Глава шестая. О любви
Не во всяком баре подадут вам хорошее вино! Накладно это и непрактично. Плохое вино может стоять открытое днями, и хуже не станет. А приличное, если заказчики не выпили сразу всю бутылку – выдохнется, и таким образом не окупится. Но в «Катькином Бюсте» хорошее вино имелось – в расчете на обитателей Прозрачности. Не всех. Захаживали – сам Рылеев, его жена, Цицерон, изредка Вадик. Остальные обитатели были непьющие, или же, как чета Кипиани, предпочитали пить в других местах («В азиатской обстановке с французской кухней» – язвил Цицерон. «Грызуны, что с них взять»).
Приятно пить в баре хорошее вино, представляя себе покатые горные склоны провинции Бордо.
Еще приятнее пить его в компании с девушкой.
И еще приятнее – в компании с женой, которую любишь, и которая отвечает тебе взаимностью, и нет у вас друг от друга никаких тайн, не лелеете вы задних мыслей. А у жены – миловидное лицо, мраморные плечи, упругие груди, умопомрачительные колени, желанная ступня – все это можно созерцать не стесняясь … талия, правда, не очень тонкая, а жопа недостаточно округлая, слишком спортивная, но эти недостатки вызывают умиление, а не раздражение. А жена смотрит на тебя веселыми глазами. И говорит:
– Мне нужно в спортзал. После этого я вся твоя, мой повелитель.
А ты отвечаешь:
– А разве вы, баронесса, прибавили в весе? Уж не становитесь ли вы…
Она предупредительно нахмурилась.
– Ох не надо.
– … толстой? Массивной? Жирной? Я все равно буду любить каждый квадратный сантиметр вашего тела, баронесса.
Она сбросила один туфель и поставила босую ногу ему на колено. И чарущим голосом сказала:
– Удивительно. Столько времени прошло, а я тебя обожаю, как девчонка. За что ты меня…
– Не искушайте судьбу, баронесса, – строго сказал Рылеев.
Он взял ее за ногу, наклонился, приподнял юбку, и поцеловал восхитительное колено.
Рыцарь, подумай о безопасности женщины, которая тебе доверилась.
Рыцарь подумал и спросил:
– Ты уверена, что не хочешь завести телохранителей?
– Я умею за себя постоять, мой повелитель.
Рылеев улыбнулся. Все мы тщеславны, любим хвастать. Но – видение, бухгалтерша. Он сказал:
– Да, конечно, Мисс Спецназ. Но время берет свое. Навыки покрываются ржавчиной.
– Будешь меня раздражать – попрактикуюсь на тебе. А вот тебе, кстати, неплохо было бы таскать с собой в поездки каких-нибудь ухарей. Для моего спокойствия. Я дала тебе петькин телефон.
– Добрый старый Петька, бывший коллега баронессы, с большим боевым опытом.
– Это что же, ревность, мой повелитель?
Она подвигала босой ногой вверх-вниз по его бедру.
– Возможно. Да. Да, это ревность, Федотова. Что ж я – не имею права? Урод твой Петька. Очкарик лысый.
Она обняла его и поцеловала в губы. Не отрываясь от него, сказала:
– Я дала повару выходной сегодня и завтра.
Притворяясь, что шокирован, Рылеев спросил:
– Ты сама приготовишь обед? Лично?
– Хотелось бы сегодня вечером выйти куда-нибудь. Ладно, в спортзал я пойду потом. А сейчас…
– … мы пойдем домой…
– … и будем говорить друг другу скабрезности до полной потери контроля.
Он сгреб ее со стула и приподнял за талию, так что ее грудь оказалась на уровне его лица. Она захихикала мелодично, и Рылеев засмеялся.
В вестибюле было пусто. Обитатели разошлись по квартирам. Лежала разбитая люстра, и рядом с ней поверженная лестница.
Госпожа Дашкова присела на край кресла с чашкой чая.
В гостиной госпожи Дашковой имелась каминная полка с фарфоровыми поросятами, а над ней картина маслом на холсте, в раме, изображающая госпожу Дашкову в зрелом возрасте – а была госпожа Дашкова в то время очень даже ничего.
