Глава 50

Никки открыла дубовую дверцу, скрепленную железными скобами, и яркий солнечный свет ударил ей в лицо. Пухлые белые облачка проплывали словно прямо над головой по сверкающей лазури неба, и в обычные дни у нее сразу же улучшилось бы настроение. Свежий ветер игриво раздул ее волосы и бросил спутанные пряди на лицо. Откинув их, она посмотрела на узкий мостик, ведущий к дальнему участку защитной стены. Ричард стоял на другом конце мостика, между двумя зубцами, и смотрел вниз. Кара, стоявшая в трех шагах от него, повернула голову, заслышав скрип двери.

Никки почти бегом помчалась по мостику, стараясь не глядеть вниз, на дворы, перечеркнутые тенью от мостика — садик у основания башни, засаженный розами, каменные скамьи, сходящиеся углом внутренние стены. Добравшись наконец до цели, она была вознаграждена мимолетной, слабой улыбкой Ричарда. Она знала, что для него это — лишь дань вежливости, и все же ей стало тепло.

— Рикка сообщила, что кто-то приближается к замку. Я решила, что нужно предупредить.

Кара, подошла ближе:

— Рикка знает, кто это?

Никки покачала головой.

— К сожалению, нет, и это меня сильно беспокоит.

Не пошевелившись, не оторвав глаз от дальних гор, Ричард сказал:

— Это Энн и Натан.

Брови Никки изумленно взлетели. Она перегнулась через парапет и присмотрелась. Ричард указал на три фигурки, движущиеся далеко внизу по извилистой дороге к замку.

— Там три всадника, — сказала Никки.

— Возможно, их сопровождает Том, — безразлично уточнил Ричард.

Никки высунулась еще немного дальше, держась за Ричарда, и окинула взглядом отвесный склон. Ей стало страшно и как-то сразу расхотелось и смотреть, и даже стоять на этом месте. И Ричарду тут нечего торчать!

Держась за его плечо, Никки все-таки выглянула еще раз и убедилась, что три лошади действительно поднимаются к крепости. Они ненадолго исчезли за деревьями при очередном повороте и снова выехали на залитую солнцем дорогу немного выше.

Порыв ветра чуть не сдул ее с маленькой площадки. Ричард тут же обхватил ее рукой. Она инстинктивно отпрянула от края, и как только перешла на безопасное место, он отпустил ее.

— И ты отсюда точно видишь, что это Энн и Натан? — спросила она.

— Да.

Никки не испытывала горячего желания вновь встретиться со своей бывшей аббатисой. Сделавшись сестрой Света, она прожила почти всю жизнь во Дворце Пророков и досыта наобщалась как с другими сестрами, так и с их предводительницей. Аббатиса отчасти заменила ей мать, как и другим сестрам — но лишь в том смысле, что Никки постоянно чувствовала над собою надзор старшей особы, всегда готовой отчитать за любую оплошность и прочесть нотацию на тему о том, что они не должны огорчать ее и удвоить свои старания помочь всем страждущим.

В детстве мать Никки бдительно следила за дочерью, и как только змея эгоизма поднимал свою уродливую голову, немедленно наносила удар — особенно она предпочитала пощечины. Аббатиса обращалась с Никки точно так же, хотя и приправляла наставления доброй улыбкой. Пощечина или поучение — все они равно напоминали ей о подчиненном, несвободном положении, и красивое название ничего не меняло.

А вот с Натаном Ралом дело другое. Она не знала пророка близко. Некоторые сестры (и особенно послушницы) тряслись при одном упоминании его имени. Если верить дворцовым пересудам, он был не просто опасен, но и безумен. Это наводило на невеселые сопоставления с нынешним состоянием Ричарда — если, конечно, то было правдой.

Пророка держали взаперти почти всю жизнь. Сестры заботились о нем — но в первую очередь их заботило, чтобы он не сбежал. Жители города Танимуры, где располагался Дворец, одновременно и уважали, и боялись пророка — боялись его предсказаний. Горожане поговаривали шепотом, что умение предсказывать будущее несомненно означает служение злу. Особые способности всегда вызывают раздражение толпы, особенно если эти способности трудно использовать для собственной выгоды.

