Таня Назарова прибрала свой рабочий стол и подошла к Суворову:

— Виктор Иннокентьевич, можно я сегодня уйду пораньше?

— Иди, Танюша. У тебя все в порядке? — Криминалист протер свои очки и посмотрел на помощницу.

— Все. У Гриши соревнования, я бы хотела за него поболеть, — краснея, призналась младший лейтенант.

— Я тоже хочу попасть на стадион к его выступлению. Могли бы поехать вместе.

— Тогда я не успею переодеться.

— Конечно, поезжай, я просто не подумал об этом, — улыбнулся Суворов.

Виктору Иннокентьевичу дружба Тани с сыном нравилась. За последнее время Гриша сильно изменился. Юноша повзрослел, стал серьезнее и ответственнее, перестал шляться по ночам. Все это не могло не радовать наблюдательного, родителя. Тане дружба с молодым человеком тоже пошла на пользу. Девушка теперь значительно больше внимания уделяла своей внешности, похорошела, в ее движениях появилось больше грации и женского очарования. И только в работе с Назаровой случалась некоторая рассеянность, чего раньше у своей помощницы криминалист не замечал. Виктор Иннокентьевич надеялся, что это явление временное и связано с влюбленностью.

Суворов посмотрел, как Таня надела шубку и направилась к двери.

— Завтра в город приедет Глеб. Надо бы помочь парню отыскать жилье убитого Анвара.

Петр очень просил нашей помощи, — напомнил Виктор Иннокентьевич Тане на прощание.

Услышав о Петре Ерожине и его сотруднике, Таня снова густо покраснела. Но Суворов уже был занят работой и этого не заметил.

Таня вышла на улицу и, вместо того чтобы пойти на автобусную остановку, направилась к дежурной машине. Ребята собирались в рейд, и Таня, кокетливо улыбнувшись, попросила подбросить ее до дома. Молодой криминалист постепенно становилась любимицей управления и могла рассчитывать на повышенное мужское внимание коллег. Через пять минут она уже звонила в дверь Анны Степановны.

— Как хорошо, что ты пришла пораньше, — обрадовалась тетушка. — Я сегодня плохо обедала и очень проголодалась. Думала, что к ужину тебя не дождусь.

— Тетя, я тороплюсь. У меня полчасика, чтобы переодеться, — предупредила Таня, снимая шубку.

— Я мигом накрою. А что у тебя за мероприятие? — поинтересовалась Анна Степановна, поспешая на кухню.

— У Гриши Ерожина соревнования. Хочу успеть на стадион, — ответила Назарова уже из ванной. За стол она пришла с феном в руках. Тетушка не одобряла побочных занятий во время трапезы, но, понимая, что племянница спешит, промолчала.

— Тебе, кстати, звонил мужчина из Москвы, — сообщила Анна Степановна, наливая Тане в чашку заварку сквозь медное ситечко.

— Петр Григорьевич? — выдохнула Назарова и снова покраснела.

— Не представился, но голос молодой. Он тебе пару раз уже звонил, — ответила тетя.

— Тогда Глеб, — разочарованно протянула Таня и принялась за еду. — Он собирается завтра приехать. Надо бы помочь ему отыскать дом или квартиру Анвара Чакнава. — Таня говорила с полным ртом и под рокот работающего фена, но Анна Степановна все прекрасно поняла.

— Нечего искать. Я прекрасно знаю, где жил бедный грузинец, — заявила она племяннице.

Таня перестала жевать и уставилась на тетю.

— Не может быть?! Виктор Иннокентьевич все паспортные службы на уши поставил и безрезультатно, — выпалила девушка, наконец покончив с бутербродом.

— Не знаю, кого уж там ставил на уши твой Виктор Иннокентьевич, но если тебя интересует, где снимал квартиру убитый грузинец, можешь записать адрес, — гордо сообщила Анна Степановна и разложила на тарелочки себе и Тане по два сырника.

— Как вам удалось это выяснить? — Таня один раз между делом обмолвилась о странном убийстве в московском театре, а тетке этого оказалось достаточно.

— Никакого чуда здесь нет. Анвар снимал половину домика у моей старинной приятельницы Серафимы Блюм. Серафима Аркадьевна души не чаяла в грузинце. До пенсии Блюм преподавала сольфеджио в музыкальной школе, а Анвар — блистательный пианист. Она до сих пор не может понять, почему он торчал в банке. Вполне мог бы давать концерты.

— Вы об этом давно знаете? — Таня забыла об ужине и прическе и, отключив фен, глядела на тетю во все глаза.

— О том, что грузинец жил у моей подруги, я естественно, знала. О том, что он пианист, Серафима сообщила только теперь. Анвар по каким-то соображениям скрывал свой талант от окружающих. Но теперь он умер, и Блюм вправе больше не хранить чужую тайну.

По дороге на стадион Назарова все время вспоминала разговор за ужином.

"Надо бы позвонить Ерожину в Москву..