По телевизору шла программа новостей. На заднем плане торчала электростанция в каком-то южном регионе, и возле нее – толпа рабочих. Рабочие присутствовали также на среднем плане, а некоторые толклись вокруг репортерши лет тридцати, уверенной в себе женщины, говорившей в микрофон:
– … и в результат был – десять тысяч увольнений.
Она повернулась к одному из рабочих и спросила:
– Вы здесь работали?
Рабочий, которому очень хотелось сказать самое важное, но он боялся, что не подберет нужных слов, ответил:
– Ну, типа, я тут годами работал, короче. Я и мои друганы тоже. Мы работали в этой компании с самого начала.
– Какие у вас перспективы? Надеетесь найти другую работу?
– Не знаю. Короче, не очень, перспективы, да? Работы нигде нет, прикинь. Все так говорят.
– Спасибо.
Госпожа Дашкова хмыкнула, держа чайную чашку на уровне губ. Отхлебнула чай. И позвала:
– Зара! Зара!
Зара, темноволосая женщина за тридцать, вошла в гостиную.
– Видела? – спросила ее госпожа Дашкова. – Смотри.
И кивнула по направлению к телевизору.
Зара сказала с кавказским акцентом:
– Да, видела, госпожа Дашкова.
– Тоже самое будет с тобой, когда я тебя уволю, если ты не прекратишь быть тупой кавказской коровой и не будешь меня слушаться.
– Хорошо, госпожа Дашкова. Я буду вас слушаться.
В рылеевской квартире время расплылось, и не очень понятно было – стоит оно на месте или течет очень быстро. В главной гостиной, стилизованной под ранчо, висела на стене деревянная маска какого-то очень серьезного индейского вождя. На стойке бара (бар соорудили по чертежу самого Рылеева) стоял открытый ноутбук, лежали бумаги, а рядом поместился недопитый бокал – вчера Рылеев решил лично перепроверить, что наворотили его подчиненные за пятницу – они часто ошибались в предвкушении викенда. Федотова в гостиную с вечера еще не заходила, а уборщице велено было к бару не подходить никогда.
Федотова перестала постанывать и замерла на краю постели, свесив вниз руку с длинными пальцами. Влажные волосы разметались по простыне. Рылеев осторожно, чтобы их не придавить и не сделать жене больно, нашел место, куда упереть локоть, приподнялся, и принял сидячее положение. И тут же снова приник к гладкой, приятно пахнущей спине жены, и стал целовать ей позвонки, один за другим.
– Подожди, передохнем, а то я чокнусь, – сказала Федотова.
– Чокнись, – разрешил Рылеев. – Я уже вполне чокнулся. И сейчас укушу тебя за пятку.
Она никак не прореагировала. Пришлось действительно переместиться и укусить. Совсем слегка.
– Идиот, – сказала Федотова.
Тогда он стал целовать ей пальцы на ноге, и она плавно убрала ногу, согнула в колене.
– Перерыв, – сказала она устало. – Если ты меня сейчас начнешь щекотать, я сверну тебе шею.
– Ну вот еще, – возмутился Рылеев. – Не смей!
И стал ее щекотать.
Она захохотала, рванулась, оттолкнула его, и соскочила с постели. Рылеев сделал постное лицо.
– Пить, – сказал он.
– Пьяница.
– Сама такая.
Она подошла к зеркалу, схватила щетку, и стала расчесываться.
Рылеев прикрыл глаза, и его посетило еще одно видение – третье за один день. Он увидел пожар.
Пожар полыхал в их квартире. На стене сквозь языки пламени отчетливо виделялась маска индейского вождя.
В середине комнаты, привязанный к стулу, сидел человек. Видна была только его спина. Пол и возраст определить невозможно. Рылееву захотелось закричать – «Нет!»
Возможно, он и закричал. Потому что когда открыл глаза, увидел прямо перед собой встревоженное лицо Федотовой.
– Рылеев, ты что? Что с тобой?
Он зажмурился, снова открыл глаза.