Никки не слишком беспокоили слухи и сплетни о Натане. Она имела опыт общения с действительно опасными людьми — из них последним в списке, хотя и первым среди служителей зла, стоял Джегань.

— Давайте лучше спустимся туда, — предложила Никки Ричарду и Каре. Ричард даже не пошевельнулся.

— Идите, если хотите. — Ему явно было все равно, кто и зачем мог бы прибыть сюда. Мысленно он унесся куда-то далеко и хотел только остаться наедине с собою.

Никки отбросила прядь волос с лица и настойчиво продолжала:

— Не кажется ли тебе, что ты должен узнать, зачем они приехали? Подумай, ведь им пришлось преодолеть долгий путь. Вряд ли они просто вздумали привезти нам деревенского молочка и пирожков.

Ричард повел плечом, никак не откликнувшись на ее попытку пошутить.

— Зедд может принять их сам.

Никки так недоставало света, прежде блестевшего в глазах Ричарда! Она была на грани срыва, сдержанность изменяла ей. Оглянувшись на морд-сит, она сказала тихо, но с неприкрытой властностью:

— Кара, почему бы тебе не сходить немного прогуляться? Будь так добра!

Кара, удивленная таким необычным прямым распоряжением, исходящим от Никки, вопросительно взглянула на Ричарда, все еще стоящего на краю стены, потом заговорщически кивнула и пошла по мостику к двери. Подождав, пока Кара отойдет подальше, Никки снова обратилась к Ричарду, носовсем в ином тоне — прямо и резко.

— Ричард, пора тебе прекратить это.

Он смотрел на горы и не отвечал. Никки знала, что не может допустить неудачи в этом разговоре, она должна высказаться и заставить услышать себя. Она была готова почти на все, чтобы Ричард заметил ее и оценил — но завоевывать его таким путем ей не хотелось. Она не хотела быть заместительницей трупа — или грезы, не способной стать реальностью. Если им вообще суждено было сблизиться, это могло случиться лишь по его желанию и выбору, а не потому, что ничего лучшего не нашлось. Когда-то она могла бы согласиться и на такие условия — но не теперь. Сейчас она куда больше уважала себя, и все это — тоже благодаря Ричарду.

К тому же теперь Ричард был не тем, кого она знала и любила. Но даже если он никогда ей не достанется, она не могла позволить ему утонуть в черном омуте, куда он угодил. Возможно, она только и сможет, что подтолкнуть его к спасительному берегу, к жизни? Значит, именно это она и сделает. Даже если для этого придется играть роль противницы. Главное — остановить его падение по спирали во тьму.

Она положила руку на каменный зубец так, что Ричард больше не мог не замечать ее, и сказала еще более вызывающе:

— Ты не намерен больше отстаивать то, во что веришь?

— Пусть отстаивает кто хочет. Без меня, — он ничуть не обиделся, голос звучал безжизненно.

— Я не о том. — Никки схватила его за руку и нежно, но решительно развернула, отвлекая от вида пропасти, заставляя посмотреть на нее. — Ты не намерен больше отстаивать самого себя?

Он взглянул на нее, но не ответил.

— И все потому, что Зедд тебя отругал!

— Тебе не кажется, что разрытая могила тоже могла немножко повлиять?

— Может, ты так и думаешь — но не я. С чего бы это? Тебя и раньше потрясали, доводили до отчаяния разные вещи. Когда я схватила тебя и увела в Древний мир, как ты повел себя? Ты сумел настоять на своих убеждениях и действовал, как считал нужным — в пределах, заданных мною. Оставаясь самим собой, ты менял других людей — например, моя жизнь полностью переменилась. Ты открыл мне истинный ее смысл. Совсем недавно ты вырвался из когтей смерти. Ни я, ни Кара, ни кто-то другой не поверил истинности твоих воспоминаний о Кэлен— но и это не остановило тебя. Ты продолжал спорить, противореча всему, что тебе внушали…

— То, что я увидел в гробу, — довод намного более убедительный, чем все ваши уговоры.