Может быть, для него эта информация важна и не стоит ждать приезда Глеба? Ведь Петр Григорьевич посылал своего сотрудника с целью обнаружить след Чакнавы". Но звонить она не стала. Назарова просто стеснялась говорить с Ерожиным-старшим.

В крытом зале стадиона, где происходили бои боксеров, народу собралось предостаточно. В основном это были молодые люди. Они оживленно обменивались прогнозами, пили из банок пиво, «спрайт» и прочие напитки, громко приветствовали друг друга, и вели себя в высшей степени непринужденно. Таня отыскала глазами скамейку, где сидели друзья Гриши по институту, и начала пробираться к ним. Ерожин-младший уже успел перезнакомить девушку со своими однокурсниками, и Таня чувствовала себя среди них по-свойски.

— Давай, Назариха! Греби к нам! — закричал кудрявый длинный Илья, закадычный друг Гриши, заметив знакомую шубку Назаровой. Илья сам спортом не увлекался, но за друга болел преданно. Миниатюрный живчик Федя, тоже сокурсник Ерожина, издавал громкие и непонятные звуки своей губной гармошкой. Таня заткнула уши и рассмеялась. Она еще не успела отвыкнуть от студенческой стихии, и вакханалия сверстников друга Таню веселила. Гриша был почти на два года младше Назаровой. Таня иногда задумывалась, чем объясняется ее интерес к парню. То ли сходством Ерожина-младшего с Ерожиным-старшим, то ли Гриша сам по себе ее обаял? На этот вопрос у Тани ответа не было.

В зале отчаянно засвистели и затопали ногами. На ринге появилась первая пара и рефери. Боксеры символически поприветствовали друг друга и разошлись по углам. Диктор знакомил зрителей с каждым, перечисляя победы и количество проведенных боев. На слова из репродуктора зал отвечал свистом и ревом.

Драться предстояло боксерам легкого веса.

Таня уже немного разбиралась в боксе, но за незнакомых ребят не болела. Ее интересовал только Гриша. Прозвучал гонг, и два молодых боксера сошлись в центре ринга. Шлемы и перчатки делали их похожими друг на друга, и различить спортсменов можно было лишь по цвету формы. Зрители бурно реагировали на любой удачный удар или комбинацию. Тане стало скучно. Она огляделась и увидела Суворова. Виктор Иннокентьевич двигался между скамейками. Таня встала и помахала шефу рукой. Криминалист заметил ее и, улыбнувшись, направился к их скамейке.

— Я узнала, где жил грузин, — сказала Таня, после того как Виктор Иннокентьевич устроился рядом.

— Молодчина Ты позвонила Петру? — заволновался криминалист.

— Нет. Завтра же приедет Глеб, — оправдалась Таня.

— Надо срочно звонить Ерожину, — не дослушав помощницу, приказал Виктор Иннокентьевич.

Таня нехотя поднялась и пошла вслед за ним. Выбравшись из зала, они еще некоторое время брели по коридорам стадиона. Суворов дошел до места, откуда крики болельщиков доносились едва слышно, и достал мобильный телефон. Петр Григорьевич выслушал сообщение Назаровой с большим вниманием. Несколько раз переспрашивал и уточнял детали.

— Завтра в Новгороде буду сам. Необходимо лично осмотреть комнаты, где жил Чакнава. Поездка Глеба отменяется. До встречи.

На обратном пути Назарова неожиданно остановилась.

— Виктор Иннокентьевич, я что-то сегодня устала. Передайте Грише привет и скажите, что у меня от стадиона разболелась голова и я поехала домой, — попросила она патрона.

— Конечно, Танюша, отдыхай. Я все передам, — сочувственно пообещал Суворов.

Таня вышла на улицу и понуро побрела к автобусной остановке. Голова у нее не болела.

На Таню подействовал разговор с Ерожиным-старшим. Предстоящая встреча с Петром Григорьевичем взволновала девушку. Она и сама не понимала почему. Она свободный человек и за роман с сыном ей вовсе не стыдно. С Гришей у нее все складывалось чудесно. Парень рвался к ней каждую свободную минуту. Таня вспомнила, как два дня назад он примчался к ней в управление и просидел до конца рабочего дня. Он тогда достал ключи от квартиры друга. Тот с семьей укатил в Питер, и квартира пустовала. Таня млела в его сильных и нежных руках, испытывала почти материнское умиление от того, что Гриша уснул, прижавшись щекой к ее груди. Но чего-то ей все равно не хватало. Она представила, как сегодня вечером после поединка Гриша пригласил бы ее к кому-нибудь из своих друзей. Молодые люди начали бы дурачиться, острить, умничать. Все это по-детски мило и наивно. А ей станет тоскливо. Рядом с Гришей Назарова ни разу не испытала того удивительного чувства покоя, которое захлестнуло ее в машине с его отцом. Тогда она ощутила себя маленькой беззащитной девочкой. Этой девочке до боли хотелось принадлежать большому и сильному мужчине, сидящему за рулем.

Таня остановилась возле фонаря, посмотрела наверх, увидела, как в мутный шар света залетают снежные мушки, и смахнула слезу.