– Нет, ничего. Сколько времени?
– Часа четыре. Чего ты кричишь?
– Я кричал?
– Да..
– Нну … Не знаю. Уснул, наверное, и что-то приснилось.
– Ты за секунду не засыпаешь.
– Все нормально, баронесса. Я люблю тебя.
– А я тебя. Точно все нормально?
– Точно. Мне нужно сходить … сколько времени сейчас?
– Часов семь.
– Мне нужно сходить кое-куда. Часа на полтора.
Она не стала спрашивать зачем и куда. Захочет – сам скажет, он такой. Нужно – значит нужно.
Быстро ополоснувшись в душе, Рылеев оделся, проверил карманы – ключ, бумажник, телефон. В белом купальном халате, бесконечно желанная, Федотова вышла из гостиной.
– Через час вернусь, – повторил Рылеев. – Может и раньше. Пойдем куда-нибудь сегодня, да?
– Хмм, – сказала Федотова, играя бедрами.
– Не скучайте, баронесса.
Он привлек ее к себе и поцеловал в нос. Она свела глаза к переносице и надула щеки. Рылеев засмеялся, а Федотова захихикала.
На улице было светло, но пустынно. Возможно по телевизору шел какой-то интересный сериал или матч, а может день у всех выдался тяжелый, даром что суббота. Ну, на Невском и поперечных наверняка народ, но по пути к церкви, около двух километров, Рылеев встретил человек пять. Дул вечерний ветерок.
Вечерня давно закончилась. Священник – моложавый и смешливый – вышел из-за алтаря. Больше в церкви никого не было.
Стало спокойнее на душе. Речь этого священника – плавная, свободная – внушала уверенность в поправимости всего на свете. Тем не менее, Рылеев, слушая, оставался серьезен, сосредоточен.
– … обыкновенная история, – говорил священник. – Перестроили церкву в спортивный клуб при Советах, а потом, после Советов, пытались там что-то открывать, проводить. Оказалось нерентабельно. Делать историческим памятником – процесс долгий и дорогой. Проще снести и место использовать. Церковная администрация и забыла давно, что там когда-то церковь была…
– Не забыла.
– Нет? Ну, значит, взятки в ход пошли. После этого прибывают рабочие с кирками, а потом и экскаватор. И на этом месте строят что-то другое. Так?
– Примерно так, – Рылеев кивнул. – С оговорками.
Священник подозрительно на него посмотрел.
– Вы не католик, часом?
– Я отступник.
– Я не об этом.
– Православный.
– А, ну тогда понятно. Василий Рылеев, не так ли?
– Откуда вы знаете?
– Был еще католик, с похожим делом. Вы, Рылеев, легенда в некоторых кругах. Вы собирались стать священником, но передумали.
– Я … да. Я встретил женщину. Я…
– Представьте себе, я тоже в свое время встретил женщину. И именно на ней сейчас женат.
– Вы не поняли. Я встретил ее…
– Через семь лет после того, как распрощались с идеей стать священником. Видите? Легенда. Впрочем, не мое дело. Говорите, какая помощь вам нужна.
– Слушайте, батюшка … и так ведь трудно, а вы еще и … Мы семь лет женаты. Я … не могу ее потерять. Она для меня всё.
– Детей нет, не так ли?
– Э … Пока нет.
– Что-то вас смущает. Чего-то вы недоговариваете.
Рылеев зажмурился – и снова увидел пожар в своей квартире. Четвертое за день. И человек, привязанный к креслу. Видение исчезло – да и было ли? Может, просто эхо предыдущего. Он посмотрел в глаза священнику и сказал:
– Не знаю, благословение это или проклятие, но у меня есть дар – умение видеть … нехорошие события … до того, как они происходят. Иногда, если действовать быстро и думать трезво, события можно даже предотвратить. Бывает сложно … А с недавних пор мне…
– Боюсь, что это не в моей компетенции.
Сказано было сухо, без эмоций. Но Рылееву нужно было выговориться.