— Разве? Я бы так не сказала. Мы увидели скелет. И что же?

— Этого мало? — На лице его отразилась досада. — Ты в своем уме? Как это «и что же»?

— Я вовсе не собираюсь подыскивать доводы в твою пользу, потому что не разделяю твое мнение — но не хочу переубеждать тебя одними словами. Я охотно воспользовалась бы подлинными, твердо установленными сведениями, а не хлипкими доводами.

— Я тебя не понимаю…

— Послушай, у той женщины в гробу было лицо Кэлен? Ты видел его? Нет, никакого лица ты не видел, потому что его там не осталось. Череп — без глаз, без носа, без губ. Скелет, одетый в платье Матери-Исповедницы. И что же? Я бывала во дворце Исповедниц и видела там много таких платьев. И тебе достаточно было прочесть имя на парчовой ленте, чтобы в чем-то убедиться? Достаточно, чтобы бросить поиски, отказаться от убеждения? Сколько бы мы с Карой ни урезонивали тебя, сколько бы ни спорили, ты держался — а тут вдруг от этого ничтожного кусочка ткани уверовал в свое безумие? Как интересно! Лежит скелет, держит ленту с вышитым на ней именем, и на этом конец мечтаниям, мы правы, а ты не прав? А тебе не показалось, что лента там положена весьма кстати?

Ричард нахмурился.

— К чему ты ведешь?

— По-моему, все дело в тебе самом. Я, как и раньше, уверена, что ты заблуждаешься насчет своих воспоминаний — но не верю, что тот Ричард, которого я знала, способен сдаться из-за подобного пустяка. Пусть Зедд не верит тебе, как и мы с Карой, — это тут тоже ни при чем!

— Ладно, а что при чем?

— Ты боялся, что тело в гробу окажется телом твоей Кэлен, и поверил в это после того, как дед выразил недовольство тобою.

Ричард попытался было отвернуться, но Никки схватила его за рубашку и заставила смотреть себе в лицо:

— Вот как я понимаю, что произошло, — сказала она с яростной решительностью. — Ты скис из-за того, что уважаемый тобою дед счел тебя виноватым и сказал, что ты его разочаровал.

— Я, видимо, и впрямь разочаровал его.

— Ну и что?

— Ну и что? — смущенно переспросил Ричард.

— Какая тебе разница, нравится или не нравится кому-то твое настроение? У человека, уважаемого тобою, могут быть свои мнения, пусть он думает, что ты поступил глупо — но стоит ли из-за этого отказываться от себя? Ты — свободный человек. Ты поступал согласно своим мнениям. Ты действовал не бездумно.

— Но ведь я…

— Что ты? Огорчил его? Рассердил? Он, видите ли, лучше думал о тебе, а теперь разочарован? И отныне он будет тебя презирать? Да, такое может быть. Хотя Зедд, если помнишь, быстро опомнился и по-своему просил прощения у тебя. Он просто вспыльчив, а ты…

Ричард сглотнул, не желая признавать ее правоту. Никки взяла его лицо в ладони и заставила посмотреть себе в глаза.

— Ричард, ты не обязан жить в соответствии с чьими-то ожиданиями.

Он заморгал — и, похоже, просто не нашел слов для ответа.

— Это твоя жизнь, — настойчиво повторила она. — Ведь ты же сам учил меня этому! Ты вел себя, как считал нужным. Ведь не отказался же ты от предложения Шоты оттого, что Кара была против? Нет! А если бы я сказала, что не нужно отдавать меч Шоте, ты бы передумал? Да хоть бы и обе мы твердили, что ты глупец — ведь все равно сделал бы по-своему, правда? И мы вынуждены были бы согласиться. Одно дело — выслушать мнения окружающих, другое — подчиниться им. Ты не дрогнул, принимая решение, ты действовал. Все причины и основания своих действий знает лишь тот, кто действует. А объясниться можно и потом. Правильно я говорю?

— М-м-м… да.

— А если «да», то к чему тебе суждение Зедда? Он не прошел с тобою весь путь, не пережил и не наблюдал всего, что досталось тебе. Конечно, было бы чудесно, если бы он поверил в тебя, поддержал, сказал «молодец, Ричард» — но так не сложилось. Стоит ли на этом основании считать неправым свое решение? Или нет?

