой тишине, последовавшей за этими словами, Аркон и Лилия расступились, давая дорогу Каю. Парень чуть задел Шустрого плечом, будто прощаясь, а девушка успела клюнуть уходящего в щеку неловким поцелуем. Мгновение, и Токе уже любовался на мерцающий узор, украшавший спину новобранца; еще мгновение, и он исчез за поворотом коридора, ведущего на арену.

— Молодец, Горец! Ты сделал все, чтобы поддержать парня! — Горечь и укор в голосе Аркона заставили Токе отвести глаза. Избегая взглядов «семерки», он мрачно уселся в углу, скрестив руки на груди. На душе у него было погано.