– Видения стали появляться все чаще. Я боюсь … увидеть то, чего лучше не видеть – что я не в силах буду предотвратить. Понимаете? Все в моей жизни, все, что вокруг, как-то потеряло равновесие, рассинхронилось. Что-то не так. Скажите, что случается после того, как церковь сносят? Снос церкви как-то сказывается на живущих по соседству? Бог сердится?
Священнику вопрос показался почему-то комичным. Было видно, как он сдерживается, чтобы не засмеяться. Но он не засмеялся. И сказал:
– Бог милостив, а не мстителен, Рылеев. Вы принимали какое-то участие в сносе бывшей церкви?
– Нет.
– Но ко взяткам имеете отношение. Косвенное.
– Э … да, пожалуй, имею.
– Имеете, имеете.
– На том месте построили жилое здание-люкс.
– Ну хорошо хоть не банк.
Рылеев решил на подколку не реагировать – не до того.
– Видел я это здание, – сказал священник. – Дурацкое здание.
– Мы с женой … в этом здании живем.
– А вот этого я не знал.
– Вы…
– Подождите. Помолчите.
Священник и сам помолчал, подумал, и сказал:
– Вставайте.
Рылеев удивился и некоторое время даже не знал, что сказать. Собрался с мыслями.
– Вы меня выставляете, батюшка?
– Нет. Нам с вами нужно пройтись.
Они вышли на безлюдную улицу.
Пройдя полквартала, священник сказал:
– Не могу же я всерьез обсуждать такое с вами в храме. Меня отлучат, и правильно сделают. … Суеверия, в наше-то время. Слухи есть.
– Слухи?
– До того, как там построили церковь, место было кем-то и зачем-то проклято. Такие слухи. Дом Божий, освященный и регулярно посещаемый прихожанами, нейтрализует любые темные силы. Так некоторые считают. И даже обсуждают. Опять же по слухам – если церковь разрушить, темные силы возвращаются – по-другому, более хаотично, чем в предыдущий раз. Вещи начинают вести себя странно, и люди тоже, начинаются какие-то непонятные страдания без причины. Особенно если люди, живущие по соседству, восприимчивы.
Рылеев остановился. Священник тоже.
– Восприимчивы к чему?
– К духовной составной своих действий. «Прости их, Отче, они не ведают, что творят». Те, кто не ведает … ну, понятно. А все остальные несут ответственность. И … начавшийся у вас в жизни … бардак … возможно не случаен. Можно, конечно, освятить дом. Но боюсь, что священника найти для этого будет трудно. Да вы на это и не пойдете.
Рылеев поморщился.
– Почему вы так думаете?
– Потому что вы порядочный человек, – объяснил священник. – Во всяком случае такое впечатление производите. И с долгами расплачиваетесь сами, никого не подставляя.
Рылеев посмотрел вокруг – на четырехэтажные здания, построенные во второй половине девятнадцатого века. Стало еще тяжелее на душе.
– Поправить ничего нельзя?
– Поправить всегда можно. Вы меня спрашиваете, как частное лицо?
– Как бывший коллега.
– Ага. Вообще-то вам самому положено такое знать. И я уверен, что вы знаете, Рылеев. Знаете ведь?
– Возможно.
– Ну так действуйте.
– Вы меня…
– Благословить не долго, но надо бы знать, на что именно. А вы мне этого говорить не собираетесь. Так?
Рылеев замялся.
– Не собираетесь, – повторил священник. – Ну чего вы от меня хотите, Рылеев? «Отступник». Никакой вы не отступник. Глупостей наделали, конечно, много. Но – Бог даст – выпутаетесь.
– Э … да.
– Расскажите, что вы задумали.
– Нет. Не могу.
– Дело ваше.
Священник вернулся к себе, а Рылеев зашагал по пустынной улице в сторону реки. Закрытый по причине вечера театральный магазин привлек его внимание. В витрине помещались маски, много масок.
В кармане зазвонил телефон. Рылеев вытащил его и посмотрел на дисплей. И именно в этот момент на него напали.
Двое, у одного в руке нож. Рылеева схватили и приперли к стене.
– Деньги есть, пидор тупой? А? Я говорю, деньги есть?