— Нет…

— Тогда незачем впадать в отчаяние по этому поводу. Любящие люди порой ожидают от нас особых свершений, и иногда их ожидания завышены и не соотносятся с реальностью. Перед тобой стояла задача, ты искал способы ее решить, будучи в чем-то уверен и что-то зная. Да хоть бы и весь мир тебе не верил, но ты чувствуешь свою правоту — действуй, ищи, доказывай, не оглядываясь ни на толпу, ни на близких людей!

В его серых глазах блеснул слабый отсвет прежнего огня.

— Означает ли это, что ты мне поверила, Никки?

Она печально покачала головой.

— Нет, Ричард. Я по-прежнему считаю твои фантазии о Кэлен следствием ранения. Я думаю, что ты увидел ее во сне.

— И могилу тоже?

— Хочешь правду? — Он кивнул, и Никки выдохнула: — Я полагаю, что в могиле похоронена настоящая Мать-Исповедница, Кэлен Амнелл.

— Понятно…

Никки снова не дала ему отвернуться.

— Но это не означает, что я считаю себя правой. Мое мнение основано на других вещах — на том, что знаю я. Но находка в гробу не доказывает на самом деле ничего. Мне случалось ошибаться в жизни и раньше. Перед неопровержимыми свидетельствами я склонялась. А ты готов идти на поводу у тех, кто тебе не верит? Почему?

— Очень трудно жить, когда никто тебе не верит.

— Трудно, разумеется, ну и что? От этого другие не становятся правыми, а ты — виноватым.

— Но когда все вокруг твердят, что ты не прав, поневоле закрадываются сомнения…

— Да, порой жизнь бывает нелегкой. Но в прошлом сомнения всегда заставляли тебя тем настойчивее докапываться до истины: ведь твердое сознание правоты дает силы сражаться. На этот раз тебе выпало особенно тяжелое испытание: ты был уверен, что ничего не найдешь под могильным камнем, но нашел тело Матери-Исповедницы, а тут еще дед неожиданно напустился на тебя. Ужас, обида, одиночество, все сразу — этого ты уже выдержать не смог. Последняя соломинка переломила твою способность сопротивляться. Любому человеку случается дойти до предела выносливости и сдаться — даже тебе, Ричард Рал. Ты смертен, и тебе положены пределы, как и всем живущим на земле. Но с этим нужно справиться и двигаться дальше. Ты дал себе поблажку, расслабился, но теперь пора вновь взять жизнь в свои руки.

Он задумался, слова Никки явно задели его. Какое счастье — вновь видеть его разум пробудившимся! Она видела, правда, что он еще колеблется. Очень не хотелось, чтобы Ричард, поднявшись, снова ускользнул в омут уныния.

— Наверняка и прежде не все люди верили тебе, — сказала она. — Может, и эта твоя Кэлен когда-то не верила? Живой человек обязательно должен иногда с чем-то не соглашаться, сомневаться, спорить. И если такое было, то ты наверняка настаивал на своем, даже если она считала тебя глупым или малость свихнувшимся. Да, еще припомни, Ричард, — и я уже не в первый раз называю тебя сумасшедшим!

Любовь подсказала Никки верные слова: Ричард, впервые за долгое время, улыбнулся, обдумывая ответ, а потом лицо его украсила широкая усмешка:

— А ведь и впрямь Кэлен, бывало, не верила мне!

— Но ты ее не слушался, верно?

Ричард, улыбаясь, кивнул.

— Ну, тогда не стоит из-за недоразумения с дедом портить себе всю жизнь!

Он поднял руку, но тут же бессильно уронил ее.

— Но все же я….

— Ты поддался слабости, хотя Зедд взъярился, даже не задумавшись над словами, сказанными тебе Шотой.

Он внезапно насторожился, и глаза его прищурились:

— На что ты намекаешь?