Не дожидаясь ответа, второй грабитель ударил Рылеева в живот. Первый, не давая Рылееву ни согнуться, ни осесть на землю, схватил его за горло. Рылеев подумал, что это возмездие. Глупо, но так подумалось. Нож прилегал к ребрам, рука, его державшая, была явно опытная. И тут позади грабителей возникла фигура. Движения фигуры были стремительны и плавны, и мгновение спустя Рылеев, освобожденный, оседал по стене на землю, а оба грабителя лежали на асфальте, мыча нечленораздельно от боли.
Рылеев глотнул воздух, поднял глаза, и увидел Федотову в куртке, джинсах, и кроссовках. Она наклонилась и тронула его за плечо.
– Скажи, что с тобой все в порядке.
Рылеев поймал дыхание, сделал глубокий вдох.
– Секунду.
Сделал еще один вдох. И сказал:
– Со мной все в порядке.
Она помогла ему подняться.
– Синяков нет? Ребра целы?
– Все нормально.
И они пошли вдвоем – он слегка пошатываясь, но все увереннее, она – поддерживая. Он оглянулся. Спросил:
– Кто такие?
– Не знаю, – ответила Федотова. – Хулиганы какие-то.
– В этом районе?
– Ага. Странно, да?
– Может, позвонить в полицию?
– Не нужно. Следующие часа два они никого тревожить не будут. А потом, может, спать пойдут. И больше сюда не вернутся.
Совпадений не бывает, подумал Рылеев. Но какова у меня жена! Следила за мной, стерва. Опасалась за меня. Что-то ей известно, что неизвестно мне. А спросить как-то боязно. Сама скажет. Скажет, скажет! Она меня любит.
Он остановился и посмотрел ей в синие глаза.
– Столько лет прошло.
Федотова улыбнулась самодовольно и объяснила с издевкой:
– Это как на велосипеде ездить.
– Зачем ты за мной следила?
– Интересно стало. Думала – что такое есть на свете, настолько важное, что требуется личное присутствие мужчины, только что проведшего пять прелестных часов в постели с женой.
Рылееву хотелось ей верить. Он потрогал горло. Кашлянул. И сказал:
– Я тебе верю.
– Еще бы. Мужчине положено верить жене. Особенно когда она говорит правду.
– Ты забеспокоилась?
– Слегка. Особенно, когда поняла, куда именно ты направляешься. Мы женаты. Имеем полное право поебаться, когда нам вздумается. Никаких правил не нарушаем. Так в чем же дело?
Вот именно это я и хотел бы узнать, подумал Рылеев. И сказал:
– Я тебе потом объясню. Так, ничего особенного.
– Объясни сейчас.
– Нет.
– Хорошо. Расколешься, когда уснешь.
Он притворился, что поражен:
– Я во сне разговариваю?
– Проповедуешь.
И захихикала. Рылеев тоже засмеялся.
– Пойдем домой, – сказала Федотова, ласково глядя на него. – Выпьешь, пожрешь, поебемся – это все, что тебе сейчас нужно.
Возможно, возможно.
За окном все еще было светло. Рылеев, присев возле кухонного стола, допил виски. Федотова закричала из спальни:
– Приди в ложе, мой повелитель!
Он крикнул в ответ:
– Еще одну минуту, баронесса!
– Не будь таким трусишкой!
Проходя мимо входной двери, Рылеев увидел на полу белый конверт. Всунули под дверь. Да что же это такое! Куда смотрит Василий?
Он наклонился и поднял конверт. Открыл.
На листке бумаги написано было от руки:
«Берегись. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10». Цифры 1, 2, и 4 обведены кружком.
– Один, два, четыре, – вслух сказал Рылеев. – Берегись.
Бросив взгляд по направлению спальни, он вернулся в кухню.
Он набрал номер и тихо, чтобы не услышала жена, сказал:
– Петька? Не разбудил? Ага, слушай, я решил, что с телохранителями все-таки спокойнее. Нет, не десять человек. Одного или двух. Никакой срочности. Завтра к вечеру – нормально. Хорошо. Ну, давай.