— Ведь Шота отдала тебе за Меч Истины сведения, помогающие отыскать истину! И, в частности, она сказала: «То, что ты ищешь, давно погребено!» Но и это не все. Кара передала Зедду и мне все, что сказала Шота. Очевидно, самым важным из того, что она открыла тебе, были первые слова — она даже полагала, что их достаточно: «Огненная Цепь». Так?

Ричард кивнул, ожидая продолжения.

— Она сказала также, что ты должен найти место с костями в Глубокой Пустоте. И наконец, Шота предупредила, чтобы ты опасался змеи о четырех головах. Что такое эта Огненная Цепь? А Глубокая Пустота? Что означает «змея о четырех головах»? За эти сведения ты заплатил дорого, Ричард. И как ты ими распорядился? Приехал сюда, спросил Зедда, он сказал, что ничего не знает, а потом еще и рассердился на тебя. Значит, теперь ты выкинешь все, что с таким трудом добыл, — из-за того, что старик даже не представляет, насколько дорога тебе Кэлен, не знает, какие испытания ты вытерпел за последние два года, и потому обозвал тебя глупцом? Ты решил поселиться здесь и сделаться его комнатной собачкой? Хочешь разучиться думать и предоставить ему думать за себя?

— Конечно, нет!

— Когда мы решили раскопать могилу, Зедду это не нравилось, и он сердился с самого начала. Мы, наверное, и вообразить не можем, как трудно было ему добыть у Шоты Меч Истины. Нельзя было ожидать, что он скажет: «О да, хорошо придумано, Ричард, отдай ей меч; просто отлично!» Он возлагал много надежд на этот меч, и потому твоя сделка показалась ему глупостью. Так он видит эти обстоятельства. Он может быть и прав, и не прав. Но ты счел возможным пожертвовать чем-то, доверенным только тебе и дорогим, ради более важного и ценного приобретения. Для тебя уговор представлялся справедливым. Кара сказала, что поначалу ты даже думал, что Шота обводит тебя вокруг пальца, но потом поверил, что она рассудила справедливо. Правильно Кара изложила это?

Ричард кивнул.

— Что сама Шота говорила про этот уговор?

Ричард посмотрел на вздымающиеся к небу башни за спиною Никки, припоминая.

— Шота сказала примерно следующее: «Ты хотел от меня знаний, чтобы они помогли тебе раскрыть истину. Вот тебе нужные слова: „Огненная Цепь“. Может, ты не понимаешь сейчас, но поймешь позже — это справедливый обмен. Это и есть те ответы, которых ты добивался. Ты Искатель — во всяком случае, был Искателем. И тебе придется отыскать скрытое значение моих ответов».

— И ты поверил ей?

— Да, поверил, — помедлив, ответил Ричард и опустил глаза. Когда он снова взглянул на нее, искра жизни заблестела в них. — И сейчас верю тоже.

— Тогда ты должен сказать мне, и Каре, и своему деду: если вы не намерены помогать, оставьте меня в покое и дайте мне самому разобраться!

Он улыбнулся, хотя и немного грустно:

— Ты удивительная женщина, Никки! Убеждаешь меня продолжить борьбу, не веря в правомерность моей цели.

Он наклонился к ней и поцеловал в щеку.

— Я честно хотела бы верить, Ричард… ради тебя, честно…

— Знаю. Спасибо, друг мой. Я говорю «друг», потому что лишь настоящий друг может больше беспокоиться о моем благополучии, чем о своей правоте. — Он провел ладонью по ее щеке и пальцем стер слезинку. — Ты сделала для меня даже больше, чем сама предполагаешь, Никки. Спасибо тебе!

У Никки голова шла кругом от радости и от досады разом: ведь они не продвинулись вперед, а только вернулись к прежнему противостоянию. И все-таки радость преобладала, и ей хотелось обнять Ричарда. Однако она позволила себе только взяться обеими руками за его широкую ладонь.

— Ну, а теперь, — сказал он, — пожалуй, стоит пойти навстречу Энн и Натану, а потом постараемся узнать, какую роль во всех наших бедах играет эта Огненная Цепь. Ты мне поможешь?

Никки улыбнулась и кивнула, не в силах говорить, и наконец, отбросив постылую сдержанность, обняла его и крепко к нему прижалась.